Наследник

      Чувствую себя по меньшей мере гончей. Ношусь по Штабу с утра до ночи и один черт ничего не успеваю вовремя. За два дня отец организовал мне столько важных поручений, параллельно с Трибуном по Рыженькой и бюджетом Морроу, что мне буквально спать скоро станет некогда. Обедать я все равно уже практически перестал.       Будни с русской оказались довольно любопытными и насыщенными на общение. Она с охоткой слушает про наши американские праздники и традиции, разумно не интересуясь укладом жизни в Штабе. Будто и сама понимает, что любая лишняя информация может перевесить чашу весов не в ее пользу. Взамен она не скупится на рассказы о России — полезно ведь, из области фантастики, конечно, но вдруг когда-нибудь туда придется поехать?       Трибунал по ее делу уже сегодня, а мне все еще нечем крыть — доказательства добываются со скрипом, и ускорить процесс я никак не могу. В крайнем случае придется ходатайствовать о переносе рассмотрения дела. Осудить ее просто так уже не дам. Это дело принципа.       Тем более что и Кайл времени даром не терял, с завидной регулярностью ошиваясь в моих покоях и проводя допросы по сто раз на дню. Ольгу от него ощутимо трясет и, при любом чуть громче чем положено шарканье или шуме в его присутствии, казалось, она была готова забиться в любую щель, лишь бы спрятаться. А он и рад стараться — сукин сын. Пару раз я был готов за шиворот выкинуть его из покоев.       Но нельзя, Наследник не должен так себя вести, черт подери.       Просыпаюсь с первой вибрации будильника. Всю ночь проворочился от нервов. Это первый Трибунал в моей жизни, и факт того, что доказательств нет, ничуть не успокаивает. А если и правда опозорюсь с треском? Переворачиваюсь и коротко смотрю на спящую Ольгу. Мой позор — мой опыт, и даже если все пойдет не по плану, я спокойно отмоюсь от этого со временем, а вот в ее случае на кону стоит жизнь. И за эти два дня не появилось и капли сомнений — она гражданская и я прав в своих мыслях.       Медные кудри заполнили большую половину кровати, запав тонкими струйками между приоткрытых губ, налипнув на веки. Сглатываю. Уймись, О’Хара, девица хороша, но не из тех, к которым ты привык. Эту Бастилию нужно брать штурмом, долгим и упорным, а у меня нет на это ни времени, ни откровенного желания. Серьезные отношения в моем случае обуза, которая осложнит жизнь. А для снятия напряжения есть Джевелс.       Тихо поднимаюсь и иду в ванную. Не помешает холодный душ, нужно привести мысли в порядок. Сегодня все дела к черту. Главное — Трибунал. Насухо вытираю волосы полотенцем и пишу Морроу короткое сообщение. Если ни одной чертовой бумажки не будет и сейчас, то от него нужны хотя бы сроки. Заседание не будут переносить туда не знаю куда.       Интересно, а Кайл что-нибудь накопал? Но узнавать у этой землеройки нет никакого желания. Отец хоть и не хочет наших конфликтов, но по факту уже поздно. Мы едва ли уже когда-то сможем нормально общаться друг с другом. Слишком застарелая вражда. Еще один любопытный вопрос возникает не кстати: он так и волочится за Джевелс или уже нашел себе другую девицу?       Посмотрим.       Бросаю взгляд на время. До Трибунала три часа, Морроу молчит, Ольга спит. А мне еще вести ее в камеру. Так и не удалось отговорить отца от этого шага. Он справедливо опасается, что в случае вынесения высшей меры она обезумеет от осознания и бросится с ножом. Будто мне не хватит сил одолеть слабую гражданскую девицу в честном бою, совсем меня за ребенка считает.       Делаю глубокий вдох, глядя на все также спящую Олю. И как бы не хотелось обратного, а будить все равно придется.       — Ольга, вставай.       Она недолго возится под одеялом, сонно разлепляя глаза. Явно меня ищет, оглядывая сперва постель, а затем и комнату, и тут же заливается краской. Я без майки, в одних только шортах. Коротко улыбаюсь, ехидное веселье накатывает само собой. Она так забавно каждый раз смущается, что, кажется, такие легкие игры не надоели бы мне никогда.       — Привет, — взгляд в сторону отводит, перебирая в пальцах краешек одеяла. — Уже пора?       — Позавтракаем и пойдем, мне нужно забежать к Морроу перед заседанием и взять все, что есть.       Она тяжело вздыхает, явно паникуя. Даже практически с другого конца комнаты отчетливо видно, как чуть подрагивают плечи. И все же набравшись смелости, она говорит до того тихо, что с непривычки едва получается разобрать этот русский шёпот:       — А если доказательства не успеют найти? Что тогда?       И этот ее еще взгляд умоляюще-напуганный, глаза в глаза, что аж нутро сворачивается так, словно надо мной самим катану занесли.       Оставить, О’Хара, ее бы тоже не помешало успокоить.       — Значит, буду настаивать на переносе рассмотрения дела. Не волнуйся, что-нибудь придумаю. А пока идем завтракать.       — Как-то не хочется, если честно…       Выгибаю бровь и складываю руки на груди.       — Трибунал — дело не быстрое, ты в камере можешь и весь день просидеть. Давно не голодала?       Качает головой, закусывает губу, как нашкодившая маленькая девчонка. Ненадолго прикрываю глаза. Она в явной панике, я — опять мыслями в чем-то непристойном. Тяжело жить с ней под боком, постоянно не о том думаю. Подхожу ближе и, усевшись на край постели с ее стороны, протягиваю ей руку и мягко улыбаюсь.       — Все будет нормально, а сейчас идем.       То, что она кинестетик, стало понятно практически сразу, а потому практически не сомневаюсь — это ее успокоит. Ольга вкладывает ладонь в мою и поднимается, но даже это не помогает: чувствую, как мелко дрожат ее холодные — только что из под одеяла — пальцы.       Этот момент нужно просто пережить и все.       Но завтрак не лезет в глотки обоим. Чем дальше, тем больше напрягает тишина со стороны Морроу. Неужели ничего нет? А если доказательства совсем другие, и я ошибся в Ольге? Нет, не может быть, то, что она гражданская — не вызывает сомнений. Разве что русские не решили намеренно выращивать информаторов как гражданских и подсылать к нам вот таким веселым способом. Ну а что, так ведь сходу и не догадаешься?       Насилу запихиваю в себя пару сэндвичей и тщательно слежу за тем, чтобы плотно поела Ольга. Она и так худая, но что-то мне подсказывает, что до визита в Штаб она была все же в куда лучшей форме. Такую заморенную голодом и возвращать-то стыдно будет. Отпиваю горячий кофе. Не важно, главное отправить ее домой живой и невредимой. Она не заслужила этого кошмара, который с ней случился и пора с этим заканчивать.       После завтрака Оля ненадолго уходит в душ, а я зависаю возле шкафа, безуспешно пытаясь выбрать что-то статусное и при этом удобное. Бесполезно, все костюмы мира одинаково неудобоваримые. Кто их только придумал на каждый день. Наряжаюсь в строгий черный костюм и завязываю проклятый галстук. Затем собираю Рыженькой с собой подушку и два одеяла: на одном усядется, а во второе сможет укутаться. Не хватало нам повторения температуры и прочих гражданских радостей жизни. Ким тогда и меня и отца вздернет.       Уже у самой камеры Ольга едва не сливается с белыми стенами.       — Понимаю, что вопрос странный, — окидываю ее обеспокоенным взглядом у самой двери в камеру, — но ты в порядке? Ты очень бледная.       Она нервно кивает, обнимая себя за плечи. Глядя на дверь так, словно за ней уже притаился автоматчик, который откроет огонь как только она переступит порог.       — Пр…просто…       Открываю дверь и Оля крупно дрожит в ответ на скрип, делает шаг на автомате и, кажется, перестает дышать вовсе. Ставлю пакеты с подушкой и одеялами на пол. Обращаю Ольгу за плечи к себе.       — Посмотри на меня.       И она покорно поднимает глаза, в которых от страха зрачок практически съел радужку. Не выдерживаю, мягко поглаживая ее по предплечьям. Это не дело, так и нервный срыв, а то и чего похлеще схлопотать недолго.       — Все в порядке. Кайл не придет, не до этого перед Трибуналом. Я не сдамся и буду просить перенести заседание, тем более что первичные основания у нас для этого есть. Не волнуйся так, ладно? Выше нос, боец, обещаю, что сделаю все, что от меня зависит. А ты постараешься немного успокоиться, ладно?       Суматошно кивает, но по глазам вижу: если и отлегло, то совсем немного. Сам толком не понимаю, что толкает на этот шаг: коротко обнимаю ее, только прижав к груди осознавая, что она мелко дрожит уже вся.       — Как у вас говорят? Порвемся?       — Прорвемся… Порваться бы в данном случае как-то не хотелось.       Подмигиваю. Так-то лучше, во всяком случае взгляд у нее уж точно перестал быть таким затравленным. В заднем кармане вибрирует мобильник. Нутро сводит неприятным чувством неопределенности, когда смотрю на экран — Морроу.       Не отрываясь от неё, снимаю трубку. Всё равно ничего не поймёт, а так хоть дрожать стала меньше.       — Алло?       — Наследник, доброе утро!       Доброе, если есть доказательства, но я от чего-то не решаюсь давить вслух.       — Доброе, Морроу, — мой опасливый тон вызывает на том конце провода лишь ощутимую улыбку.       — Доказательства готовы, свеженькие, только что полученные. Принесу их на Трибунал, будет немного времени взглянуть.       — Что там в общем? — безотчетно касаюсь Олиной спины ладонью, проводя по волосам. Игнорирую прямой взгляд лицо в лицо, только ловлю ощущения: она не шарахается от этого, лишь замирает настороженной птицей.       — Вы были правы, девушка действительно гражданская и её спутали с Натальей, все доказательства этого есть, там чёткая видеозапись, в ночь эксперты её проанализировали, по губам обращение читается абсолютно явственно.       Позволяю себе не сдерживать улыбку. Подмигиваю Рыженькой, в глубине души по-детски радуясь, что она мне не соврала. Было бы неприятно осознать, что все эти дни как последний идиот держал под боком шпионку, умело играющую невинность.       — Спасибо, Морроу, через двадцать минут буду у зала.       — Буду ждать Вас там и свидетельствовать в защиту с подтверждением доказательств.       — Отлично, до встречи.       Он отвечает мне тем же и кладёт трубку, я все с такой же идиотской улыбкой смотрю на медленно седеющую от ожидания и непонимания Ольгу.       О'Хара, ну и ты и козёл.       — Поздравляю, у нас есть доказательства. Переносить Трибунал не понадобится.       Резкий облегчённый выдох раскатывается от голых стен гулким эхо, бьёт по слуху.       — Значит, скоро все закончится, и я смогу вернуться домой?       Киваю, невольно залюбовавшись тем, как на её губах расцветает робкая улыбка.       — Дело за малым, посмотреть что именно накопал Морроу и огласить это на заседании.       Ольга порывисто бросается мне на шею, обнимает крепко, а у меня от ощущения близости дух перехватывает. Не отталкиваю её, лишь крепко зажмуриваюсь, стараясь игнорировать мазнувшее где-то в самой глубине тела возбуждение.       Ещё чего не хватало, на Трибунале ясная голова нужна, а не вся эта придурь сопляческая. Тем более что она в своих эмоциях искренняя, как ребёнок, а я и этот невинный порыв радости умудряюсь опошлить со всех сторон.       Стыд опаляет уши, а злость царапает нутро, с этой девицей рядом меня вечно обуревают такие смеси эмоций, что аж укачивает.       Никогда своих мыслей не стыдился нехрен и начинать.       — Спасибо тебе, спасибо!       И шею буквально плавит от этих слов. В прохладной камере разом делается душно. Прекрати, барышня, иначе вместо молотка на заседании моим стояком по столу стучать можно будет для большей острастки.       Все же нахожу в себе силы и за плечи чуть отстраняю её от себя. Она теряется, вновь свою эту губу закусывает, а по глазам видно, как ей неловко. Мысленно рычу, держись, Рик, просто помни, что ты делаешь это ради Штаба, а не для перепихона, которого все равно не будет.       Едва ли она настолько раскована, чтобы благодарить за спасение натурой, да и я бы, чего греха таить, этого не хотел — слишком уж разочаровывающе звучит.       … Или хотел бы?       К черту!       — Пока не за что. Не будем пугать удачу раньше времени. Мне пора, закутайся в одеяло и не мерзни. Надеюсь вернуться как можно скорее.       — С богом, — шёпот догоняет у самой двери, и, улыбнувшись ей напоследок, закрываю засов. Короткий взгляд на часы: нужно ускориться, если хочу успеть посмотреть все до Трибунала. И так папкой размахивать у самых дверей в зал придётся.       Интересно, Найт что-то нашёл? Тоже самое? Наиболее разумным и правильным было бы обсудить все эти доказательства с ним, возможно, даже отдать, если он пришёл с пустыми руками. А самому лишь свидетельствовать о том, что Ольга в течение всего этого времени не проявила ни одной шпионский черты.       Но это уже дело принципа, и черта с два я что-то отдам Кайлу. Если он что-то нашёл, то пусть озвучивает. Нет — я закопаю его в дерьмо по самые уши. В конце концов нечего было бежать к своему папаше и капать на мозги. Если бы они не оказались у Главы — я бы ещё мог пойти на встречу.       Теперь показать Штабу и отцу, что Найт ничерта не проверил и допустил халатность, которую ещё и признать не хотел — просто дело чести.       В следующий раз он подумает, стоит ли со мной препираться.       У зала Трибунала уже настоящий аншлаг. Народу море, и отчетливая духота заползает за шиворот раскаленной удавкой. Они все без исключения будут внимательно наблюдать и ловить каждое слово. Трибунал над русской шпионкой — лакомое зрелище, с учётом ещё и масштабов диверсии, которую та замышляла. Разочаруются же зрители, когда поймут, что взяли не ту и возмездие не состоится.       Протискиваться через толпу оказывается довольно легко, когда ты Наследник. Люди практически всегда сами расступаются, отдавая поклоны. Киваю, в глубине души с непривычки мечтая раствориться.       У самых дверей в зал уже стоит Морроу и свежая, будто на часах не чёртова рань, Ким.       — Наследник, — Морроу отдаёт поклон, а Ким лишь легко кивает. Отдаю ей поклон и целую руку. Вокруг слишком много людей, и я должен выказать соответствующее статусу уважение.       — Готов?       И несмотря на улыбку, чувствую в голосе Ким отчётливое волнение. Морроу протягивает мне толстенную папку с доказательствами.       — Теперь да, нужно только успеть хоть немного на них взглянуть. Кайла видели?       Ким указывает в сторону Найта одним лишь взглядом. Весь такой серьёзный из себя, в строгом костюме, стоит и сверлит взглядом дверь зала, старательно не замечая никого вокруг, и моего пристально-уничтожающего взгляда в частности.       А папка в его руках до недоброго тоненькая. Выходит, он не нашёл ничего?       Разумно. По идее, у нас с ним должен быть одинаковый комплект доказательств, с той лишь разницей, что он делал запрос стандартно, по всем протоколам, а я просил напрямую Морроу. Будь Трибунал завтра — у него бы тоже все было в наличии.       — По всем правилам тебе следовало бы обсудить доказательства с Куратором, — мягкое напоминание Ким вторит внутренним мыслям. — Ты свидетель, всего лишь.       — Да, но доказательства-то добыл я.       — Эксперты.       Киваю.       — Никто не мешал ему сидеть у них над душой днями и ночами. В конце концов, это его потенциальный косяк.       — Ваша детская возня должна остаться в прошлом, — приглушенный шёпот в этом жужжании толпы не слышит даже Морроу, а я и рад бы согласиться с правотой Ким, да только Кайл сам нарвался. — Вы взрослые мужчины и должны научиться работать вместе.       Ухмыляюсь.       — И не бегать к папочке, чуть что. Подумаю над этим, но сейчас моя возьмёт. Нечего было жаловаться.       — Рик…       Но она не успевает договорить, как массивные двустворчатые двери в зал Трибунала распахиваются, и секретарь громким отточенным командным голосом приглашает всех войти и занять положенные места.       Ехидная улыбка расплывается по лицу сама собой.       — Какая досада, уже не успею.       И даже без лишних слов по лицу вижу, что Ким недовольна моим решением. И ведь понимаю почему, но полоумное желание отыграться за ужас Рыженькой и тот разговор в отцовском кабинете берут верх.       Так не должно быть.       Но уколов совести я не ощущаю, только готовность порвать оппонента аргументами, а потому с приклеевшейся к роже ухмылкой а-ля «Сукин сын» киваю Найту и пропускаю его вперед. Куратор все-таки.       Зал огромен: бессчетное количество рядов кресел для зрителей возвышается над основной ареной давящей громадой. Просторное и светлое помещение выглядит величественно и вместе с тем легко, обрамленное огромными бронированными стёклами. Так с первого взгляда и не скажешь, что здесь в основном выносятся сплошь смертные приговоры.       Вдох-выдох, нужно как-то унять нарастающей мандраж.       Мягкий ковролин под ногами глушит топот тысячи пар ног. Или зал в состоянии вместить больше? Вновь мысли не о том — путаются, сталкиваются друг с другом, сомнения душат, наступая на горло.       Бросаю взгляд в спину Кайлу, идущему впереди до того гордо и уверенно, будто он уже победил.       Может, стоит отдать доказательства ему, как положено? Хотя бы ознакомить?       Спускаемся в самый низ зала, и я с ужасом чувствую, как все больше взглядов намертво впиваются в спину. Это будет тяжело.       Кайл сходу направляется к трибуне куратора, что стоит как раз напротив длинного стеклянного стола коллегии Трибунала, венчающего массивный постамент. Справа от трибуны — небольшой стеклянный стол для свидетелей защиты, слева — для обвинения. Всё прозрачно и максимально чисто.       Пропускаю за стол Ким и Морроу, ненадолго задерживаясь взглядом на креслах. Пять штук. В коллегии Трибунала всегда нечетное количество участников, чтобы исключить вариант голосования вничью. Среди участников всегда Глава, почти всегда — Заместитель, отсутствующий за редким исключением потенциальной личной предвзятости. Остальная тройка судей, как правило, выбирается случайно из состава Глав Корпусов.       Теплое касание Ким к руке выводит из пелены мыслей.       — Садись.       Чувствую намертво впившийся в лицо взгляд, будто кожу обдали кислотой, токсичной такой, что мясо само с кости слезть готово. Поворачиваюсь, теперь уже глаза в глаза ловя надменный взгляд Кайла.       Чует мою растерянность, и издевательски-сучья улыбочка буквально кричит об этом. Рассчитывает, что растеряюсь, что опозорюсь сам. Нет. Сомнений нет и быть не может. Черта с два ему, а не доказательства. Я их озвучивать буду сам.       Соберись, О'Хара.       — Всем встать, — усиленный колонками голос секретаря заставляет коротко внутренне вздрогнуть. Снаружи изо всех сил держу над собой контроль. — Суд идёт!       Короткий шум, все встают до того синхронно и быстро, что будто на секунду раскат грома посещает зал. Солнечные лучи заигрывают с поверхностями стеклянных столов, золотят темно-серый ковролин. Делаю вдох поглубже и опускаю голову в поклоне. Сердце колотит как шальное, сейчас или никогда, я обязан спасти Ольгу и самое главное — Штаб. Иначе из-за халатности Кайла мы вляпаемся в беспросветную задницу.       — Их честь коллегия Трибунала, в лице Главы Штаба, Заместителя Главы, Главы Корпуса Передовых технологий, Главы Тренировочного Корпуса и Главы Корпуса Строительства и обеспечения. Сегодня вышеуказанным составом коллегии Трибунала рассматривается дело обвиняемой: Натальи Александровны Жуковой о подготовке диверсии со стороны Штаба России. Слово предоставляется Куратору обвиняемой — Кайлу Джейсону Найту. Прошу всех сесть, начинается слушание!       И вновь короткий гвалт, разрядом тока бьющий по нервам. Ким едва заметно притесняется плечом, хоть так стараясь ободрить. Закусываю внутренний краешек губы. Вдох-выдох, всего-то и надо, что по полочкам разложить доказательства. А кстати, какие?       Открываю папку и пробегаю взглядом по всему материалу. Морроу даже заботливо разложил все по порядку. Нужно будет потом отдельно поблагодарить его за это.       — Уважаемая коллегия, — Кайл отдаёт поклон, и аж завидно делается — говорит до того ровным тоном, будто не нервничает ни капли. А я искренне боюсь от нервов растеряться и дать слабину в самый ответственный момент. Он последовательно рассказывает, как разрабатывал дело Натальи, как была организована поимка, доставка в Штаб — к моему удивлению через Латвию, — и дальнейшее следствие по делу. Молчу. Чуть крепче положенного сжимая пальцы на краешке папки. Врет ведь про следствие. Ни черта его не было, пока я в дело не ткнулся.       Отец коротко прошивает нас двоих внимательным взглядом по очереди, не прибавляя уверенности в собственных силах.       — Насколько мы понимаем из материалов дела, Куратор, в личности обвиняемой есть сомнения.       Кайл кивает.       — Верно, Ваша честь, поимка Натальи производилась по словесному описанию, фото или видео материалов, по которым можно было бы вычислить Наталью, на момент поимки у группы перехвата не было. Позднее, после доставки девушки в Штаб, она утверждала, что её спутали, — и лишь на секунду, будто не сдержав над собой контроль, Кайл даёт слабину, уверенный голос пристыженно падает на полтона. Удивительно даже, ведь он не привык раскаиваться даже в самых патовых ситуациях. Решил не играть с огнём? — Естественно, это было расценено, как попытка уйти от ответственности, однако, позднее девушка заболела, что дало почву для подозрений. Прошу ознакомиться с медицинскими заключениями, согласно им у девушки отсутствует характерный шпионский иммунитет, приобретаемый по аналогичной нашей «IMIDA-1» программе.       Кайл выуживает из папки бумаги — явно заключения Ким — и через секретаря передаёт коллегии. Отец их даже не смотрит, Джейсон одаривает мимолетным взглядом.       Чувствую, как внутри зарождается злость. Как ловко: умолчать о том, что проигнорировал симптомы, что хотел увести девицу обратно в камеру и попросту добить своим ишачьим упрямством. И ведь если бы я не настоял, если бы не та драка, Ольга бы скорее всего умерла.       Вдох-выдох, он до последнего будет уклоняться от ответственности, а я его прищучить не могу. Трибунал не над ним, и опускаться до обвинений Куратора — не то, что следует делать в принципе.       И давящий взгляд отца будто видит меня насквозь, только подтверждая эту мысль. Нельзя подвести его, нужно держаться максимально грамотно.       — Также обращаю Ваше внимание, что на заседании, в качестве свидетеля, присутствует наш судебный медицинский эксперт и Глава Медицинского Корпуса — Кимберли Тесса Ризерфорд.       — Ваша честь, — Ким встаёт, отдавая поклон всей коллегии разом. Отец смотрит на неё с беспристрастным безразличием, будто и не его женщина вовсе, так, сотрудница. — Заключение, данное мною в этой бумаге, подтверждаю.       Глава Тренировочного корпуса было собирается открыть рот, пробегая глазами по бумаге, но Ким не оставляет ему пространства для маневра — выходит из-за стола и, коротко кивнув Кайлу, подходит к столу коллегии. Встаёт в полоборота, чтобы её видел и зал, и судьи, и легко, будто и не на Трибунале вовсе, улыбается, извлекая из аккуратной белой папки ещё одну бумагу. Теперь уже рот раскрыть порывается и Джейсон, но Ким игнорирует его потуги.       — Также мною было проведено психологическое освидетельствование обвиняемой, вот заключение, коллеги. Девушка абсолютно вменяема, признаков психических расстройств не выявлено.       Отец коротко пробегает взглядом по бумаге и передаёт её Джейсону. Интересно, когда это Ким успела? Ведь Ольгу к ней больше не водил, да и к нам мачеха приходила только в первый день. Решила подстелить соломку? Разумное решение. Мимолетно злюсь на себя: лопух, должен был бы подумать, что вопросы к адекватности девчонки точно могут возникнуть.       — При каких обстоятельствах производился осмотр девушки?       Ким ничем себя не выдаёт — лишь плотнее сжимает на папке пальцы, но из зрительного зала это едва ли заметишь. Медленно закипаю. Я тут, понимаете ли, воздерживаюсь от выпадов в сторону Кайла, а Джейсон решил поиграть в правильного?       — В камеру заключенной была вызвана бригада медиков, с жалобой на лихорадочное состояние. Согласно заключению, у обвиняемой диагностирована ангина, которой у шпионов, получивших иммунитет по программе «IMIDA-1» или её зарубежным аналогам — не бывает, — Ким вновь достаёт из папки ещё одну бумагу, — полный перечень болезней, от которых вырабатывается стопроцентный иммунитет представлен в клинических исследованиях. Прошу ознакомиться.       Вновь троица приглашённых Глав корпусов по очереди кивает бумаге. Только Джейсон не угоманивается:       — Кем была вызвана бригада?       Ким поджимает губы, явно набираясь терпения, для спокойного ответа. Не выдерживаю раньше: поднимаюсь на ноги, начисто игнорируя строгое и неодобрительное цоканье Морроу. Отдаю коллегии поклон.       — Мною, Ваша честь.       Джейсон кивает, отец старательно сохраняет беспристрастность, все же коротко одаривая меня тяжёлым взглядом. И, по-хорошему, мне стоило бы молчать и ждать своей очереди, но сидеть и сглатывать то, как Джейсон явно пытается перед лицом Трибунала опустить нас с Ким нет сил. Доигрался, теперь заденет и Кайла.       — На каком основании вы находились в камере заключенной, не уведомив об этом Куратора?       Обалденная беспристрастность, десять из десяти. Не успеваю раскрыть и рта, как Отец скучающе переводит взгляд на Джейсона.       — Коллеги, давайте придерживаться чёткой структуры. К свидетелю Ризерфорд есть ещё вопросы? — ответ разнобойный до одури, Джейсон молчит, сверля меня взглядом, остальные качают головами, некают и пожимают плечами разом, — В таком случае, доктор Ризерфорд, можете присаживаться. Куратор, вам есть что ещё сказать по существу? Кроме имеющихся справок есть какие-либо доказательства?       Не сажусь, Ким не двигается с места, и все это замешательство бьёт по нервам. Отец явно старается срезать вопросы Джейсона, но тот вряд ли угомонится: быстрый взгляд-выстрел на сына, и Кайл лишь коротко мешкает, практически картинно ведя плечом.       — На текущий момент нет, Ваша честь. Все соответствующие запросы составлены и переданы службе экспертов Корпуса Безопасности и находятся в работе. В связи с этим, прошу перенести заседание для более корректного рассмотрения дела.       О, вот и в огород Морроу прилетело камнем. Ведь эксперты подчиняются ему напрямую, и за проволочку всенепременно спросит…       — Глава Корпуса Безопасности, — мысль прерывается на середине, развеянная глумливым тоном старшего Найта, — просим разъяснить причины задержки расследования и обозначить сроки.       Морроу подбирает слова, отчётливо закипая, я держусь просто не человеческими усилиями. Держу пари, что и рожа у меня сейчас не слишком-то добрая. И, видимо, заметив это, Ким прошивает меня тяжёлым взглядом. Усаживаюсь рядом с ней, мысленно проклиная обоих Найтов на чем свет стоит. Какая к черту разница был нарушен порядок или нет?! Все пошло не по плану изначально, и вместо того, чтобы решать что делать, Джейсон решил устроить мне и всем, кто не отказал в помощи, публичную порку?       И если до этого я паниковал, то теперь на топливе из чистой злости, кажется, готов порвать любого даже и без доказательств.       — Ваша честь, доказательства готовы и появились у нас на руках буквально утром.       Морроу встаёт и кивает до того расслабленно, что меня моментально одолевает паскудное чувство зависти к его самоконтролю. Мне этому учиться придётся долго, вспыльчивый характер для Наследника, а уж тем более для Главы — безоговорочный минус.       Косо смотрю на Кайла. Ничем себя не выдаёт, но готов поспорить на что угодно — зол как дьявол. Короткий взгляд впивается в толстенную папку, не меньше двух дюймов в корешке, тонкие губы, кажется, скрываются вообще, вытягиваясь в белесую напряжённую полоску. Скажи спасибо папаше. И нашему суду за то, что я не смогу в качестве приговора тебе этой самой папкой по морде двинуть.       — Насколько я понимаю, — отец подаётся вперёд, опираясь на локти, давит взглядом то на Морроу, то на меня, — Куратора в курс дела не поставили?       Морроу примирительно пожимает плечами.       — Не успели, Ваша честь.       Джейсон прищуривается, склоняя голову на бок.       — Вам есть что представить Трибуналу?       На сей раз Соллерс кивает.       — Все доказательства собраны и переданы Наследнику по его запросу.       Джейсон позволяет себе глумливую улыбку, взвинчивая градус моего бешенства до предела.       — Интересная логистика. Куратора предупредить не успели, а свидетеля защиты — вполне.       Отец расправляет ладонь, заставляя ухмылку разом слететь с лица Джейсона. Припечатывает меня тяжёлым взглядом, а я только и могу что тихо вздохнуть. Моя вина в том, что Кайл не в курсе. И чувствую, что за это ещё предстоит ответить.       — Это не имеет никакого отношения к обвинениям и делу. С нарушением регламента мы разберёмся отдельно вне рамок Трибунала. Для дачи показаний вызывается Наследник — Ричард Райан О'Хара.       Сердце пропускает удар, будто опускаясь на низкий старт для нового рывка, а опаска сдавливает горло калеными щипцами. Давай, О'Хара, твой выход.       Плевать на Джейсона. На Кайла. На нарушения и то, что отец потом ещё всенепременно устроит в лучшем случае сеанс нотаций длинной в вечер.       Главное сейчас — Штаб, и то, что я должен всеми силами как защитить его от задницы, в которую чудом не погрузили нас Найты, так и спасти ни в чем не повинную Рыженькую.       Собираю всю злость и силы в кулак. Теперь попляшете вы, я уже досыта наелся упреками.       Отец прячет взгляд в материалах дела.       — При каких обстоятельствах вы познакомились с обвиняемой?       Чуть удивлённо смотрю на него, затем коротко на Кайла, что самыми уголками губ источает до того ядовито-снисходительную ухмылку, что хочется все-таки бросить в него папкой.       Ничего, я потушу этот светильник.       — Ни для кого не секрет, что в Штабе есть свои традиции, — натянув на лицо ухмылку а-ля «сукин сын», пробегаю взглядом по присутствующим наблюдателям. Я должен выглядеть непринужденно, будто в подобных развлечениях с пленными девицами нет ровным счётом ничего зазорного. — Девушка была подарена мне на ночь, в честь дачи клятвы Наследника и возвращения домой.       Отец кивает, все также не глядя на меня, будто перед ним и вовсе не его сын и никакой не Наследник. Снова чувствуется укол вины, смешанный с завистью. Когда-нибудь и я научусь также.       — Поясните Трибуналу, по какой причине вы наведались в камеру заключённой, не уведомив Куратора, и без его разрешения вызвали бригаду медиков?       И все же порка будет и здесь. Райан старательно избегает прямого взгляда, а вот Джейсон напротив довольно кивает словам Главы и уставляется на меня в упор, насмешливо улыбаясь. Думаешь поймали за хвост? Черта с два.       — Да, Ваша честь, признаю, что не имел права принимать такие решения самостоятельно, однако, осознание возможных последствий для Штаба в случае моего бездействия подстегнули меня к этому шагу. Наследник обязан думать о благе Штаба, что я, собственно, и сделал, принимая спорное решение. Также осознаю все допущенные нарушения и готов нести за них ответственность.       И наконец Райан отрывается от бумаг. Во взгляде его серо-голубых глаз на ряду с контролируемой, едва различимой злостью, появляются довольные искорки и он, слегка расслабленно откидывается на спинку, чуть оборачиваясь к Джейсону.       — У Коллегии есть ещё вопросы, связанные с нарушениями, или мы наконец готовы заслушать доказательства?       Джейсон забавно хлопает ртом, а затем кивает, не найдя больше слов. Отец кивает.       — Замечательно. Наследник, продолжайте.       Слава тебе создатель, кажется, меня наконец перестанут тыкать носом в то, что я на минуточку дом родной спасаю!       Едва слышно кашлянув в кулак, стравливаю накатившую хрипоту. Вот теперь точно отступать некуда.       — При знакомстве с пленной меня практически сразу смутила её физическая форма. Девушка весьма худенькая, а мышечная масса оставляет желать лучшего, что для шпионки странно. Также меня смутило её поведение, характерное скорее для гражданской.       — В чем это выражалось? Девушка могла намеренно лгать.       Скотски улыбаюсь, глядя Джейсону глаза в глаза. Так лгала, что только Кайл один и не поверил, ну куда уж мне.       — Сдаётся мне, что шпионка не стала бы рыдать и умолять её не трогать. А также открыто просить Наследника вражеской Династии помочь разобраться в сложившейся ситуации.       — И вы пообещали?       Вновь цепляется за слова, сбивает с толку и норовит спутать мысли, заставить не защищать, а позорно оправдываться за каждое действие. Мысленно одарив его трехэтажным матом, я только шире расправляю плечи и гордо вскидываю подбородок.       Что и кому я обещаю, тебя не касается.       — Нет, Ваша честь. Я планировал не лезть в это дело и сказал девушке, что она должна обратиться за этим к своему Куратору, — позволяю себе ухмыльнуться, — однако он остался глух. О чем я узнал, когда Куратор рапортовал Главе, что обвиняемая показаний не даёт и пора выходить на Трибунал. Тогда-то я и решил её допросить и тихо перепроверить эту информацию, — пожимаю плечами, — исключительно для своего спокойствия. Но когда я пришёл в камеру и увидел бредящую девушку, сомнений стало на порядок больше. Я вызвал бригаду и велел забрать подследственную под мою ответственность.       — Насколько мне известно, Куратора и об этом не предупредили…       Будто бубня себе под нос, Джейсон делает заметку в ежедневнике. Киваю, как ни в чем ни бывало. Отец сохраняет спокойствие, но от чего-то ловлю себя на мысли, что будто бы чувствую его злость на каком-то подсознательном уровне. Беси беси, Найт, отвечать то и твоему сыну тоже.       — И правильно сделал, — и пусть все вокруг посчитают меня хоть кем, но решаю не сдерживаться. Старший Найт тупо хлопает глазами в ответ на мои слова, а я лишь шире расплываюсь в ухмылке. Надоело. И даже тяжёлый взгляд Ким вкупе со сверлящим прищуром отца не отрезвляют.       Найты должны знать свое место.       — В каком это смысле? — Заместитель складывает руки на груди, опомнившись от шока. Ох ты, слова нашёл? Сейчас ещё раз отобьем охоту.       — В прямом, Ваша честь. Куратор узнал, что обвиняемая в Медицинском Корпусе и пришёл требовать её возвращения в камеру. Я пояснил причины своих действий. Однако диагноз девушки был проигнорирован, хотя должен был насторожить, также как и меня.       — Подтверждаю, Ваша честь, — а голос-то прямо щебечет, будто мачеха не вместе со мной Кайла засаживает по всем фронтам, а комплимент какой витиеватый делает. — Я слышала этот разговор лично.       Кайл отчётливо поджимает губы — злится. Дай волю, бросился бы тут же, но на Трибунале кулаками не машут. Не обляпайся, у меня от вас с папашей тоже уже все нутро горит. И ведь о драке при этом повороте событий расскажет только дурак, а потому младшенький Найт, злобно зыркнув на меня взглядом-выстрелом, молчит истинно по-шпионски.       Джейсон же сохраняет такой спокойно-непринужденный вид, будто и не на суде вовсе.       — Благодарю. Поэтому у меня не осталось выбора, кроме как забрать её к себе и, проведя допрос, запросить информацию. Каюсь, в целях ускорения процесса, запрос делал также не по правилам, а через Главу Корпуса Безопасности напрямую. Как видите, — елейно улыбаюсь Джейсону, — это принесло свои плоды. Теперь же, если позволите, перейду к доказательствам.       Все трое Глав Корпусов замерли, как изваяния, будто боясь шевельнуться. Джейсон злится, Кайл злится — а из меня теперь радость и уверенность так и прут. И по спокойствию, сквозящему во взгляде отца понимаю — пусть и перегибаю, но рамки дозволенного не перехожу. И то славно.       Райан окидывает коллегию взглядом и кивает. Отлично, осталось раскатать Кайла тонким слоем...       — Что ж, в таком случае начну с того, что девушка — Ольга Дмитриевна Романова, действительно подтверждает, что училась в одном классе с Павлом Рокоссовским, Валерием Шустовым и нашей диверсанткой — Натальей Жуковой. В связи с этим, на всякий случай, было решено проверить генеалогическое древо Ольги, на предмет родства со шпионами. Вероятность того, что она очищенная, или потомок очищенных шпионов — имелась.       Раскрываю папку и достаю убористое древо рода русской. Не больно то ветвистое, так, скорее осенний куст, чем размашистая крона. Свое древо, например, я даже вспоминать боюсь. Взгляд бегло застревает на её родителях, заставляя сбивчиво и резковато выдохнуть. Отставить эмоции, чтобы вот они втроем воссоединились, мне нужна холодная голова.       Протягиваю листок в руки отцу. Секретарь остервенело долбит по клавишам, фиксируя каждый шорох, каждую улику и сказанное слово. И я впервые замечаю это бесконечное щелканье клавиш. Райан не подает вида, только смотрит глаза в глаза, до того уверенно и спокойно, что на душе становится как-то уютнее. Глубокий тихий вдох. Я должен, раз уж не усидел и раскрыл рот, раз не отдал доказательства Кайлу, что все еще скалится в легкой издевательской ухмылке. И я буквально чую этот тяжелый взгляд, словно не за трибуной стоит, а сидит на плечах и давит вниз.       Вскидываю взгляд на коллегию. Я здесь ради дела.       — Как вы можете видеть из генеалогического древа и описания, в последних семи поколениях семейства Романовых никакого родства со шпионами России или других стран не обнаружено. Остается лишь вопрос, — разворачиваюсь вполоборота к Кайлу, отзеркаливая ухмылку-оскал, — кто девушка, которая находится в Штабе?       Он пожимает плечами абсолютно непринужденно.       — Полагаю, вы нам и скажете, мистер свидетель защиты.       Джейсон будто между делом прокашливается в кулак. Скажу. Ещё как. Выуживаю из папки флешку.       — Господин секретарь, пожалуйста, продемонстрируйте коллегии запись с видеокамеры. На ней, — для верности пробегаю взглядом по листку с описанием, — заснят момент похищения Ольги нашими бойцами.       Секретарь наконец отрывается от клавиатуры и забирает запись. Свет в зале меркнет — панорамные окна затеняются плавно, вскоре запись, проецируемая на стену за спинами коллегии, становится видна в мельчайших деталях. Отец разворачивается первым, расслабленно откинувшись на спинку. Хоть короткая передышка от пристального внимания, и то уже хорошо.       Киваю секретарю, и он запускает запись. На пяточке тротуара, перед магазином, уже через секунду появляется компания с кучей увесистых сумок. Они сгружают их на асфальт и о чем-то болтают, смеются, и только одна парочка стоит неотлучно друг от друга: рыжая девушка, и невысокий коренастый парень, приблизительно Ольгиного возраста.       — Остановите запись, продемонстрируйте фото подсудимой. В той же папке.       Кадр замирает ровненько на том месте, где лицо девушки видно без труда. Секунда, и фото Ольги, сделанное мной на телефон появляется на стене.       Невольно ловлю себя на мыслях о том, как она в камере. Наверняка не находит себе места, уже привычно кусая губы и заламывая пальцы — так она вела себя в каждый приход Кайла, когда нервничала особенно сильно.       Да уймись ты черт подери, О'Хара! Но мысль, которую хотел озвучить, предательски ускользает, напрочь выбитая из головы так некстати всплывшим в памяти кадром Ольги в камере.       Пауза затягивается, натужно пытаюсь вспомнить, к чему вёл. Ах да, девицы.       — Обратите внимание, внешность у девушек в основных приметах действительно схожа, но черты лица и физическая форма — абсолютно разная. На фото — наша подсудимая — Ольга Дмитриевна Романова. Переключите на стоп кадр, — изображение меняется в секунды, и я позволяю себе торжествующую ухмылку, — это наша диверсантка — Наталья Жукова, в компании с Валерием Шустовым.       И пока по залу прокатывается тихий ропот, пользуюсь паузой и сверлю Кайла пристальным взглядом. Только по напряжённым плечам можно заметить, что на самом-то деле ничерта он не расслаблен. Осознал, наконец? Индюк самодовольный, могли бы решить все без пыли и дерьма.       Вновь пробегаю глазами по строчкам. Так-так, отлично.       — Выведите на экран фото Валерия из архивного досье, у наших боевиков уже был с ним контакт.       И даже Джейсон подозрительно затих, подонок. Уже на колкости и не тянет? Впрочем, справедливости ради, заметить все-таки стоит: имея лишь словесное описание девицы, перепутать их было довольно легко.       — Как видите, на видео с Валерием Шустовым обнимается рыжая девушка среднего роста и довольно спортивного телосложения — Наталья. Давайте продолжим просмотр.       Вновь опускаю взгляд на тайм-коды, заботливо прописанные Морроу. Нужно будет все же как-то отблагодарить потом за помощь, без него ничерта бы доказать не смог.       Чуть позже в кадре появляются еще двое — Ольга в компании высокого светловолосого парня. Чуть прищуриваюсь, оценивающе пробегая по его силуэту. Крепкий, действительно достойный напарник для Наследника. Дожидаюсь момента, когда лицо Оли попадет в кадр.       — Стоп, вот здесь, — вновь указываю на экран, хоть и понимаю, что коллегия меня банально не видит и жест по сути бесполезный. — Видите лицо девушки — это наша Ольга, в компании Павла Рокоссовского, думаю, он в особом представлении не нуждается…       Краем глаза замечаю отчетливый отцовский кивок. Отлично, хотя бы этого засранца уже все знают. Даже интересно, когда он успел так примелькаться нашим людям? В прочем, видимо, Алексей — русский Наследник, даром времени не терял и, в отличие от меня, активно катался по заданиям.       — По показаниям нашей подсудимой, Павел Рокоссовский предложил ей встречаться в день похищения, и, как видите, они пришли на встречу вместе.       Они подходят к компании и обмениваются улыбками, Рокоссовский пожимает руки присутствующим мужчинам, чуть дольше задерживаясь с Валерием, а Ольга принимается обниматься с девчонками и парнями по очереди. Горько ухмыляюсь, по большому счету, своим предложением, он испортил ей жизнь.       Неужели он не понимает? Она ведь гражданская, и если на первых порах в ненавязчивых отношениях можно было бы скрывать правду, то что он собирался делать с ней дальше? Вести двойную жизнь не выйдет, слишком много времени ест шпионская реальность. Ехидная и колкая мысль о родной матери и давней обиде царапает душу некстати, совсем отвлекая от мыслей.       Вновь внимательно впиваюсь взглядом в силуэт Ольги. Если бы она узнала правду, то сбежала бы не задумываясь.       Вскоре в поле зрения появляется черная «Тойота». Как раз в тот момент, когда Ольга в честь встречи обнимает Валерия Шустова. Поджимаю губы. Следом Ольга переходит к Наталье и обнимается уже с ней.       Скашиваю взгляд на бумажку с расшифровкой слов с видео. Бегаю по строчкам, стараясь синхронизировать момент. И вот, Наталья, обращенная лицом к камере, с умильным лицом называет Ольгу по имени.       — Стоп, — вновь торможу процесс, неловко перетаптываясь с ноги на ногу. — Вот здесь. Видите? Она называет её по имени, и по заключению Экспертов Наталья здесь говорит: «Здравствуй, Оля, сто лет не виделись». По крайней мере имя по губам понятно и без заключения.       Отец кивает. Это практически исчерпывающие доказательства. Даю отмашку, чтобы продолжить проигрывание.       Качаю головой. Из-за такой нелепой и глупой случайности, банальных дружеских объятий не в тот момент, Ольге пришлось пережить весь этот кошмар. Обнимись они чуть раньше, и все могло бы произойти по другому. Но нет. Чёртов случай превратил беззаботную встречу друзей в настоящую пытку и моральную травму для русской.       Парни уходят в магазин, оставив девушек с сумками на улице. Они разговаривают. Ольга и Наталья стоят плечом к плечу, оборачиваются к «Тойоте» и коротко смеются, как она и говорила мне. А затем происходит непоправимое: люди Кайла вдвоём вылетают из машины и, схватив Ольгу за локти, тащат в сторону машины. Отбиваются от галдящих девчонок, сходу откидывая вступившуюся Наталью подальше.       Прикрываю глаза. Жалость комом давит на глотку, будто лишая кислорода. Отчаянные попытки отбиться, очевидный гвалт голосов, и парни, что вылетают из магазина слишком поздно, когда за Ольгой уже захлопнулась дверь «Тойоты». Качаю головой. Рокоссовский, Рокоссовский… Зная свой образ жизни и, наверняка будучи в курсе диверсии Натальи, он так и не смог сберечь девушку, которую, судя по предложению, любит. Странно только то, что он не догадался кинуть клич по Штабам, упросить Громовых подать запрос. Или все так очевидно только для нас, потому что мы знаем кого и за что должны были взять?       Машина срывается с места и запись обрывается. Зал тонет во тьме и глухом молчании. Ошибка, цена которой — сломанная жизнь. Свет включают плавно, по нарастающей, чтобы не резануть по глазам. Передергиваю плечами.       — Уважаемая Коллегия, Ваша честь. Как видите, у меня есть исчерпывающие доказательства. Вот заключения о подлинности предоставленных материалов, заверенные лично Главой Корпуса Безопасности.       Коллегия разворачивается ко мне лицом, и отец забирает все бумаги из рук, сразу же передавая их Джейсону. Тот тоже одаривает стопку ленивым взглядом. Нет в этом смысла, все всё прекрасно видели своими глазами.       — Коллеги, у кого-нибудь есть вопросы к свидетелю защиты?       Недолгая тишина бьёт по нервам. Знаю, что не имею права наглеть настолько, чтобы просить Трибунал о виде приговора, но вдруг все-таки стоит? Не должен же Кайл упрямо просить казнь? Нет, только глупец при таких доказательствах будет требовать наказания Ольге. Здесь скорее в пору думать, как бы красиво отправить ее домой.       Черт с ним, и так уже наломал дров, лучше уж довести дело до конца.       — Ваша честь, со своей стороны хочу сказать, что девушка адекватна и, полагаю, в случае оправдательного приговора, мы можем обсудить с ней вариант мягкой отправки домой, чтобы избежать скандала между Штабами. Уверен, что она не захочет создавать себе дополнительных проблем и без труда согласится не разглашать информацию о том, где была на самом деле.       Джейсон глумливо улыбается.       — При том что Рокоссовский предложил ей встречаться?       Неприятное тянущее ощущение тревоги залегает в душе, мазнув холодной слизью. Паршивый звоночек, тут он прав. Рокоссовский может сильно осатанеть, когда узнает… А уж если она взболтнет, что ее мне подарили, как игрушку…       И отцовский взгляд неприятно настораживается в ответ на эти слова. Вот еще чего не хватало.       — Вопросов больше нет, — Райан ведет плечом, явно давая всем своим видом понять, что очередной перепалки уже попросту не потерпит. — Присаживайтесь.       Решаю промолчать, впервые за заседание, не стоит злить отца, я и без того влез везде, где не должен был.       — Поздравляю, сэр, — Морроу чуть склоняется ко мне. — Для первого Трибунала Вы держались достойно.       Киваю в знак благодарности. Да уж, надеюсь, что на деле мое волнение было не сильно заметно. Паршиво будет, если по Штабу пойдут аппетитные сплетни о том, как Наследник откровенно паниковал на заседании. Вот уж анекдот.       — Слово предоставляется Куратору для ходатайства о приговоре обвиняемой.       Кайл расправляет плечи, будто никто и не доказал его ошибку при всех, и как ни в чем ни бывало склоняет голову чуть на бок.       — Я думаю, — Затаиваю дыхание. — Что в свете представленных свидетелями защиты данных, девушку необходимо помиловать. Доказательства исчерпывающие и ошибку допустили мои люди, к сожалению. Я применю к ним меры наказания в соответствии с решением коллегии судей. Оправдать их могу лишь отсутствием фотографии шпионки, которую необходимо было задержать. Моя вина в этом тоже есть, я должен был лучше проконтролировать ход операции и перепроверить личность задержанной, раз уж данных было так мало.       Улыбаюсь. Кажется, Кайл тоже хорошо помнит истину о том, что свои косяки нужно признавать вовремя. Становится чуточку легче, в глубине души я опасался, что он может начать упираться.       — Что касательно депортации? — Уточняет Джейсон. — Это важный аспект.       Кайл недолго мнётся. А затем прибивает, словно ударом здоровенного молота по голове.       — Не считаю это целесообразным, Ваша честь.       Шепоток пролетает по залу, и я практически готовлюсь вскочить с места, как Морроу, будто предугадав реакцию, хватает меня за локоть, силой удерживая на месте.       — Сэр, так нельзя, — шепчет сквозь улыбку, так, что я едва разбираю слова. — Он имеет право слова и вы не можете перечить.       Сжимаю зубы аж до скрипа. Отец озвучивает мой вопрос.       — По какой причине?       Кайл пожимает плечами, чуть скашивая взгляд на меня.       — Считаю, что это опасно в первую очередь для Наследника и для самой Династии. — Морроу до ощутимой боли сжимает локоть, настолько, что скалюсь от боли. — Ольга длительное время пребывала в покоях Наследника. На данный момент мы сильно озабочены защитой его персональных данных и тщательно скрываем не только подробности биографии, но и внешнего вида. Отправить Ольгу домой в руки Рокоссовского — все равно что подарить русским данные собственными руками. И уж тем более обиженная барышня не упустит шанса пожаловаться своему поклоннику. Думаю, что это нецелесообразно и, раз уж у нас вышла осечка, мы в первую очередь обязаны подумать о благополучии не только своего Штаба, но и Династии. Возможно, мы можем оставить ее в Штабе и подобрать подходящую работу.       Нутро опаляет от злости до такой степени, что буквально кажется, что я способен плюнуть в Кайла пламенем. Сукин ты сын, неужели у тебя совсем никакой жалости нет?! Девчонке-то это за что?! И от ощущения того, что он так попросту гадит мне — не покидает. Красиво, ничего не скажешь. Взывать к совести в стенах Трибунала бесполезно и несвоевременно, а потому я чудом — и железной хваткой Морроу на локте, — держу над собой контроль. Молчать, должен молчать, но глотку жжет от желания высказать Кайлу все в лицо.       Отец задумчиво смотрит куда-то вперед, кажется, что в зал, на наделе — сквозь всех, обдумывает услышанное. Черт подери, как сказать ему, чтобы он не поддавался на эту провокацию? Да что в конце концов такого она может рассказать русским?! Я его видела, он выглядит так-то? Сильно им это поможет, с учетом того, что я практически копия отца, за исключением мелких черт лица и цвета глаз.       — У кого-нибудь есть еще какие либо сведения для Трибунала?       Помещение тонет в тишине, никаких возражений, никаких дополнительных слов. Затаиваю дыхание, умоляюще глядя на отца, но он игнорирует, даже не смотрит в ответ. Кивнув тишине, Райан поднимается с места. Следом за ним подскакивает весь зал.       — Коллегия Трибунала удаляется для принятия решения о приговоре подсудимой.       В моментально поднявшемся гвалте тонут шаги коллегии, растворяется шум дверей. Они будут обсуждать все, что услышали, и выносить приговор, а нам остается только ждать.       Трезвый разум подсказывает, что я должен успокоиться и взять себя в руки, но сил на это не чувствую никаких. Хочется по самодовольной роже Найта катком проехать. Тряхнув головой, все же не выдерживаю — иду к Кайлу, напрочь игнорируя оклик Ким. Не стану кричать и выяснять отношения, но спросить за что, глянув в его бесстыжие глаза, попросту обязан.       — В чем проблема с депортацией русской? — искренне стараюсь сохранять максимально спокойный тон, но по первым же словам и сам слышу, с каким рычащим треском провалился план. Плевать, главное, что один черт никто не услышит.       Кайл надменно переводит на меня взгляд, чуть снисходительно улыбаясь.       — Я озвучил проблему, Наследник, — пожимает плечами, — на Трибунале за словами следует следить внимательно.       — Ты, сука, прекрасно понимаешь, в чем дело. Серьезно? Девица способна мне навредить, по-твоему? Черта с два поверю, что ты печешься о Династии в данном случае хоть на секунду.       — У всех может быть свое мнение, хорошо, что Трибунал беспристрастен. А в талантах девчонки лично я не сомневаюсь, — ухмыляется сально, — вон как за пару дней аж Наследнику мозги промыла.       Сжимаю кулаки, тут же пряча руки в карманы брюк. Главное зубами не скрипнуть от злости, а то выдам себя со всеми потрохами. Как же жаль, что мы не в тренировочном корпусе, и я попросту лишен возможности дать ему в наглую рожу.       — Это тебя не касается, у нормальных людей есть такая штука — сострадание называется, так вот, если бы оно было, ты бы такой приговор не просил!       Он коротко приглушенно смеется.       — Слово-то какое откопал, с ума сойти. Успокойся, птенчик, первый раз убьешь и это твое «сострадание» напрочь из башки выдует. А сейчас, если хочешь правды, то вот она: жизнь одной девки, которая абсолютно ничего не стоит — против некислого скандала, — ну в лучшем случае, — а про худший, будь добр, подключи извилины и подумай сам. Если для тебя причины не очевидны, то ну я даже не знаю…       Вскипаю от менторского тона, но решить проблему привычным образом — надавать ему под дых, попросту не могу. И будто бы даже дышать от этой несправедливости становится тяжелее. Какая же скользкая тварь. Шире расправляю плечи, чуть нервно дернув щекой.       — Надеюсь, что Трибунал подойдет к вопросу разумно и прекрасно поймет, что никаких препятствий, кроме твоего страха нажить себе врага в лице Рокоссовского — нет, и девчонку отправят домой.       — Ее не в мою постель клали, так что не мне и враждовать.       — Зато ошибка в поимке — твоя.       Он молча отворачивается, с любопытством достойным картины сверля окно взглядом. Трус, он просто трус и теперь ему нечего сказать. А меня буквально разрывает от полоумного желания сделать хоть что-то. Бросаю взгляд на дверь зала совещаний, делаю глубокий вдох.       Успокойся, главное приговор, и надеюсь, отцу хватит рассудительности понять, что Ольга не опасна. Возвращаюсь на место и сажусь, отмечая, что Ким стала немного спокойнее. Наверняка ведь надеялась, что мы с Кайлом феерично поспорим на глазах у всех, как обычно. Хочется закатить глаза, но держусь. Глупо злиться — ведь драка как нельзя лучше говорит, что мы все еще не научились решать вопросы по-взрослому. И как ни прискорбно, на сей раз первый удар был за мной.       Поджимаю губы. М-да, так себе Наследник, придури еще хоть отчерпывай.       Да когда же они там насовещаются-то уже?       Вновь мысленно возвращаюсь к Ольге. Я тут жду приговора, нервничая, а как себя чувствует она в камере даже представлять не хочу. В глубине души подспудно радуюсь, что мне эту участь познать не придется. Трибунал мне может грозить только во вражеской стране, но в здравом уме соваться в Россию, Китай или еще куда-нибудь в живописно-смертельные места я точно не собираюсь.       Почерканную карту мира с мертвыми зонами я все-таки помню слишком отчетливо.       — Всем встать, коллегия Трибунала возвращается для оглашения приговора!       Подскакиваю, ощущая, как сердце пляшет в глотке, окатывая жидким пламенем всю грудную клетку. Взглядом сразу впиваюсь в лицо отца — глухо, он возглавляет колонну, и не смотрит ни на кого — гордо и перед собой, словно тысячи с лишним человек тут нет и вовсе.       Хоть бы все обошлось, Ольга не заслужила этого.       Никто не заслужил этого, но у нас от рождения нет выбора.       — Присаживайтесь, — отец выкладывает перед собой бумагу и остается стоять, окутанный шумом толпы. Сажусь, сжимаю пальцы на самом краешке опустевшей папки. — Коллегией Трибунала было принято решение по делу Жуковой Натальи, она же — Ольга Романова, как установлено в ходе следствия. Ольгу Дмитриевну Романову — помиловать и освободить из заключения после оглашения приговора Трибунала, — облегченно вздыхаю, позволяя себе коротко и неуверенно улыбнуться. Ощущение отыгранной жизни воодушевляет, несмотря на все гребаные «но», которые еще могут вылезти боком. Реши я не помогать, и Штаб долго бы отмывался от смерти гражданской. — Исполнителям, производившим задержание подсудимой вынести меру административной ответственности — лишить пяти месячных жалований и вынести строгий выговор с занесением в личное дело.       Маловато будет, но черт с ними. С внимательностью сокола вглядываюсь в лицо отца, монотонно зачитывающего строки приговора, ни одной эмоции, ни тени сомнений на лице. Значит ли это что я правильно понял вердикт в части депортации?..       — Куратору, разрабатывавшему дело Натальи Жуковой и ответственному за поимку и следствие обвиняемой вынести меру административной ответственности — лишение трех месячных жалований и отстранение от операций по задержаниям на срок до полугода.       Тоже маловато, но уже лучше, чем ничего. Наверняка ведь Джейсон до последнего топил за безнаказанность своего сыночка.       — Свидетелю защиты — Наследнику, вынести меру административной ответственности — лишение трех месячных жалований, за нарушение порядка проведения следствия и Трибунала.       Вот и прилетело откуда не ждали. Всячески сохраняю лицо, плевать на жалования, в общем-то, денег и так хватает, да и по большому счету в Штабе они и не нужны — обиден сам факт. Я тут Штаб спасаю, дерьмо Найта вывожу всеми силами, а мне еще и нагоняй? Довольную рожу Джейсона в этот момент хоть маслом на холст — сукин сын.       — В депортации подсудимой Ольге Дмитриевне Романовой — отказать, в целях обеспечения безопасности Династии и избежания международного скандала, — слова доходят до мозга медленно, рвано, словно теряясь и застревая на середине. Тяжело сглатываю, поднимая взгляд на отца. Нет… Нет, это просто не честно! Но он словно пригвождает насмерть: — Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Благодарю всех за участие в процессе, господа, можете быть свободны. Просим освободить зал Трибунала для следующего заседания.       — Всем встать, коллегия Трибунала огласила приговор. Заседание завершено.       И ни одной эмоции. Ни одной даже крохи реакции на лице Райана, будто он сказал что-то привычное. Доброго, черт подери, утра пожелал. Порываюсь кинуться за ним, но Ким хватает за руку.       — Не вздумай позорить себя и отца, приговор окончательный!       Голос дрожит, вторя моему нутру, но уверенная, фактически, команда, заставляет меня прирасти к земле. Нет, это не правильно, не справедливо!       Главы и коллегии уже и след простыл — они ушли из зала. Нет, это какая-то ошибка, чертова ошибка, этого попросту не может быть! Отец не мог! Это же хуже, чем приговорить ее к смерти.       — Это не правильно, — слова все же вырываются из глотки, до того тихо, что я и сам не до конца сперва понимаю — вслух ли сказал. Ким обходит стол и встает напротив, ловя взгляд.       — Такое бывает, слышишь? — и сочувствие в тоне не помогает — лишь больше выбивает из колеи. Сделал все что мог, перерыл все в поисках доказательств, Морроу на уши поставил — ради этого? Штаб и Кайл выйдут сухими из воды, а русской теперь что? Голова плывет, лихорадочно цепляясь за осколки мыслей. — Мы не боги.       Не боги. Сколько раз Ким говорила себе эту фразу, когда на ее операционном столе умирал очередной пациент? Скольких из них изначально нельзя было спасти? А смерти скольких она оправдала так? И сейчас из-за меня ломается, практически под корень, жизнь ни в чем не виновной девчонки, которая просто хотела жить. Спокойной и нормальной жизнью гражданской.       Которая просто попала не в то время и не в то место!       Которая просто обняла не того.       Злость на самого себя, что не дожал, на Кайла, что перепутал и на Рокоссовского, что вверг гражданскую в это — накрывает как-то автоматически. Если бы не весь этот кошмар, то она жила бы себе спокойно, а теперь что?       Как она будет жить здесь, не зная ничего? Даже языка…       А ее семья? Взгляд сам собой примагничивается к раскрытой на столе папке — копии генеалогического древа и родителям, что никогда не узнают, где их дочь. Я не за это боролся.       — Что ж, неплохо, — трансированно перевожу взгляд на довольного до чёртиков Найта, конечно, легко ведь отмылся. — Считаю, это был неплохой Трибунал, — скалится в ухмылке, — Сказали бы о доказательствах мне — прошло бы еще лучше. Как минимум без штрафа и быстрее. Поздравляю, Наследник, — и даже его гаденький плевок встречаю как-никогда растерянно, пусто глядя в наглую рожу Найта-младшего. — Блестящая речь. Раз уж у тебя сложились такие тесные отношения с подсудимой, то, полагаю, ты в состоянии озвучить ей приговор сам. Ты ведь так старался.       — Иди своей дорогой, — напряженный тон Ким словно выводит меня из забытия, как щелчок затвора. Он еще и издевается?!       — Ты за это заплатишь…       Но мое шипение не производит на него ровным счетом никакого впечатления.       — Уже, и в приговоре это огласили, — отвешивает короткий поклон, — всего доброго.       Смотрю ему вслед еще с пару мгновений.       — Я должен переговорить с отцом.       Ким тяжело вздыхает.       — Рик, это абсурд, ты своими ушами слышал — приговор окончательный. Трибунал еще никогда не менял своего решения.       — Значит никто не пробовал донести до них истину, — упрямо смотрю на мачеху, лишь краем глаза замечая, как Морроу качает головой. — Да серьезно? Вы предлагаете просто сидеть сложа руки?       — Рик… Тебе надо остыть.       Нет, мне нужно добиться депортации. Но уверенности в том, что отец меня послушает — предательски мало. Я должен что-то придумать.       — Это не жизнь, Ким. Да высшая мера в ее случае милосерднее будет!       — К сожалению, сэр, — Морроу печально улыбается, — наша организация — не про милосердие. Вам предстоит к этому привыкнуть. Благополучие Штаба превыше всего.       И в глубине души я чертовски это понимаю, ведь когда в твою голову всю жизнь вбивают простую истину — все на ее фоне меркнет. Но отчего-то именно сейчас чувствую эту острую несправедливость буквально всем нутром.       — Спасибо за участие в Трибунале, — успокоиться, нужно успокоиться, и как и обычно: сделать по-своему. — Я все же переговорю с Главой.       Разворачиваюсь, прибрав за собой папку, и резво продвигаюсь к выходу. Не хочу больше слушать эти нотации. Какой от них толк? Согласно всем канонам Штаба я не прав с самого начала — с тех пор как пришел в камеру Ольги и нашел ее бредящую. Нет смысла останавливаться на полпути.       И я жду под дверьми зала, как цепной пес. Нарезая круги, перебирая в голове всевозможные варианты разговора с отцом и припоминая все придуманные аргументы о безопасности. Следующее заседание длится долго, взвинчивая и без того натянутые нервы. Мысли об Ольге стараюсь отметать всеми силами: прийти и сказать правду — хуже, чем мучить неизвестностью. Вдруг все же получится? Но чем дольше жду, тем отчетливее понимаю: отец вряд ли станет даже слушать.       Но попытаться я обязан.       Уже к вечеру, когда солнце катится за горизонт, двери зала Трибунала наконец открываются — именно те, через которые обычно проходит коллегия. Райан выглядит расслабленным, но ровно до того момента пока мы не встречаемся взглядами.       — Сэр, — отдаю поклон, сжимая руки перед собой до боли.       — Спасибо за работу, господа, можете быть свободны.       Все отдают поклон, а затем удаляются, оставляя нас двоих. Отец прячет руки в карманы брюк.       — Хочешь оспорить штраф?       Дергаю щекой, вот уж действительно самая важная часть приговора.       — Нет. Отказ в депортации.       Райан чуть удивленно кивает, придавливая тяжелым взглядом.       — Что тебе не понятно в словах «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит»?       — Непонятна опасность, которую она может нести Штабу и мне. Это же абсурд!       Глубокий вдох, и отец жестом приказывает следовать за собой. Я подчиняюсь. Ясно, он не намерен разъяснять это здесь, да я бы и сам не хотел спорить у дверей, где услышать может кто угодно. Проходим через узкий коридорчик и попадаем в небольшую, но светлую комнату коллегии, я ненадолго замираю, разглядывая помещение. Пустое, в общем-то: широкий стол, пять кресел, да графин с водой, больше ничего и нет. Я представлял себе это место более величественным, что ли.       Сажусь в одно из кресел, недалеко от отца, и только сейчас замечаю, сколько усталости притаилось в его серо-голубом взгляде. Стыдно доставать, но гребаное чувство справедливости теперь не уймется.       — Я думал все понятно.       — Да, она знает Рокоссовского и компанию, — вскидываю руки, будто сдаюсь. Стоило бы вести себя сдержаннее, но нужно ли, если мы вдвоем? — Но что им это даст? «Я была у Наследника, он выглядел так-то и так-то?» Пара заданий и они сами прекрасно будут знать меня в лицо.       — Но это будет через пару заданий, Рик, и то не факт. Во-первых, а, во-вторых, ее возвращение — огромный скандал. Была бы она ни с кем не связана — не проблема. У напарника русского Наследника хватит влиятельности, чтобы доставить нам неприятности. И это меньшее из зол. С учетом ее попадания в твои покои — есть все шансы нажить себе личного врага. Это не то, с чего стоит начинать свой путь.       — Да с ней можно договориться, она абсолютно адекватна!       Отец отмахивается, откидываясь на спинку стула.       — Девчонка пообещает тебе все что угодно, лишь бы ее отпустили. А дальше наверняка побежит плакаться заступнику в жилетку. Это пустая полемика, Рик. Я и Трибунал приняли решение и менять его никто не станет. Русская останется здесь и научится жить среди нас. Может, вон, будет детям русский преподавать, тоже неплохо, зато Штаб не пострадает.       Прикусываю язык, старательно запрещая себе выпаливать все, что приходит на ум, и все же ядовитое шипение сдержать не удается.       — Здорово, нам от скандала отмазаться, а ей всю жизнь под нож?       — Это вина исполнителей.       — Которые заплатят пятью жалованиями, а не жизнью!       Отец осаживает закипающий гнев одним лишь взглядом, и от этой смеси снисходительности и открытого возмущения я на секунду забываю, что хотел выпалить следом. Но Райан и не собирается давать опомниться:       — Ты ещё молодой и не огрубел, Рик, моя вина, что я в детстве берег тебя от этого. Одна жизнь в масштабах Штаба не стоит вообще ничего, если это не моя и не твоя жизнь. Да, твои сожаления о поломанной жизни девчонки похвальны и благородны, но осознай простую истину. Она не стоит конфликта, который может сложиться.       — Так давай обозначим русским виновников, разъясним причины?       Райан смеётся, коротко, но так, словно мне снова пять и я сказал очередную детскую глупость.       — «Смотрите, у нас есть доказательства того, как мы обгадились, но мы умеем пользоваться туалетной бумагой, поэтому вот вам наша чистая жопа для расправы»? И предлагаешь что, Кайла им сдать? Или его людей?       Виновато опускаю голову, отводя взгляд, своих сдавать нельзя ни при каких обстоятельствах. Хоть перспектива избавиться от Кайла и греет в самой глубине души.       — Люди Найта, а уж тем более он сам, стоят для Штаба даже больше, чем жизнь тысячи таких девчонок, как бы ужасно для тебя это сейчас ни звучало. Со временем ты многое начнёшь понимать, сын, сейчас у тебя просто нет опыта. Если бы Главы думали о жизни каждого в отдельности — Штаба, а возможно и мира, давно бы уже не было. Ты и так сделал многое — сохранил жизнь. Этого уже в нашем деле более чем достаточно.       Закусываю самый краешек губы до боли. Нет, ведь жизнь я не спас. Обрек на существование, вдали от родных и всего привычного.       — А что с семьёй?       Райан чуть медлит с ответом, словно обдумывает варианты, а затем пожимает плечами.       — Поищут и перестанут.       Очередной ядовитый укол совести не заставляет себя ждать. Уже и не одна жизнь, верно? Целых три, чёртово комбо.       — А если Рокоссовский догадается?       — Если — хорошее слово, может случиться, а может нет. И у нас есть время, чтобы обдумать и подобный вариант. Сейчас, если у тебя больше нет вопросов, я бы хотел пойти в покои. Идём со мной? Поужинаем.       Вряд ли сейчас кусок полезет в глотку. И ведь головой прекрасно понимаю — отец в своей логике прискорбно прав. Вот только совесть не затыкается, донимая до того назойливо, что до зуда в пятой точке хочется добиться справедливости.       Но её не будет.       И как смотреть в глаза Ольги попросту не представляю.       — Нет, я хочу побыть один.       Отец кивает, следом поднимаясь из кресла. Не осознаю, как успеваю встать, спохватываюсь, только когда дверь в зал захлопывается за спиной, словно ставя в деле русской жирную точку.       Райан коротко касается плеча, чуть сжимая пальцы.       — Впреть будь добр не нарушать регламенты Трибунала, не стоило так поступать с Кайлом.       Он поступил с Рыженькой хуже, но этот аргумент застревает в горле неприятным комком, который хочется скорее сплюнуть, чем высказать.       Молча киваю.       — При всем этом держался недурно, местами даже нагло.       Вновь киваю, как болванчик на приборной панели. С каждой секундой кажется, что все меньше слышу отца — все больше гоняю мысли об Ольге. Киваю в третий раз и не сразу обнаруживаю, что остался посреди коридора один. Папка до боли впивается углом в сжатую ладонь. Кайл наверняка не забрал приговор. Он и не собирался к ней идти, оставив это «удовольствие» мне.       Вдох окатывает лёгкие кислотой — до ощутимой рези, или же так фантомно душит совесть?       Что я ей скажу?       Прости, жить будешь, но тут? Да ладно, надеюсь, родители не будут убиваться слишком долго?       Но одни пустые слова ей не помогут. Не сделают легче, не вернут домой.       Злая мысль бьёт коротким разрядом молнии: а отец как бы себя чувствовал, если бы я без вести пропал навсегда?       Наверняка он думал и об этом.       За перебором вариантов объяснений приговора Ольге не замечаю, как дохожу до секретаря Трибунала, что занят бумажной волокитой. Смотрю в бумагу, шаря по строчкам, хотя уже знаю, что увижу.       Помилована, но все ещё в плену. Только теперь в пожизненном. И как она должна будет научиться здесь жить? Как сможет привыкнуть? Да даже общаться, ведь она знает только французский!       И только у самых дверей камеры, коснувшись рукой холодного металлического засова наконец нащупываю единственный верный вариант в сознании: не сумел спасти, но помочь научиться жить здесь — обязан. Ведь это моя вина. Не знай она меня — уехала бы домой.       Решительно киваю пустоте. И пусть цена её жизни для Штаба смешная — никто не спорит, но я буду поступать так, как велит совесть.       И даже отец меня в этом не остановит.       Вдох-выдох, это будет трудно. На секунду закрываю глаза. Как бы я ни оттягивал, легче от этого не станет.       Скрежет врезается в мозг, бьёт по нервам, заставляя все нутро позорно сжаться. Не знаю, как она может себя повести, что если она нервная и может упасть в обморок? А если сердце? Ведь полный медицинский осмотр и обследование никто не проводил.       Ольга сидит в углу, сжавшись, затравленно смотрит на дверь, впивается в меня немигающим взглядом и будто бы даже дышать перестаёт. Примирительно поднимаю руки.       — Спокойно, казни не будет, Трибунал тебя оправдал. Удалось получить видеозапись, где тебя похищают — доказательств прямее, чем когда Наталья тебя лично по имени называет и представить трудно. Мне жаль, — прикрываю за собой дверь, — наши видели, как ты обнималась с Шустовым, знали, что он с Жуковой в отношениях, вот и спутали.       Но она будто не слышит, облегчённо и радостно улыбается, выдыхая, а я даже боюсь себе представить, каким ударом под дых станет вторая часть приговора.       — Получилось, — Ольга вскакивает на ноги, сбрасывая одеяло с плеч, — у тебя получилось!       Смеётся, бросаясь мне на шею, обнимает крепко, без остановки осыпая словами благодарности, за то что поверил, что отстоял, а в душе делается так гадко, что хочется просто раствориться в воздухе. Приобнимаю ее чуть крепче. Не знаю, как она может себя повести, лучше придержать её. Вдруг упадёт, или с горя бросится с кулаками? Не то что бы это способно доставить мне неприятности, но усмирять её силой в планы не входит.       И её наивный вопрос некстати опережает пусть и шаткую, но продуманную формулировку, не оставляя той права на жизнь:       — Теперь я смогу вернуться домой?       Тело реагирует быстрее мозга, и я коротко качаю головой.       — Они запретили депортацию. Прости меня… Я…       Не смог.       Не вижу, но чувствую, как Ольга замирает изваянием в руках. Как мелко дрожат её плечи и обрывается дыхание, словно выбитое.       — Нет, — умоляющий бессильный шёпот режет ножом по душе. — Ты наверное, что-то перепутал.       Хотел бы я, но пока выходит боком только чужая путаница.       — Мне очень жаль, Оля.       Она медленно отстраняется, неверяще глядя в глаза, нервно, раздавлено улыбается. А я просчитываю варианты её поведения. Но по опущенным расслабленно рукам видно: нападать не готовится. И если я верно понял её характер, едва ли станет в принципе.       — За что?       Враз потускневший голос и прямолинейный вопрос теперь уже заставляет вздрогнуть меня. Хороший вопрос. За то, чтобы не выглядеть перед русскими идиотами, фактически. И чтобы моя задница была в безопасности. Туго сглатываю, не зная как мягче донести это, как объяснить.       — Понимаешь, ты… Тебя не должно было тут быть, и…       Слова позорно путаются, а кончики пальцев пробивают дрожью. Лихорадочно перебираю варианты, но чем дальше, тем отчетливее понимаю, что придётся расписываться в своей вине. И итоги этого я предсказать не могу. Она терпеливо молчит, но по накатывающим слезам ясно — истерика близко, пока идёт стадия осознания слов.       Делаю глубокий вдох, наконец беря верх над лихорадочными мыслями.       — Здесь очень много «но». Я пытался донести, что с тобой можно было бы договориться, отправить неофициально, продумать легенду, якобы ты была где-то в другом месте. Но они боятся, что ты расскажешь Рокоссовскому о том, что видела здесь.       Ольга смаргивает слезы, все также не издавая и звука, только раздавлено улыбается. Прикрывает глаза, обнимая себя руками за плечи.       — Нужно было не говорить о предложении Рокоссовского, — поджимаю губы, виня по большей части себя, а не её за откровения. Но даже если бы я промолчал — Кайл бы не преминул возможностью это упомянуть. Идиот ты, О'Хара, об этом нужно было подумать наперёд, запретить Ольге озвучивать это при Найте. А с последствиями мы бы уж как-нибудь разобрались.       Ольга всхлипывает, медленно оседая на пол, уже не сдерживается, и постепенно рыдания становятся все громче. Мне не по себе от них, хочу шаг вперёд сделать, успокоить, но не знаю, как она это расценит.       У неё не было шансов выбраться, и вместо того чтобы оценить это трезво, я надеялся на невозможное.       — Ольга, мне очень жаль… Я понимаю, что тебе от этого легче не станет, но, — она даже не слушает, давясь слезами, не реагирует, и я осекаюсь на полуслове.       Тихо, крадучись подхожу к ней ближе, усаживаюсь на корточки, но касаться все также не решаюсь. Кинестетик может оценить это сейчас как агрессию.       — Оля, посмотри на меня, пожалуйста.       — З-зачем?       — Давай попытаемся успокоиться и подумать, что делать дальше, ладно?..       Она вскидывается моментально, прожигая во мне ненавидящим взглядом дыру навылет. И на секунду мне становится не по себе. Умалишенно улыбается.       — Лучше бы меня приговорили к казни, чем оставили жить здесь! Спасибо, благодетели! — кричит навзрыд, цедя каждое слово с таким презрением, что в пору вешаться. Но я молчу, понимая, что это всего лишь обида, и ей жизненно необходимо выговориться. — А родителям теперь что?! Всю жизнь меня искать?!       Тяну к ней руку, но она отшатывается, будто одно касание способно убить.       — Не трогай меня! Я вас ненавижу, всех! Все из-за вас, из-за тебя и из-за Пашки! Ненавижу!       Ольга беспорядочно отмахивается от меня, а я отчётливо понимаю только одно: эта натуральная истерика не приведёт ни к чему хорошему.       — Оля, успокойся, идём со мной.       — Я никуда с тобой не пойду! Не трогай! Оставь меня в покое!       В пару движений я все же оказываюсь ближе к ней. Она норовит отбиться, колотит кулаками в грудь, метит в руки, изо всех сил стараясь не подпускать ближе, кричит и требует остановиться. Нет уж, я её здесь не оставлю. Это теперь моя ответственность.       Разворачиваю Ольгу спиной к себе. Без труда удерживаю её руки ладонью, второй — касаюсь шеи. Она дёргается, и нащупать нужные точки становится все труднее.       Смотри-ка, оказывается сидит в этой трепетной натуре боевой стержень, не так проста, как кажется на первый взгляд. Зажимаю сонную артерию на шее, и постепенно все её потуги к обороне сходят не нет. Ольга обмякает в руках, приваливаясь затылком на плечо.       Перевожу дух, окидывая камеру взглядом. По хорошему, согласно приговору, я должен подобрать ей покои и переселить туда. Но она не справится одна, попросту не вытянет, и я обязан помочь хотя бы в этом.       Плакало моё холостяцкое одинокое существование в собственной берлоге. Придётся временно потесниться. Научу её английскому, жить здесь, пристрою к хорошей непыльной работе и тогда совесть перестанет сводить меня с ума.       — Надеюсь, все получится…       Утираю слезы с её щёк. Шевелись, О'Хара, время уже к полуночи, а завтра на работу.       Подхватываю её на руки и ухожу из камеры, плевать на одеяла, заберу потом. Сейчас не унесу все разом. На пропускном пункте дежурный с беспокойством косится на Ольгу.       — Сэр, по приговору я должен зафиксировать дальнейшее место проживания оправданной. Здесь сказано, что ей обязаны выделить покои.       Киваю.       — Семьсот сорок пятые. В третьем корпусе.       Он угукает, не задавая больше вопросов. Хорошо, не готов рассказывать всем и каждому о причинах своих действий. Они их не касаются.       Вернувшись в покои, сходу разуваю Ольгу и укладываю в постель. Учитывая измотанность, она может проспать до утра. А может и проснуться среди ночи, и на волне её истерики я уже не знаю, чего ждать. А если возьмется за нож?       С тоской кошусь в сторону кабинета. Лучше перестраховаться.       Даже есть не хочется, а потому валюсь на диван, укрываясь тонким пледом.       Какой же поганый день. Вроде и победил, и надо бы радоваться, а вроде и дерьмовый душок не покидает. С силой смеживаю веки.       Главное, чтобы завтра было хоть немного легче.