Carpe diem

Медленно открываю глаза, не в силах больше укрываться от назойливых лучей солнца, своими щупальцами обхватывающими лицо. Не закрыть с вечера окно плотными шторами было очень плохой идеей. Первым, что ощущаю, так это жуткую сухость во рту, словно я не пила последние сутки. Пытаюсь поспешно подняться с кровати, как уже через секунду понимаю, что это было одно из самых глупых моих решений, потому что виски пробивает противная тянущая боль. Ощущение, словно сквозь голову безжалостно продели металлический жгут, напоследок ещё и хорошенько прокрутив его для большего эффекта. Откидываюсь на подушку, глубоко вздыхая. Воспоминания вчерашнего медленно пробиваются сквозь болезненное сознание, отчего лучше не становится, скорее наоборот, к проблемам физическим, добавляются проблемы душевные, с которыми я пока бороться не готова. Нет-нет, не сейчас. Но почему памяти на это плевать? … Когда мы вернулись, в доме уже стояла упоительная тишина, и лишь наши одинокие силуэты разряжали её негромкими шагами, которыми мы нехотя завершали эту ночь. Узкий коридор окутал мрак, сквозь который мы пробирались к своим комнатам, глядя почти что в пустоту. Мы молчали, и нет ни от страха вновь заговорить друг с другом, а от нежелания прервать этот уединённый момент. Оказавшись у собственной комнаты, я лишь толкнула её плечом вперёд, не сильно думая закрыть её, когда устраивала саботаж с побегом несколько часов тому назад. Выпитый алкоголь давал знать о себе накатывающей усталостью, но я не была пьяна, нет. Я была скорее разбита, потеряна, я не знала, как пережить эту ночь. Сев на кровать, сквозь густую темноту, освещаемую лишь отражённым блеском луны, я подняла на Берлина глаза, словно благодаря, что он вновь не оставил меня одну. Почему-то сомнений не было, что пойдёт он следом за мной, не решившись расстаться вот так, разбежавшись по комнатам. — Тебе нужно поспать. — прошептал мужчина, медленно надвигаясь на меня. — Ты устала. — Я не смогу заснуть … — качаю головой, борясь с усталостью. Берлин улыбается, слишком спокойно и уверенно, подходя ко мне почти вплотную. — Ложись. — я долго смотрю на него, почти безнадёжно относясь к бессмысленной затее, но всё же спустя время подчиняюсь, медленно опускаясь на подушки. Берлин подходит ближе и склонившись надо мной, тянется к одеялу, заботливо меня укрывая по самые плечи, отчего усталость наступает сильнее, затягивая в свои оковы. — Спокойной ночи. — шепчет мужчина, оставляя на моих волосах еле ощутимый сознанием поцелуй. Он собирается уйти, но я тянусь за его рукой, сильнее распахивая свои красные от усталости глаза. — Спасибо. — шепчу в ответ, мысленно радуясь, что во взгляде в темноте он видит лишь отблеск, и не может заглянуть во всю глубину того, что было под маской льда в моих зелёных глазах. Дыхание перехватывает. Тело не привыкло столько чувствовать. Сердце не привыкло так гореть. Вчера я позволила себе слишком много. Не сказав и слова правды, позволила рассказать всё взгляду, пустому, потерянному, больному. И от ощущения этого было страшно. Было безумно страшно осознавать, что тебя увидели настоящей, что именно ТЫ позволила увидеть себя без взращенного скафандра, с разбитой вдребезги стеной, возникающей каждый раз, как кто-то пытался к тебе приблизиться. И самое страшное, что этим человеком стал Берлин. Берлин — человек, которого ты раньше не мог представить без нахальной улыбки и похотливого взгляда. Человек, который среди семи миллиардов других людей на планете стал тебе самым близким. Голова болит, но я встаю, сцепив зубы встаю, отгоняя сознание подводящее дважды. Взгляд падает на часы, стоящие на тумбе. 6:36. У меня была приличная фора. Фора, чтобы пробраться в душевую и остаться незамеченной от посторонних глаз, которые в этом доме были губительнее пули, в самые неподходящие в жизни моменты. И чёрт возьми, сейчас как раз был такой. Спотыкаясь об кровать и уже лёжа тянусь к полотенцу, лежащему на стуле по другую от меня сторону. Взъерошенные белокурые волосы наспех собираю в хвост понимаю, что это большее, на что я пока способна. Закинув полотенце на плечо, тяжёлыми шагами иду к двери, щурясь от постоянно пульсирующей боли в висках. Нарочито тихо открываю дверь, заведомо зная, что в такое время дом ещё спит, и никто точно не встретится в коридоре, застав меня не в самом лучше расположении духа. Взгляд невольно падает на дверь напротив, будоража внутри вчерашние чувства. Нет-нет, не думать об этом, только не сейчас, когда голова и без того слабо работает, отдавая последние силы на борьбу с противной болью. Качаю головой, силясь с бессовестным сознанием, пытающимся пробудить вчерашние чувства. Быстро моргаю и отхожу от комнаты, направляясь по коридору в общую душевую. Подойдя, толкаю вперёд скрипучую дверь душевой, намереваясь войти, как тут же замираю, заметив Токио, стоящую перед зеркалом в одном белом полотенце. Вскидываю брови, заведомо не ожидая застать кого-то в такую рань. — Понятно. — согласно киваю, что опоздала, собираясь покинуть комнату, но меня резко окликают, не дав сделать и шага. И на что я надеялась, что не заметит? — Стоять. — голос её раздаётся, словно приказ командира, решившего меня отчитать. Сейчас, когда голова раскалывается, я не особо хочу скандалить и выяснять отношения, хотя причину её претензии и понимаю, поэтому молча поворачиваюсь на все сто восемьдесят, припадая плечом к косяку двери. Лицо моё непроницаемо. Сейчас меня не раздражает даже её тон, с которым девушка решается говорить. — Чего тебе? — желания разговаривать нет от слова совсем, но уверенные шаги Токио, с которыми девушка приближается ко мне говорят, что её нисколько это не беспокоит. — Граната. — рявкает брюнетка, оказываясь рядом со мной на расстоянии вытянутой руки. — Твоих рук дело? — Да. — кажется, её саму удивляет мой чересчур прямой ответ. — Ещё вопросы будут? — Ты совсем отбитая? — из-за моего спокойствия, девушка распаляётся ещё сильнее, пытаясь уничтожить меня взглядом на месте. — Ты человеку гранату подложила … — Поправочка, учебную гранату. — вынуждено перебиваю Токио, желая как можно скорее сбежать от её истеричной натуры. — И давай на чистоту, ладно? Вы, два идиота, залезли ко мне в комнату, как последние крысы, не решившись спросить о так интересующей вас правде прямо в лицо. И поверь, учебная граната под одеялом, перепугавшая до усрачки хлопком твоего паренька, это меньшее наказание, которого вы оба заслужили. И пусть Рио скажет мне спасибо, ведь впредь он несколько раз подумает перед тем, как пойти с тобой на очередную авантюру. Доходчиво? — Значит, один-один? Поиграть решила? — нервно усмехается Токио, глядя на меня снизу вверх. Смотрит, словно хищник, изучающий добычу. — Понимай, как хочешь. — устало хмыкаю, хмуря на Токио брови. — Ты закончила? — спустя короткую паузу получаю согласный кивок, и отхожу в сторону. — Тогда на выход. Прости, посмотреть не позову. Токио усмехается, несколько секунд продолжая таращить на меня свой пристальный чёрный взгляд, а затем уходит, оставляя меня в комнате совсем одну.

****

Контрастный душ медленно, но верно начинает приводить в себя. И, хотя, от головной боли он не избавляет, чувствую я себя действительно лучше, ощущая хоть какие-то силы на то, чтобы прожить этот чертовски трудный день. Высушив волосы и приведя помятое подушкой за ночь лицо в привычное состояние, я надела чёрный укороченный крок-топ с чёрно-белой клетчатой рубашкой сверху, голубые джинсы с завышенной талией и тёмно-бежевые ботинки со шнуровкой, вышла из комнаты, планируя зафиналить не самое лучшее начало дня крепким кофе. — Доброе утро. — привычный тембр мужского голоса разрезает тишину, царившую в пустом коридоре. Я оборачиваюсь на звук, не сразу замечая Берлина, выходящего из комнаты вслед за мной. Сердце в груди совершает кульбит, ударяет с удвоенной силой, содрагая грудную клетку. Чёртово сознание со своими воспоминаниями совсем не помогает, а скорее губительно мешает, оставляя на теле мурашки от его фантомных касаний. — Издеваешься? — нервно усмехаюсь, бросая на мужчину беглый невыспавшийся взгляд. Сбылось то, чего я так отчаянно боялась с самого утра, хотя и отказывалась себе в этом признаться — остаться с ним наедине, вновь оказаться рядом, чувствуя на себе его цепкий взгляд и непреодолимое желание вновь ощутить то тепло, что до кончиков пальцев пронзило меня вчера. — Разве я умею? — в голосе попахивает иронией, как и во взгляде, прикованном ко мне. — Как себя чувствуешь? — он ждёт, пока я закрою дверь, поправляя закатанные на руках рукава белой рубашки. Веди себя как обычно, Рига. Веди. себя. как. обычно. Терпи и держись, посылая все сбившиеся сердечные ритмы к чёрту. — Терпимо. — рефлекторно кладу ключ в задний карман джинс, направляясь в сторону лестницы. — Боюсь захлебнуться в собственной зависти, поэтому как ты спрашивать не стану. Выглядишь так, словно и не пил. — Как бы я себя не чувствовал, вчерашняя ночь того стоила. — от трепетного голоса за спиной, по телу пробежала дрожь. Дрожь, с которой я вела невидимую войну. — Понравилось нарушать правила? — нервно усмехаюсь, боясь взглянуть назад. — Понравилось узнавать тебя. Да чтоб тебя, Берлин! Ты меня что, добить своими откровенностями решил?! Я тут и так смотреть на тебя боюсь, впервые в жизни не доверяя собственному самообладанию, а ты ещё и так больно «бьёшь» … бьёшь по самому хрупкому … человеческим чувствам. Невольно ускоряю шаг, уже с лестницы слыша знакомые голоса некоторых членов команды. Да, я бегу, бегу от блядских проблем, в которые сама же себя и втянула, наверное, впервые в жизни не решаясь прямо взглянуть им в глаза. — А вы у нас теперь по одиночке не ходите? — голос Денвера сквозит недовольством, когда парень видит нас с Берлином, спускающимся по лестнице со второго этажа друг за другом. Парень сидел за столом, в компании Найроби, Москвы и Профессора, взгляды которых заметно активизировались при виде нас. — На тон тише, Денвер. — не обращая внимание на явную ревностную претензию, я быстро спускаюсь с последних ступенек лестницы, направляясь к своей уже излюбленной кофемашине. — Берлин, могу ли я узнать, где ты пропадал этой ночью? — обычно тактичный Профессор сейчас не скупился на эмоции, словно старший брат отчитывал младшего за непослушание. В действительности же всё было наоборот. — Я обязан перед вами отчитываться, Профессор? — откровенно ухмыльнулся Берлин, не глядя на брата направляясь в мою сторону, где я, в который раз за утро зависла в пространстве. Я хоть и слышала диалог мужчин, но участвовать в нём никак не планировала, тупо пялясь в треснувшую дощечку на противоположной стене. — Здесь существуют правила, Берлин. — голос мужчины заметно похолодел, он вновь поправил свои очки, словно это придавало его словам ещё большей уверенности. — Никому не разрешено покидать пределы этого дома, без видимых на то … — Я гулял. — Берлин подошёл ко мне ближе и остановился совсем рядом, опираясь спиной о деревянную столешницу кухонной тумбы, дожидаясь пока кофемашина справится со своими обязанностями. — У меня была бессонница и я гулял вокруг дома. Такой ответ устроит? — Не с Ригой ли гулял? — усмехнулась Найроби, бегая взглядом от меня к Берлину, стоящим друг к другу совсем близко. — Мы её вчера тоже никак найти не могли. Знаете, об нашем с Берлином умении скрывать свои истинные эмоции, можно было написать книгу, серьёзно. Сложно представить других более хладнокровных людей, которые бы так умело скрывали правду. Люди, которые вчера сбегали из дома и полночи провели вместе, болтая о таких простых вещах, подобно самым обычным людям, сейчас не выдавали ни единой эмоции, создавая вид, словно и вовсе не знакомы. — Впрочем, если и так, тебя разве что-то не устраивает, Найроби? — видеть его улыбку сейчас было необязательно, её легко можно было прочувствовать, стоя на расстоянии таком, что наши плечи соприкасались. — Или ты бы предпочла, чтобы я гулял с тобой? От услышанного, девушка давится кашлем, дрожащими от смеси смеха и удивления руками, ставя кружку обратно на стол. — Ну нет уж. — хрипло усмехается Найроби, откидываясь на спинку стула. — Я, с твоей напыщенностью, наедине оставаться не готова. Тебя только Рига терпеть умеет. — Бедная девочка. — усмехается Москва, закрывая улыбку рукой. Кофе готов. Взяв кружку в руку, я оборачиваюсь лицом к команде, невольно выхватывая на лице Берлина самодовольную улыбку. — После завтрака я жду вас в классе. — наспех произносит Профессор, быстро поднимаясь с места и уходя прочь в сторону второго этажа. — Кто-нибудь знает, что нас ждёт? — спрашивает Москва, глазами бегая от меня к Берлину. — Урок анатомии. — хрипло отвечаю я, вызывая у членов команды больше вопросов, чем ответов.

****

— Нижняя полая вена. — Профессор проводил маркером по телу Рио, изредка поглядывая на внимательно и не очень, слушающих его членов команды. — Правая и левая. Почка. Воротная вена. Лёгочные вены. Правая и левая. От сердца: вены — подключичная артерия, правая и левая. Плечевая артерии. Передняя плечевая. Внутренняя и наружная яремные артерии. Теперь главные артерии красным. — Так, стоп-стоп, погодите. — краткий курс анатомии прервал перепуганный ни на шутку Денвер. — Вы что, хотите, чтобы мы вот так выучили медицину? С помощью пары маркеров? — Если кого-нибудь ранят, поехать в больницу не получится. — парировал Профессор. — Придётся справляться своими силами. — Это же самоубийство. — поджилки у паренька затряслись ни на шутку, стальные яйца, о которых он привык рассказывать девчонкам оказались не такими уж и стальными. — Сынок … — парня попытался успокоить Москва. — Одно дело оказаться в этой мышеловке, другое дело в ней сдохнуть. — казалось, словно спустя уже столько времени, Денвер до конца не догонял, на какое серьёзное дело подписался. Осмысление начало приходить к нему лишь сейчас. — Денвер, от тебя требуется только научиться извлекать пулю. — Берлин резко перевёл взгляд на парня. — Не устраивай здесь трагедии. — Это не сложно. — а вот и очередной знаток хирургии — Найроби, считающая, что всё так просто. — Взял пинцет, вынул пулю и ничего не задел. И всё. — интересно, когда кого-то из нас подстрелят, она будет думать точно также? — Даа, всего лишь пуля в теле. — нервно усмехнулся парень. — Ерунда. Если меня подстрелят, отвезёте меня в больницу. — Я скорее тебе пулю в лоб пущу, чтобы не мучился. — холодно произношу я, привлекая к себе всеобщее внимание. Я не особо горела желанием, после вчерашней попойки стоять над уже заледеневшим Рио, разглядывая его подкаченное «подростковое» тело, поэтому предпочла держаться от команды подальше, удобно расположившись сверху на столе, стоящем в нескольких метрах от их импровизированного класса. В кабинете повисла тишина, никто из команды до конца не понимал, шучу ли я сейчас, пытаясь припугнуть дрогнувшего парня или говорю всерьёз. Профессор удивлённо открыл рот, не зная что сейчас сказать в ответ на противоречивое заявление. — Впервые в жизни я согласна с ней. — первой тишину разрезала Токио, от которой сейчас я ждала этого меньше всего. — Я лучше ногу потеряю и останусь на свободе, чем буду здоровой … в тюрьме. — Никто не будет в тюрьме. — уверенно подытожил Профессор. — Через любого из нас отыщут остальных. Хотите отказаться, сейчас самое время … Вы останетесь тут до конца ограбления. — мужчина выразительно взглянул на Денвера, но тот промолчал. — Вы ещё долго болтать будете? — подопытный кролик в лице Рио подал голос. — А то мой член стал, как у Хельсинки. — Эй, что ты там сказал о моём члене? — наигранно озлобился серб, вызвав дружный смех у всех членов команды. — Ладно, хватит … — но Профессору уже не принадлежала аудитория, он потерял своё внимание. — Посмотреть на него хочешь? — кротко улыбнулся мужчина, хватаясь за пряжку своего ремня. — Пожалуйста … — вкрадчивый голос Профессора всё-таки сумел остановить тираду этих двух болванов. — Оденься. — команда продолжала тихонько хихикать, провожая Рио взглядом, который тут же потянулся за футболкой, висящей на спинке стула возле Токио. — Кто следующий? Было видно, как желанием никто не горел, в надежде переглядываясь между собой. Перспектива полежать полуголым на холодном столе перед остальными членами команды никого не приводила в восторг. — Нет? Никто не хочет? — неожиданно вступилась Найроби, выходя вперёд и оставляя Берлина позади. — Лааадно. — наспех стянув с себя майку, девушка опустилась на стол, где до этого лежал Рио, дожидаясь второго желающего, которому предстояла роль аля-доктора. Сложно было не заметить удивлённого взгляда Берлина, следившего сейчас за каждым плавным движением полуголой Найроби. Что-то на закромах сердца кольнуло. И на что я надеялась? Что у здорового половозрелого мужчины будет другая реакция? Он поймал мой взгляд на себе, и чёрт знает что он там увидел, но улыбка его сейчас была довольнее чеширского кота, словно ему снова удалось одержать надо мной маленькую победу. Быстро отвожу нервный, сметённый взгляд вниз и только сейчас замечаю, как сильно впиваюсь ногтями в ладони, сжимая кулаки до боли в кистях. И что это сейчас было, Рига? Собственничество? … — Кто хочет попробовать? — вопрошает Профессор, взглядом изучая сомневающуюся команду, но удерживает его почему-то на Берлине, словно намекая попробовать. — Давайте я. — слова срываются с губ непроизвольно. Я понятия не имею, что мной сейчас движет, но с чувством ревности я согласиться не готова. — Иначе это никогда не закончится … — привношу в свой голос безразличия, но ситуацию это уже не спасёт. Наспех снимаю клетчатую рубашку понимая, что она может мешать, и спрыгнув со стола, ставшим моим пристанищем, прохожу вглубь комнаты, обходя стол по кругу, на котором всё это время лежала Найроби, совершенно не смущаясь мужских внимательных глаз, подхожу вплотную, оставляя Берлина за своей спиной. Он отступил лишь на полшага, позволяя мне встать рядом, причём настолько близко, что видит бог, я чувствовала прикосновения его груди на своих оголённых плечах, по которым и без того бежала дрожь. Глубоко выдыхаю, силясь с собственными демонами в голове. Я должна взять себя в руки! Должна собраться позабыв, что он нависает над моим плечом, делая вид, что ему чертовски интересно, а не потому, что ему, как и мне, хочется вновь прикоснуться к щемящему душу телу. — Повторяю один раз. Запоминайте. — склоняюсь над девушкой, вознося фломастер над её оголённым телом. — Попасть проще всего в туловище, поэтому метиться будут в сердце. — я ткнула закрытым маркером в грудь Найроби, заставив девушку чуть вздрогнуть от столь резкого движения, к которому я и сама отнеслась с удивлением. — Над ним лёгочная артерия и лёгочная вена. Здесь верхняя и нижняя полые вены. Попадут в артерию и вы трупы. — я на секунду замолчала, позволяя команде осознать сказанное. — Ниже, — провела маркером вниз от сердца, до самого ремня брюк, замечая часть шрама, выглядывающего из-под них. — аорта — самая крупная артерия. Если пуля пробьёт её, начнётся внутреннее кровотечение и вы трупы. Выше, — вновь повела маркером вверх по телу брюнетки, останавливаясь в нескольких сантиметрах под сердцем. — верхняя и нижняя полые вены. Под ними чревный ствол и печеночная вена. Почечная вена и почечные артерии здесь и здесь. — мягко ткнула фломастером. — Поднимаемся выше к руке. Подключичная артерия. Подключичная вена. Латеральная вена руки. Подмышечная артерия. Хотите выстрелить и не убить, стреляйте в плечо. Рана заживёт быстро и жизненно важные органы не будут задеты. Плечевая артерия. — скользнула ниже. — Медиальная подкожная вена руки. Срединная вена локтя. Локтевая и лучевая вены. — пришлось коснуться лица Найроби, отворачивая его в сторону. — Наружная и внутренняя ярёмные артерии. Здесь позвоночная артерия. Общая сонная артерия здесь. Вам их знать необязательно. Если попадут в шею … вы трупы. Хотите много крови, стреляйте по касательной бедра. — я лишь бросила короткий взгляд к ноге. — Там проходит бедренная артерия. — обведя быстрым взглядом присутствующих, я наконец подытожила, тяжело выдыхая. — Поздравляю, вы прошли ускоренный курс анатомии. — Ты всю ночь зубрила учебник по анатомии, чтобы нас удивить? — хмыкнула Токио, испытывающим взглядом прожигая меня. Уверена, в голове у этой дьяволицы сейчас плясал не один чертёнок от жуткого любопытства. — В отличие от вас с Рио, ночью я предпочитаю спать. — многозначительно подмигнув девушке, ответила я. Профессор уже было задохнулся от возмущения, догадываясь, к чему именно я клоню, но Найроби вовремя перебила его порыв, словно по зову сердца решая спасти «подругу» от допроса. — Реально, откуда такие познания? — медленно вставая с места, спросила брюнетка, глазами пытаясь найти майку, которую куда-то забросила. — Неважно. — буркнула я, пытаясь уйти от ответа. Обернувшись назад, я уже собиралась покинуть этот сжимающийся вокруг меня круг ада, как чуть не споткнулась об стоящего в нескольких сантиметрах меня Берлина, казалось, подступившего ещё ближе. Пришлось отшатнуться, руками хватаясь за стол, подпирающий мою спину. — На сегодня урок закончен. — Профессор в спешке начал собирать свои записи со стола, пытаясь не смотреть в нашу сторону. Его чертовски раздражала наша телесная близость, но мужчина будто не мог воспротивиться, словно это бы означало его скорейший проигрыш в невидимой игре. — Я пройду? — спрашиваю скорее ради приличия, дабы разрядить обстановку. — Конечно. — мужчина наспех отступает, давая мне возможность освободиться из этого невидимого плена и вернуться к столу, на котором сидела. Прошло не больше минуты, но класс покинули почти все, по только им известным причинам не желая здесь задерживаться. Я обернулась назад, когда в комнате стало слишком тихо, застав в проходе лишь Берлина. — А если серьёзно? — мужчина не спешил уходить, дожидаясь меня у двери, пока я натягивала свою рубашку. Правды он не знал, как и все остальные, питаясь лишь догадками. Не то, чтобы эта страница моей биографии была чрезмерно секретной, учитывая, что подобную информацию пишут в каждом деле, никто подробностей не знал, да и я не спешила раскрывать все карты. На секунду я замерла с рубашкой в руках, вспоминая те «уроки», благодаря которым, я сейчас всё это знаю. Чувствую полную дезориентацию. Голова кружится, в глазах плывёт, в ушах отдаёт противный звон, от которого хочется спрятаться в самый укромный уголок этого не самого уютного места. Перепуганными глазами пытаюсь выхватить хоть что-то целое, но общая кровавая картинка затуманивает рассудок. — Анна, ты слышишь меня?! — меня трясут за плечи, пытаясь привести в себя. — Приди в себя! — голос медсестры отдаёт жутким эхом. Её силуэт я вижу размыто, всё происходит словно в замедленной съемке. — Новая машина с ранеными приехала. Нам помощь твоя нужна. Рефлекторно киваю, пытаясь избавиться от пелены перед глазами, поглощающей разум. — Хорошо. — нервно отзывается голос девушки, наконец отпустившей мои плечи. — Та машина, видишь? — указывает рукой в сторону блондинка, откуда уже выносили раненых. — Да. — не понимаю, откуда в голосе столько уверенности. Моё сознание до сих пор не готово воспринимать действительность всерьёз. Хочется посильнее себя ущипнуть, чтобы перед глазами наконец исчезла кровь, а уши перестали пронзать адские крики тех, кому оторвало конечности или вывернуло наружу органы, при падении на лагерь вражеской бомбы. — Берёшь её на себя. — бросает наспех девушка, быстро убегая в сторону госпиталя. — Давай-давай, шевелись. Им никто кроме тебя не поможет! — Я военный хирург. — отмахиваюсь от воспоминаний, нервно поправляя волосы. — Несколько лет раненых оперировала. Берлин молчит, взгляда от меня не отводя. Его вчерашние слова дали мне понять, что Профессор всё же сдержал обещание и не позволил, даже своему родному брату, узнать обо мне хоть частицу правды. — Военный хирург со снайперской винтовкой в комнате? — Не доучилась. — я ответила быстро и чересчур резко, поднимая изумрудного цвета глаза на мужчину, тактично вытягивавшего из меня информацию. — Полгода не хватило. Меня перевели. Нужно было закрыть бреши в составе. Застегнув среднюю пуговицу на рубашке, я опустила глаза вниз и начала медленно покидать комнату, направляясь к выходу, где меня терпеливо дожидался Берлин. Оказавшись в проходе, я замерла, чувствуя на своей ладони чужое касание. — Выходит, тебе придётся из меня пули вытаскивать? — нервно усмехнулся Берлин, пальцами осторожно сдавливая тонкий изгиб моей кисти. — В тебя не прилетит. — мягко улыбнулась я, медленно оттягивая ладонь.