****
Я сидела на капоте автомобиля, когда из дома вышел Берлин, быстро находя своими чёрными глазами мой силуэт, окутанный, спускающимися на город сумерками. Вместе с сумерками опускалась и вечерняя прохлада, вынуждающая меня жаться в свой бежевый свободный свитер крупной вязки, а на плечах рефлекторно поправлять изумрудного цвета косуху. — Ты поведёшь. — бросив приближающемуся Берлину ключи, я встала с места и не задерживая на мужчине долгого, так необходимого ему взгляда, направилась в салон автомобиля, невольно содрогаясь от диссонанса тепла. Берлин не ответил, лишь улыбнулся той улыбкой, которую мне всегда дарил, и молча пройдя к багажнику, закинул в него сумку, следом опустившись на место водителя по левую сторону от меня. Захлопнув дверь, он поставил бутылку с водой в подстаканник между нами, наконец заводя тёмно-серый автомобиль. — Расскажешь, как Профессор пошёл на это? — расслабленно откидываюсь на спинку кожаного кресла, несвойственно первой нарушая царившее молчание. — Желание сохранить в секрете план «Чернобыль» оказалось сильнее личных намерений. — усмехнулся Берлин, словно что-то вспомнив. Его хитрый взгляд вскользь коснулся меня, и заметив недопонимание на лице, мужчина продолжил. — Утром мы встречаемся с сербами. — В сумке деньги? — глаза невольно возвращаются к багажнику, когда автомобиль уже выезжает на дорогу, покидая пределы дома. — Некоторая часть. — поясняет Берлин. — Будем передавать небольшими частями, чтобы не вызвать подозрений у полиции, которая вдруг неожиданно решит нас остановить и досмотреть машину. — Боюсь, если нас остановит полиция, сумка с деньгами тут же станет нашей наименьшей проблемой. — издаю нервный смешок, тут же рефлекторно поправляя на голове тёмные солнцезащитные очки, служившие мне верной «броней» в подобных ситуациях. Берлин далеко не глуп, чтобы понять к чему я клоню. Вряд ли в нашей команде есть люди с незапачканной репутацией, но почему-то взгляд мужчины в этот момент не кажется мне осознанным, нет полного ощущения, что он понимает, о чём именно я говорю. — Брось, ты ведь читал моё дело. — в моём голосе так и сквозит иронией, но Берлин почему-то не спешит улыбаться, сдавая себя с потрохами, он вообще ничего не говорит, словно ожидая от меня продолжения. — Неужели брат не поделился? — Как ты узнала? — задеваю за нужную верёвочку, заставая Берлина врасплох. — Громко разговариваете. — хмыкаю я, протягивая руку к бутылке с водой. — Ну либо у меня слишком хороший слух. — я вижу, как она напряжён, словно не был готов к моей наблюдательности и уж тем более к раскрытию своих тайн. — Брось, Берлин, эта информация ничего не меняет. Мне плевать, кто вы друг другу. Хоть любовники, неважно. — Любовники? — усмехается Берлин, разряжая обстановку. — Сеньорита Рига, как подобные пошлые мысли могли возникнуть в вашей светлой голове? — Ну, а что. — парируя я, принимая наигранно-задумчивый вид. — Если подумать, то Профессор, как мужчина, неплохой вариант. Умный, смелый, аккуратный, харизматичный, да и … довольно симпатичный. Да, чересчур педантичен в некоторых вещах, но … — Хочешь, чтобы я тебя и к собственному брату начал ревновать? — перебивает меня Берлин, не дав договорить. На его губах ироничная улыбка, со смесью правды и собственничества. От услышанного пробивает мелкая дрожь, я закашливаюсь от несвоевременного глотка, тут же делая ещё несколько, дабы прекратить кашель. — Ревновать стоит только тогда, когда девушка уже принадлежит тебе, Берлин. — хрипло отвечаю я, закрывая и убирая бутылку с водой назад. — А это разве не так? — серьёзно произносит мужчина, глядя на меня почти что в упор. Мы едем по трассе, наперевес другим автомобилям, а смотрит он только на меня, прямо в душу, пытаясь достать оттуда ответы. — Неужели, Профессор действительно не раскрыл тебе моего дела? — перевожу тему, как и всегда, пытаясь сбежать от ответа. Я вижу на лице Берлина снисходительность, он не злится и не пытается давить на меня, позволяя сначала самой разобраться собственных чувствах. Вновь переводит взгляд на дорогу, отвечая ровным, спокойным баритоном: — Не раскрыл. — качает головой Берлин. — Сказал, что ты девушка без прошлого. По спине пробегает холодок. «Девушка без прошлого» Как бы я хотела быть таковой, не неся за спиной груз потерь и боли. Я благодарна Профессору за то, что он сдержал обещание, не сказав правды даже самому близкому. — Но насколько это правда? — Насколько ты готов в это поверить. — улыбнулась я в ответ. Теоретически, я не солгала, поэтому гребаная совесть мучить меня не станет.****
— У этой девчонки слишком однообразная жизнь … Мы находились на дежурстве уже около получаса, успев встретить нашу «овечку» из школы и сопроводить её домой. — Интересно узнать, что делал ты в её возрасте. — в машине тепло, но по телу пробегает едва уловимый холодок, отчего я сильнее жмусь в свою куртку. Берлин замечает, добавляя тепла в салоне. — После школы я бежал к отцу в гараж, чтобы помочь с очередным ограблением. — брюнет становится задумчивым, отстранённым, словно на мгновение погрузился в прошлое. — А ты? — переводит взгляд на меня, тепло улыбаясь. — Девочка без прошлого? — нервно усмехаюсь я, чувствуя усиливающую дрожь в теле. — Шла в художественную школу, а после бежала на дополнительные по химии, чтобы в следующий раз не взорвать класс. — Что? — Берлина пробивает смех. — Ты взорвала класс? — Учительница сказала, что связь реактивов невозможна, а я доказала, что возможна. — улыбаться становится всё труднее, я начинаю чувствовать отчётливые изменения в своём организме. Речь Берлина становилась тише с каждой секундой, хотя он тембра и не менял. В плывущем сознании происходило понимание того, что что-то не так, и это что-то происходит непосредственно со мной. Казалось, словно в машине не хватает воздуха, я начинала невольно задыхаться, поддаваясь навязчивому звону в ушах. Взгляд был расфокусирован, очертания предметов в салоне и домов за окном расплывались в одну общую массу, и лишь только единственный в салоне силуэт Берлина оставался чётким, неприлично чётким. Чувства в один миг усилились, ощущения стали острее, низ живота предательски сводило, стоило изумрудным глазам, казалось, того не желая, обратить внимание на то, как крепко и властно Берлин сжимал руль одной рукой, готовый в любой момент сорваться с места. Его улыбка, его взгляд вдруг стали другими. Казалось, я чувствовала на себе его горячее дыхание, находясь чуть больше на расстоянии вытянутой руки. Я сопротивлялась, но разыгравшаяся фантазия была сильнее, прокручивая в голове странные от слова вовсе картинки. Стоило мне прикрыть глаза лишь на мгновение, как тут же я в фантазиях дёргала ручник и быстро перебиралась на колени мужчины, начиная стягивать с него надоедливый пиджак, а затем и галстук … Тяжёлый вздох … Его руки касаются моей талии, крепко и настойчиво проникают под футболку, стягивая ту наспех. Губы касаются друг друга рвано, слишком быстро, чтобы сердце начало трепетать, слишком грязно, чтобы говорить о чувствах. Оцененная внезапным возбуждением, я не сразу замечаю, как начинаю задыхаться, в прямом смысле слова хватая воздух ртом. Я мотаю головой в надежде, что всё это последствия неожиданного приступа, пытаюсь избавиться от безумного наваждения, но ничего не помогает, а мне становится лишь хуже. Лёгкие горят, дышать почти физически больно, руки не слушаются, открыть окно не получается. — Что с тобой? — голос Берлина отдаёт эхом. Его перепуганные глаза я вижу уже смутно, чёткий до этого силуэт начинает плыть. Я не отвечаю, не могу. Тянусь трясущейся ладонью к ручке двери и в прямом смысле слова вываливаюсь на улицу, с трудом цепляясь за дверь, чтобы не упасть совсем, и опускаюсь на колени прямо перед автомобилем, пытаясь восстановить дыхание. Слышу перепуганный голос Берлина, вижу, как он подбегает ко мне, как падает передо мной на колени, обхватывая моё лицо ладонями. — Рига, ты слышишь меня?! — он кричит, но я слышу лишь его шёпот, по-прежнему задыхаясь. Ощущение, что на лёгкие давят прессом, лишая возможности наполнить их кислородом. — Что ..... — пробудившийся кашель мешает говорить, вступая в союз задышкой. Они ведут неравный бой. — что было … в воде? … — голос охрип. Я из последних сил надеюсь, что Берлин понял мою несвязную речь. — Я не знаю … — мужчина напуган, ему крепкие руки дрожат касаясь моего лица, моих плеч, в попытке понять что происходит. — Я взял бутылку у Денвера … Знакомое имя, словно раскат грома пробивает сознание. Я пытаюсь собрать воедино пазлы происходящего, но общая картина никак не собирается, я начинаю чувствовать, как немеют пальцы, касающиеся холодного асфальта. — Инга … лятор … ингалятор … в бардачке … — ощущение, словно это последнее, что я могу сказать. На глазах слёзы от кашля, которые я поднимаю на Берлина, из последних сил цепляясь пальцами за его руки, пытающиеся меня удержать. Он пытается осторожно отстраниться, не причинив мне боли. Резко встаёт с колен и бежит к бардачку, не переставая оглядываться на меня. — Потерпи, милая, потерпи. — нервно, напугано тараторит Берлин, выворачивая бардачок «наизнанку». — Сейчас-сейчас. Ты только не отключайся. Кровь отступает от головы. Контролировать сознание всё труднее. Кашель начинается при каждой попытке произнести хоть слово. Лёгкие … кажется в них больше не осталось кислорода. Я чувствую, как начинаю терять сознание, погружаясь во мрак, и лишь трепетный голос Берлина позволяет мне до сих пор цепляться за реальность. Не чувствуя почти ничего, я чувствую его руки, прижимающие меня к себе чтобы я не упала, а губами смутно начинаю ощущать трубку, благодаря которой пытаюсь дышать. — Воот, молодец. — его голос, словно маяк, который не позволяет мне свернуть с пути. — Умница. Дыши. Не торопись. Всё уже хорошо. Я рядом. Вдохи становятся менее жадными, но я по-прежнему дышу рвано, порывисто, сквозь трубку пытаясь захватить больше кислорода, чем мне необходимо. Сознание не чёткое. В глазах всё размыто. Помню, как холодные пальцы цепляются за ворот пиджака Берлина, как я прижимаясь к его груди, прикрывая дрожащие веки.****
Больно дышать. Это первое, что я ощущаю, медленно приоткрыв запечатанные веки. В глазах по-прежнему немного плывёт, но дымка, что затуманивала сознание уже развеивалась, позволяя постепенно приходить в себя. Бегло осматриваюсь по сторонам. Я в машине. Пассажирское сидение отклонено от нормы, отчего я полулёжа могу наблюдать за происходящим. Окно приоткрыто, свежий воздух поступает в салон автомобиля, позволяя быстрее взбодриться. На мне пиджак Берлина, плотно укрывающий от ночной прохлады, запахом парфюма мужчины всё больше приводя в сознание. Бергамот, лаванда, кардамон, с древесным финалом. Хочется вдохнуть глубже, но перенапряженные лёгкие против, вызывают тихий кашель. Я чуть приподнимаюсь, пытаясь в окне рассмотреть того самого человека, силуэт которого всё никак не выходит из головы. Я слышу его голос отдалённо, с натугом пытаясь разобрать слова. — Что ты ей подсыпал?! — его тёмный силуэт растворялся в ночи, когда Берлин, сжимая телефон в руках, мерил пространство шагами, не находя себе места. — Что?! Чёртов придурок! Что в составе было?! … Отвечай! … Кретин … Если бы с ней что-то случилось … — я касаюсь ручки двери, осторожно приоткрывая её, и тем самым привлекая внимание Берлина, не успевшего договорить. — Начинай писать завещание … — последнее, что мужчина произносит в трубку перед тем, как скинуть звонок и быстрым шагом направиться ко мне. Приоткрыв дверь пошире, я переступила ногами порожек, по-прежнему продолжая сидеть в автомобиле. Опустив глаза вниз, я невольно зажмурилась от накатившей резкой боли в висках, вцепившись к голову руками. — Ты как? — упав передо мной на колени, нервно протараторил Берлин, руками обхватывая мои плечи, взглядом пытаясь поймать мой. — Бывало и лучше. — голос охрип, я отвечаю почти шёпотом, поднимая уставшие красные глаза на Берлина. Он нервничает, даже сейчас, когда я пришла в себя не может избавиться от страха, без доли наигранности переживая за меня. Всё читается в его цвета ночи глазах. В глазах, которые я видела, когда отключалась. В голосе, который слышала, когда он просил меня не отключаться. — Что было в воде? — говорю еле слышно, отзывающимся на касания телом чувствую его нервные прикосновения к моим рукам. — Виагра. — тяжело выдыхает мужчина, невольно крепче сжимая мои ладони своими. — В составе был … — Бензойный альдегид. — шёпотом договариваю за Берлина. — Или миндаль. У меня аллергия. — Откуда ты знала, что бардачке лежит ингалятор? — бросаю беглый взгляд к бардачку, мысленно благодаря свою удачу. — Заметила, когда Москва его туда убирал. — сознание силится с мыслью, чем всё это могло для меня закончиться. — Поможешь встать? — Берлин молча кивает, поправляя на моих плечах свой пиджак и крепче перехватывая ладони. Встав на ноги, мягко отстраняюсь от мужчины в попытке пройтись, но тело и сознание по-прежнему работают не сообща, заставляя голову кружиться. Не успеваю ухватиться за дверь автомобиля, как руки Берлина вновь прикасаются ко мне, крепко обхватывая пальцами талию, позволяя устоять на месте. Поднимаю на Берлина глаза и сдаюсь, мягко, как никогда прежде, прижимаясь всем своим телом к его груди. — Спасибо … — глубоко выдыхаю чувствуя, как сердце его начинает биться чаще, словно ощущая меня рядом. В отведённые только нам минуты я забываю обо всём. О правилах. О внутреннем холоде и границах, что всё это время выстраивала между нами. Позволяю себе на секунду чувствовать, не создавая баррикад. — Я испугался за тебя … — чувствую, как слова ему даются не легче моего. Дрожащие то ли от нервов, то ли от холода ладони крепче сжимают талию. Я чувствую тонкое прикосновение его губ, оставляющих почти неощутимый поцелуй на моих волосах. — Ты меня спас … — от собственных слов на губах дрожащая улыбка. — За мной должок … — Я предпочту его не забирать. Звонок телефона, вибрирующего в кармане брюк Берлин грубо разрезает тишину, воцарившую после его слов. Я чувствую, как глубоко мужчина выдыхает, как нехотя отстраняется от меня, взглядом словно извиняясь и медленно тянется к телефону, не отпуская ни меня, ни нашего зрительного контакта. — Да, Профессор. — сквозь зубы произносит мужчина. — С Ригой … — на мой короткий кивок, Берлин продолжил. — всё в порядке. Хотите, чтобы мы вернулись? — он повторяет слова Профессора специально для меня, позволяя принять решение. Я качаю головой, не имея ни сил, ни самое главное желание возвращаться в наш временный обитель, найдя сейчас свою компанию здесь. — Мы останемся. — отвечает Берлин, на мгновение отводя от меня взгляд. — Да, я понял, буду держать в курсе. — он вновь убирает телефон в карман, возвращая на меня свои тёмные как эта ночь глаза. — Уверена, что тебе не нужно к врачу? — Уверена. — говорю хрипло, но отчётливо. — Я сама врач, если ты забыл. Всё в порядке. Берлин медлит, словно не веря. Ну, конечно, как можно верить девушке, которая ещё час назад поймала анафилактический шок, без чертового ингалятора не сулящего ничего хорошего. Спустя паузу всё-таки отвечает: — Идём в салон, ты замёрзла … Застаю мужчину врасплох, когда вдруг поднимая на него свой взгляд, до этого спрятанный в его же рубашке, без всякой мысли сейчас куда-то идти. Сознание отключается лишь на мгновение, когда я, встав на носочки, резко поддаюсь вперёд и накрываю губы Берлина своими, чувствуя, как наши сердца замирают вместе с нами. Поцелуй короткий, я отстраняюсь уже спустя несколько секунд, не прекращая смотреть в удивлённые, горящие глаза Берлина. Он тянется навстречу вновь, но я кладу палец на его слегка дрожащие губы, создавая между нами такое незначительное расстояние. — Я замёрзла. — улыбаюсь искренне, читая в его глазах миллион эмоций. От удовлетворения и желания, до разочарования и потерянности. Убираю палец с губ, скользя ладонью по его широкой груди, а затем отстраняюсь полностью, делая шаг к автомобилю.