***
Беспокойство Дмитра с каждым днём, предшествующим Луне, нарастало, хотя он был всего лишь человеком. Но альфа списывал это напряжение на то, что в княжестве усиливалось враждебное отношение к их соседям-оборотням. Суть конфликта даже по слухам было невозможно понять, да он и не пытался, вёл в своём поселении прежний уклад жизни. Легко было рассуждать людям там, на безопасных землях, а здесь, на границе, Дмитр с почтением относился к Лесу и любому зверью в нём. Ещё помнил рассказы деда, как с волколиким тот ходил на совместную охоту — и не было тогда никакой вражды, оборотни делили Лес с людьми, близкими по духу. Мальчишкой альфа очень любил эти истории, а сейчас осталось лишь приятное воспоминание, словно от добрых сказок. Лес Дмитра никогда не пугал. Вот и сейчас он обходил границы в предрассветной тьме — что-то толкало идти, и он послушался. И услышав полный боли вой, понял, что не зря. Неважно было, оборотень попался в ловушку али простой зверь — альфа двинулся на звук, на ходу разрывая рукав рубахи. Некогда было выяснять, понимает ли его зверь — Дмитр в пару движений обвязал его пасть и тут же ухватился за капкан, разжимая механизм. Тот поддавался с натяжкой, раня руку, но альфа не отступал. Щёлкнула железная пасть, и Дмитр уложил зверя на траву, а в капкан сунул палку, чтобы его пасть снова захлопнулась. — Как же ты попался, словно дитя малое, — Дмитр туго затянул повязку выше раны на лапе, а потом поднял зверя на руки. Страха не было — только желание помочь. Поэтому он, не раздумывая, понёс находку в поселение, к лекарю-бете. Лекарь у них был лучший на всю округу, на сотни километров, чутко понимал чужие заботы, иногда даже казалось, что разговаривал с травами. Но на чужие шепотки и недоверие Дмитр внимания не обращал, ибо принимал своего мужа со всеми его странностями, ведь тот разделял его любовь к Лесу. Ладко сразу вышел к ним, будто бы не спал, а ждал возвращения альфы — Дмитр даже не подивился. Кто знает, может, их лекарь ближе к таинственным шаманам у оборотней, чем к обычным людям? Бета кивнул на пристройку, где принимал гостей, и зашёл первым, торопливо разжигая камин. — Принеси воды. Дмитр послушался, спокойно оставляя Ладко один на один со зверем — лекарь был крепок, и с больным альфой управился бы, не то что с ослабленным зверем. Вернувшись с вёдрами, он заприметил, что Ладко уже стянул повязку со звериной морды. Волк даже не скалился, дышал только часто да скулил. В дверях Дмитр обернулся, ему почудились, что волк смотрит в спину совсем не по-звериному. Альфа повёл плечами и вышел. Природа понемногу оживала, занимался рассвет, и Дмитр скользнул взглядом по небу, невольно цепляясь в Луну. Мысленно поблагодарил, что освещала сегодня его путь, и вернулся в дом. У них с Ладко не было омеги: они просто делили обязанности, и это никого не стесняло. Наварить похлёбку, наколоть дров, выстирать бельё — им не нужно было даже договариваться, помогая друг другу. Конечно, бывали времена, когда Дмитр делал всё один: когда поселение косили болезни или когда после стычки бета возился с раненными. В такие моменты обязанности лекаря были важнее обязанностей супруга — Дмитр понимал это и принимал спокойно. Поэтому сейчас сам наварил каши, раз доставил Ладко хлопот с принесённым зверем. Дмитр накрывал на стол, когда ощутил его приближение. Почему-то всегда чувствовал, стоило Ладко оказаться рядом, даже без аромата, как у омег, даже не издав ни звука. — А зверь не сбежит? — он обернулся к Ладко, но тот ответил не сразу, пронзая задумчивым взглядом. — Нет. Он спит, я дал ему травы, — Дмитр удовлетворённо кивнул и залил ароматные листья, добавил немного ягод и мёда, чтобы отвар взбодрил лекаря, приятным вкусом осел на языке. Альфе нравилось целовать Ладко, ощущая этот вкус на его губах. Может, для лекаря аромат трав и стал его? Дмитр ел и не мог отвести от своего мужа взгляда, не мог налюбоваться и каждый раз дивился, неужели Ладко и взаправду с ним? Неужели принял его внимание и поверил, что люб альфе? Ладко, будто ведая его мыслями, улыбнулся светло и в ответ озорно сверкнул взглядом. — Спит так хорошо, что всё утро — наше, — Ладко отставил кружку и плавно поднялся. Дмитр тут же повторил его движения, не в силах устоять. Сколько бы лет ни прошло, а Дмитр всё с той же страстью стискивал в объятиях крепкое тело, наматывал на пальцы косицу у виска и целовал, слизывая с губ вкус трав и ягод. Получая в ответ такие же нетерпеливые поцелуи. Омеги в поселении уже привыкли, что не смотрел Дмитр на них, был предан мужу, и только заезжие всё пытались очаровать его. Альфа беззлобно посмеивался, не желая обидеть — не понимают ведь, что любовь Ладко слаще их мимолётных нежностей. И не было пока того омеги, которого сердце велело бы привести в дом и познакомить со своим бетой. Ладко лишь однажды заговорил об этом. Просто сказал, что омега у них будет, потом, сам придёт — смутно увидел во сне. И к этому видению Дмитр отнёсся с уважением, поверил, запоминая и уверяясь окончательно в том, что омеги из поселения не их поля ягоды. Будет омега, значит, будет. А пока Дмитр ласкал своего бету, ловил губами его сорванное дыхание и довольно жмурился на каждый глухой стон.1.
13 мая 2020 г. в 21:06
Горьян бежал, сам не зная куда, стаптывая себе все лапы, хотя в волчьем обличье был выносливее. Он бежал, потому что боялся, потому что до полной Луны оставалось лишь две ночи. А чужак, пришлый волк, который на время прибился к их Стае, решил не дожидаться полнолуния и заявить свои права на него, Горьку. И так воротило от чужака, так было тоскливо от мысли, что — а вдруг? — того одобрит Луна, и он окажется его Парой. Гор испугался и тайком помчался из поселения, хотя мог бы попросить защиты у брата, у отца в конце концов, но страх, от которого хотелось поскуливать, гнал куда-то вперёд.
Горька взывал к Луне, петляя по лесу и подставляя её свету серый бок. Он умолял её, чтобы чужак не учуял след, не отправился в погоню, окончательно присваивая себе — тут уже ни брат, ни отец не помогут.
На упрямстве и страхе Горька бежал две ночи, под конец уже через силу переставляя лапы, сбиваясь, ничего не видя и лишь благодаря Луну, что смотрела на него уже во всю силу. Он залюбовался ей, благодаря, что проводит эту ночь не с тем чужаком и не ощущает связи. Гор устал, был взволнован — только так он мог потом объяснить себе, что не заметил человеческий капкан. Он взвизгнул, оглушая весь лес своей болью.