Проглоти и повтори

Вырыть могилу — дело непростое. Двое здоровых мужиков могут потратить на это в лучшем случае часов пять, в худшем — пару дней. Ниган не был знатоком, помнил лишь, что с ямой для своего умершего пса Бадди он провозился три дня кряду. Огромная была псина, сенбернар с помесью какой-то овчарки. Весила эта сволочь под триста фунтов — даже больше, чем необъятная мамаша самого Нигана, бедра которой едва втискивались в дверной проем. Что по виду, что по обхождению Бадди недалеко ушел от родительницы: лохматый, теплый, по-тупому добрый и гавкучий. Некогда его лучший друг, а теперь горка костей на заднем дворе разрушенного сыростью отчего дома на северной границе Вирджинии. Рик копал умело и в одиночестве. Ему, наверняка, было не впервой. Ниган пришел к такому выводу, когда Рик принялся обстоятельно загружать Ниссан инструментами: совковая лопата, лом, парочка бревен, топор, фонарь и рабочие перчатки. Руководствуясь не самой актуальной картой окрестностей, он сам выбрал место для могилы. Филип молча довез их по навигатору. Шейн с мешком на голове раскачивался на заднем сидении как болванчик. Прибыв к тупику заброшенной дороги, они побрели на запад, и к тому моменту, как Рик выдолбил в земле трехфутовую яму, солнце медленно ползло к горизонту. Все кругом окрасилось в красный, а погодя на лес опустились светлые голубые сумерки. Казалось, жизнь замерла и наблюдала за их страшным делом. Стояла гнетущая ватная тишина. Птицы не пели, бурлящая река осталась за широким пролеском. До самой ночи небо коптил столб дыма, поднимающийся с лесопильной делянки — от сарайчиков остался лишь пепел. Мизансцена — глубоко фантасмагорична. Взмокший от пота Рик, Шейн — на земле, с обращенным на собственную могилу взглядом. Иногда безмолвие прорезал звонкий скрежет лома или стук топора — Рик корчевал камни и корни. Горы сухой, пахнущей разнотравьем земли высились по обе стороны ямы, и чтобы они не падали вниз, Рик подпер их бревнами. Его руки без устали взмывали вверх и вниз, он копал с упорством ропухи. Ниган наблюдал издалека: Рик отогнал их от могилы бессвязным бормотанием. Видимо, в пути он наконец понял, что они собираются сделать. Может быть, он взялся копать сам, чтобы потянуть время, а может, это были последние почести лучшему другу. Глядя на свою могилу, Шейн не переставал хорохориться, правда, иногда его гордая осанка рушилась, он скрючивался, мотал головой и мычал, а потом вновь вскидывался как отпущенная тетива. Наблюдая за его муками, Ниган ощутил ликование. Оказавшись так близко к смерти, более того, став ее орудием, он не мог дождаться, чтобы продемонстрировать свое злое пренебрежение к жизни. Наконец-то он контролировал смерть, все пройдет быстро и гладко, никакого тебе затянутого угасания на больничной койке: бац, и конец, дело сделано, ни похорон, ни траура. А что до Рика… Рик-Рик-Рик — острый укол по совести. На него было больно смотреть. Еще несколько часов, и он закопает в горячих недрах здешних лесов немалый кусок своей жизни. Все плохое и хорошее что он помнил о Шейне, должно будет кануть в лету. Их деньки беззаботной юности и легкомысленной молодости, детские клятвы на крови, разделенные пополам карманные деньги и женщина по имени Лори. Приведенный в исполнение закон братоубийства¹, когда один убивает другого во избежание переворота и смут. Филип сидел рядом на пригорке с видом безучастного зрителя. Он пил, но как-то неспешно, будто действительно наслаждался крепким вонючим пойлом. Иногда он молча протягивал бутылку — Ниган отрицательно качал головой. Его интересовало другое.       — Зачем его убивать, раз ты купил газету? — спросил он в конце концов. Филип устало вздохнул:       — Все не так просто.       — Да ну?       — Купить газету — не значит заткнуть всем рот. Вот, например… Представь два заголовка: «Водитель автобуса сбил пьяную девушку» и «Пьяная девушка стала причиной ДТП». Есть же разница, правда?       — Короче, проблема в подаче.       — А главное — в огласке. Пускай уж не будет ни девушки, ни автобуса.       — Кардинально, — подытожил Ниган. — Других вариантов нет?       — Что, идешь на попятную?       — Зато ты как-то легко согласился. Каждый день выпадает кого-то порешать?       — К чему ты клонишь?       — Что-то ты не договариваешь, мэр.       — Зато у тебя, смотрю, душа нараспашку, — Филип презрительно улыбнулся.       — Я бы был повежливей с парнем, которому выпала честь хранить твои грязные секретики.       — Чего ты ждешь? Великих откровений? Незнакомцу?       — Этот незнакомец собирается кокнуть твою главную проблему на повестке дня, мудила. Мне нужно знать подводные камни. Рано или поздно с нас спросят, и если припечет… Ну, ты будешь первым, в кого я изящно ткну пальчиком, не сомневайся. Вернув такую же неприятную улыбку, Ниган отнял бутылку и отхлебнул.       — Еще есть шанс запереть Шейна в клинике, — заметил он. — Так в чем проблема?       — Чтобы у тебя не оставалось иллюзий… Шейн уже пытал удачу, заявился ко мне еще до госпитализации Рика, когда…       — Когда ты облажался с французским поцелуем, — закончил Ниган. — И чего хотел?       — Денег. Видимо, что-то подозревал и рассчитывал сорвать куш. Не вышло.       — Рик в курсе?       — Мы об этом не говорили, но он не дурак, чувствовал, что что-то случилось. Тогда я послал Шейна к чертовой матери, сказал, мол, Рик мне служит верой и правдой, а я его в свой кортеж и сопровождение приглашал регулярно, наше обычное прикрытие. Через неделю с того инцидента я предложил Рику стать крестным моей дочки. Собственно, я и так хлопотал, чтобы Пенни с Карлом ездили в один летний лагерь, конечно же, в местный, это же так патриотично.       — И чем все кончилось?       — Рик крестил Пенни, я иногда виделся с Карлом, приглашал его в мэрию, водил по библиотеке и все такое, пока ему было интересно. Потом он подрос, но Рик был против дорогих подарков. У меня до сих пор в кладовке валяется какая-то приставка, уже устарела, наверное.       — О, да ты, блядь, рассчитывал на семейные барбекю по выходным.       — Почему бы и нет? Моя жена души в нем не чает. Сама уговаривала его перейти в мою личную охрану.       — Женушки потягивают коктейли, а вы трахаетесь в домике садовника? Нихуевые привилегии у твоей личной охраны.       — Рик отказывался от должности. Всегда.       — Могу его понять.       — Да? — усмехнулся Филип. — А я вот не могу. Спустя пару часов Рик закончил копать. Филип к тому времени прикончил бутылку, но так и не захмелел. Сукин сын умел пить, наверняка был звездой на своих политических банкетах, вот у кого в нужный момент язык за зубами, такого парня не раскрутишь на откровенность, понадобится бутылки три, не меньше. Даже удивительно, как молчун Рик умудрился так глубоко всковырнуть ему душу. Хотя какой там захмелеть! Адреналин буквально кипятил кровь. Ниган уже и не вспомнит, когда в последний раз мыслил так ясно и четко. Все ненужное, вся мишура, волнения, сомнения — все спряталось в туман. Его ничего не терзало, ни в чем он не сомневался. В отличие от Рика. Тот сначала бросил лопату, затем опять схватил. Подойдя к Ниссану, выключил фары, а очутившись в кромешной тьме ночного леса, включил их снова. Усевшись на сиденье водителя, он опустил голову на руль и слепо шарил в бардачке. Наверное, искал сигареты. Филип сел в машину и принялся уговаривать его «сходить погулять». Все дверцы остались открытыми, и Ниган прекрасно слышал перепалку. Тусклая лампочка над приборной панелью освещала их лица, как музейная подсветка — жуткие маскарадные маски.       — Это мое дело! — вскинулся Рик. — Мое! Я сам. И как после этого господин мэр надеялся, что Рик Граймс променяет значок полицейского на место в личной охране, для Нигана осталось загадкой. На что Филип надеялся? Он предлагал Рику пожизненно стать своей тенью, хотя им двоим было тесно даже в бескрайних дебрях.       — Граймс, не глупи. Сходи проветрись, на что тут тебе смотреть?       — Давай проясним, как все будет, — Рик нашел смятую пачку «Салема» и закурил. — Я делаю свое дело, мы все обо всем забываем, а ты сразу же катишься к себе домой в Мейкон и никогда не возвращаешься.       — Шейн — в первую очередь, моя проблема, поэтому…       — Именно. Шейн — твоя проблема. И знаешь, почему именно, блядь, твоя? Потому что он мешает только тебе. Твоей жизни. Твоей долбанной идеальной жизни, которая никогда не изменится. Мой сын вырос, Филип, моя жена ушла от меня. Ну а ты? Еще один срок, еще одни выборы. Это никогда не закончится, не заговаривай мне зубы, не надо. Я устал ждать тебя, устал прикрывать, прятаться, плести небылицы про свои несуществующие заслуги перед мэрией Мейкона — города, где я даже не живу! Шейн — мое последнее тебе одолжение. На этом мы в расчете. Все вернется на круги своя, живи по-старому, но меня больше не впутывай. Мы закончили.       — Вот так просто? Девять лет псу под хвост?       — Нам стоило порвать еще раньше.       — Даже так?       — На что ты вообще рассчитывал, когда приехал сюда?       — Так, все, поговорим как остынешь, — отмахнулся Филип. — Но что б ты знал…       — Иди к черту. Филип терпеливо продолжил, уже с большим нажимом:       — Что б ты знал, Шейн уже не первый раз устраивает балаган. Не второй и не третий. Последние лет пять он меня изводит своим шантажом. Что? Сюрприз? Вот тебе и лучший друг. Ничерта это все не закончится, пока от него не избавишься. Я ему однажды даже денег дал, Граймс! Не нужны ему деньги, понимаешь ты или нет? От него не откупишься, не отмажешься, не…       — Я все прекрасно понимаю!       — Нихрена ты не понимаешь.       — Шейн даже не потрудился надеть презерватив, пока трахал мою жену. Не нужны ему деньги, ему ничего не нужно и Лори не нужна, — Рик выдохнул дым. — Он всегда таким был, еще со школы. Доставал всех и каждого, а если дать ему отпор, доставал с новой силой. Ты не знаешь его так, как я.       — Поэтому не стоит тебе пачкать об него руки.       — Как раз поэтому и стоит. Их препирательствам не было ни конца ни края. Разговор шел по кругу. Одни и те же аргументы, претензии, ругательства и фразы. Ниган не мог перестать слушать. Каждый раз в разговоре он улавливал новые подробности, история троицы обрастала множеством нюансов. Казалось, спор собирался длиться вечность. И все-таки Ниган слушал. Иногда его подмывало схватиться за лопату и кончить Шейна самому, как договаривались. Он даже пару раз вертел в руках черенок. В эти моменты он ловил на себе взгляд Блейка: обманчиво мягкий, из-под полуприкрытых век, так кот смотрит на выпотрошенную птицу перед тем, как съесть. О, Ниган прекрасно знал этот взгляд, частенько видел его в зеркале. Что-то тут было нечисто. Ниган решил подождать, а главное — послушать тех, кто прекрасно понимал друг друга и без слов. Он оказался не единственным, кто обратился в слух. Шейн, удивительно спокойный и без кляпа, так не проронил и слова. Теперь он сидел с опущенной головой, его колени дрожали от напряжения, одежда прилипла к взмокшему телу. По вискам струился пот. На него садились комары и мухи, будто бы он уже мертв, успел остыть и пропитаться влекущими падальщиков миазмами смерти. Мужество покидало его. Ниган поднялся, чтобы взглянуть на Шейна поближе. Он прошелся до противоположного края вырытой могилы и присел на корточки. Их разделяла огромная яма. Шейн на него не взглянул — все так и пялился в землю. Его челюсть ходила ходуном, он дрожал, а зубы сжал так крепко, что посинели губы. Его лицо стало землистым, проступили следы оспин и морщины. Он чувствовал, что скоро умрет, пытался подготовиться, но никак не мог переварить эту мысль. От ожидания его размазывало о землю.       — Отойди, — вдруг раздался голос Рика. — Встань подальше. Ниган нехотя повиновался. Рик и Филип выбрались из машины. Ниган встал на облюбованном пригорке, как на зрительской трибуне. Перед ним — три спины. Две прямые, а одна — самая дальняя — сгорбленная. Шейн беззвучно плакал. Ну вот и все. Рик достал револьвер, прицелился. Было сложно проследить траекторию длинного блестящего ствола. Послышался щелчок, но какой-то глухой, совсем не похожий на взводимый курок кольта. Из оружия у них была еще та старая винтовка. Сейчас она вдруг оказалась в руках у Блейка. Они нажали на спусковые крючки одновременно. Раздались выстрелы. Творилась какая-то чертовщина. Пули свистели совсем рядом с Шейном. Одна попала в ствол дерева, другая — ввинтилась в землю рядом с его ногами. Стоял грохот, не уступающий грому. В небо взметнулись птицы. Оглушительные раскаты выстрелов гнали их все выше и выше. Все стихло, лишь когда кончились патроны. Спрятав револьвер, Рик приблизился к Шейну. В руках мелькнул нож. Пара взмахов, и веревки на руках и ногах лопнули. Шейн упал как подкошенный. Рик процедил ему что-то в ухо. Никто не расслышал. Филипу вообще было плевать: он собирал инструменты и грузил их в багажник. В какой момент эти двое успели сговориться?       — Ниган, — позвал его Рик. — На пару слов. Ноги пружинили от земли. Все ощущалось странным. Ниган оказался в центре жестокой и вместе с тем тонкой аферы. Он был восхищен и зол одновременно. Все чувства снова спутались. Чтобы отвлечься, он принялся насвистывать песенку. Гильзы в траве весело блестели в свете фар как драгоценные камни.       — Сбрось в яму и прикопай до колена. Ниган шутливо отдал честь, так и не прекратив свистеть. Прикопать так прикопать. Шейн валялся перед ним целехонький. Он обмочился. Челюсть больше его не слушалась, щелкала страшным речитативом. Ниган потянул его за руки — тот не сопротивлялся и упал в глубокую яму точно куль с песком. Наверное, Шейн думал, что уже мертв и все ему чудится. Он так и лежал на спине, бездумно уставившись в черное небо, ничего перед собой не видя и едва ли слыша. Земля сыпалась ему на ноги, пригвождала все крепче и крепче. Веселый могильщик напевал свою песенку, а песенка Шейна, без сомнения, была уже спета. Этому парню точно конец. Даже если выберется и не подохнет от гангрены в дважды простреленной ноге, уже никогда не станет прежним. Воспоминания о смерти, которая не случилась — это навсегда.       — Ниган, мы уезжаем, — Рик завел мотор. — Садись. На этот раз его удостоили местом рядом с водителем. Филип расслабленно вытянулся на задних сидениях. Он прикрыл глаза и делал вид, что дремлет под умиротворяющий ритм качки. Развалился как долбанная Венера Кабанеля². Рик поглядывал на него в зеркало заднего вида. Нигана это раздражало; он выключил свет в салоне. Установленное между ними тремя доверие было слишком шатким. Никто не решался заговорить. С первыми лучами рассвета они вырвались на настоящую дорогу. Рик тихонько включил радио — поймал на середине балладу Таунс Ван Зандта³. Щурясь на подернутое розовой дымкой небо, он принялся мягко постукивать по рулю.       — Это долгий путь… — едва слышно затянул Ниган. Рик неопределенно хмыкнул.       — Никак не пройти и уже не спасти…— подхватил он.       — Душу мою ранним утром. Филип отозвался громким урчанием живота. Они не ели со вчерашнего дня. Впереди замаячила старая покореженная заправка. Ниган уверенно кивнул: он знал это местечко, до девяти часов старик-хозяин уходил на рыбалку, и они смогут поесть в уединении. К тому же, бензин почти на нуле. В итоге Ниган набрал полный пакет еды. Вместе с ним в крошечный магазинчик проскользнула стайка прикормленных дворняжек. Неоднократно скупляясь тут ранним утром, Ниган был в курсе установленных порядков. Он честно отсчитал деньги и позвенел мелочью о прилавок, иначе псы начнут лаять и бросаться, а он никуда не уйдет. В нижнем ящике под кассой — коробка с черствыми печеньями. Ниган бросил парочку для острастки, и стая расступилась перед дверью. Путь открыт.       — Что на завтрак? — тут же поинтересовался Рик. Оторвавшись от созерцания табло на ржавой бензоколонке, Филип закатил глаза.       — Тебе ли не все равно, Граймс? — он красноречиво вскинул брови. — Смотрю, макароны с сыром вернулись в меню?       — За себя переживай.       — Я в хорошей форме.       — Поэтому берешь политтехнологов со знанием «Фотошопа»? Ниган фыркнул:       — Тише, девочки, не ссорьтесь, папа всех накормит. Их завтрак был торжеством нездорового питания. В выкорчеванной из булок сердцевины аккуратными рядами выстлались плавленый сыр, консервированный перец, куски ветчины, свежие огурчики и толстый слой майонеза, щедро приправленный раскрошенными чипсами. Увидев это, Филип с отвращением скривился, и Нигану пришлось демонстративно струсить с его бутерброда чипсы, заменив их на увядший лист салата. Это не особенно удовлетворило притязательную персону: взяв бутерброд, Филип скрылся в машине, чтобы с видом крайнего омерзения поглотить его в гордом одиночестве. Нигану было все равно: он наблюдал, как Рик облизывает пальцы. Чистое блаженство. Что было в Граймсе удивительно, так это как он любил поесть и при этом вспоминал о потребности питаться, только если кто-нибудь подсунет ему тарелку под самый нос. Он с той же легкостью забывал о нуждах своего тела, с какой же предавался гедонизму. Ниган причислял его к той редкой породе худеющих людей, у которых в голове не работает встроенный калькулятор калорий. Рик и знать не знал, сколько лишнего дерьма он поглощает вместе с сальной ветчиной. Мир его пищевых пристрастий был по-первобытному прост: он все делил на полезное и неполезное по тому лишь признаку, что полезное было рукотворно, а неполезное — расфасовано, упаковано и готовилось пять минут в микроволновке. Он был свято убежден, что жирнючая домашняя лазанья в сто крат богаче витаминами, чем замороженные овощи, и что сладкий, с четырьмя ложками сахара холодный чай куда благотворней скажется на его здоровье и фигуре, чем диетическая кока-кола.       — Нравится? — поинтересовался Ниган.       — Сочетание высший класс. Перец и огурцы, просто… — Рик не нашел слов и с энтузиазмом отхватил полбутреброда.       — Дома еще мои заготовки на веревке болтаются. Надеюсь, сукин сын Тимми не добрался до фарша.       — Кстати, что это будет? Сардельки или колбаски?       — Сосиски. Мертворожденные. Повисла пауза.       — Бля, — Ниган тяжело вздохнул, — прости, я не…       — Все в порядке. Джудит... Она... родилась живой, ее легкие расширились, а потом она захлебнулась околоплодной жидкостью. У Лори в тот момент открылось сильное кровотечение, и спасти их обеих не получилось. Ребенок умер почти сразу, без шансов.       — Такое дерьмо не должно случаться с детьми. Они еще не успели наворотить делов, чтобы их расхлебывать.       — Звучит, как будто ты веришь в загробную жизнь или великое провидение.       — Ага, разве что как местные индейцы.       — Тут когда-то жили маскоги⁴, да?       — Они самые. Верили, что после смерти их ждет чудо-страна, где нет белых, хлеб ничего не стоит, а в прериях пасутся жирные как твоя задница бизоны. Такая загробная жизнь мне подходит. Рик улыбнулся в бороду:       — Пошел ты. После трапезы пришло время прощаться с Филипом. Все прошло сухо и почти без слов. Вскорости Ниссан скрылся за ныряющей с холма дорогой. Вместе с ним исчезло и спокойствие. Потеряв Филипа из виду, Рик тут же метнулся на обочину. Его рвало. Бледный, всклоченный и потный, он свалился на траву и, стоя на коленях, извергал все, что съел. Ниган присел рядом. Его самого пока что ничего не волновало. Внутри было пусто, тело объяла приятная легкость. Вряд ли надолго, и все же таким удивительно живым он себя не чувствовал уже очень давно.       — Боже… — Рик вытер рот. — Дай мне... Ниган протянул ему бутылку и сразу — сигарету.       — Почему не свалил вместе с Блейком? — негромко спросил он.       — Я же сказал, между нами все. Конец. Кузнечики разразились пронзительными трелями как аплодисментами.       — Что так, заместитель? Вы неплохо спелись. Признаться, я поражен, очарован и охуел.       — Брось. Мне ему больше нечего дать, нечего предложить.       — У него и без тебя есть все.       — И это «все» он со мной уже не разделит. Никогда.       — Слушай, Блейк засунул себе серебряную ложку в жопу, а ты смотришь ему в рот. Он и не собирался жить с тобой долго и счастливо, тебя кинули, Рикки, смирись и подотри соплю. Поднимай, блядь, свою милую задницу и вперед, нам миль шесть ебать ногами эту долбанную дорогу. Рик хмуро уставился на протянутую ему ладонь. С несколько минут он молчал, а потом вдруг, как обычно, ни с того ни с сего разразился хриплым задыхающимся смехом. Бог свидетель, у Нигана случилось дежавю. Как и в первую ночь, которую он разделил с Риком на обделанных матрасах и с безрадостными разговорами, этот полный облегчения смех накинулся на него прилипучей заразой. Губы предательски задрожали, он крепился как мог, даже ногой затопал, и все равно не выдержал — улыбнулся.       — Вставай уже, гаденыш.       — Серебряная ложка в жопе? Что это, черт возьми, значит?       — А я уже почти забыл, что ты из деревни...       — У тебя, кстати, на ботинке, — поднявшись, Рик с ухмылкой кивнул на сочную кляксу рвоты прямо на мыске.       — Спасибо, блядь, большое. Пихаясь и бросаясь непотушенными окурками, они поплелись по пустой дороге.       — А знаешь, что? — внезапно подал голос Рик. — Тебя тоже кинули. Билли.       — А солнце встает на востоке. Спасибо за прописные истины, заместитель.       — Думаю, ты сам хотел, чтобы так вышло.       — Как бы я жил без этой долбанной повестки, ума не приложу.       — Я серьезно. Ты — вдовец. У вас всех есть нечто общее. Уж я-то повидал немало вдовцов.       — Общее? Например, что?       — После жены вы теряете все остальное и просто не можете остановиться.       — И к чему эта великая философия, м?       — У тебя ничего нет.       — И?       — Мне подходит. __________________ 1. Закон Фатиха или братоубийства — позволял султану убить остальных наследников на трон ради поддержания порядка. 2. Рождение Венеры — картина Александра Кабанеля. 3. Вольный перевод песни Таунса Ван Зандта «Dollar Bill Blues». 4. Маскоги — индейский народ, некогда проживавший на юго-востоке США вдоль реки Теннесси.