"...И нашла любовь там, где когда-то видела только ненависть..."

      

Ноябрь 2016 года, Бруклин

             Клубная музыка никогда мне не нравилась. Всегда, извечно и во всем — крайность. Рок или классика. Как и в моей жизни. Или ангел с голубыми глазами, отчаянно сражающийся с Сентфорской нечистью, или демон, утаскивающий в цирковую утробу ублюдков. А теперь и не только. Лень искать, лень выискивать. Пусть сами клюют на милую оболочку…       Я с нескрываемым любопытством извивалась на танцполе. У магии Человека есть свой самый главный плюс — поддержание и моего бессмертия. Мне всё еще двадцать шесть. Я всё та же, вот только изнутри основательно подгнила. Да и плевать. Так даже лучше. Так проще. Не приходится принуждать себя к выбору, как это было в прошлое пробуждение: «Какое же дерьмо сегодня присоединится к цирку очередным изуродованным обрубком, гнилой, истекающей помоями плотью, с тупым агрессивным взглядом?»       Тело, кажется, жило своей жизнью. Правда, танец из-за музыки больше походил на конвульсии припадочной, но кого это останавливало. Я покачивала бёдрами, не чувствуя усталости, не испытывая жажды. Со всех сторон — яростно отплясывающие тела. Потные, влажные, разгоряченные танцами. В зрачках, расширенных от принятых наркотиков и алкоголя, отражаются всполохи светомузыки и лазерных установок. Они даже не жмурятся от раздражителей. А вот у меня начинает явственно болеть голова.       Я запускаю руки в волосы, чуть перебрасывая каштановую шевелюру, пытаясь поймать хоть какой-то ритм раздражающей музыки, чтобы движения походили на что-то эстетически приятное взгляду. Ладони движутся от лица к шее, очерчивая изгибы тела едва ли не призывно. Короткое бежевое платье из какого-то материала, металлически отблёскивающего обилием бисерной вышивки, которое я нарыла в бесконечном гардеробе цирка, утягивает всё что можно и нельзя. Каблуки уже надоели, но не хочется смотреться нелепо, скинув туфли. А еще бесит, что одно неловкое движение — и грудь из лифа вылетит к чертовой матери, как раз на потеху танцующей вокруг публики.       Злит невыносимо и то, что мужчины стали трусливее. В прошлом уже кто-то попытался бы познакомиться, склеить симпатичную девушку, одиноко крутящуюся на танцполе. Но, почему-то, не теперь. Или просто не здесь. Не в этом штате.       Я непроизвольно улыбаюсь, вспоминая, как периодически танцую для Человека в цирке. Нет, он-то думает, что не для него. Просто мой танец для развлечения: под какую-то музыку, которая ему не нравится, чтобы позлить, выбесить его, довести до белого каления. Или умело делает вид, что не замечает эту безумную пляску для себя. Но наблюдает. Наблюдает долго и пристально, наслаждается, укрывая лицо маской, не показывая того, что на нем написано. На любой его форме. Будь то шрамы или гладкость утерянного в огне образа. И мне нравится… от чего-то безумно нравится эта скромная форма вуайеризма. И прекрасное понимание того, что может за этими плясками последовать, когда музыка его разозлит до невыносимости, а тело начнет выдавать естественную потребность в сексе.       По талии наконец заскользили чьи-то ладони, и я, с каким-то внутренним азартом, улыбаюсь. Максимально игриво, максимально обжигающе, именно так, как улыбаюсь только одному мужчине постоянно, а остальным исключительно в качестве приманки. Не оборачиваюсь. Плевать на внешность. Не для того он мне нужен, чтобы поразвлечься. Совершенно не для того. Очередной чудик, которого, я уверена — сто процентов будет не жалко.       Незнакомец наконец обходит меня, продолжая двигаться в ритме играющей музыки. Высокий мулат с карими глазами. Улыбается широко. Карие глаза цепко вгрызаются любопытством в моё лицо. Взгляд не затуманен наркотой и спиртным. Охотник, который пока не понимает, что становится жертвой. Видела похожих. И не раз. Десяток уже по шатрам таких соблазнителей шатается: с кривыми рожами, пугающих публику во время представлений. Скоро уже и в сон можно будет не укладываться. Только катайся по стране да собирай сброд в цирк.       Он с усмешкой оборачивает меня руками, исполняя едва ли не брачный танец каких-то приматов. Я чувствую сжимающую ягодицу ладонь и чуть прикрываю глаза, пытаясь не выдать омерзения. Он улавливает отголосок моих эмоций, но совсем в другом разрезе. Видит только то, что хочет. Короткие, уложенные ёжиком волосы вспотели, его синяя рубашка липнет к телу. Я автоматически отмечаю, что из всей толпы он — единственный в брюках и черных туфлях. Явно местный мажор, а не шпана, которая в клубах только со своими девушками и самыми дешевыми коктейлями из ассортимента.       Парень… да нет, молодой мужчина… наклоняется к моему лицу. То ли в попытке поцеловать, то ли что-то сказать на ухо. Если Человек почувствует на моих губах чьи-то поцелуи… чудик до маски не доживет. Как и я до следующего представления. Потому уворачиваюсь, подставляю ухо, будто неверно расценила маневр.       — Пошли за мой столик, куколка…? — он чуть усмехается и глазами указывает на вип «кабинки», которые тут просто приподняты над основным залом и ничем не отделены.       Я улыбаюсь и киваю. Хорошо, что выпила сорбенты и пару капель сока морозника. Моего собственного дурмана хватит для того, чтобы наркотик, который сто процентов окажется в предложенном коктейле, не подействовал либо вовсе, либо слишком сильно. Вип зона расположена удачно, за колонками. Музыка глушит не так сильно, позволяя говорить почти спокойно, а не орать в ухо собеседника.       — Почему одна?.. — Игриво спрашивает мулат, вальяжно падая на кожаный диванчик и делая отмашку официанту.       Я мило улыбаюсь:       — Не нашла компанию с кем пойти. Да и так ли важно? Мне хорошо и одной…       Он с усмешкой трогает под столом моё колено. Почти деликатно, почти не пошло. Просто касается кожи, не пытаясь скользнуть горячей ладонью под юбку. Удивляет манерностью и неожиданно произносит:       — У тебя гудят ноги. Сделать массаж?..       Я удивленно вскидываю брови. Он расценивает это как согласие, аккуратно стягивая мои туфли и перемещая ступни на свои колени. Пальцы движутся вдумчиво. Я даже не испытываю щекотки. Похоже, опытный. Расслабляет мгновенно, располагает… почти…       — Как тебя зовут? — Спрашиваю я, вглядываясь в довольно-таки соблазнительную улыбку.       Он чуть морщится, будто я спросила его о чем-то неприятном:       — Допустим, Мартин. А тебя?       Ну, раз так…       — Тогда, допустим, Лидия.       Он с усмешкой продолжает разминать мои стопы. Ничего запредельного. Никаких попыток двинуть руки выше. Я почти растекаюсь от удовольствия на диване. Кажется, этот чудик будет моим фаворитом, если не растеряет навыки после преображения маской.       Приносят коктейль. Что-то довольно вкусное. Я отпиваю немного, остро различая на языке немного медицинский привкус, не связанный ни с одним алкогольным напитком. Наркотик всё же есть. Мой соблазнитель кто-то из постоянных клиентов. Это плохо — если исчезнет, начнут искать концы. С другой стороны, уже послезавтра цирк снимается, черта с два копы что-то нароют.       Мартин удовлетворенно делает глоток своего виски. Умно. Чистый напиток всегда выдаст привкус чего-то лишнего. Любой добавки, любого вещества, которого в стакане быть не должно.       — Ты хорошенькая. Почему я тебя прежде не видел тут? — неожиданно спрашивает он.       Я пожимаю плечами:       — Я здесь проездом. Скучно сидеть на привязи… вот и вышла развеяться. — и ведь я почти не вру, черт побери.       — Любопытно. — Мартин усмехается, переключаясь на вторую мою ногу. — Мы могли бы отдохнуть не только сегодня, Лидия… В Бруклине полно местечек и покруче этой забегаловки. Думаю, там тебе было бы уютнее. Здесь, кажется, тебе не очень комфортно.       Я снова удивлена — невероятно прозорливый мерзавец. Ответа пока не нахожу. Да и какой смысл, если его жизнь закончится уже сегодня… Но мне почему-то смешно.       — А ты любишь развлекаться, я смотрю?..       — О да! Это моя жизнь…       «Хм,.. точно мажор и прожигатель родительских денег…» — думается мне, но вслух произношу:       — Спасибо за массаж. Пойдем еще потанцуем?.. — Я допиваю коктейль, чувствуя начало действия препарата.       Музыка становится более тихой, словно постепенно над головой вырастает толща воды. Краски более яркие, более насыщенные. Зеркала нет, но могу поспорить, что зрачки у меня сейчас словно иголочные головки. Что ж, это ненадолго. В шатрах и вовсе пройдет окончательно. В желании мулата продолжить вечер в более непринужденной атмосфере я не сомневаюсь.       Его ладони скользят по моей талии, снова сжатые ягодицы. Он не пытается целовать, лишь по-кошачьи трётся лицом о мою шею, о мои щёки. Тихо шепчет в ухо:       — Ты прохладная…       Я усмехаюсь:       — Мертвые не потеют, — в ответ на удивленный взгляд начинаю открыто хохотать, — Шучу. Просто особенность организма. Считай, я жила на экваторе, а местная дискотека для меня — как Антарктида после адского пекла.       Он рассмеялся.       Снова движения. Снова мимолётные прикосновения. Единственная часть тела, которую, кажется, он готов был мять каждую минуту и секунду — задница. Хорошо хоть довольно деликатно. Синяков не будет, а значит и моего собственного наказания за чужие прикосновения можно будет избежать.       Я с интересом поглядываю на дисплей смартфона. Время уже основательно за полночь. Танцы порядком утомили, Мартин похоже расценил мою остановку вполне верно:       — Золушке пора возвращаться?       Я игриво закусила губу:       — Хочешь отвезти её домой и напроситься на завтрак в постель?..       Он ухмыляется уже открыто:       — Почему бы и нет. Давай только еще по коктейлю, а потом в путь.       Я с усмешкой наблюдаю как он потягивает… нет, мать его, это даже не виски. Это обычный чай. А я вливаю в себя второй стакан алкоголя с какой-то наркотой. Эффекта особенно нет, но приятного мало. Жизнь в цирке многому учит. Я становлюсь «Алисой в стране чудес», при этом продолжая жрать и пить всякое дерьмо, которое предлагают шатры и их Хозяин. Так что дармовая выпивка с примесями — еще не самый плохой исход.       Мартин почти галантно приобнимает меня за талию, помогая выйти из клуба. Я покачиваюсь, делая вид, что несколько перебрала. Неизвестно пока, кто из нас больший лжец сегодня. Я рискую только тем, что он может увезти меня совсем не в цирк. Впрочем, если не дурак… решит подвезти меня «домой». Потому как если Человек к утру меня в шатрах не обнаружит — найдет даже под землёй и Бруклин взвоет.       К порогу клуба с парковки подгоняют его «ауди». Я с интересом оглядываю кабриолет с кольцами на решетке радиатора антрацитового цвета. Не черный. Он с каким-то проблеском, которым никогда не красят стандартные автомобили в дешевых салонах. Черная кожа в отделке.       Я с игривым хохотом падаю на пассажирское сидение, мгновенно скидывая туфли и располагая ноги на «торпеде» автомобиля. Мой спутник лишь лукаво усмехается, кнопкой запуская двигатель «ауди». Вопрос о том, куда мы едем выходит почти небрежным. Он кивает, направляя машинку к цирку. «Дурачок…», — усмехаюсь я, щелкая пальцами по панели музыкальной системы. Нахожу нужную волну и с хохотом встаю на ноги во весь рост под насмешливым взглядом Мартина. Хватаюсь за раму лобового стекла и действительно задыхаюсь — от адреналина и бьющего в лицо ветра.       — Это просто восторг в чистом виде! — радостно хохочу я.       Он усмехается:       — Я заслужил трофей?..       Карие глаза отрываются от пустой ночной дороги на светофоре и всматриваются в мои. Если он сейчас попробует поцеловать меня…       — Подари мне на память свои… хм… — «только не мои любимые туфли, ублюдок!» — трусики…       Я едва не икнула. «Ах ты чертов извращенец!..» — пролетает в голове, — «и что делать?..».       — А зачем?..       Он усмехается, снова вдавливая педаль в пол, от чего движок «ауди» надрывно рычит под капотом в предвкушении скорости:       — Повешу в подвале на одном из стендов. Что за стенды — узнаешь, если увидимся еще разок. — Он подмигивает и автомобиль срывается с места.       — Изощренный мерзавец… — я с усмешкой приподнимаю бёдра и почему-то стягиваю бельё, бросая ему на колени, буквально ожидая, что он сейчас же начнет распускать руки или хотя бы попытается свернуть с дороги на обочину.       Но всё спокойно. «Ауди» продолжает двигаться к стоянке шатров. Спиртное с наркотиком всё-таки кружит голову. В трезвом виде я бы не согласилась на такую авантюру. Мартин сминает стринги в кулаке и спокойно убирает их в карман брюк. Любопытно… эдакий охотник за трофеями от незнакомок?..       — Кажется, мы приехали куда-то не туда… — Задумчиво произносит он, останавливаясь у шатров на отшибе.       Я смеюсь уже едва сдерживая ехидство:       — Нет. Всё по адресу. Идем, покажешь мне как ты… управляешься с реквизитом.       Он полыхает глазами в мою сторону, но послушно паркуется у цирка.       В шатрах кажется пустынно. Обманчивая тишина. Стоит отдать мысленный приказ, как вся эта саранча вылезет из своих уголков и кинется в атаку. Мне даже немного жаль Мартина. Жаль, что он тоже с гнилью внутри и останется коротать вечность в маске под цирковыми сводами. Но накачивать девушек наркотиком, для того чтобы поразвлечься… «Сэр, как вам не стыдно…» — усмехается мой немного изголодавшийся демон.       Я провожу его в столовую, безошибочно зная где именно сейчас находится Хозяин. Я его чувствую. Для меня цирк — это как настенный план эвакуации, по которому движутся точки его обитателей. И только одна точка связана со мной так, что я чувствую её каждой клеточкой существа. Потому что меня тянет…       — Привет, «папуля»! — Я насмешливо смотрю на своего пленителя, втягивая Мартина в столовую. — Я привела тебе очередную дешевую рабочую силу.       Обладатель маски оборачивается. В прорезях сурово мерцает серость: чертовски недоволен моим побегом, даже невзирая на то, что я привела первого за неделю чудика в цирк для его развлечения и усиления. А меня это заводит, и я уже немного жалею, что белья на мне нет. Слишком… слишком влажно становится внутри.       — Тебя ничему не учит жизнь, моя дорогая… — его голос подрагивает от гнева, но он переводит взгляд на застывшего в недоумении Мартина.       Серость впивается в лицо гостя. Я не вижу под маской, но знаю, что Человек морщится. Видит насквозь и снова…снова злится безмерно потому, что я могла угодить в капкан. Не его капкан. А он привык оберегать… о, как же он любит контроль, неусыпное бдительное наблюдение за каждым моим шагом.       Но… стоит ему только отвернуться, расслабиться, отвлечься на что-то чуть менее существенное, или наоборот. И получается сегодняшняя ночь. Сара в шатрах после бурного вечера вне цирка. С привкусом свободы на губах, которые давно уже не целует никто, кроме него одного. Да и он этой «малостью» в последнее время пренебрегает.       Щелчок длинных пальцев и пара чудиков уводит орущего Мартина куда-то вглубь шатров. Звуки затихают довольно быстро. Здесь всё подчинено его воле — он любит тишину вне представлений. Он любит меня без прикрас. Или просто хочет… да плевать… никогда не признается, что питает что-то помимо простого и низменного вожделения, чистой и беспросветной похоти.       Я с насмешкой падаю на стул, сбрасывая надоевшие туфли с ног и закидываю скрещенные щиколотки на край стола — расслабленно и едва ли не игриво. Сейчас наверняка последует наказание или что-то похуже. Но я уже готова. Знаю, на что иду. И как не смешно это признавать: жду этого.       — Ничего не скажешь?.. — Я дую губы, вглядываясь в маску, мечтая забраться в эту русоволосую голову, перебрать там все извилины, узнать его мысли, узнать, что он чувствует ко мне.       — А что ты еще не слышала из того, что я говорил прежде? — Человек складывает руки на груди.       Обожаю эту игру в гляделки. Правда, без маски. С маской не так интересно, но всё же впериваюсь в прорези с явной усмешкой.       — Ох, да много чего. Ты такой… скрытный, — я вздыхаю, едва ли наиграно, — Вечно занят, вечно в делах-заботах. Приходится сбегать… — поднимаюсь со стула, делая к нему несколько шагов, не разрывая зрительного контакта, — Приходится искать — кто бы скоротал со мной хотя бы один вечер, пока мой Хозяин соизволит выделить хотя бы час своего бесценного времени на ту, что силком приволок в свою клоаку…       Лицо обжигает пощёчина и голова дергается, увлекаемая пальцами. Не в первый раз, но так даже лучше. Он уже на пределе. Маска срывается с лица и улетает куда-то вглубь шатра. Оскал на гладкости. Хищный, злобный, агрессивный… ревность.       — Ты сама согласилась! — шипит Человек сквозь зубы. –Ты сама примкнула ко мне, к цирку…       — Неужели?.. — я склоняю голову, продолжая впитывать его гнев из взгляда. — А мне казалось там был шантаж… Постой-ка… он ведь и вправду был. Или я с тобой, или умрут мои близкие.       Он морщится, пытаясь подавить, удержать эмоции. Не нравится слушать, не нравится слышать, что я не добровольно осталась с ним. Не потому, что полюбила. Хоть это и так… А теперь свою чертову любовь приходится вытряхивать из него ненавистью. Выводить из себя, чтобы получить хоть что-то. Хотя бы боль, если не даёт ласки.       — Всё? Аудиенция окончена? Могу идти к себе?.. — я скалюсь, собираясь скрыться в переходах шатров.       Два шага и в запястье стальной хваткой вцепляются теплые длинные пальцы. «Ну наконец-то, мать твою!» — едва ли не верещит внутренний демон. Человек резко дёргает меня к себе.       — Я тебя никуда не отпускал, милая…       Толчок в плечи, и я почти отлетаю к столу. Слава богу без снеди сегодня. Не вымажусь, как бывает порой. Порывистое движение тени впереди и колени разлетаются в стороны, позволяя ему встать так тесно, что я чувствую эрекцию животом. Каменную, разрывающую его и стягивающую во мне каждую частичку к паху. Он сметающим жаром впивается в губы, оттягивая мою голову максимально сильно за сжатые в пригоршню волосы на затылке. Язык выплясывает какой-то танец, который и не снился клубному танцполу. Почти до глотки, вынуждая дергаться и пытаться отползти в сторону.       Свободная рука скользит вверх от колена до бедра. Выше… Белья нет. Волосы отпущены. Теперь пальцы сжимают моё горло. На лице снова яростный оскал:       — Ты еще и без белья выходила?!       Я кривлю губы в усмешке:       — Ах, да,.. забыла… У новенького в кармане. Авансовый трофей за ночь, которая так и не состоялась. — Снова пощечина, обжигающая другую щеку, снова скалюсь в его лицо: — Пожинай плоды своего безразличия, дорогой…       Рывок и платье улетает ошметками куда-то в сторону. Не вижу. Плевать. Сейчас только эта гневная пронзительная серость. И в ней такой спектр чувств, что можно просто сдохнуть от счастья: похоть, ненависть, страсть, обида, гнев, все пороки мира. В одном его взгляде.       Снова поцелуй, разрывающий в кровь губы. Укусы, зализываемые мгновением позже. Пальцы всё еще сжимают горло, стягивают остатки кислорода в этот поцелуй. Не разомкнутся вовремя — умру к чертовой матери. Я даже не успеваю понять, когда он успел расстегнуть брюки. Просто толчок внутрь, от которого я почти падаю на спину. Почти, но рука держит крепко. Он вбивается яростно, жёстко, глубоко и с рваными интервалами, позволяя чувствовать себя каждой клеточкой внутри. Морщится, будто это не мне больно сейчас, а ему самому. И в серости столько ненависти… к кому?..       — Моя. — снова вбиваясь произносит Человек. — Скажи. Что. Ты. Моя…       — Черта с два… — хриплю я, вздрагивая от каждого проникновения и закатывая глаза. — Ты первый…       Усмешка утопает в очередном глубоком поцелуе, который мешает мне вздохнуть. Не скажет. Никогда не скажет.       Толчок в плечи валит на стол. Холодное дерево ударяется о лопатки. Про удар затылком я молчу. Искры из глаз и полная дезориентация. Теплые ладони сжимают талию и толчки ускоряются до такой степени, что я не успеваю вдыхать или выдыхать, только вскрикивать, чувствуя, как мир разлетается на осколки. Слишком быстро… я начинаю дёргаться, чувствуя, что предел достигнут, боль перестаёт мешаться с удовольствием, оставляя только себя одну.       Он замедляется, замечая слёзы, капающие на стол. Медленнее, позволяя перевести дыхание, снова чувствовать не только бессменную спутницу моего обитания в цирке. Человек склоняется надо мной, заводя руки над головой, сжимая запястья почти до треска костей.       — Иногда я мечтаю твоей кровью перемазать весь цирк… — хрипло произносит он в мой висок. — За непокорность. За ослушание. За то, что выводишь из себя при всяком удобном случае… За то, что никак не признаешься вслух…       — Ты. Первый. — шепчу ему в шею.       В серости вместо ненависти появляется боль. Знаю, что для него эти слова едва ли что-то приятное. Признание, которое получила другая и не оправдала. А я его, видимо, не заслуживаю. И это злит меня. Всегда будет злить. Пока не скажет, пока не признается.       — Твой… — он жмется лбом к моему лбу, заглядывая в глаза, — твой… Только больше не мучай…       Я улыбаюсь. Впервые за годы — без злости. «Наконец-то…».       — Отпусти руки…       Хватка исчезает, позволяя обвить его шею, притягивая к себе ближе, впиться благодарностью в эти губы, которые столько времени меня доканывали. И в шатре невероятно жарко от новой пляски губ, языков. Не разъединяясь, он увлекает меня на свои бёдра, садясь на стул. Позволяет, впервые ПОЗВОЛЯЕТ самой выбирать — что и как будет происходить дальше. Я удивленно замерла, разглядывая какую-то сытую и довольную кошачью улыбку.       — Ах ты подле-е-ец… — восхищенно выдохнула я, вцепляясь в мужские плечи. — Сразу нельзя было?..       Усмешка. Он скользит губами по моей шее, сжимая ладонями бёдра, напоминая, что мы отвлекаемся от процесса. Я послушно двигаюсь, принимая его глубже, но уже совершенно по-другому. Почти… почти с любовью. С нежностью, которую мы чуть не потеряли в попытках продавить друг друга.       — Скажи это… Прошу… — С протяжным стоном в мою шею произносит Человек.       Я улыбаюсь в губы своего мужчины:       — Покажи настоящего себя… — Мгновение и рубцы покрывают гладкость, а серость становится встревоженно недоверчивой; я склоняюсь над ним, прижимаясь лбом к его лбу, повторяя его жест: — Только твоя…