˜”*°•ღ•°*”˜
Лёха сидит дома почти неделю лишь по одной причине: пацаны, как и любые чёткие парни их района, сдержали слово и отпиздили Томлинсова за то, что тот нарушил их условный кодекс, который написан разве что мочой и маркерами на стенах старых падиков. Так или иначе, стыдно появляться на улице после случившегося, да и на душе противно: решил сам человеком приличным стать, чтоб слухи плохие после инцидента с книжкой не поползли по всему городу, а вот что вышло. И хер его пойми, как он больше зашкварился: то ли тем, что с Игорем пообщался на его высокие темы про искусство и прочую лабуду, то ли, если бы все узнали, что кончил на библиотечное имущество, запачкав страницы книги собственным семенем. — Лёша-а-а-а, пойдём обедать, а то суп стынет, — кричит с кухни мать, но вместо Алексея на кухню несутся его сёстры, и на лице Томлинсова лишь улыбка – всё-таки приятно, что дома тебя любят, какой бы хаос там иногда ни был.˜”*°•ღ•°*”˜
Вечер субботы, который Лёха проводит в одиночестве, попивая пиво и смотря телевизор. На лице полно ссадин и царапин, под глазом красуется яркий синяк, а руки то ли в укусах, то ли в порезах. Закинув ноги на диван, сверкает дырявыми носками и наслаждается одиночеством, а то за мучительно долгую неделю в бабском обществе он думал, что с ума сойдёт. Мать свою он любит и уважает, как и любой другой чёткий пацан, но всё понять не может: нахер столько детей, нельзя было что ль на одном Алексее остановиться? Так или иначе, он любит девчонок, и готов за них глотку порвать, да и им комфортно: всё-таки брат – авторитетное лицо на районе, так что им одного имени хватает, чтобы какие-нибудь малолетние чепушилы отвязались от них моментально, ведь есть волшебная фраза: «Я сейчас Лёху позову». Его единение с природой Африки, про которую он смотрит сюжет непонятно на каком канале, так как на остальных полная ебень, прерывается звонком в дверь, да ещё и таким настойчивым, что Алексей бесится. Ну, неужели нельзя быть чуточку терпеливее? Тем более, что гостей он не ждал, так что вообще непонятно, зачем он идёт открывать. — Ебать-копать, Эдуардыч! А ты чё тут забыл? — смотрит Томлинсов на библиотекаря, пока он, закусив губу, держит в руках авоську непонятно с чем, — Чё там, мало денег я дал за книжку или надо кому по еблету съездить? — хрипло смеётся пацан и упирается плечом в дверной косяк, рассматривая Стальского в старом драповом пальто мышиного цвета. — Алексей, добрый вечер! Не думал, что застану Вас дома, всё боялся зайти, — чуть смущённо тянет Игорь и протягивает авоську, в которой оказались подарки и гостинцы. — Ну нихуя ж себе! Вращай тогда барабан, коли подарки уже отдал, — смеётся Лёха, проведя ассоциацию с шоу «Поле чудес», и, взяв авоську, проходит внутрь старой квартирки с обшарпанными стенами, по которой уже давно плачет капитальный ремонт, — Так, а, собственно, хули Вы пришли, Игорь Эдуардович? Томлинсов потирает переносицу и смотрит на то, как чепушила разувается, как спокойно моет руки на кухне и, поправив очки, садится за стол, на котором красуются гостинцы: упаковка карамелек, банка варенья и огромные баранки, от которых так и пахнет свежей выпечкой. — Да я пришёл отблагодарить Вас, Алексей! Благодаря тому, что Вы помогли оттащить книги домой, я разобрал там всё, получил повышение, да и директор был в шоке, когда я сказал, что Вы к нам заходили, представляете, Алексей! — на лице кудрявого сияет счастливая улыбка, а вот на лице Лёхи какое-то безумие, будто бы сердце остановилось. — Чё ты ща спизданул, Эдуардыч? — медленно произносит Алексей и присаживается на табуретку, широко расставив ноги. Он был готов закурить прям посередине кухни, да только мамка пизды ему даст за такое, поэтому он, спокойно выдохнув, пытается концентрироваться на хорошем, повторяя в голове главную истину: «Насилие – не выход». Игорь же повторяет всё, что рассказал ранее, и уже с меньшим энтузиазмом, даже немного отводит глаза в сторону, пока Алексей не вскакивает с места. Его рука ложится на шею кудрявого, резко вжимая парня в стену около стола, в глазах много злобы и ненависти, а губы аж немного трясутся. — Ты ж обещал, сука, что никто не узнает! — Алексей! — хрипло вымаливает Игорь, пытаясь вырваться из цепкой хватки рук Лёхи, чтобы вновь нормально дышать, — Алексей! Послушайте! Он просто знает, что Вы помогали, он не знает про книгу! И, конечно же, не знает, что с ней произошло! — в уголках глаз кудрявого скапливаются слёзы, его губы чуть синеют, пальцы сжимают беспристрастные ладони Томлинсова, давящие на горло. Лёха садится на место, смотрит чуть ошалело и понимает, что такая хуйня происходит с ним впервые. Может, пацаны в нём что-то задели, когда в прошлый раз отпиздили? Или он просто с ума сходит? Так или иначе, объясняться уже не перед кем, Игорь Эдуардович, схватив свои вещи, накинув пальто и быстро обувшись, выбегает из квартиры, словно от огня, глаза жжёт от горьких слёз, горло болит и ужасно першит, а по его организму разносится лишь паника и жуткая боль: неужели всё-таки этот дворовой пацан не способен к более чуткому отношению с другими?˜”*°•ღ•°*”˜
Бежит так быстро, как только может, старается не оглядываться, а то вдруг его догонят и продолжат измываться. Не хотел он верить, что Лёха - плохой, да только тот сам не даёт и шанса показаться своей хорошей стороне. Уже около дома садится на лавочку, вытирает тыльной стороной ладони мокрые глаза и вздыхает, пока рядом кто-то не присаживается. Страх берёт вверх, и он аж закусывает губу, начиная переживать, но слышится не привычный хрипловатый голос Лёхи, а обычный женский голос, ранее Игорю не знакомый. — Молодой человек, у Вас всё в порядке? — Игорь не слышал подобного приличного и этикетного обращения к себе с момента приезда. Ему казалось, что в этом небольшом городишке подобным образом общается лишь он и его мама, но, как оказывается, остались ещё люди, способные вести себя не как классическое быдло, коим кишит весь город, — Может быть, мне позвать моего отца и попросить отвезти Вас в больницу? Просто выглядите Вы, честно говоря, не особо хорошо. Игорь поднимает глаза и замечает светловолосую девушку рядом с собой в чёрном кожаном пальто по колено, изящных сапожках на каблуках в тон своему берету, её глаза совсем немного подкрашены, на щеках красуется небольшой румянец (и Стальский не может понять: то ли это румяна, то ли просто от холода и лёгкого натиска смущения), а на губах приятный вишнёвый оттенок помады. Пробежавшись глазами по собеседнице, тихо отвечает: — Ох, не волнуйтесь, всё в полном порядке. Но я, честно признать, тронут, что Вы вот так отважно остановились, чтобы оказать помощь незнакомцу. Честно, я удивлён, — она протягивает ему небольшую пудреницу с зеркальцем, что оказывается кстати, потому что кудрявый всё ещё понятия не имеет, что же там на его шее, — Как же я могу обращаться к столь прекрасной девушке с огромным добрым сердцем? — Камилла Роу. Я долгое время проживала во Франции со своей мамой, но, к сожалению, мне пришлось вернуться на родину к отцу, а она осталась там с целью поиска нового мужчины. Как понимаете, я там мешала ей, — закинув ногу на ногу, девушка протягивает Игорю свой платочек, чтобы он мог очистить ботинки от грязи, что налипла за время бега, — Не бойтесь, я постираю потом платок! Лучше приходите в себя, это куда важнее.