Вампир среди людей

— Не глупи, — строго осадил Тэхен младшего. Они находились в кафе напротив больницы, в которой ранее лежал Чимин с маленьким Лео. Место было уютным, отделанным в теплых тонах, оно согревало и дарило чувство покоя. Омеги сидели в удобных креслах у окна напротив друг друга и держали в руках горячий шоколад, который заказали для вида. — Почему нет? — непонимающе посмотрел Юнги на друга, а Ким подумал, что он очень красивый. Старшему нравилось красить волосы в белый, это была своего рода попытка скрыть то, какой он прогнивший, сломанный, но в последнее время он перестал покупать краску. У него совсем вылетало из головы, и это уже само по себе было удивительно. Хосок настолько окружил Тэхена заботой и теплом, что вытравил из него мысли о собственной никчемности, ведь Ким и правда забыл. Теперь у него отчётливо виднелись тёмные корни на макушке, но его это уже не волновало. А вот Юнги поразил вампира такой резкой сменой цвета. Старший хотел бы сказать ему, как он красив, что друг стал просто копией своего папы, только фраза, слетевшая с губ Мина совсем сбила Тэхена с толку. — Ты ещё слишком молод, — убеждал Ким омегу. — это рискованно. — Но я хочу, — упрямо продолжал блондин. — хочу полностью принадлежать ему, только ему, — совсем тихо закончил младший. — Я идиот, который сам упустил столько времени, но это ведь нестрашно. Я и человек тоже, даже ты не можешь сказать наверняка, что будет. — А о нем ты подумал? — Ким предпринял последнюю попытку переубедить парня. — Что он почувствует, когда узнает правду? Когда просчитает риски? Ты об этом подумал? Юнги оставалось лишь виновато молчать, обкусывая собственные губы. Было страшно, сомнения словно нитями обвязывали сердце, не давая принять окончательное решение. И все так бы и оставалось, омега метался бы от одного варианта к другому, истязая собственное сознание, но ответ пришел сам. Сокджин позвонил парню по телефону, где с трудом, но рассказал, что Чонгук пришел в себя. Мин, было, обрадовался и уже порывался на встречу, как Ким произнес следующее: — Он потерял год, даже больше, — заявил тогда старший, а услышав в ответ лишь тишину, решил немного пояснить. — Чонгук помнит из своей жизни только чуть больше двадцати пяти лет. Что все это значит? Он же не мог забыть Юнги? Он не мог. Омега отказывался верить в этот бред, такого просто не могло произойти с ним. — И время, проведенное с тобой, в них не входит, — вынес вердикт альфа, с сожалением отмечая для себя непонимание и отрицание в следующих словах Мина. — Это ведь неправда..? — улыбка отчётливо слышалась в голосе на том конце. — Ты просто неудачно пошутил, так? Только ответа не последовало, а молчание Сокджина говорило красноречивее любых фраз. Поначалу, когда Ким понял, что Чонгук ничего не помнит, то обрадовался такой новости, у него в голове даже стал зреть план завоевания омеги, но все рухнуло, когда он прочитал письма Юнги. Он любит Чонгука, и это так явно и чисто, что даже Киму стало стыдно из-за собственного поступка. А то, что омега дал Чону самому решать, как относиться к вампиру, обратившему его, стало последней каплей, и Джин решил сдаться окончательно, точно так же предоставляя выбор самому Мину. И сейчас он стоял за огромными дверьми в бывший тронный зал его родителей, где провел десятки лет в одиночестве, слышал все, что происходило внутри, и не было в нем сил даже просто двинуться с места, чтобы не слушать, не представлять и не жалеть. Хватит с него игр в любовь. Это глупо. Юнги выбрал, пора бы и Сокджину взглянуть вокруг. Мало ли, вдруг прямо сейчас его ждёт рождённый омега, который только открыл глазки и пока просто наслаждается моментами жизни со своим родным папой. Может ведь случиться так, что он подрастет ещё немного, расцветёт, как подснежник по весне, гордо расправит плечи и сведёт с ума сильнейшего и старейшего альфу Кореи. Такое ведь может быть. Сокджин усмехнулся своим мыслям, с трудом отлепляя ноги от пола, и направился к выходу из полуразрушенного замка, в котором сохранилась лишь одна комната.

***

Юнги ждал. Он лежал на холодном мраморном полу, обнимая своего альфу, и ждал, когда тот наконец вернёт себе самообладание, только время это почему-то никак не наступало, а терпение блондина медленно, но верно достигало предела. Чонгук вылизывал шею Мина, периодически возвращаясь к крови, что сочилась из двух маленьких ранок на коже, и не мог остановиться. Все его существо требовало этого омегу, он хотел всего и сразу, только разрешения ни на что, кроме крови, пока не получал, так что сдерживался, как мог. — Довольно, — произнес Юнги, глядя в потолок и чувствуя, как Чон замер в ожидании. Не этого хотел бы омега, однако сделанного не вернёшь, так что ему ничего более не остаётся, как принять своего альфу таким. Контролировать его постоянно? Тогда это будет не его Чонгук. Отпустить? Страшно, а вдруг не вернётся? Что тогда делать самому Мину? Чон проник ему в сердце ещё будучи человеком, он просто оказался тем, кто полюбил и изменился ради омеги. Юнги сам опоздал из-за своего банального недоверия, так что не ему сейчас жаловаться на судьбу. Если Чонгук забудет окончательно, то Мин хотел бы как папа — просто исчезнуть. Только умирать страшно. Омега долго думал над словами Тэхена, долго сомневался, но теперь, глядя в родные незнакомые глаза, он решает, что это не такая уж плохая идея, что посвятить себя судьбе не страшно, если Чону от этого будет проще. Кажется, Юнги решился. Кажется, Тэхену все же придется принять его выбор. — Ты знаешь меня? — задал вопрос блондин, глядя в глаза альфе, что навис сверху. — Знаю, — просто ответил старший, а сердце омеги пропустило удар. — Кто я для тебя? — затаив дыхание, спросил Мин. — Мин Юнги, которого запрещено трогать без его разрешения, которому можно отвечать только тогда, когда он сам попросит. — Это все? — горько усмехнулся младший. — Нет, — альфа пристально вглядывался в красные глаза того, кто способен был сейчас заставить его выполнить что угодно. — Ты — омега, который сводит меня с ума, потому что я хочу тебя так сильно, что готов молить о разрешении... — Молить? — Юнги с нежностью посмотрел на брюнета, едва касаясь пальцами его щеки. — Я сейчас поступаю глупо, заставляя тебя подчиняться мне, ведь хочу совсем не этого. Скажи, если я дам тебе свободу действий, что ты будешь делать? — Я не сдержусь, — выдохнул альфа в приоткрытые губы, а Мин прикрыл глаза, полностью расслабляясь. — Тогда не сдерживайся, — произнес он с улыбкой, чтобы тут же ощутить на себе требовательные горячие руки, с силой сжимающие его бока. Чонгук не верил в свою удачу, но отбросив сомнения наслаждался податливостью блондина. Губы его беспорядочно блуждали по телу, желая получить больше, из груди вырывалось хриплое дыхание, а веки невольно опускались, погружая в ощущения, стирая рамки внешнего, оставляя лишь их двоих, будто весь мир опустел. Неужели, такое бывает? Юнги позволил снять с себя рубашку, а руки его сами стали искать пуговицы на рубашке Чона, потому что мало, потому что хочется больше, кожа к коже, губы к губам, сердце к сердцу. Они такие разные, но у них есть общее — желание. Холод камня немного остудил пыл омеги, и тот неуверенно открыл глаза, глядя на брюнета с некоторой опаской. Страшно, в первый раз очень страшно, только ведь Чонгук с ним. Да, и не так уж и важно, помнит ли он, ведь руки, касающиеся тела блондина, нежные, а поцелуи отдают одержимостью. Даже если сам альфа забыл, его тело помнит все. То, как нужно обращаться с Юнги, как бережно нужно держать его лицо в ладонях и как настойчиво, но в то же время сдерживаясь, будто сейчас разорвет, будто ещё немного, и перед глазами фейерверк, нужно целовать его губы. Чонгук немыслимо хочет Мина, а омега наконец готов принять. Жаль, что их первая близость отдает горечью, что под веками словно песок, а в ушах целая колокольня. Юнги больно от проделок судьбы, больно до сжимаюшихся пальцев на ногах, до ногтей, что впиваются в чужую кожу на спине, оставляя красные следы, больно, но он стерпит. Потому что роднее нет, потому что несмотря на неприятные ощущения в районе сердца, он хочет. Пусть, Чонгуком движет похоть, пусть, глаза его горят непривычным красным цветом, пусть, он не любит омегу так, как его любит сам Юнги, пусть. Мин не потребует от альфы невозможного, он лишь подарит себя, ощущая боль от первого проникновения, сожмется в комочек, не замечая удивленного и озадаченного взгляда красных глаз, почувствует лёгкое прикосновение к плотно сомкнутым губам и невольно расслабится, пропуская брюнета глубже в себя. А Чонгук ощутит наконец себя подонком, пользующимся своим положением, играющимся с чувствами невинного омеги, он будет ощущать себя сволочью, но не отступит. Потому что такой красоты прежде не видел, потому что ни один запах в мире не сравнится с тем, как пахнет это создание, потому что никто больше не отдаст себя так, как это делает он — неуверенно, смущаясь, но без остатка. Юнги не грызут сомнения, потому что они лишь отнимают время и силы, он полностью доверяет себя тому, кого сам так долго желал, и постепенно сходит с ума, теряясь в наслаждении. Что с ними будет дальше? Вспомнит ли Чонгук? Подобные вопросы вертелись бы сейчас в голове блондина, только Чон крепко хватает запястье омеги, начиная тянуть на себя, заставляя сесть на крепкие бедра альфы и ощутить, как его член проникает глубже, до самого упора. Юнги в немом крике раскрывает рот, а брюнет вдруг замирает, до хруста костей обнимает Мина, зарываясь пальцами в светлые волосы, и шепчет что-то несвязное в багровое ушко. Понимание просыпается в красных глазах, и Чонгук в неверии качает головой. — Юнги... — хрипло выдыхает он, ещё сильнее сжимая в руках свое сокровище. Омеге бы потеряться сейчас в ощущениях, потому что ещё немного, и мир взорвется перед глазами, но эти объятия сбивают с толку, а нежность в голосе кажется такой привычной. Чонгук хотел лишь красивое тело, но когда возбуждение захлестнуло, в голову стали забираться образы, картины, которые были прошлым. Альфа вспомнил брюнета, что отличался дикой красотой, свободного до глубины души и такого нужного, он вспомнил, как необходим ему воздух, что они делят на двоих, как красиво высокомерие на знакомом лице, и как привычна улыбка в глазах. — Юнги, — снова повторил Чон, но омега лишь тяжело дышал, не отвечая. — Родной, — прошептал он в самое ухо. Чонгук почувствовал, как напряглось тело в его руках, как дыхание стало тише, а воздух спокойнее. Блондин медленно обвил руками талию альфы, прижимаясь крепче и утыкаясь носом ему в шею. Он слушал уверенный голос и не знал, как ему быть. — Юнги, — ласково произнес Чон, поглаживая омегу по спине. — как ты на это решился? Губы Мина сами начали исследовать шею брюнета, невесомо касаясь горячей кожи, он провел языком по ранкам, оставленным ранее, и прикусил нежную плоть рядом, начиная всасывать кровь и оставляя засос. Из горла старшего послышалось хриплое дыхание, и Юнги совсем сошел с ума. Он, не сдерживаясь, ласкал шею Чонгука, беспорядочно оставляя свои метки, тело само начало ритмично двигаться, а возбуждение накатило с новой силой. Альфа наконец взял себя в руки и, придерживая блондина одной рукой, расправил их рубашки, аккуратно укладывая на них омегу и нависая сверху. Мин заерзал под старшим, не желая медлить и снова потянулся к шее брюнета, требуя свое. — Потерпи немного, прошу тебя, — прошептал Чон, еле сдерживаясь от того, чтобы не делать резких движений. В ответ послышалось недовольное хныканье, и старший отстранил Юнги от себя, разглядывая его вспотевшее лицо, на щеках блондина играл румянец, а губы были влажными от поцелуев. Чонгука от такой картины повело, но он все же удержался от опрометчивых действий. Альфа коснулся щеки младшего и попросил его открыть глаза. Мин медленно поднял веки, будто нехотя, и отвёл взгляд, избегая смотреть в глаза напротив. — Посмотри на меня, — произнес Чон на выдохе. — пожалуйста... И Юнги наконец взглянул на того, кого ждал долгих три недели, будучи не в силах ничего сделать, ощущая бессмысленность своего существования и абсолютную беспомощность, он посмотрел в алые глаза напротив и почувствовал, как на губах расползается улыбка. — Ты чего? — альфа нежно улыбнулся в ответ, стирая мокрые дорожки солёной влаги с висков и упираясь лбом в лоб Мину, он повернул голову в сторону, касаясь кончиком своего носа носа Юнги, а затем обратно. — Не плачь, пожалуйста, — произнес Чонгук, в отчаянии сжимая губы. — Я с тобой, только не плачь, хорошо? Последовал слабый кивок, и альфа толкнулся бедрами, попадая по заветной точке глубоко внутри и вырывая из груди Мина несдержанный стон. — Точно? — хитро улыбнулся Чон, снова замирая и получая в ответ яростный взгляд. — Ладно, — сжалился старший, начиная медленно раскачиваться и наблюдая за тем, как в блаженстве прикрываются чужие веки. Кажется, теперь все будет хорошо. Кажется, вот так рядом идеально. Лицо Юнги искажается от подступающего оргазма, руки сжимают брюнета крепче в объятиях, а клыки зудят от желания впиться в нежную кожу на шее, но внезапно он чувствует укус на своей, только ощущает, что альфа не пьет его кровь, а наоборот — вливает свою. «И когда только успел...» — проносится в голове омеги, и мир наконец разлетается на тысячу осколков, а Чонгук, сделав ещё пару яростных толчков, с рыком кончает следом, впиваясь клыками ещё сильнее в шею Мину, и заваливается рядом, отпуская наконец беднягу и перекладывая его на себя. Тишину огромного тронного зала нарушало лишь тяжёлое дыхание двоих, в то время как в окнах уже вовсю красовалась луна, вступившая в свои права. — Ты знаешь меня? — повторил Мин вопрос, который задавал ранее. Казалось, ночь укрывает ложь, только они оба знали, что это не так. Вечер срывает маски, а ночь обнажает душу. — Знаю, — последовал тихий ответ. — Кто я для тебя? Чонгук же приподнял омегу за подбородок, заглядывая ему в глаза, и уверенно произнес: — Ты для меня всё.