То, что прячется в тени

Навязчивый запах скошенной травы все еще напоминает зудящий звук газонокосилки, который будит теперь каждое третье утро, кроме выходных, и объявляет скорое приближение лета. Стервятник свешивается из распахнутого окна Четвертой, позволяя душному травянистому ветерку трепать свои волосы. Он поддерживает беседу со Сфинксом и Шакалом невпопад и смотрит на старую волейбольную площадку. На крошащийся асфальт. На упрямую траву, ковыряющую кривые трещины. На грязный мяч, который не смущенные жарой энтузиасты кидают друг другу. Стервятник не знает, существует ли название у этой корявой игры, на самом ли деле она такая убогая, как выглядит со стороны. Стервятник пьян еще с утра. А может, даже с поздней ночи. Поэтому ему тяжело следить за прыгающим мячом, за слишком цветастыми Крысами и слишком взъерошенными Псами. До тошноты. Поэтому он следит за Черным Ральфом, который тоже там с ними. За тем, как мокрая футболка прилипает к его телу и капли пота бегут по шее. За тем, как солнце жжет его кожу. Кажется, Стервятник чувствует этот жар на себе. Зрителей на площадке полно. Из окон, наверняка, тоже пялятся, но Стервятнику кажется, что отрываясь от игры, Ральф бросает взгляды только на него. Делится своим солнечным жаром. — Не желаешь сделать ставку? — предлагает Табаки. Предприимчивый Шакал уже успел организовать тотализатор вокруг этого странного матча, хотя с его места даже не видно, что происходит во дворе. — Боюсь, я не совсем разбираюсь в правилах игры, чтобы рисковать своими кровными, — отвечает Стервятник, поворачивая голову назад в комнату. — Я с удовольствием дам тебе дружеский совет по этому вопросу! — Не слушай ты его, — фыркает Волк и усаживается на подоконник рядом со Стервятником. — Этому прохвосту лишь бы навариться. — Эй! — возмущается Шакал. — Это кто тут еще прохвост! Блестящий черным боком маленький жук приземляется на подоконник и настойчиво ползет по направлению к ноге Волка. Волк и Стервятник внимательно следят за ним. Жук делает пару попыток уцепиться за потертую джинсу, но неосторожное движение Волка его пугает и он улетает. Стервятник переводит взгляд на Ральфа и закусывает нижнюю губу. Волк следит за его взглядом и тихо усмехается. Стервятник делает вид, что не заметил. — А вы слышали последние новости из Псиной конуры? — вновь подает голос Шакал. — Ты что это, к Логам записался? — интересуется Волк. — Сплетни собираешь? Стервятник смотрит, как Ральф покидает площадку, утирая лицо подолом футболки. — Не сплетни, а стратегическую информацию. И вообще… — Прошу прощения, — Стервятник отлипает от окна, — вынужден вас оставить, меня ждут неотложные дела. Он уносит с собой жар неминуемого лета и въедливый запах скошенной травы. — Ну удачи! — ухмыляется ему вслед Волк. Ральф торопится к себе, чтобы забраться под прохладный душ и смыть с себя усталость и раздражение. Усталость не от жары или беготни за мячом. Усталость от прилипшего к спине взгляда Стервятника. И раздражение от того, что не может перестать думать об этом. Ральф скидывает мокрую насквозь одежду на пол и шагает пылающими ступнями на холодный кафель душевой, отгораживаясь от мира ветхой голубенькой шторкой. А от звона в ушах — потоком ледяной воды. Он весь сжимается, а потом они с душем постепенно привыкают друг к другу, подстраиваясь к приятной, убаюкивающей температуре. Чуть теплые струи воды бьют в лицо и гасят раздражение и усталость. Но не жар. Ральф наливает шампунь в ладонь и вздрагивает, когда шторка за его спиной резко сдвигается, гулко гремя пластмассовыми кольцами. Раздражение медленно возвращается. Вместе с удушающим запахом сочной травы, который приносит улицу в маленькую ванную. Приносит солнечный зной и будто спрессованный воздух. — Стервятник, тебя стучаться не учили? — недовольно бурчит он. Стервятник молчит, гипнотизирует своими мутными глазами цвета старого золота под тяжелыми черными веками. Рвано дышит через приоткрытые губы. Мгновение — и он шагает в кабинку к Ральфу как есть: в одежде и тяжелых ботинках, оставляя за пределами тесного пространства только свою трость. Та с гулом грохает об пол. Светлые волосы, намокая, струятся по щекам, шее, плечам. Тонкая рубашка облепляет угловатое тело, словно черный пластиковый пакет, из которого стремительно выкачивают воздух. Ральф, вытаращив глаза, смотрит, как по лицу Птицы расползаются черные ручейки и лужи. — Какого хрена, Стервятник?! — шипит он, инстинктивно отступая назад. Стервятник молчит. И делает еще один шаг. Ральф снова пятится, но отступать уже некуда. Он впечатывается спиной в мокрую стенку, царапающую лопатку отколовшимся кусочком плитки. Ральф всерьез опасается, что тяжелые Стервячьи ботинки отдавят ему все ноги. И что бледные руки, коснувшиеся его груди, выцарапают оттуда сердце. А оно как будто и радо выскочить само. Два быстрых удара — и губы Стервятника прижимаются к его губам. На то, чтобы подумать об этом, нет и секунды, и Ральф жестко отрывает от себя Стервятника. И держит на всякий случай на расстоянии вытянутых рук. Цензурных слов в голове, как назло, не остается. А Птица лишь хищно улыбается, прикрывая блестящие глаза слипшимися ресницами, поворачивает голову и касается языком предплечья сжимающей его руки. Плавно очерчивает выступающие вены. Словно вытягивает жизнь. Сердце, кажется, пропускает удар, и Ральф отталкивает Стервятника от себя. — Пошел вон отсюда! — велит он. Но Стервятник оставил мозги где-то на дне одной из мутных бутылочек Шакала Табаки. Он медленно моргает, будто вот-вот уснет, и вновь шагает назад в кабинку. — Нет, — выдыхает он Ральфу в шею и оставляет на коже горящий багровый засос. — Скажи, что это не то, чего ты хочешь. — Совсем, блять, не то! Ральфу хочется оттолкнуть Стервятника так, чтобы тот, запнувшись, отлетел к противоположной стене, долбанулся головой об унитаз и заткнулся наконец. Но благоразумие не дает ему этого сделать. И это раздражает. А еще раздражает ехидная ухмылка Стервятника, самодовольно разглядывающего предательски вставший член Ральфа. Ральф наконец выключает воду и вылезает из душа, таща за шкирку промокшую Птичку. Бросает ему полотенце, а сам торопливо натягивает штаны, не потрудившись вытереться. — Вали отсюда и забудем обо всем. — Да не хочу я забывать! — вспыхивает Стервятник. — Я хочу быть твоим! — Не говори ерунды! — Ты единственный, кто всегда рядом, когда мне это нужно и даже когда нет. Ты слушаешь меня и слышишь. Это ерунда? Вечно позволяешь мне ночевать у тебя на диване и смотришь, как я сплю. Это тоже ерунда? Ральф отводит глаза и думает, какого черта Стервятник говорит об этом? Ведь даже если он заметил, озвучивать такое вслух нельзя. Как нельзя пялиться на спящего в воспитательской комнате мальчишку. Нельзя улыбаться, разглядывая его обкусанные губы. Или касаться щеки, проверяя температуру, когда он болеет. — Ты любишь меня. Или и это ерунда? — Я не могу позволить себе связь с учеником, — выдыхает Ральф и это словно приговор. Он не смотрит на Стервятника. Стервятник же отчаянно пытается поймать его взгляд. Хоть на секунду. Почувствовать, что сказанные Ральфом слова — это просто оправдание. Еще одно правило, через которое они перешагнут. — Можешь обсохнуть, а потом уходи, — говорит Ральф и выходит из ванной. Стервятник идет за ним следом, хлюпая промокшими ботинками. — Завтра я приду опять, — обещает он. — Завтра я ухожу в отпуск, — отрезает Ральф. Он поворачивается и наконец смотрит на перепачканного тушью Стервятника. Стервятник смотрит в черные и пустые глаза в ответ. Он видит в них стену. Такую не перешагнуть. — И когда я вернусь, мы не вспомним больше этот разговор. И сразу почему-то становится холодно. Летнее солнце, жар чужого тела и запах травы разом выветривается из памяти навсегда. На его месте только холодный серый кафель и пустые глаза. Стервятник возвращается в ванную, подбирает свою трость и покидает воспитательскую комнату. Промокший до нитки. Обугленный до костей. Он бредет, словно грязная кикимора, оставляя за собой лужи. И ему впервые плевать на то, как смотрят ему вслед. *** Стервятник цепляет ногтем диск на телефоне и поворачивает его. Отпускает, ждет его стрекочущего возвращения на место и снова быстро дергает, набирая следующую цифру. Пыльная неуютная темнота учительской окружает, и Стервятник выключает фонарик, присаживаясь на край стола. Он слушает длинные гудки. Накручивает спиральный провод на палец. Душит свое отчаяние. — Да? — резкий ответ на том конце заставляет его вздрогнуть и проглотить вдох. — Твой отпуск закончился неделю назад, — голос хрипит, словно хочет сбежать. — Ты собираешься возвращаться? — Ты знаешь, который час, Стервятник? — рычит Ральф недовольно. — Я не могу звонить тебе днем. — Ты вообще не можешь мне звонить. И фамильярничать, будто мы друзья. — Хочу знать, когда ты вернешься. — И требовать от меня ответов. Стервятник сжимает губы. Он пытается держать себя в руках. Пытается не показать свою слабость. Но уже слишком поздно. Он открылся Ральфу, открылся уже очень давно. И ему не остается ничего, кроме как выложить перед ним свое сердце. — Я скучаю, — говорит он тихо, так тихо, что в слабой трескотне паршивой телефонной связи можно и не расслышать. Но Ральф, конечно, слышит. Он будто читает это по губам Большой Птицы. Стервятник протягивает руку и ему кажется, что в темноте он натыкается на стену. — Пожалуйста, — шепчет он, сам не зная, чего просит. Ральф протяжно выдыхает в трубку, и этот вздох шуршанием заползает Стервятнику в голову. От этого становится больно. От тишины, что следует за ним по тем же проводам больно вдвойне. — Скажи, когда ты вернешься? — Я не вернусь. Стервятник замирает в душной темноте, сжимая телефонную трубку до боли в пальцах. Он, кажется, не дышит. Он приходит в себя, когда злые слезы начинают щипать глаза тушью. Он все еще держит телефон у уха и не помнит, как долго уже слушает короткие гудки. Не помнит, положил ли Ральф трубку сразу после той фразы или Стервятнику на самом деле не приснилось, что он молча дышал в нее еще целую вечность. Стервятник бросает кусок пищащей пластмассы на стол и вылетает из кабинета, шарахнув дверью и даже не потрудившись запереть ее назад. Нужно быть очень наивным, чтобы думать, что Ральф сбежал не только от него, но и от самого себя. Что Ральф тоже не может справиться со своими чувствами. Что он нужен Ральфу так же сильно. Что он заставит его сдаться. Короткие гудки, застрявшие в голове, все еще бьются о черепную коробку. Стервятник долбит тростью в пол сильнее с каждым шагом, пытаясь их заглушить. Хочется заорать. Упасть на колени и заорать. Хочется вырваться, сбежать, куда угодно. Разбиться о стену, спрыгнуть с крыши и улететь, сплестись с витыми корнями вековых деревьев, чтобы влажный мох поглотил тело целиком. Хочется раствориться, исчезнуть хоть на секунду. Он не помнит, как дошел до комнаты Ральфа. Кажется, что лишние три поворота никак не могли привести его сюда. Внутри тихо и темно. Вот уже больше двух месяцев. Стервятник размахивается и изо всех сил лупит тростью в стекло на входной двери. Звон осколков разлетается по этажу страшным эхом. Звон осколков заглушает короткие гудки. — Ого! — раздается за спиной. Стервятник оборачивается и замечает восторженный оскал Рыжего. — Что? — рявкает он. — Да ничего, — пожимает плечами Рыжий. — Вечерок не задался? Рыжий подходит ближе и заглядывает в его глаза. За зелеными стеклами его собственных не видать. — Не твое Крысячье дело, — огрызается Стервятник. — Да расслабься. Рыжий берет его за локоть почти нежно. И это напоминает аккуратное касание Ральфа, когда тот придерживал пьяного Стервятника на лестнице. Это вызывает болезненное жжение под пальцами Рыжего и желание сломать ему руку в трех местах. Стервятник хватает Крысу за горло, царапая ногтями кожу, и бьет им о стену. Очки падают с ехидной морды, но Рыжий все равно выглядит довольным. — Не трогай меня, — цедит Стервятник, и его когти вот-вот выдерут Крысячью трахею вместе с кривой бабочкой. — Херасе, какой темперамент! — восхищается Рыжий. — Я бы тебе язык в жопу засунул! — Себе засунь! — Стервятник брезгливо отдергивает руку. Он собирается уйти, и Рыжий, подхватывая с пола очки, пристраивается рядом. — Ну давай хоть яйцами потремся. Злость и раздражение кипят внутри, лопаясь хлюпающими пузырями. И это вытесняет другие чувства. И этим хочется затопить весь мир вокруг. — Только сунься ко мне со своими гениталиями, — угрожает Стервятник, — с корнем вырву! — Хочешь, сам меня трахни, раз ты такой недотрога. Стервятник замирает, и Рыжий, пользуясь моментом, тянет его к подоконнику. В ушах все еще звон стекла, а в груди отчаяние. Стервятник кусает губы, пока Рыжий бесцеремонно стягивает с себя штаны. В свете луны, льющемся из окна, его кожа голубая, а волосы кровавые. В шуршащей темноте пустых коридоров голая задница Крысиного Вожака кажется странно уместной. И Стервятник звякает пряжкой ремня. — Погоди, — говорит Рыжий, — я сделаю все сам. Не хочу, чтобы твои когтищи оказались внутри. Он сует свои пальцы в рот и облизывает их излишне демонстративно, рассчитывая на оглушительный успех у зрителя. Пошло обсасывает, поглаживает языком и медленно вытягивает, плотоядно облизывая губы. Стервятник следит за его движениями. Смотрит, как Рыжий опирается на подоконник, призывно расставляя ноги. Смотрит, как длинные пальцы неторопливо исчезают внутри. Смотрит очень внимательно. Эротическое представление перед ним ставят в первый раз. И Стервятник подходит ближе. Он хочет отблагодарить вшивого актера так, чтобы тот потом сесть не смог. Так, чтобы звезды из глаз посыпались. Так, чтобы сам он, слушая разрезающие стены пошлые стоны, забыл, как произносится чужое имя.