Наследник

      Мы продолжаем гастролировать по Корпусам практически до самого вечера. В зал Совета вся наша дружная и порядком уставшая компания приходит только к четырем часам. Как обычно, самые передовые показатели — у Медицинского Корпуса. Отец доволен.       Ким всегда старается содержать свою вотчину в абсолютном порядке, оттого ее работу регулярно ставят в пример. А собрания, как оказалось, она пропускает довольно часто. Конечно, пациенты ведь не станут ждать, когда гуру нашей хирургии насовещается вдоволь. Ее задача — спасать жизни наших бойцов, и это куда более приоритетно, чем протирать штаны на Совете.       Все рассаживаются по своим местам, и Глава обводит присутствующих взглядом, останавливаясь на Марке. Тому явно не по себе.       — Прежде чем мы закончим. Джейсон, пожалуйста, загрузи на доску диаграмму по статьям бюджета Штаба. Хочу посмотреть, сколько и на что мы тратим в совокупности.       Заместитель кивает и бодро шагает к стационарному компьютеру рядом с доской. Информация выводится буквально в пару кликов. Хм, большая часть на разработку нового вооружения, это и понятно. Второе по объему — безопасность, тоже объяснимо. Медицина, траты на личный состав. Если я нигде не ошибаюсь, всё соответствует увиденному. За исключением кое-чего…       — Марк, — отец опирается локтями на стол, сплетает пальцы рук. — Будь добр, расскажи секрет. Как при таком объёме финансирования нужд Детского Корпуса дети до сих пор живут в развалинах? Или у Корпуса какие-то другие потребности, кроме достойного содержания детей?       Марк мнется, загнанно глядя на Главу. Вот и воровство денег из бюджета налицо. Пораженно смотрю на виновника торжества. Одного только не понимаю: неужто мало? Штаб платит неплохое жалование Главам Корпусов, да и плюс к тому полностью обеспечивает каждого живущего в его стенах необходимым минимумом, таким как продукты, жилье и даже электроника, которую можно получить на складе.       Всё, на что можно было бы потратить излишек денег, — дорогие шмотки, навороченные авто или же покупка земли на гражданке, под строительство загородного дома. К чему воровство? Непонятно. А самое прискорбное, что у него поднялась рука воровать деньги у детей. Бездушная зараза.       — Сэр, я получаю финансирование и распределяю его между своими подчиненными, чтобы они исполняли поставленные задачи…       — Хочешь сказать, что деньги Штаба отмыли более мелкие сошки? Предположим. Но в таком случае ты должен был принять меры.       Марк вновь открывает рот, чтобы что-то сказать, но отец не желает его больше слушать. Он резковато расправляет ладонь, приказывая замолчать.       — Я не хочу слышать никаких оправданий. Джейсон, Марка под домашний арест до окончания проверки. Дело поручаю тебе. Проверить всё: от его распоряжений до действий каждого сотрудника Корпуса. Все доказательства и виновников предоставишь на Трибунале. Там и решим, что с этим делать.       — Да, сэр, — Найт кивает, уничтожающе глядя на побелевшего как мел Марка.       Сурово. Но справедливо. Если он действительно воровал деньги Штаба и мне не изменяет память, то ему и вовсе светит смертная казнь.       Вскоре в зал приходят бойцы из свиты Найта и выводят Марка. Он идет молча, больше не подавая голоса.       Отец коротко массирует виски пальцами.       — Все поняли поставленные задачи? Пеняйте на себя, если не исправитесь, — строго, но с какой-то хитринкой в глазах он пробегает по всем взглядом, и весь Совет чуть не в один голос отвечает сухое «Да, сэр».       — Отлично. Все свободны. Идите работать. Наследник, останься.       Ну, я, собственно, и задницу-то поднять с места не успел. Остается только тихонечко вздохнуть. Забудь о голоде, О’Хара, ты теперь входишь в Совет Штаба, а тут ненормированный график.       — Прошу прощения, сэр, — Кайл подходит к нам, сжимая в руках папку не меньше пары дюймов толщиной. Отец вопросительно кивает в ответ на его обращение. Ну ты еще мне тут процесс затяни теперь. Я когда-нибудь поем сегодня? — Хотел посоветоваться с вами насчет моей подопечной. Натальи.       Отец жестом указывает ему на кресло, в котором буквально пару минут назад сидел Джейсон. Кайл присаживается без лишних промедлений, а я мысленно закатываю глаза. Спокойно, Рик. В конце концов, ты и до этого знал, что Штаб без отца — как малое дитя, которое само даже зад подтереть не может.       — Она в Штабе уже неделю, но показаний не дает, несмотря на все мои воздействия. Что делать теперь? Мне созывать Трибунал или же вы дадите добро на более жесткие меры при допросах? Диверсия готовилась серьезная, думаю, к ней можно применить любые меры, с вашего позволения, ее ведь всё равно ждет казнь.       Опускаю взгляд на столешницу. Заключенная, в Штабе неделю, не дает показаний. Ольга? Да, она говорила, что Кайл называет ее Натальей. Кажется, самое время поинтересоваться деталями этого дела. Была не была.       — Она называет себя Ольгой.       Зал уже пуст, и в огромном помещении сидим только мы втроем. Кайл кивает, ехидно улыбаясь.       — Прикидывается, не более. У нас было ее четкое описание.       — А фотография?       — Со снимком у агента не сложилось, — Найт-младший переводит на меня тяжелый взгляд, всем своим видом демонстрируя, что не рад моему вниманию к этому делу. — Но по описанию всё точно сработано.       — Возможно, — не сдаюсь. — Однако не мешало бы проверить. Она слишком худощавая и слабохарактерная для шпионки.       — Вам лучше знать, Наследник, — язвит с нажимом на мой теперь уже официальный титул. Широко улыбаюсь в ответ, будто мне плевать на эту подначку. Вот же говнюк. — Наталью повязали на гражданке, в компании Павла Рокоссовского и ее напарника — Валерия Шустова. Оба — боевики России, а Павел так и вовсе напарник русского Наследника. Думаю, ошибка всё же исключена.       — И как же вы умудрились, из-под их-то носа?       — Я вам не мешаю? — суровый тон Главы прерывает нашу легкую перепалку.       Виновато поджимаю губы. Кайл отводит от меня взгляд и извиняется перед Райаном:       — Прошу прощения, сэр.       — Раз рядом с ней в момент задержания был Рокоссовский, то ошибки быть не может, так ведь? — отец бросает тяжелый взгляд на Кайла.       — Да, сэр. В конце концов, у девки слишком яркая внешность, сомневаюсь, что у Павла несколько таких знакомых. Да и присутствие напарника говорит само за себя. Тем более что Шустов и наша Наталья — в длительных отношениях.       Отец кивает, а я всё еще верчу детальки пазла в голове. Как же они умудрились выкрасть Наталью прямо из-под носа двух элитных боевиков? Да еще и на гражданке. Конечно, они едва ли гуляли при полной выкладке, но всё же.       — Они были только втроем? Просто странно, неужели Россия до сих пор не запросила по ней данные и не выходила на переговоры? Или им настолько плевать, что в их собственной стране своровали шпионку среди белого дня? Да еще и прямо под носом у напарника Наследника и будущего Заместителя?       — Они отдыхали компанией. Помимо нашей троицы, там были еще и гражданские, порядка семи человек, — Кайл кривовато улыбается. — Русские шпионы, в отличие от нас, водят дружбу с гражданскими. Не палятся, естественно, но и в мир выходят часто.       Фыркаю. Какая ценная информация, а то я ее не знал. Специфика воспитания русских шпионов. Они бегают в обычные школы на уроки, а затем спешат в Штаб на тренировки. Есть в таком способе воспитания как плюсы, так и минусы. С одной стороны, они спокойно находят общий язык с гражданскими и умеют удачно под них мимикрировать, с другой же — при такой схеме очень много времени тратится на передвижения юных шпионов от Штаба до школы и назад. Да и дети есть дети, всегда имеется риск, что они проболтаются.       Всё равно здесь что-то нечисто. Раз там были гражданские, то в сумятице Рокоссовский с Шустовым могли и не понять, что напали именно шпионы. Но если посмотреть на вещи под другим углом, то похищение именно Натальи должно было их насторожить в любом случае. В нашей среде такое не происходит просто так.       Если же мы действительно спутали Наталью с гражданской, то основное веселье начнется потом, когда после Трибунала тело казненной шпионки отправят на Родину. Вот русский Глава обалдеет, когда им доставят труп гражданской с приговором в окоченевших руках. И расхлебывать это дерьмо будет отец. Международным Шпионским Кодексом нам строго-настрого запрещено разглашать информацию о Штабах и применять силу к гражданским. А тут такое комбо, что даже от предполагаемых последствий мне уже делается нехорошо.       — Тогда нечего больше ждать, — равнодушие его тона бьет под дых. — Созывай Трибунал, дату давай назначим через три дня, на четырнадцатое число. Там будет еще одно дело, рассмотрим оба за раз, чтобы не собираться попусту. Подготовь на суд все данные и покончим с этим. Можешь идти, если вопросов больше нет.       Хищно ухмыльнувшись, Кайл поднимается с места, коротко мазнув по мне торжествующим взглядом. Отдает поклон отцу, потом мне и покидает переговорную. Угрюмо смотрю ему вслед.       — Сомневаешься в его словах? — отец чуть более расслабленно откидывается на спинку кресла.       — Всё это выглядит странно, согласись.       Впрочем, едва ли он разделяет мою точку зрения, судя по этому снисходительному и чуть удивленному взгляду.       — Неужели так понравилась?       Сжимаю пальцы на подлокотнике кресла.       — При чём здесь это? Да, много фактов говорит против нее, но ты уверен, что он хоть что-нибудь перепроверил?       — Кайл дотошный. Он обычно проверяет каждую мелочь. Сомневаюсь, что подведет в таком простом деле.       — Тогда я не понимаю, почему они не хватились Натальи. Есть здесь что-то странное. И я боюсь, что такими темпами мы рискуем узнать об этом, когда назреет феерический скандал по поводу убийства гражданской.       — И что ты предлагаешь?       — Отдай это дело мне, — смотрю в упор, пытаясь оценить реакцию отца. Он сперва сидит молча, а затем, не выдержав, вопросительно выгибает бровь и улыбается, глядя на меня, как на дурака.       — Чтобы ты с первым же своим Трибуналом засыпался, если не соберешь достаточно доказательств? Нет. Такому не бывать. Да и Найтов это заденет сильно, в конце концов, Кайл разрабатывал дело и готовил поимку, не думаю, что оно стоит внутреннего конфликта Наследника и сына Заместителя. Куратором к Наталье я тебя не поставлю. Хватит с тебя ее влияния за ночь.       Только собираюсь возразить, как одним взглядом Райан демонстрирует, что мне лучше молчать на этот счет. Черт подери. И что теперь? После разговора с Найтом о деталях дела еще острее захотелось копнуть поглубже. Теперь точно не успокоюсь, пока не пойму, в чём проблема.       — Пойдем, у меня другие планы на разговор после Совета. А пока скажи, — поднимаясь с места, спрашивает Глава, — как тебе сегодняшняя проверка? Что скажешь о Корпусах и их делах?       Передергиваю плечами. Не тем голова у меня занята, ой, не тем, но успевать надо на два фронта.       — Прямо так и нечего сказать?       — Ну, — мнусь. — Больше всех отличился Детский Корпус, и я бы подумал над тем, чтобы влить туда еще немного финансирования. Возможно, часть покрыть за счет конфискации гражданского имущества и средств со счетов тех, кто старательно воровал деньги.       — А с Марком что? — отец запирает дверь в зал, сосредоточенно слушая мои ответы. Контрольная работа по итогам урока?       — Если доказательства будут против него, то Кодекс однозначно предусматривает смертную казнь в качестве приговора. Тут негде маневрировать.       — А дети? — пристальный взгляд Главы и бесстрастный тон вновь заставляют меня замяться.       У Марка есть дети… Сын и совсем маленькая дочь, насколько я помню.       Предателям не позавидуешь. Очень многие статьи, аналоги которых в гражданском мире караются уголовной ответственностью и предусматривают отсидку, в Штабе имеют куда более серьезную меру пресечения. За одно только хищение денег в особо крупных масштабах уже можно казнить, а ведь к приговору наверняка еще и подтянут какую-нибудь живописную статью о том, что здоровье и безопасность детей Штаба подвергались опасности. Точно высшая мера.       Если будет доказано воровство из бюджета, то Марка признают предателем, а семья предателя подлежит казни вместе с осужденным. Чтобы не мстили. Но есть и другой выход. Детей могут пожалеть и подвергнуть процедуре «Очистки», что сохранит им жизнь. Вот только прежней она не будет. Медикаментозное стирание памяти никогда не дает сбоев. Сами они не вспомнят отца, а новую семейную историю с героически погибшими на задании родителями им обязательно придумают.       После этого их ждет жизнь в Детском Корпусе, бок о бок с приемышами гражданских, под чужим именем, без рода и племени. И даже сверстники им ничего не скажут. Проболтаться очищенному о правде — поставить на себе крест на всю жизнь. Это знают даже дети.       Жаль семью всё же. Если жена могла быть причастна к грехам мужа, то дети точно пострадают зря. К «Очистке» прибегают редко именно из-за сложности подчистить все концы и обеспечить секретность происхождения «очищенных». Проще убить.       За своими молчаливыми раздумьями я не замечаю, как мы оказываемся у дверей кабинета отца. Однако он не входит внутрь, проходит к следующей двери и отпирает ее, всё так же ожидающе поглядывая на меня.       — Их ждет казнь, если вина будет признана. Детей предателей никогда не щадили. Но я бы остановился на «Очистке». Это сохранит им жизнь, а Штабу — двух бойцов в будущем.       Отец задумчиво отводит взгляд, а затем коротко кивает.       — Я обдумаю этот вариант. А сейчас проходи.       Он пропускает меня вперед, и я делаю уверенный шаг в кабинет. Улыбка инстинктивно наползает на губы. Закрываю глаза и втягиваю поглубже застоявшийся запах красного дерева и пыльных бумаг — совсем как в детстве… Этот кабинет принадлежал отцу, когда он был Наследником. И я помню, как Ким приводила меня к нему. Как он брал меня на руки, сидя за рабочим столом. Как я путал ему бумажки, и он ворчал, что теперь никогда их не разберет. Как чирикал загогулины на пустых листах, чувствуя себя таким же важным и серьезным, как Наследник.       — Теперь этот кабинет твой, — и даже не глядя на отца чувствую, как он улыбается, прикрывая за собой дверь.       — И я могу рисовать загогулины на любых бумажках? — оборачиваюсь с хитрой ухмылкой.       Он качает головой и прыскает со смеху.       — Я тебе порисую, — указывает на кресло за письменным столом: — Садись. Подпись свою будешь рисовать там, где надо. Список бумаг и инструкции к ним ты найдешь на своем компьютере. Если какой-то бумажки нет в списке — не подписываешь, — отец плюхается в гостевое кресло за небольшим переговорным столиком, примыкающим к основному, опирается локтями на подлокотники. — Шлешь визитеров к Джейсону. Если какие-то документы или их цели тебе будут не ясны — приходишь с бумажкой ко мне. В конце концов, эти инструкции никто еще с моих времен не переписывал, только список дополняли. Наследников, как ты знаешь, долгое время не было. А потому учиться будем уже в процессе.       С благоговением усаживаюсь в некогда отцовское кресло и утопаю. Оно такое же мягкое, как и много лет назад. Добротное, кожаное, на колесиках. Хочется, как в детстве, оттолкнуться от стола и чуть проехаться на нём по паркету. Но едва ли отец одобрит такую выходку от двадцатидвухлетнего сына… Сделаю так, когда он уйдет. Однозначно.       — Понял, — отвечаю, деловито опершись локтями на стол и пристально наблюдая за развалившимся в кресле отцом.       — И главное — каждую бумажку читай внимательно. С момента подписания — это твоя ответственность, и выволочку в случае чего ты получишь в первую очередь. Ты решаешь, одобрять или отклонять какое-либо прошение, приказ или любой другой документ твоего уровня. И да, не забудь о моем поручении с сегодняшнего Совета. На следующем я спрошу с тебя отчет, будь готов.       Киваю, записывая на стикер напоминание. Скоро я обклею ими весь монитор, если поручения будут сыпаться так же лихо, как Глава сегодня раздавал их на Совете всем без исключения.       Ответственность теперь — мое второе имя. Должна быть, вернее, но привыкнуть к такому повороту будет трудно. Самое сложное — научиться принимать решения правильно. Что говорить, если я до сих пор мечусь и не могу однозначно для себя решить, лезть ли дальше в пекло и настаивать ли на передаче кураторства над делом рыженькой? Вряд ли отец согласится. При любом раскладе.       — Как быть, — сосредоточенно смотрю на отца, — если трезвый ум подсказывает одно, а сердце — другое? Как ты принимаешь решения в таких случаях?       Райан сперва непонимающе смотрит на меня, а затем в его серо-голубых глазах проглядывает озорное любопытство.       — Всё никак не уймется в тебе полоумное желание влезть в дело с русской?       — Да.       Он сперва проводит ладонями по подлокотникам, а затем, поднявшись, устремляется к двери. Ну ответь же, черт подери!.. На самом пороге Райан оборачивается с теплой улыбкой на губах.       — Я обдумываю критичность последствий. Не всегда сухая логика помогает нам сделать верный выбор, — пальцами он поглаживает металлическую ручку двери и улыбается еще шире. — Интуиция — дар для Главы и Наследника, и нужно уметь правильно интерпретировать ее подсказки. Видимо, ты не успокоишься, пока сам не спляшешь по граблям. Кураторство, как я уже и говорил, я тебе не дам, но наличие свидетелей защиты на Трибунале я ограничить не могу. Найдешь информацию — дерзай, не дай нам вляпаться в международный конфликт, — он кивает. — До завтра. Обустраивайся.       Отец закрывает за собой дверь, а я расплываюсь в улыбке. Это можно считать негласным одобрением моих действий, ведь так? Буду считать, что да. Откатываюсь в кресле чуть назад и поднимаюсь. Надо сходить в столовую, проверить, не изменилось ли там качество готовки, а затем и заглянуть к рыженькой. Дней до Трибунала мало, и если я хочу докопаться до истины, то начинать надо сейчас.       Закрываю замок. Отлично, главное, не забыть ПИН-код и жестовую команду. Так… И где, интересно, кабинет Каина? Не хотелось бы тащиться в столовую одному. Вспоминай, О’Хара, где был кабинет дяди Кристиана? А вдруг там сейчас сидит Найт? Вот уж во что не хотелось бы вляпаться.       Вынимаю из кармана телефон и набираю брата, но ответом мне служат только длинные гудки. Не берет. Зараза. Что ж, пойду один. Не могу ждать его вечно, нужно еще заглянуть к Ольге. Желательно бы при этом не столкнуться там с Кайлом, иначе дерьма не оберусь. В конце концов, без его ведома как Куратора я к ней наведываться не должен.       В столовой, как всегда, кишит целая куча народу, и все искоса поглядывают на меня. Черт, от этого пристального внимания я не скоро отделаюсь. Шпионы кивают мне буквально на каждом моем шагу, а я не знаю, как себя вести. До того, как я дал клятву, всё было проще, мне не обязаны были кланяться. Вообще никто. А теперь расклад изменился.       В конце концов я прохожу через обеденный зал к раздаче и пристраиваюсь в хвост очереди, с внимательностью долбаного Шерлока разглядывая витрины. Не смотрю на окружающих, они не смотрят на меня — и всем спокойнее, так ведь? Надо было всё-таки дозваниваться до Каина.       Визуально меня не радует ни одно предложенное блюдо, а потому я предпочитаю ограничиться спагетти и отбивной. Их хотя бы испортить проблематично. Пробовать надо начиная с чего-то наиболее безопасного. Усаживаюсь за свободный столик и принимаюсь за еду. Ну… Спагетти, слава Штабу, съедобные, а вот отбивная оставляет желать лучшего. Как можно неправильно пожарить кусок мяса? Если всё будет в таком духе, придется учиться готовить. Хотя бы основные вещи.       Наскоро доедаю и ухожу из столовой. Вне такого обильного внимания чувствую себя на порядок легче. Теперь надо идти к Ольге. Путь до камер неблизкий, и чем ближе я подхожу к ним, тем отчетливее всплывают в голове слова отца про баланс между логикой и интуицией. Что, если моя подводит меня прямо сейчас? С другой стороны, плевать. Если Ольга врет, я попросту умою руки и не стану ей помогать. Но что, если это правда? Что делать с ней тогда?       Вновь пост караула, и дозорный смотрит на меня с явным удивлением.       — Наследник, — короткий поклон.       — Добрый вечер… — мнусь, но потом быстро ругаю сам себя. Действовать всегда надо с уверенным лицом, иначе любому плану конец. — Камера Б-314, куратор Кайл Джейсон Найт, он там?       — Нет, сэр, — с подозрением отвечает дозорный. — Вызвать его?       — Не стоит. Я загляну ненадолго.       Индикатор над дверью, отделяющей Тюремный Корпус от общих коридоров, загорается зеленым, и я прохожу внутрь. Дорогу до камеры вспоминаю легко, будто отводил Ольгу буквально час назад. Надо расспросить ее обо всём и не упустить ни одной детали. Включу диктофон на мобильном, так будет удобнее.       Бросаю взгляд на выключатель возле нужной двери и строго цокаю языком. Он ее еще и в кромешной тьме держит основную часть времени? Впрочем, если нежничать с заключенными, то они никогда ничего не расскажут. Включаю свет и открываю тяжелый внешний засов — здесь такие на каждой двери. Он открывается с гулким скрежетом, звук эхом отдается от безжизненных голых стен камеры. Она пустая, в таких обычно под высоким потолком красуется огромный и яркий светильник с противоударным стеклом. Кроме этого есть только дырка в полу в углу, чтобы узник мог справлять нужду. Слив и тот хитро устроен: воды оттуда не добыть, даже если обезумеешь от жажды и решишься хлебнуть из канализации.       Сразу вижу Ольгу — она безучастно лежит в дальнем углу. Почему-то даже не реагирует на мой приход, а с утра в покоях от тихого звука межкомнатной двери вскочила как ошпаренная.       — Ольга? — прикрываю дверь и подхожу ближе.       Видно только ее дрожащую спину и разметавшиеся по полу и плечу волнистые локоны. Усаживаюсь на корточки рядом, протягиваю ладонь к ней. Кожа ее дрожащей руки обжигает, и я, опешив, отдергиваю руку. Это ведь ненормально… Так ведь? Температура? Вспоминай, О’Хара, когда она в последний раз была у тебя? Я даже не помню это ощущение. Собравшись, аккуратно разворачиваю ее на спину. Изумрудные глаза будто затянуты мутной пеленой, она заторможенно смотрит на меня, дрожа и держась руками за плечи. Вся в синяках. В уголке разбитой губы запеклась кровь, щеки пылают, налитые настолько ярким румянцем, что я всерьез пугаюсь этого. Касаюсь лба, и она, облегченно вздохнув, жмется к прохладной — по сравнению с ней — ладони. Охренеть.       — Рик, — удивленно шепчет, а затем срывается в хриплый приступ кашля, заставляющий ее свернуться в крохотный комок на полу.       Шпионы не болеют. Нас не терзает кашель, температура и прочая сопутствующая обычным гражданским простудам дрянь. Нам некогда отвлекаться на такие мелочи, а потому иммунитет приемышей усиливают с детства. Потомственным шпионам он передается от родителей.       Растерянно смотрю на Ольгу. Это, черт подери, самое красноречивое доказательство ее невиновности. Поглаживаю ее по щеке.       — Сейчас, потерпи чуть-чуть, — пальцы не слушаются, а в голове набатом колотится только одна мысль: нам придет пушной зверь, если хоть одна живая душа в России узнает, что мы пытали гражданскую. — Сесть можешь?       Слёзы собираются в уголках ее глаз, и она бессильно мотает головой, вновь кашляя. Хрипло так, почти до рвоты, а затем надсадно стонет. Набираю Ким, плечом удерживая телефон возле уха. Ольгу подтягиваю к себе, помогая улечься головой на мои колени. Поглаживаю рукой по лбу. От этого ей явно легче.       — Алло?       — Ким, — облегченно выдыхаю. Главное, что дозвонился. — Дело есть. Пришли, пожалуйста, группу медиков в камеру Б-314.       — Что ты делаешь в Тюремном Корпусе?       — Я позже тебе объясню, ладно? Тут дикий жар и что-то еще, я не могу понять. Девчонке нужна помощь, и срочно. Она от кашля скоро легкие выплюнет. Плюс к тому она избита… Неслабо.       — Хорошо, сейчас.       Кладу трубку, не отнимая одной руки от ее лба. Она вновь кашляет, а потом хрипло стонет, сквозь сжатые зубы. Растерян, попросту не знаю, что с ней делать. В своем сознательном возрасте не помню ни одного человека с подобными симптомами. В университете не замечал этого у посторонних. Они болели, кашляли, чихали, но в основном или брали больничные, или отлеживались в выходные дома, справляясь с болезнью самостоятельно. Брендон ни разу толком не болел, отделываясь легким насморком.       Оттого я тупо смотрю на Ольгу, поглаживая по лбу, щекам. Она дрожит… от холода? Скорее всего, и бетонный пол явно не лучшее для нее место. Усаживаю ее, приваливая спиной к стене, однако даже при такой опоре и моей поддержке она вяло сползает вниз, а затем и вовсе складывается пополам от нового приступа кашля. Старательно подавляет его, зажимая рот ладонью.       — Тише, — вновь глажу лоб. — Потерпи немного, сейчас придут врачи и будет легче, обещаю.       Коротко и мрачно хохотнув, Ольга плотнее утыкается лбом в мою ладонь и закрывает глаза.       — Меня всё равно убьют… — шепчет едва слышно. Закашливается, в уголках расфокусированных зеленых глаз собираются слёзы. Катятся по щекам одинокими каплями.       Хмурюсь.       — Кто сказал эту ересь? — рычу. Вопрос сам по себе дурацкий. Она избита, и это однозначно Кайл. Значит, он уже сказал ей про Трибунал.       — Кайл, — звучно сглотнув, она морщится от боли. — Ваш суд меня не оправдает.       Меняю руку, заставляя ее облегченно выдохнуть в ответ на прохладу. Вторую охлаждаю о бетон. Где чертовых медиков носит? Сказал же — «срочно»!       — Хер ему на воротник, — смотрю глаза в глаза. Не уверен, что она видит меня четко, но по одному моему презрительному тону можно понять, насколько я серьезен.       Теперь уже костьми лягу, но падлу Найту-младшему организую жирную. Ее синяки свежие, он был здесь явно после Совета, а мы с отцом разговаривали не особенно долго. Он не мог не заметить температуру, не мог не понять, что она попросту заболела. А значит, должен был напрячься и хотя бы вызвать медиков для оказания первой помощи. В идеале — взять анализ и установить, есть ли у нее аналогичный шпионскому иммунитет. Но нет, мы самые умные. За это и поплатишься.       — Не уходи… — шепот на грани слышимости отчего-то врезается в слух настолько явственно, будто она прокричала эти слова.       Никак не могу понять, что с ней. В физических травмах, а тут явно не только в них дело, я разбираюсь куда больше, чем в болячках гражданских, уж увы.       — Ты как, переломов нет? Не чувствуешь ничего такого?       Ольга только слабо мотает головой. Уже легче. Не успеваю вновь сменить руку на более прохладную, как в дверь камеры входит бригада медиков с носилками. Последней в камеру входит лично Ким. Оу, вот на такую тяжелую артиллерию я даже не рассчитывал.       Деловито упрятав руки в карманы белого халата, мачеха смотрит на меня с подозрением, а затем переводит взгляд на Ольгу и заметно смягчается.       — У нее температура, — отхожу к Ким, уступая место медсестре.       — Что ты тут вообще делаешь? — тихо цедит Ким на русском. Не хочет, чтобы ее персонал слышал? Ладно. — Ты в курсе, что девчонка под ведением Найта и он может нас отсюда вышвырнуть за пять секунд?       — Я пропустил… С каких пор мы боимся Найтов?       — Не дерзи, — сердито сложив руки на груди, она делает глубокий вдох. — При чём тут боязнь? Ты Наследник, со вчерашнего дня — официально. И должен неукоснительно соблюдать Кодекс Штаба, а сейчас, можно сказать, берешь и идешь наперекор ему.       — Какая к черту разница, если нарушение мелкое, а вопрос касается жизни гражданской, за которую мы потом все охренительно попляшем? И заметь — мы, а не Найты! — злюсь, оттого скорее шиплю, чем говорю.       — Гражданской? — и только я собираюсь ответить Ким, как меня перебивает медсестричка.       — Доктор Ризерфорд, Наследник прав, у девушки температура, и очень высокая. Миндалины отекли и прилично покрыты фолликулами.       Мачеха впадает в ступор. Я впадаю в ступор. Фолликулы — это что за дрянь? Из-за этого температура? Бросаю беспомощный взгляд на Ким. Скажи хоть что-нибудь!       — Не может быть, — усаживается рядом с Ольгой на корточки. — Давай, дорогая, открой рот еще разок и хорошенько напряги горло.       Оля инстинктивно понимает, чего от нее хотят, но не до конца.       — Она не знает английский, — вмешиваюсь, как только врач собирается повторить просьбу. На русском объясняю Ольге, что необходимо сделать.       Ким озадаченно рассматривает горло.       — Это ангина… — давненько я не видел Ким такой растерянной. Она смотрит на меня, будто ничего не понимая, а затем зажимает себе рот ладонью. Но ненадолго. — Никто из штабных ее возраста никогда не болеет этой дрянью.       — Еще у нее, кажется, сотрясение мозга, мэм, — не унимается медсестра. — Средней тяжести. Переломов нет.       — Ее нельзя оставлять здесь. Но мы не можем забрать ее без Кайла.       — Забирайте, я разберусь с ним сам.       — Рик.       — Ким, забирай.       — Уложите девушку на носилки, — командует она своим. — И осторожнее, у нее, похоже, еще и сотрясение.       Ухожу из камеры последним и запираю дверь на засов. Ким идет впереди, и даже дозорный не решается ее остановить. Мачеха пусть и не является официальной женой отца, но пользуется огромным авторитетом в Штабе. Не каждая законная супруга Главы имеет такой вес в Штабе собственного мужа, как Кимберли при отце. Ей это стоило огромных сил и упорства, а Райану — просто тонны нервов. Штаб пришлось долго приучать к тому, что и неофициальная супруга может быть для правителя на вес золота и с ней необходимо считаться, как с законной представительницей Династии.       Ольгу определяют в манипуляционную для взятия анализов и более дотошного осмотра. Захожу в палату вместе со всеми и послушно сижу за ширмой, чтобы не смущать пациентку своим присутствием. Ким берется за нее теперь уже лично.       — Ну что там?       Но ответом мне служит рассерженное цыканье. Ясно, отвлекаю. Тишина периодически нарушается кашлем и хриплыми стонами.       — Рик? — напуганный шепот рыженькой вынуждает меня отозваться почти моментально.       — Не волнуйся, я здесь, всё хорошо.       Ким прыскает со смеху, на английском обращается ко мне.       — Глянь-ка, боится, что ты уйдешь. И почему, интересно, девчонка видит в тебе защитника? Что ты вообще делал в ее камере?       Закатываю глаза. Благо за ширмой ей этого не разглядеть. Отвечать всё равно придется.       — Она еще вчера показалась мне странной. Слишком худенькая для шпионки, да и ведет себя совсем по-граждански. Просила ей помочь.       — И ты пообещал?       Ухмыляюсь. О нет, я как раз стойко пытался отделаться от этих мыслей и дистанцироваться от ситуации по максимуму. Но, как и всегда, что-то пошло не так. Где проблемы, там и я. Ага… Приключения — мое второе имя.       — Нет. Но обстоятельства изменились. Я понял, что Кайл не собирается с этим разбираться и один черт подведет ее под казнь. Вот только если раньше это могло быть вызвано банальным нежеланием перепроверять информацию и самоуверенностью, то почему он теперь не отреагировал на ее явный жар, я не понимаю.       — Отец знает?       — Нет. Он сказал, что не отдаст мне кураторство над ней, — откидываюсь на спинку стула. — Но и не запретил действовать. По крайней мере, я так истолковал его ответ.       — А уверен, — хихикает Ким, — что верно истолковал?       — Если что — прикинусь бестолковым. Мне нужно будет твое официальное бумажное заключение для Трибунала.       — Ты собрался участвовать в суде?       Прикрываю глаза, улыбаясь. Так и вижу это растерянное выражение лица.       — Если добуду доказательства того, что Ольга гражданская, — да. А потому каждая бумажка на вес золота и как плюсик в карму.       — Настырный. Весь в отца.       — Сочту за комплимент.       — Я дам заключение. У нее сотрясение мозга средней степени тяжести, множественные ушибы и фолликулярная ангина, которой у людей Штаба в ее возрасте практически не может возникнуть. Так что да, пожалуй, я с тобой согласна. К этому возрасту, будь она шпионкой или хотя бы служащей Штаба, — она бы или погибла при процедуре перестройки ДНК, или же попросту не заболела такой дрянью. Ах и да, помимо прочей прелести, у нас еще и начальная стадия цистита, которой вчера и близко не было, иначе бы я ее до твоей постели и близко не допустила. Выходи из-за ширмы, мы уже оделись.       Выглядываю из-за ткани и первым делом смотрю на Ольгу. Она, уже переодетая в просторную больничную рубаху, сжалась в комок на краешке кушетки и мелко подрагивает. В глазах отчетливо проглядывает облегчение, как только я попадаю в поле зрения. А вот на Ким она реагирует странновато, с явной опаской.       — Перестройка ДНК? Разве это возможно?       — Генная инженерия творит чудеса. Тебя это не коснулось, у тебя наследственный иммунитет от нескольких поколений предков. А вот деткам-приемышам ДНК приходится перестраивать. Не все это переживают, доля смертности имеется, разумеется, однако это единственный способ. Большим грузить тебя не стану, не думаю, что тебе это нужно.       — Да, мне этого хватит для общего развития…       — Мы уже взяли у нее анализ, будет готов завтра к утру. — Ким убирает фонарик, стетоскоп и прочую медицинскую дребедень в ящик тумбочки.       — Хорошо, укажи результат в своем заключении, пожалуйста, он мне понадобится.       Ольга пристально смотрит на нас. Мерзко, наверное, — сидеть и не понимать, о чём говорят два человека, от которых зависят твои жизнь и здоровье. С другой стороны, что поделаешь? Не переходить же теперь на русский всякий раз, когда она рядом? Тем более что ее не касаются организационные моменты.       В коридоре слышится разъяренный ор. И чем ближе голос, тем увереннее я готов заявить, что это вызверенный нашей выходкой Кайл. Ким поджимает губы и бросает взгляд на русскую.       — Он может забрать ее, — тихо говорит, будто не хочет привлекать внимание к кабинету. — И мы с этим ничего не сделаем. А ей нужно лечение. Ангина умеет убивать не хуже удавки.       Делаю глубокий вдох, глядя, как от страха Ольга жмется к краю кушетки, что подальше от входной двери. Она погибнет, О’Хара, если ты будешь бездействовать. И тогда скандала не избежать. А если учесть, что эта девчонка входит в круг общения напарника русского Наследника, — проблем можно нажить серьезных.       Но как я могу ее защитить? У меня действительно нет полномочий на то, чтобы развернуть Найта и послать лесом. Он Куратор и имеет полное право препятствовать ее лечению, если сочтет это уместным ради получения информации. Но уместно ли это сейчас?       Черта с два тебе, Найт. Согласно традиции, я имею право держать девку у себя в покоях до самого Трибунала. По ночам… Право на день нужно еще отвоевать. Плевать, попробуем выехать на этом, а там будь что будет. Это меньшее из зол, а вот то, что мы можем потерять гражданскую и потом отхватить за это по полной программе, — куда большее.       — Предоставь разборки с Кайлом мне. Из палаты он может ее забрать, а из моих покоев — нет. Приготовьте ее к транспортировке, поживет до Трибунала у меня. Только мне нужна будет медсестра для процедур. Сам я в этом не шарю и, если честно, не горю желанием учиться лечить ангину.       Коротко обдумав мои слова, мачеха кивает. Выбора у нас нет, если хотим помочь рыженькой. Делаю глубокий вдох и решаю наконец выйти в коридор. Найт орет уже не на шутку.       Завидев меня, он моментально складывает в уме два и два. Персонал облегченно отходит от него подальше, предоставляя нам возможность сцепиться взглядами. Глаза в глаза, мой стальной и спокойный — против его бешеного и бледно-голубого.       Пепельный блондин с поистине ледяным цветом глаз. Он умеет внушать ужас своим холодным видом и жестокостью, вот только я не заключенный. Меня этим не напугать. В конце концов, мы с семи лет учились в одной группе, и я уже попросту привык. Он всегда наступал мне на пятки, вечно оставаясь на жалкий дюйм позади, — но на каждом гребаном соревновании и экзамене я буквально затылком чувствовал его дыхание. Победа всегда давалась мне нечеловеческими усилиями, а порой и везением. Практически равный мне по силе. Замкнутый одиночка, безразличный, кажется, ко всему миру. Он даже отца своего ни в грош не ставит, несмотря на то, что Джейсона едва ли повернется язык назвать плохим родителем.       — Какого черта, О’Хара, будь добр, объяснись! — шипит сквозь зубы, как змееныш.       Потираю переносицу и складываю руки на груди.       — Во-первых, Наследник. Будь добр обращаться согласно титулу. — Мне кажется или я только что слышал, как он зубами скрипнул? — А во-вторых, что значит «объяснись»?       Злой, как бойцовская собака посреди драки, он делает один размашистый шаг ко мне — и расстояние сокращается до неприятно-маленького. С такого и удар легко нанести. За Найтом не заржавеет, всё детство в драках провели, то из-за Каина, то из-за еще каких разногласий. Мне не пристало его бояться, вот только если бы не одно жирнющее но. Я последние четыре года потратил на учебу и отсиживал зад за партой, а этот засранец тренировался в худшем случае пару раз в неделю и регулярно таскался на реальные боевые задания. И эта фора далеко не в мою пользу.       — Наследник, — цедит Кайл с презрением. — Короткая же у тебя память, ты буквально вчера клялся чтить Кодекс, а сегодня болт поверх него уже положил? Далеко пойдешь. Девка — моя подопечная, и я ее забираю. Я не дозволял оказывать ей медицинскую помощь и посторонних к ней в камеру тоже не пускал.       — Мне насрать, что ты там не дозволял, — говорю максимально тихо, чтобы слышал только он. Медицинский персонал болтлив до безобразия, и знать подробности нашей перепалки им ни к чему. — Девчонка больна гребаной ангиной, как гражданский человек, и ей нужна помощь! Если сейчас ее не вылечить, то она сдохнет в камере от этой дряни. Тебе разъяснить, какие у этого могут быть последствия?       Он встает чуть боком, ко мне плечом. Будто готовится к удару. Или защите? Я разозлен и, поддавшись этой пламенной волне, инстинктивно сжимаю кулаки до побеления в костяшках.       — Ей один черт дорога на эшафот, а потому хватит играть в сраного Робин Гуда! Уйди с дороги.       Он делает шаг вперед, а я стою на месте, сталкиваясь с ним теперь уже плечом к плечу.       — Игра слишком далеко зашла, Найт. И вместо того, чтобы проверить данные в свете событий, ты настырно стоишь на своем. Я тебя предупреждаю: еще шаг — и добром это не закончится. Русскую я тебе не отдам.       Из принципа. Из здравого смысла. Из жалости. Из желания нагадить. Да по какой угодно причине, но он не получит ее.       Он фыркает, вновь порываясь пройти в кабинет. Упрямое игнорирование моих слов приводит меня в моментальное и неконтролируемое бешенство. А потому я как-то запоздало осознаю, что уже за шиворот, как котенка, откинул его от двери так, что Кайл чудом устоял на ногах. Дышу загнанно, будто уже сорвался в драку, а Найт взбешенным и одновременно ошалевшим от моей выходки взглядом смотрит на меня в упор. Вот чего не хотелось бы, так это драки. Но кто из нас теперь остановится?       Крики медсестер доносятся до слуха урывками. Ближе. Больнее. Снизу вверх. Корпус довернуть.       Все навыки всплывают в голове на автомате, как бегущая строка. Боль волной расходится по плечу, затем перепадает и ребрам.       Драка Наследника и сына Заместителя прямо в коридоре Медицинского Корпуса, с залихватскими криками и сочащимися ядом взаимными оскорблениями. Позор какой.       Да только биться до последнего проще, чем остановиться.       Чувствую — или всё-таки слышу? — как надрывно скрипит ткань пиджака. Рукав оторван почти наполовину. Сука, единственный костюм, который без гребаной жилетки под низ!       Бью в отместку, попадая по ребрам. Найт тихо скалится от боли, старательно собираясь с силами.       Толчок, и боль наводняет спину, с разгона впечатанную в стену. Сука. Не выстою в этом бою. Не хватит сил, чтобы завалить Кайла сейчас. Он тренировался все эти годы, а я нет. Вот и результат.       Так не должно быть. Я должен быть лучшим.       Вновь удар в живот. Хочу согнуться пополам, чтобы унять боль, но нет времени. Удар у этого засранца стал еще жестче.       — Не в твою пользу расклад, Наследничек. Свали с дороги, и разойдемся миром, без позорного проигрыша в твоем исполнении, — шипит почти на самое ухо, держа меня за грудки.       Он прав, до ломоты в зубах прав, черт подери. Позорный проигрыш не сделает мне чести и авторитета. Но и если уйду, то сам не сумею себя простить.       — Я смотрю, ты в себя поверил? — Ухмыляюсь: надо же, как мы мастерски отработали всё. Тела уже сплошь покрыты ударами, а физиономии у обоих чистенькие, будто драки и вовсе не было.       — Как хочешь, помни: я предлагал выбор.       Не дожидаясь очередного удара, собираю все силы и толкаю его в грудь. Он отскакивает на пару шагов.       Шанс отойти от стены, занять более выгодное положение. Поле зрения схлопывается до Найта, а слух концентрируется только на его дыхании, шуршании ткани и звуках ударов. Лицом к лицу.       Чувствую, как что-то тонкое болезненно огревает меня по спине, а затем взгляд ловит длинную деревянную ручку от швабры — что ударом обрушивается на плечи Кайла.       — А ну разошлись! — Ким кричит на русском, явно чтобы персонал не понял лишнего.       Запал битвы моментально перегорает, будто спичка. Ким сжимает в руках швабру, готовая в любой момент ударить по нам еще раз, если не дошло с первого.       — Позорники! — отчитывает по-русски. — Не стыдно? Наследник и сын Заместителя! Сцепились тут, как дворовые псы, под дверью какой-то заключенной! Нашли из-за чего! Разошлись оба в разные стороны! Хорошо, что отцы вас не видят!       Кайл морщится при упоминании отцов, а затем напускает на себя до того хладнокровный вид, что со спокойной душой можно и засомневаться в том, что жалкую минуту назад здесь была реальная драка.       — Я пришел восстановить справедливость и забрать заключенную, которую вы не имели права выводить из камеры без моего ведома.       Ким бросает на меня короткий взгляд из разряда «я же говорила».       — Тем не менее, это не повод решать вопрос кулаками посреди коридора Медицинского Корпуса. За дверьми, между прочим, больные, которым нужны тишина и покой.       Он ухмыляется. Нагло глядит на нее.       — Ваша правда. Выдайте девицу, и я уйду.       — Нет, — испепеляю белобрысого взглядом. — Согласно традиции, я имею право использовать девку для своего удовольствия вплоть до самого Трибунала. Этим я, собственно, и займусь. Мисс Ризерфорд, подготовьте девушку и доставьте в мои покои.       Ехидная улыбка, больше похожая на оскал, озаряет лицо Найта.       — Что ж, будь по-вашему. — Вновь эта игра взглядов, оба надменные: и мой, и его. — В таком случае, завтра утром я жду ее в камере. Иначе будем решать этот вопрос через Главу.       Молчу, не желая дальше раздувать конфликт. Будет проще, если он уйдет. Мне нужно время, чтобы обдумать ситуацию и подготовиться.       — Вы оба в порядке? — Ким отставляет швабру в сторону. — Ничего не сломали друг другу? Помощь не нужна?       — Не хватало еще царапины у медиков латать.       Он картинно отдает поклон сперва Ким, а затем, с глумливой ухмылкой, мне и уходит. В коридорах толпа персонала, как оказалось, наблюдавшего за нашим побоищем.       — Чего встали? Все пациенты резко вылечились? Марш работать!       И в считанные секунды после грозного окрика Кимберли коридор приходит в запустение. Чуть скалюсь от боли, растирая ребра. Сейчас никто не видит, а значит — можно. Мачеха реагирует моментально.       — Ты как? Сильно болит?       — Всё в порядке, просто ушиб, — кривовато улыбаюсь. Неплохой, но только ушиб, и это уже хорошо. Бой с Кайлом мог закончиться и хлеще. — Мази хватит.       Кивком она зовет меня за собой, и мы вновь входим в палату. Ольга испуганно смотрит на меня. Взгляд у нее уже более сфокусированный.       — Додумались только — драться посреди белого дня на глазах у персонала. Вам же не по пятнадцать лет!       — Биологически? Неизвестно.       Пытаюсь шуткой разрядить обстановку, но Ким это явно не успокаивает, а потому в награду получаю довольно разозленный взгляд. Вздыхаю. Она права: не пристало Наследнику так себя вести. Но это же чертов враг детства, как еще себя вести с тем, с кем всю жизнь привык решать вопросы через применение грубой силы?       — Сдаюсь, — шутливо поднимаю руки в воздух. — Согласен. Не прав, но по-другому не вышло. Только не говори отцу, пожалуйста. Не хотелось бы его расстраивать…       — Да уж, тем более что повод… — она коротко косится на Ольгу. — А кстати, какой?       Задумчиво хмыкаю. Едва ли сейчас я могу быстро и внятно объяснить, в чём конкретно дело. Покажите мне хоть одного Наследника, который дрался бы с членом Совета из-за заключенной? Это я. Один такой, черт подери. Хоть сейчас в Красную книгу вымирающих видов благородных полудурков заноси. Она права, для этого нужен веский повод. Но всё потом.       — Ее надо перенести в мои покои.       Ким кивает, и вскоре после ее звонка санитарам у нас в манипуляционной вновь появляются носилки. Всю дорогу до покоев я перевариваю произошедшее и стараюсь сделать выводы. Как ни крути, а оба поступили по-детски. Так не решаются вопросы. Главное, чтобы боком теперь не вышло. И ведь завтра утром этот говнюк обязательно пойдет к Главе, если не вернуть Ольгу. Что ж. Значит, завтра я найду обоснованные доводы против возвращения заключенной в камеру.       Открываю дверь и пропускаю санитаров вперед.       — Кладите ее на кровать, — сдергиваю покрывало и отгибаю одеяло. Здесь ей будет комфортно. А мне пока придется обойтись кабинетом. Три дня потерплю, в конце концов.       Рыженькую лихо перекладывают на ее новое ложе. Рядом с постелью ставят стойку для капельницы, а прикроватная тумбочка заполняется разномастными коробочками и баночками с лекарствами.       Щеки Ольги до того красные, что даже выглядят неестественно, будто их вымазали краской.       — Температура тридцать девять и восемь… Высокая, — подает голос медсестра, и Ким кивает.       — Сделайте укол жаропонижающего, нельзя, чтобы стало еще хуже. — Ольга держится за живот и хрипло стонет, параллельно кашляя. Ким вздыхает. — И обезболивающее. Не самый приятный комплект у нее выдался. При ангине и сотрясении ей бы лежать, а тут еще эта зараза.       — Как это могло получиться?       А ведь правда, если вчера всё было нормально, то сегодня-то как угораздило?       — Завтра спросишь у нее, когда ей станет полегче. Я думаю, что Кайл устроил ей морозилку. Температура в камерах, как ты знаешь…       — Регулируется снаружи, — и как я мог забыть? Вот Кайл скотина. — Тогда всё ясно. Она, помимо прочего, еще и душ с утра приняла, и в камеру я ее отправил с сырой головой. Это могло стать причиной?       — У-у, естественно. Тогда всё это неудивительно. Холодная бетонная камера после теплого душа — худший враг обычного иммунитета. — Она кивает на медсестру. — Оставлю с тобой Ванессу. Она толковая девушка, справится. Общий язык, думаю, найдут.       Это хорошо. Выхожу на кухню попить воды. Ребра неприятно тянет от глубокого вдоха. Надо смазать синяки. Мне они ни к чему, на тренировках будут только мешать.       Когда возвращаюсь в комнату, всё уже готово. Капельница стоит, на лбу Ольги — намоченное полотенце, а сама она что-то бессвязно бормочет в полубреду.       — Мы всё сделали, остается ждать, пока сойдет температура. Ванесса будет следить, если что — приду сама. Про все лекарства она знает, так что тебе не о чем беспокоиться. Лучше подумай, что завтра делать с Кайлом.       — Спасибо, Ким, — улыбаюсь. И хочется обнять ее, как раньше, как привык, и нельзя. Положение не то, и при персонале будет выглядеть странно. Она касается моего плеча ладонью и коротко поглаживает его.       — Не забудь мазью намазаться.       Киваю. Мачеха проводит последний инструктаж для медсестры и уходит вместе с санитарами. Ванесса сидит рядом с Ольгой, на краешке постели, и сосредоточенно настраивает капельницу, а затем бросает приветливый взгляд на меня.       Средней паршивости. Но берет обаянием. Вполне обычные, без изюминки, серо-зеленые глаза, курносый нос и немного широковатые скулы. Однако улыбка по-настоящему голливудская, лучезарная, прямо от уха до уха, и зубы ровные один к одному. Макушку прячет медицинская шапочка, а из-под нее торчит только длинная пшеничного цвета коса.       — Как она, лучше?       Ванесса косится на Ольгу сочувствующим взглядом.       — Не очень. Температура высокая и пока не спадает, нужно время, Наследник. Ее лихорадит, и она не совсем четко воспринимает действительность.       Бедная девчонка. Еще более алые от жара губы приоткрыты и что-то шепчут. Грудная клетка тяжело вздымается и опускается, время от времени сотрясаясь от кашля.       — Мне нужно отбежать в Корпус, — опасливо подает голос Ванесса. — Мы забыли утку. В таком состоянии она сама может не заметить, когда ей понадобится в туалет.       Немудрено. Я бы в таком состоянии, наверное, уже просил меня застрелить. Если бы мог хоть слово выдавить, конечно же.       — Иди, я присмотрю.       Она суетливо подрывается с места, уверяя, что вернется быстро. Одна нога здесь, другая там. И белым вихрем скрывается за дверью. Глубоко вздыхаю и сажусь рядом с Ольгой. Полотенце на ее голове всё еще влажное, но уже теплое. Переворачиваю его, и она издает облегченный полувздох-полустон. Костяшками пальцев касаюсь скулы, провожу до щеки.       Вот тебе и продуманная система в совокупности с надежным бойцом. Осечки в Штабе сведены к минимуму, но не исключены. Их вообще нереально искоренить под ноль, как ни старайся. Всем правит человеческий фактор — и сейчас он вышел боком буквально каждому. И Штабу, и Ольге.       — Пожалуйста…       Ее шепот еле слышен, и я с трудом различаю его.       — Чш-ш, всё будет хорошо, — тихо успокаиваю. Она ведь в сознании, должна понимать и слышать? Или в таком состоянии человек теряет адекватность? — Держись, ты сможешь.       Кашляет, а потом тише прежнего, с ощутимым стыдом в голосе, просит:       — Мне нужно в туалет…       Черт. А вот это — новое развлечение в нашей программе. Еще ни разу не водил девушек в туалет… Делать всё равно нечего. Вот только у нее еще и капельница, черт подери.       — Пожалуйста.       Губу закусывает, словно пытаясь заглушить свои терзания. Шевелись, Рик, иначе она потом задохнется от стыда, а ты лишишься матраса. Отцепляю капельницу от ее руки, оставляя катетер в вене. Беру девчонку на руки.       — Поехали.       Она только обессиленно кивает, привалившись горячим лбом к моей груди. Отчего-то именно в этот момент всё нутро скручивается в каком-то странном, но ощутимом чувстве жалости к ней. Обычная девчонка, ставшая жертвой чудовищных обстоятельств. Теперь она вынуждена мучиться из-за косяка группы самонадеянных умников, что должны были задержать другую. Будет ли ее жизнь прежней после депортации? Сильно сомневаюсь. Если ей хватит ума держать язык за зубами, то воспоминания о Штабе всё равно никогда ее не покинут. Эта неделя наверняка показалась ей вечностью.       Заношу ее в ванную и, подняв коленом крышку унитаза, усаживаю на ободок.       — Сама справишься?       Мутный от температуры взгляд моментально взлетает на мое лицо. Эта смесь стыда и паники от моего вопроса заставляет меня отступить на шаг назад. Ясно, моя помощь под запретом. Может, хоть с Ванессой она будет сговорчивее. Поднимаю руки в воздух, будто сдаюсь.       — Хорошо, сама так сама. Сил хватит, чтобы позвать, как закончишь, или мне лучше не выходить?       Прячет взгляд, закусывая губу и бессильно всхлипывая.       — Я позову.       Выхожу за дверь и жду, прислушиваясь: вдруг она всё-таки свалится. Вскоре Ольга зовет меня обратно. Пока я поднимаю ее на руки, она старательно прячет от меня глаза. В спальне нас уже ждет вернувшаяся Ванесса.       — Сэр, — подскакивает, едва нас увидев.       — Всё в порядке, нам нужно было в туалет.       Девушка довольно кивает и помогает мне уложить пациентку в постель. Отточенными движениями ставит капельницу обратно и уходит в ванную с полотенцем. Как они будут договариваться завтра, когда я уйду работать? На одних жестах далеко не уедешь.       — Ольга, ты знаешь какой-нибудь язык, кроме русского? Персонал его не знает.       Она переводит на меня вялый взгляд:       — Французский.       Это хорошо, даже очень. Весь персонал Штаба для удобства знает родной английский, немецкий и французский языки в качестве базовых. А дальше могут учить только по желанию. Значит, девушки сумеют между собой договориться.       Медсестра возвращается быстро, укладывая на лоб Ольги свежее прохладное полотенце.       — Ванесса. — Она резко переводит на меня взгляд, я аж теряю мысль. Дерганая какая-то. Ну или попросту боится впасть в немилость из-за неверных действий. Так что я хотел?.. Ах да. — Ольга не знает английского, но владеет французским. Я подозреваю, что разговорным. Изъясняться придется на нём.       — Хорошо, сэр, — юрко кивает. — Отдыхайте и ни о чём не волнуйтесь, я о ней позабочусь.       — Спасибо, — улыбаюсь, и девушка заметно расцветает от этого. Еще чего не хватало. Шашни с медперсоналом — это у нас по отцовской части. Хватит одной жертвы нашего местного минздрава. — Пойдем, я покажу кухню, она может понадобиться. Спать, к сожалению, негде, только если на второй половине постели.       — А вы?       Такая трогательная забота, что я бы, может, и сумел поплыть от этого, если бы не понимал, что любая медсестра Штаба сейчас попросту мечтает повторить головокружительный триумф своей Главы и захомутать Наследника. Вот только сидит она сейчас не с младенцем, а с пленной. Ольга, поправляйся быстрее до такого состояния, чтобы я мог сам тебе выдавать таблетки, пожалуйста.       — А я переночую в кабинете, там есть небольшой диванчик.       После демонстрации кухни и короткого резюме, что и где лежит, я бросаю взгляд на часы. Спать пора, а я есть хочу, как волк. Ладно, поголодаю немного. Лучше выспаться, завтра сил на споры и выяснения по делу Ольги мне понадобится много.       Недолго покрутившись в спальне и заверив Ванессу, что она спокойно может брать что угодно и делать что необходимо для нее или Ольги, ухожу в кабинет. Беру с тумбочки мазь от синяков. Рыженькую уже намазали, и едва ли она понадобится девушкам до утра. Дверь, поколебавшись, всё же запираю. Мало ли.       Обрабатываю свеженькие синяки. Кожа еще красная, но завтра всё обязательно посинеет, а потому тянуть время нет смысла. Утром для верности пройдусь еще раз. Рассосутся быстро, слава нашей медицине. Надо срочно восстанавливать режим тренировок и наверстывать упущенное. Нечего позволять Найту чувствовать физическое превосходство.       Намазав всё, до чего дотягиваются руки, надеваю шорты с майкой и укладываюсь под одеяло. Мысли о завтрашнем неприятном разговоре чередой пролетают в сознании. Что, если отец не пойдет на уступки? Ее нельзя вот так бросать в камере. Теперь уже с уверенностью на девяносто девять процентов я готов сказать, что она гражданская. А раз так, то нас ждет не только международный скандал и косые взгляды, в том числе и со стороны наших же союзников, но и целая куча подлянок от русских. Они захотят мести и, по сути, у них будет на это право.       На десятом обороте вокруг собственной оси, то и дело прислушиваясь к кашлю, доносящемуся из спальни, наконец проваливаюсь в дрему. Шумоизоляция в покоях хорошая, оттого звук доносится слабым отголоском. Хорошо хоть так. Главное — чтобы русская выжила. Осталось отстоять ее на Трибунале и тихонько доставить домой, тогда не будет никаких проблем. Можно будет попробовать отправить через посольство, якобы ее похитили какие-нибудь торговцы красивыми девушками. Такое сплошь и рядом происходит с девицами ее уровня. Но обдумаю всё завтра. Сегодня уже голова жужжит от бесконечных мыслей.       В какой-то момент перестаю слышать и кашель, окончательно засыпая.