I could be wrong 'bout anybody else So don't kid yourself, kid yourself It's you right there, right there in the mirror And you don't wanna hurt yourself, hurt yourself Looking too closely, uuuh
Двое юношей сидели за кухонным столом друг напротив друга. Между ними стояла бутылка виски из маячных закромов, а перед каждым - по наполненному стакану. Освещали помещение лишь переносная масляная лампа и тлеющий огонь из печи, чей свет отражался от рыжих волос одного и поглощался тёмными волосами другого. Йен обрисовывал пальцем узоры древесины на столешнице, а Микки отковыривал ногтем щепку от её щербатой поверхности. Мик не мог понять, какого чёрта только что происходило наверху. Какая такая ядовитая медуза ужалила рыжего, что тот так взъерепенился. Да и сам-то хорош! Вывалил целый ушат дерьма на голову этого излишне чувствительного олуха. Будто тот был в чём-то виноват. Галлагер, быть может, вообще, лучшее, что случилось с ним в его паскудной жизни. Но слишком уж безмятежно они провели вместе эти несколько дней после шторма. Что он по привычке стал искать подвох. Потому что не бывает безнаказанно так хорошо. Вот и психанул, кретин. Вопрос, кто тут из них на самом деле излишне чувствительный олух, Микки решил оставить для себя открытым. Эйфория от того, что он выжил, начинала проходить. И на это наложилось очередное упоминание о людях вне этого острова. Которые могут нечаянно нагрянуть, разрази их гром, чтобы разрушить и без того эфемерную идиллию. И о жизни на большой земле. К которой ему, хочешь - не хочешь, как-то придётся адаптироваться, словно через кашалотовы* кишки пролезая. Не будет же он здесь вечность путаться у Йена под ногами. Хотя, надо отдать смотрителю должное, тот не выражал никакого недовольства, а напротив, порой казалось, будто он ждал именно его все три года, проведённые на маяке. Микки тряхнул головой, прогоняя из неё всякие глупости. Наблюдая утром, как Галлагер крутит окуляры, его мозг не могла не посетить шальная мысль, а не блюстителей ли закона там рыжий высматривает. Но она ушла даже быстрее, чем появилась. И никакие инстинкты самосохранения, вкупе с природными подозрительностью и недоверчивостью, её ни на секунду не задержали. Посему выходило, что он впервые кому-то... доверял? Причём, без какого-либо основания. Исходя лишь из... В самом деле, из чего? Микки поднял взгляд на парня, что сидел напротив. Тот задумчиво потирал шею сзади, взбалтывая янтарную жидкость в стеклянном сосуде. Паршивец выглядел как лирический герой из тех баллад, что странствующие музыканты заунывно напевают в портовых трактирах. Каждый раз, когда Микки смотрел на него, то опасался, что когда-нибудь просто не сможет отвести глаз. Он был великолепнее всего, что брюнет видел в своей жизни. А по роду своих занятий пират имел дело с настоящими произведениями искусства. На корабле они контрабандой перевозили мраморные статуи, художественные картины и целые сундуки сверкающих драгоценностей. Но красота даже самых дорогих творений и сияние сокровищ меркли рядом с этим деревенским конопатым парнем. Подобные мысли Микки не был способен остановить, а отрицать и подавно. Они и были главным поводом уехать отсюда на все четыре стороны при первой же возможности. Даже если он не имел ни малейшего понятия, куда держать курс. Зелёные глаза устремились вверх, глядя на него из-под ресниц. Лукавая улыбка вдруг заиграла на веснушчатом лице. Чокнувшись, они выпили залпом терпкий напиток и синхронно вытерли рты тыльной стороной ладоней. Наполняя заново опустевшую тару, маячник заговорил: — Ты спрашивал о веселье... — Да, и я его получил в этой бутылке, - Микки указал на стеклянную ёмкость, из которой лилась третья порция горячительной жидкости. После бадяжного дрянного рома, запасы которого на корабле никогда не иссякали, любое другое пойло показалось бы элитным напитком, но этот виски был в самом деле неплох. — Предлагаю... Правда или выпивка? - выпалил парень, вкладывая в голос весь свой энтузиазм. — Я могу прямо сейчас дать тебе однозначный ответ на этот вопрос, - остужая его пыл, ответил пират. — Это игра, - взялся объяснять его собеседник, - Один другому задаёт вопрос, второй либо отвечает, либо пьёт. Будто бы Микки не понимал, о чём шла речь. Это была в равной степени интригующая и опасная затея. — Я наверху уже задал свой вопрос. О выпивке. Потому что хотел напиться, - резонно заметил он, - И теперь мне ничто не помешает это сделать. Так что, если хочешь болтать, пока я молча принимаю на борт... Брюнет пытался отшутиться, но рыжий его перебил: — Не всё так просто. Если не отвечаешь - то и не спрашиваешь. Это уточнение зажгло искру интереса в душе Микки. Он действительно о многом бы хотел расспросить маячника. И в условиях игры это представлялось возможным. Но раз Галлагер такое предлагает - значит и у него имеются свои вопросы. Как далеко Мик готов был зайти? Что именно он может о себе рассказать, не вспугнув при этом своего слушателя? — Это помогает сменить курс с нежелательной темы, - пояснил смотритель. Пират задумчиво жевал губу, прикидывая в уме все за и против. — Ну, что не так с весельем? - наседал неугомонный дурень. И Микки, наконец, сдался, полностью уверенный, что точно пожалеет об этом: — Ну, хорошо, рыжий. Но я пью независимо от своих ответов. — А я имею право пропустить, если ответил. — Слабак, - беззлобно усмехнулся Мик. — Я немного отвык от алкоголя. Пью редко, мне как-то не с кем, знаешь ли. — Ну, тогда на правах гостя я начну, - заявил брюнет, зажимая свой стакан между ладонями на столе. — Валяй, - ответил Йен, откинувшись на спинку стула со сложенными на груди руками. Микки склонил голову немного набок и закусил губу, прежде чем кинуться с места в карьер. — От кого ты здесь скрываешься, Галлагер? Вылетевший вопрос будто вжал рыжего глубже в сиденье. При этом в лице он не сильно изменился, сохраняя самообладание, но желваки заходили на скулах. — От себя самого, - выдал он, что бы это ни значило, и повторив позу Микки, склонил рыжеволосую голову. Брюнет ухмыльнулся: — Ты точно играешь по правилам? Это похоже на мухлёж, мужик. — Но это правда, - пожав плечами, ответил Йен - Моя очередь. Кто посадил тебя в ту шлюпку? — Мой отец. Получилось? Убежать? Игра быстро набирала обороты. — Я думал, что да, но ошибался. От галлагерских ответов возникало только больше вопросов, якорь ему в задницу. — А что ты ему сделал? Отцу? Микки демонстративно выпил, не разрывая зрительного контакта. И оборвал себя, вспоминая, что свою очередь спрашивать только что пропустил. — Давно ты... - Йен подбирал слова, - Находишься в плавании? — Давно ли я занимаюсь разбоем? Отец забрал меня у матери в семь лет. Так что, две трети жизни. Он мог ответить намного короче, не распространяясь о подробностях, о которых его не спрашивали. Прямо, как этот рыжий проныра. Но во-первых, что-то развязало ему язык. А во-вторых, он желал развязать его второму игроку. И раз этот паршивец даже ни разу не выпил с начала этого увеселительного досуга, то, быть может, хоть своим примером удастся его спровоцировать. За всей его общительностью Микки чувствовал в Йене возведённые внутренние барьеры - не меньшие, чем в нём самом. И они явно были как-то связаны с причиной, по которой он находился в своей изоляции. — Ты собираешься прожить всю жизнь на маяке? — Да. Лаконичный ублюдок. — В гордом одиночестве? — Сейчас моя очередь, - ехидно напомнил Галлагер, заставляя Микки ворчливо выругаться, - Ты с тех пор не видел мать? Он покачал головой: — Не видел и не представляю, на каком краю света находится мой отчий дом, - опустив взгляд вниз, он попытался представить лица самых близких людей, которые у него когда-то были, но их давно заволокло туманом времени, - А Мэнди повезло родиться девчонкой, поэтому её он не забрал. — Мэнди? — Да, моя сестра, - сообщил он сквозь грустную улыбку, - Это было два вопроса, Галлагер. Чёрт, мне кажется, или я проигрываю? — Здесь нет ни победивших, ни проигравших, Микки. — Ага, мне поначалу тоже так казалось. Посмеявшись, оба выпили, и он попросил рассказать Галлагера о его семье. На какое-то время игра с сомнительными правилами превратилась в простую беседу. За которую он немного узнал о каждом брате и сестре рыжего, и даже о забулдыге отце и потаскухе мамаше. Но ни одна из этих подробностей не приблизила брюнета к разгадке того, что парень так старательно скрывал за десятью печатями. — Что означают твои татуировки? — Ну да, размечтался, моллюск хитрожопый. Одним вопросом все и сразу? — А как ещё? По одной что-ль? — Именно. — И после этого я - хитрожопый моллюск? Я только что рассказал тебе о каждом члене своей семьи. — Как и я. Обо всех, кто что-то, да значил. Кто же виноват, что я ни черта о них не помню. — Ты сказал, что наколки - это семейная традиция... — Для моряков их тела - словно грёбаный жертвенный алтарь. Всё изрисуют, полагая, что эти каракули помогут им выбраться сухими из воды. Мой отец - такой же суеверный ублюдок, как любой из них. К тому же, возомнил себя потомком легендарных пиратов золотого века. Символы не менялись с тех пор, как мореплаватели придумали загонять себе краску под кожу. — И что же именно из всей твоей нательной живописи сообщает другим, что ты сын своего отца? — Ну, во-первых, мои инициалы, - сложив ладони орлом, он продемонстрировал две вычурные буквы "М" на каждой, между большими и указательными пальцами. Оттолкнувшись локтями от столешницы, Йен подался вперёд, уставившись на его руки, пока Микки не убрал их к себе на колени. — Микки...? — ...Милкович, - закончил брюнет, радуясь, что его фамилия не произвела того эффекта, который он привык встречать среди морских крыс. — А во-вторых, эта громоздкая тварь, которую в жизни ничем не перекроешь, - он повёл правым плечом, - клеймо, которым Терри метит своих людей, - Микки задрал и без того закатанный рукав, показывая, как далеко простираются щупальца. — Не пойму, осьминог защищает сердце, или...? — Я чертовски уверен, что он его пожирает вместе с моим телом, не переваривая, - признался парень, выражая всё своё отношение к этой мерзкой татуировке, - Порой мне кажется, что его щупальца со временем становятся длиннее и вот-вот достанут до моего настоящего сердца. После этих слов Микки собрался выпить, но остановил занесённую со стаканом руку, столкнувшись с широченной улыбкой на лице рыжего, обнажившей ряд ровных и на зависть белых зубов. Он вопросительно приподнял бровь. — На котором стоит маяк! - воскликнул Йен, проливая свет на причину своего восторга. Он усмехнулся, кивая головой. Разумеется, маячник не мог не заметить столь символичную для него картину на его груди. Микки опрокинул стопку, и рыжий последовал его примеру. Брюнету уже начинало становиться не по себе от такого досконального изучения собственного тела. Создавалось впечатление, что Галлагер в своём повышенном интересе готов был сам ему под кожу забраться. — И что же он означает? - щедро плеснув виски в опустевшие сосуды, спросил тот с толикой напускного равнодушия, но Микки видел, что любопытство к значению именно этого пресловутого рисунка буквально раздирает парня изнутри. — Как ни странно, маяк спасает в шторм. Думал, ты в курсе, - он не мог не подколоть смотрителя. — Тогда тебе следует умерить свой скептицизм насчет чародейской силы татуировок. — Меня спас не рисунок на теле, а упорное стремление добраться до единственного источника света, который я видел во тьме, и немного удачи. Йен откинулся назад, погружаясь в какие-то раздумья, и принялся сворачивать самокрутку с лёгкой улыбкой на лице. Такая же не сходила и с его собственного на протяжении всех этих полуночных посиделок. — Об остальных расскажешь? - спросил Галлагер без особой надежды в голосе, проводя кончиком языка по папиросной бумаге. Сглотнув, Мик опустил глаза на кисти своих рук, не находя там ничего примечательного. Обычная банальщина, имеющаяся у каждого второго моряка, если не первого. Якорь, штурвал - всякая корабельная дребедень и целый зоопарк морских гадов. Призванных оберегать и устрашать. — Да нечего рассказывать - сплошная русалочья чушь. Разве ты не вырос в портовом городишке и с детства не общался с моряками? Сдавливая кончик папиросы своими длинными пальцами, рыжий поведал: — Нет, у нас рыбацкая деревня, и в нашу скромную гавань редко заходят корабли. Крупный порт находится дальше вдоль берега. Я знаю только значение надписи. — Ну да, ты же умеешь читать. Откуда у смотрителя маяка этот болезненный интерес к живописи? — Раньше я о нём не знал, но, с другой стороны, так близко и не сталкивался. Наверное, имеет значение... - он вдруг осёкся, обрывая себя на полуслове, и будто бы смутился собственным мыслям. Не договорив, парень резко взялся сворачивать вторую самокрутку, чем весьма озадачил пирата. — Имеет значение что? — Оу, я потерял мысль, - прикидываясь валенком, Йен махнул рукой в воздухе, побуждая забыть о недосказанной фразе. Микки не знал, что за неведомый краб кольнул его, вынуждая самому податься вперёд и развернуть свою правую руку внутренней стороной к свету настольной лампы. Наверное, он просто хотел подвести черту в этом акте семиотики. Рыжий отложил своё занятие, переводя заинтригованный взгляд с изготовления папиросы на лицо Микки, а оттуда на его локтевой сгиб на столе. — Видишь что-нибудь, рыжий? Конопатое лицо нахмурились, прищуриваясь от усердного разглядывания. Йен придвинулся ближе, чуть ли не сунув нос в нарисованные осьминожьи присоски, на миг вызвав иррациональное чувство беспокойства за его сохранность. — Маленькую птичку, - выдохнул он, наконец. — Ага, это ласточка. Микки собрался убрать руку и поведать, какой вполне себе явный смысл он, будучи мелким сопляком, вкладывал в эту неприметную деталь, как вдруг шероховатая подушечка пальца Йена коснулась его кожи и повела линию вслед за словами. — Она вылетает прямо из сердечного клапана, уворачиваясь от чернильного облака, лавируя между щупальцами и брызгами волн, стремясь вырваться на свободу. Маловероятно, что от внимания Галлагера ускользнула целая орда мурашек, разбежавшаяся в разные стороны от его большого пальца, поглаживающего контуры пернатого создания. И непроизвольно сжавшийся кулак дрогнувшей руки. Микки хотел что-то сказать, но челюсть будто свело, да и мысли спутались сильнее кракенских конечностей. Из-за возникшего ощущения нереальности происходящего брюнет предположил, что давно убрался в хлам и вырубился за столом, видя странный сон.ভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভ
Галлагер был первым человеком, кто заметил эту художественную самодеятельность в утверждённом эскизе. Но он не мог об этом знать, потому что в тот момент, когда Микки собирался небрежным тоном поделиться с ним этим фактом, его пальцы инстинктивно отправились в самостоятельное путешествие по оккупированной осьминогом руке, по траектории полёта маленькой, но смелой птицы. Стоило прикоснуться к тёплой коже, как остановиться уже было невозможно. К тому же, реакция брюнета не укрылась от его, вмиг обострившихся, чувств. Заворожённый едва уловимыми сигналами чужого тела, Йен повёл всей пятернёй вниз к запястью, где обвёл пальцем розу ветров - талисман для того, чтобы не сбиться с пути, и бережно обхватил сжатые в напряжённый кулак татуированные костяшки, призывая их расслабиться и раскрыться. Что они и начали делать под его осторожным воздействием как раз в тот момент, когда с улицы внезапно раздался какой-то громкий посторонний шум, разрушая чары. Мгновенно скинув всё наваждение, юноши подорвались со своих мест, рыская по сторонам в поисках чего-либо, что могло бы сгодиться для самообороны. Не сговариваясь, оба медленно направились к входной двери по разным сторонам помещения. Йен, двумя руками держащий перед собой чугунную сковороду, а Микки с выставленными вперёд кулаками, в одном из которых был зажат кухонный нож. У обоих кровь бешено стучала в висках, приглушая внешние звуки.ভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভভ
Дверь отворилась, впуская внутрь луч света от коридорной лампы вместе с двумя молодыми людьми. Тот, что был худее и моложе тащил на себе другого, кучерявого, еле волочившего ноги. Они резко остановились в проёме, увидев две застывшие в боевой готовности фигуры. Микки успел мысленно окрестить их оглоблей и бараном - за телосложение и причёску соответственно, прежде чем понял, что это прибыли братья Галлагеры. Переведя взгляд с пирата на маячника, щуплый парнишка воззвал: — Йен, чего встал, помоги! Знакомый голос, видимо, вывел рыжего из оцепенения. Опустив импровизированное оружие, он бросился вперёд, подхватывая за плечи бессознательного гостя, которого они вдвоём повели к креслу недалеко от очага. А Микки судорожно выдохнул и закрыл дверь, запирая на засов во избежание неожиданного появления кого-то ещё. Прежде чем развернуться, брюнет попытался собраться с мыслями и сориентироваться в происходящем, что у него ни черта не выходило, так что он решил действовать по ситуации. Когда Мик подошёл к двоим, твёрдо стоящим на ногах, те крепко обнимались. — Рад тебя видеть, Карл! - горячо сказал Йен, отстраняясь, чтобы заглянуть в лицо гостя, - Как там все? Вы не пострадали в шторм? - он не отпускал его плечи, выискивая в выражении лица признаки для беспокойства. Но юноша заверил небрежным тоном: — Всё в порядке. Только пришлось заделывать дыры на лодке перед тем, как отправиться тебя проведать. — Рад это слышать. Я волновался за вас, - признался Йен, выпуская Карла из крепких тисков своих рук и переводя взгляд на второго, развалившегося в неудобной позе, визитёра, от которого перегаром несло за версту. — Какого Лешего он в таком состоянии?! Он снова запил? — Он узнал, что его наставник умер. Я решил не тащить его домой в таком состоянии. А то Тэмми разродилась бы от негодования раньше срока. Тем более, мы как раз собирались с ним к тебе ещё с самого утра, пока не пришли эти печальные известия. — А вас дома не спохватятся? — Я через Кева передал, куда мы. — Всё равно, ты рисковал в такое время... — Да брось! - махнул рукой рыбак, - У меня есть фонарь, хотя дорогу сюда я бы и вслепую нашёл, а море сегодня спокойнее дохлого медведя. Микки, молча стоявший рядом с ними всё время этой беседы, почувствовал себя здесь явно лишним. Он только собирался попятиться назад и незаметно уйти на перекур, оставив братьев со своими семейными неурядицами наедине, как в этот момент новоприбывший развернулся к нему и протянул ладонь, представляясь: — Карл. Микки убрал нож, что до сих пор держал, и подал в ответ свою правую руку, ощущая жуткую неловкость за рисунки на ней. Ещё ни разу в жизни он так не хотел спрятать этого проклятого осьминога, как сейчас, когда пожимал ладонь младшего брата Йена. Правда, если юнец и был чем-то встревожен, то вида не подал. Он вообще выглядел как человек, которому плевать на всё с высокой колокольни. Карл прошествовал мимо них прямиком к обеденному столу, и, убедившись, что в бутылке ещё осталась выпивка, нашёл себе пустую тару, прекрасно зная, где что лежит на маячной кухне. Микки окончательно убедился, что Галлагер не привирал, когда говорил, что его родни порой бывает слишком много, наблюдая, как тот уселся на стул своего брата и сворачивает себе папиросу. Они вернулись к столу, и Карл поднял свою чарку: — За встречу. Он отказался от предложенной еды, сославшись на то, что набил живот в таверне. Рыжий беспокойно заламывал свои руки, выглядя явно смущённым. И Микки не мог не принять это на свой счёт. Но он не знал, что было причиной его состояния - нелепая, неоднозначная ситуация, предшествовавшая появлению родственников, или он просто стыдился пирата перед другими людьми. — Парни, от вас тиной несёт, - сморщив нос, заявил младший Галлагер и заложил готовую самокрутку за ухо. — А от тебя - рыбой, - парировал с ухмылкой старший. Микки обвёл взглядом всех братьев, включая храпящего в кресле, и начал осознавать, что его отпуск закончился. Он слишком долго нарушал чужую уединённость, чтобы продолжать злоупотреблять гостеприимством. К тому же, "корабль" подан и теперь ничто не мешает отправиться в свободное плавание. Отчего же внутри словно ухнуло что-то тяжёлое, поднимая такое облако пыли с самого дна зачерствевшей души, что парню показалось, будто он в самом деле начал в нём задыхаться?