***
Бэкхён просыпается первым. Чунмён где-то в углу кровати, закутанный по макушку, это хорошо. Бэкхёну нужно время подумать. Он варит себе кофе — большую кружку черного, чтобы сосредоточиться — и идет в садик. Подумать надо, но не получается. Получается, в основном, чувствовать себя неловко за очередной принудительный секс. Ладно, не совсем принудительный, но перестать о нем думать Бэкхён тоже не может. Он все-таки Чунмёна не спрашивал и все еще ничего не знает о его прошлом. Да и как жить дальше, непонятно. Бэкхён возвращается в спальню, садится возле просыпающегося Чунмёна и откидывает одеяло. Чунмён заливается краской, но лежит смирно, на боку и прижав колено к груди. Бэкхён обводит синяки на его бедрах. — Господин Бён? — Доброе утро, — Бэкхён отпивает кофе и предлагает кружку Чунмёну. — Хочешь? Чунмён мотает головой по подушке. Бэкхён не настаивает. Чунмён ежится под его изучающим взглядом, но попыток прикрыться не делает. — Как спалось? — Хорошо, спасибо. — У меня где-то есть мазь от ушибов. — Не стоит вашего внимания, господин Бён, это, — Чунмён смущенно улыбается, — иногда даже приятно. — Синяки от любовников? — Я люблю, когда остаются следы. — Ясно, — Бэкхён снова отпивает кофе. — Насколько долго? — Я вас разочаровал? — Вообще-то это я тебя должен, — Бэкхён указывает на старые синяки и ссадины. — Как руки, нормально? — Да, я… люблю, когда меня связывают галстуком и берут так, чтобы больно. Пожалуйста, перестаньте меня смущать, — Чунмён зарывается лицом в подушку. — Я бы хотел быть вам полезным и утром. — Я заказал завтрак, через пятнадцать минут должны привезти, — Бэкхён поднимается. — Как раз душ успеешь принять. Чунмён послушно встает, а Бэкхён варит вторую кружку и звонит Чондэ. Тот не отвечает, но Бэкхён не сдается и звонит еще раз. А потом еще. — Приве-е-е-ет, — Чондэ зевает. — Тбе нужна сексу-альная помщь? — Ты пьян или спишь? — И то, и другое. Так ишто? Ну-ужна? — Чондэ снова зевает. — Психологическая. — Бэкхённи, лапушк, я трупный врач. Я лечу мертвых! — Я скоро стану, — Бэкхён вздыхает. — Дэ, я похож на жесткого нагибатора? Чондэ заливается хохотом. — Бэкхённи, зайка! — Понял. — Твой мальчк хочет как в порнфильмах? — Да я сам хочу как в порнофильмах. Симпатичного парня жестко трахают и все такое. Он с ума сходит, если его связать и в рот кончить. — Ты так говришь, как будто это что-то плохое, — судя по голосу, Чондэ садится и старается протрезветь. — Тебе повезло. — Ну это же… насилие. — Сексуальное, — пьяненько хихикает Чондэ. — Ты лучше меня знаешь, как заводит насилие. Он ж не просит тебя избивать, душить или там резать? — Нет. — Бэкхёна передергивает при одной мысли. — Ты не хочешь принуждать его физически? — Но не до синяков же! — Прям серьезные синяки? — Ну не очень… — Слушай еще раз: тебе очень повезло. У тебя есть парень, которого заводит кинковый секс и ролевые игры. Вы совпадаете. В чем проблема? — В том, что я не в играх, видимо. Дэ, я правда не доминантная сволочь? — Ты очень можешь быть сволочью, но в другом, — Чондэ снова зевает. — Расслабься, из тебя домогатор как из меня романтик, ему просто нравится представлять тебя в этой роли. И тебе нравится. Но ты стесняешься. — Бэкхён открывает рот, но Чондэ перебивает: — Все, хватит ныть, я спать хочу! Позвонишь потом. — Ладно, — вздыхает Бэкхён, но Чондэ уже отключается. — Попробую перестать. Бэкхён оставляет еду на столе и идет в садик тленить. Будь на месте Чунмёна кто-то другой, Бэкхён бы предложил встречаться, но Чунмён на него работает, какие, к черту отношения. У них уже есть. С другой стороны, отказаться от Чунмёна он тоже не может. И от секса с Чунмёном. Особенно от секса. Бэкхён все еще надеется, но наверняка о его прошлом не знает, и после каждого секса чувствует себя виноватым. После каждого секса, от которого у Чунмёна остаются следы. Пару раз было достаточно жестко, но без членовредительства. Чунмёну, кажется, не понравилось. Можно было бы украсить их рабочие отношения бурным деловым сексом, Бэкхён часто так делает, но у него сомнения, что Чунмён поймет все правильно. Да и Бэкхён испытывает в его отношении… ответственность, что ли. У Бэкхёна не было партнеров настолько младше и теперь он не представляет, как правильно себя вести. Ну, кроме того, что не трахаться. Этот этап уже пройден. У Бэкхёна правило — не тащить в постель тех, кому может навредить секс. Раньше ему удавалось следовать правилу, хочется верить, что и с Чунмёном он его не нарушит. Хочется, да… Солнце медленно движется по небу, тени так же медленно смещаются, пока не исчезают совсем. Еще не вечер, просто солнце зашло за соседний небоскреб. Появляется Чунмён с лейкой и без пиджака. Рубашка свежая, видимо, успел к себе съездить. — Вы сегодня не планировали работать в саду. — Отстань. У меня начался период тлена и безнадежности. — И как он мешает поливать цветы? — Живые цветы отвлекают от тлена. — Это связано с моими обязанностями? — Чунмён подходит ближе и опускает лейку. — Ты даешь, потому что считаешь себя обязанным? — Бэкхён мрачно смотрит на него исподлобья. — Нет, мне нравится это так называть. Я бы хотел их исполнить, если не возражаете. — Здесь? — Чунмён невозмутимо кивает. — Хочешь на шезлонге, днем и на свежем воздухе? А я еще думал, что это я извращенец. Трахну, но не сегодня. — Благодарю вас. — Чунмён? Насчет вчерашнего… Тебе на самом деле нравится то, что с тобой делают? — Вы делаете только то, что мне нравится. Ну, не все, что мне нравится… — Чунмён смущенно опускает взгляд. — Но ничего такого, чего бы мне не хотелось. Прошу извинить, я должен вернуться к другим обязанностям. Бэкхён недоуменно моргает. В смысле не все? Есть еще более жесткие кинки?***
— Потрогай себя. Тебе же нравится себя трогать? — Да, господин Бён, — выдавливает Чунмён. Он в расстегнутой белой рубашке и с завязанными глазами, на полу его кабинета, выглядит растерянным и беспомощным, Бэкхёну крышу сносит от одного вида. — Как скажете. — Если будешь послушным мальчиком, я разрешу тебе взять. Хочешь мой член? — Да, господин Бён. Чунмён несмело скользит ладонью по животу и обхватывает собственный член. Он краснеет от смущения, но слушается, ласкает себя на глазах у Бэкхёна. Завязать ему глаза было отличной идеей. — Расскажи, что ты чувствуешь? — Мне приятно, господин Бён. Голос Чунмёна дрожит. Он водит рукой по члену, старается держать разведенными ноги и ужасно стесняется, когда на него смотрят. — Быстрее, Чунмён. Будь хорошим мальчиком. Чунмён напрягает живот и ускоряется, откидывается назад. Движения рваные и быстрые, он постанывает и толкается бедрами, старается, чтобы было все видно. — Пожалуйста, господин Бён, — Чунмён тяжело дышит. — Пожалуйста, не заставляйте меня… — Ты недостаточно постарался. Продолжай. Бэкхён поглаживает собственный член. Штаны не расстегивает, пока рано. Чунмён жалобно стонет. Особого удовольствия он не испытывает, разве что механическое, ему неловко и стыдно, но он продолжает. Бэкхён давно выяснил, что Чунмёна возбуждают домогательства и подчинение, лишать его того и другого занятно. Ну, подчинения все-таки не совсем. — Господин Бён! — Ты же хочешь мне отсосать? — Да, господин Бён! — Продолжай, сладкий. Сам процесс орального секса Чунмёну тоже не нравится. Это забавно, учитывая, как он сходит с ума, когда Бэкхён трахает его в рот или заставляет сосать. Бэкхён сначала не понял, в чем секрет, пока не взял за волосы и не ткнул лицом в пах. Чунмёну не нравится член во рту, но нравится насилие, с которым его принуждают взять глубже. — Ты меня разочаровываешь. Будешь так же плохо работать — я позволю тебе сосать самому. — Не надо, господин Бён. — Хочешь, чтобы я трахнул тебя в сладкий ротик? — Да, господин Бён. — Хочешь, чтобы я в тебя кончил? — Да, господин Бён! — Исправляйся. Бэкхён фэйспалмит. Хорошо, что Чунмён в повязке, при свете Бэкхён бы такого позора не пережил. Звучит сладко и пошло, как папики из дешевого порно, но Чунмёну нравится, приходится соответствовать. Награда, в конце концов, того стоит. Чунмён дрочит себе как следует, старательно показывая процесс, мотает головой и постанывает. Бэкхён ждет несколько минут, пока Чунмён снова не начнет прикрываться, и решает, что пора. — Хороший мальчик. Иди сюда. Чунмён на коленях ползет в его сторону и садится между разведенных ног. — Мне… что мне сделать, господин Бён? — Вытащи его для начала. Чунмён ощупью расстегивает его штаны, спускает белье и достает член. Процесс не доставляет ему ни малейшего удовольствия, Чунмён стесняется и не любит трогать чужой член, но Бэкхён заставляет. Пропускает его волосы сквозь пальцы, гладит по щеке и давит на затылок. — Подготовь его. — Да, господин Бён. Бэкхён обожает, когда его голос садится. Чунмён проводит языком по всей длине, касается пальцами, кусает губы. Ему всегда приходится делать над собой усилие, чтобы взять в рот. — Смелее. Чунмён обводит языком головку и с трудом сглатывает. Бэкхёну нравится смотреть, как он готовится, он никогда не торопит. Чунмён снова кусает губу и обхватывает его член рукой. Он знает, что Бэкхён может и не принуждать, тогда ему самому придется все сделать, знает, но заставить себя все равно не может. Бэкхён усмехается. Давит ему на затылок, входит толчками, заставляет взять до конца. Чунмён давится и сопротивляется, пробует отстраниться, но Бэкхён трахает его рот, не давая привыкнуть. Чунмён бьется и стонет, упирается руками в его бедра, Бэкхён позволяет ему вырваться. — Не надо, не надо, пожалуйста,— сбивчиво просит Чунмён. — Пожалуйста, господин Бён!.. — Будь хорошим мальчиком. Бэкхён с силой давит на его челюсть, заставляя открыть рот и снова входит до конца. Чунмён податливый и горячий, от его сопротивления только приятнее, Бэкхён держит его за волосы и не обращает внимания на сопротивление. Все ровно так, как Чунмёну хотелось, Бэкхён выяснял. Роль злодея заводит, Бэкхён теряет контроль и трахает слишком жестко. Чунмён задыхается, стонет и пытается вырваться, его руки бессильно скользят по чужим бедрам. Бэкхён ускоряется и держит его за волосы, с силой насаживает на собственный член и вжимает его лицо, не давая вздохнуть, кончает в горло. Чунмён давится, кашляет и вырывается, едва не падая, садится на пятки, широко разведя ноги. Он с трудом пытается проглотить, мотает головой и опирается на руки, его бьет дрожь. — Сладкий мальчик, — Бэкхён ловит его подбородок и поднимает голову. — Помоги себе. — Я… — Чунмён все еще никак не может облизать испачканные губы. — Господин Бён… — Давай, мой хороший. Потрогай себя. — Да, господин Бён. Чунмён не пытается высвободиться, обхватывает свой член, дрожит и издает жалобный звук. — Быстрее. Хочу видеть, как ты кончишь. Чунмён дрочит себе и кончает с громким стоном, вздрагивает всем телом, отворачивается от стыда. Он открытый и беззащитный, выглядит потрясающе соблазнительно. — Можешь снять повязку. — Хорошо, господин Бён. — Ты доволен? — Да, господин Бён. Это лучше, чем я мог мечтать. Чунмён с трудом выдыхает, голос хриплый и севший, горло должно болеть. Бэкхён старался, впрочем, чтобы синяков не осталось, вроде бы удалось. Да и челюсть через пару часов должна прийти в норму. Губы у Чунмёна опухшие, глаза блестят, он выглядит юным, затраханным и смущенным, Бэкхён точно должен оставить его на ужин и насладиться зрелищем. — Будешь слушаться — повторим. — Приложу все усилия, господин Бён.***
Бэкхён лежит в шезлонге, потягивает вино и время от времени передвигает зонт от солнца. Тленить на солнцепеке получается из рук вон плохо, но он старается. Мир не радует. Особенно он не радует босую ногу, обгорающую на солнце, но шевелиться означало бы позволить бренному миру нарушить идеальную тщету и безысходность, а на это Бэкхён не может пойти. Намажет вечером кремом. Чертовы цветы благодаря Чунмёну еще живы и испускают ядерно-медовый запах. Сволочи. Они должны были издохнуть и свисать засохшими трупиками, но нет. Они тоже против него. — Чунмён! — громко зовет Бэкхён. — Как насчет научиться делать дайкири? — Вы уверены? — У меня должны быть ингредиенты. Не в вино же лед класть. — Могу попробовать приготовить мохито. — Да плевать. Чунмён тоже против него. Мог хотя бы попытаться. Бэкхён же не просит настоящий дайкири, его устроит, если что попало с ромом и льдом смешать. Жизнь — боль. — Ваш мохито, — Чунмён протягивает высокий бокал. — Что-то, похожее на него. — Что это за омерзительная трава? — Мята. И она должна быть здесь по рецепту. — Я терпеть ненавижу траву. — Я учту, — Чунмён вежливо кланяется. — Переделать? — Нет, пусть стоит тут и внушает мне гадливость. А теперь брысь, я предаюсь самоотвращению и унынию. — Может, не надо? — осторожно спрашивает Чунмён. — Кто здесь писатель, ты или я? — Бэкхён раздраженно дергает горячей ногой. — Это совершенно необходимо. Брысь! Чунмён исчезает. Все-таки иметь послушного помощника очень приятно. Иметь, да. Во всех смыслах. Бэкхён отпивает из бокала, выплевывает мяту и ссутуливается. Их весьма специфический секс все еще никак не оформлен и поднимать эту тему Бэкхён просто боится. Чунмён не вспоминает видео с преподавателем, соглашается на все и исправно кончает, но осадочек все равно какой-то остался. Бэкхёну не кажется, что Чунмён такая уж прямо жертва насилия, писатель он все-таки неплохой и в характерах разбирается, но и на того, кто выложит свои интимные видео в сеть — даже за деньги — он не похож. Бэкхён слышит знакомые шаги и приподнимается с любопытством. — Сейчас не самое удачное время, — слышит он. — Господин Бён занят. — Ну, для меня-то освободится, — шаги приближаются. — Привет, Кёнсу, — вздыхает Бэкхён. — И тебе не хворать. Что делаешь? — Тленю. — Самое время, — Кёнсу улыбается и садится в соседнее кресло. — Не могу это контролировать, — Бэкхён нахохливается. — Разумеется, — Кёнсу треплет его по голове. — Ты же богемная личность и вообще творческая элита. — Гиенишь? Ну давай. Гиень. — Я принес тебе новости, — Кёнсу нюхает его бокал. — Что это? Мне это можно? — Вряд ли, там ром. — Жаль. Ну ладно. Мы нашли профессора. — Какого профессора? — Бэкхён безучастен. — Того, который твоего Чунмёна имел в разных позах. — Бэкхён с усилием принимает вертикальное положение. — Он клянется, что все по согласию делалось. — Что значит «по согласию»? И кто был инициатором? — Значит, что профессор сначала страшно перепугался, когда твой парень стал делать намеки. У него есть проверенное заведение на такой случай, но это никогда нельзя удержать втайне, ты же знаешь. Время шло, парень твой никуда не девался, жадность давала о себе знать. Они два года общались, пока Чунмён твой не выпустился. Так что можешь делать с ним все, что угодно. — Я уже, — Бэкхён нахохливается. — Где ты был раньше. — Значит, и подробности знаешь? — Нет. — И как же ты рискнул его трахнуть, травмируя нежную душу? — Ну вот как-то рискнул. Су… — Да брось, ты не хуже меня разбираешься в людях. Когда не сомневаешься в себе, разумеется. — Ну спасибо. Кёнсу снова треплет его по волосам. — Это важная часть твоего обаяния. На меня всегда действует. — Еще скажи, что тебе нравились мои творческие депрессии, — недоверчиво хмыкает Бэкхён. — Я отношусь к ним с пониманием, — Кёнсу усмехается. — К тому же, сидеть в шезлонге с бутылкой вина и думать — это не депрессия. В твоей голове накапливается критическая масса идей и выстраивается в единую концепцию, ты обычно после этого писать начинаешь. Не замечал? — Ну… Я думал, это мой метод. Потленить, поненавидеть мир, впасть в алкоголизм и все такое. Капать ядиком, как ты, когда работаешь. Кёнсу кивает. — Так что… — Кёнсу, — Бэкхён берет его за руку. — Прости, что так вышло. Надо было придумать что-нибудь. Я должен был сохранить наши отношения. Ты лучший парень в моей жизни. — Ты бы перестал быть со мной счастлив, — Кёнсу сжимает его руку в своей. — Не твоя вина, что ты разлюбил, так бывает. Видишь, я справился. — Но тебе было больно. Ненавижу себя за то, что причинил тебе боль. — А за Исина себя, значит, не ненавидишь? — Это другое. Мы с ним квиты. — Бэкхён, я на тебе срывался вообще-то. — Я тоже был не подарок. Правда, мне очень жаль. — Мне тоже, — Кёнсу улыбается мягко, как он умеет. — В чем-то ты мне до сих пор нравишься. Мне пора, я даже не к тебе пришел. — А к кому? — Сам догадаешься? Бэкхён подозрительно щурится. Кёнсу встает и уходит. Бэкхёну ничего не остается, кроме как идти за ним, на кухню. Кёнсу представляется Чунмёну, объясняет суть дела и говорит, что тому придется прийти дать показания. Чунмён счастливым не выглядит. Кёнсу прощается, а Бэкхён остается под пронзительным взглядом Чунмёна. — Как я должен это понимать, господин Бён? — Взрослый мужчина заставлял тебя заниматься с ним сексом, что я должен был думать? — Что нужно поговорить со мной? — А если бы я был прав? Ты бы сказал, что тебя домогался профессор? — Никто меня никогда не домогался, — отрезает Чунмён. — Как вы решить могли? — Хм, дай подумать. Возможно, потому, что я видел, как ты отрабатывал пропуски? Чунмён заливается краской. — Это еще ничего не значит. — Серьезно? — Бэкхён мрачно усмехается. — Как скажешь. Ты мне сегодня вряд ли понадобишься, да и завтра. Можешь взять выходной. Он разворачивается и идет обратно на свой шезлонг. Ему нужен покой и время подумать.***
Бэкхён выдерживает ровно один день. На следующий день он уже готов поговорить с Чунмёном и выяснить, как им жить дальше, но Чунмён серьезно воспринимает предложение выходного и не приходит. Бэкхён вынужден ждать утра. Он и ждет. В девять тридцать, когда Чунмён обычно приходит, Бэкхён сидит на кухне и пьет третью кружку кофе. Чунмён отпирает входную дверь, проходит на кухню и ставит портфель. — Доброе утро, господин Бён, — невозмутимо говорит он. — Не доброе, но ладно. Садись, надо поговорить. — О чем? — О тебе. — О. — Чунмён отодвигает стул и садится. — Не могу сказать, что это совсем неожиданно. Спрашивайте. — Кофе будешь? — Не стоит беспокойства. Может быть, позже. — Он был первым? Чунмён краснеет, но смотрит по-прежнему прямо в глаза. — Нет. — А кто был? — Мы теперь мою сексуальную жизнь за завтраком обсуждаем? — Как это было? Тебя использовали? Он был старше? — Нет, он… Почему вы спрашиваете? — Хочу понять, как ты заполучил свои кинки. Есть такая штука, как сексуализация насилия, например. — Я все равно не знаю, что это значит. Мой первый раз был в школе, с братом одноклассника. Очень мило, очень неловко, очень средне, никакого удовольствия. Я долго думал и пришел к выводу, чего именно мне не хватает. — Экспериментировал? — Нет. В университете понял, что не ошибся. — А я третий? — Это важно? — В общем, нет. И тебе правда нравится, когда я тебя связываю и трахаю без смазки с кляпом во рту? Чунмён смущенно опускает взгляд. — Когда вы так говорите, это звучит просто ужасно. Я люблю долго, болезненно и с принуждением, это… приносит необходимую остроту. — Я что-то не ощутил разницы, — ворчит Бэкхён. — Значит, тебя заводят ролевые игры с насилием? — Это проблема? — А нельзя мне было об этом сразу сказать? — Я не думал, что это может стать важным. Вы же… не рассматривали меня в качестве своего партнера. — Практически с первого дня. Я тебе нравлюсь? — В каком смысле? — В романтическом. — О. О, простите, но…нет? Вы меня, — Чунмён деликатно прочищает горло. — Возбуждаете, это точнее. А я вам? — Да чтоб я знал. Я хочу и дальше тебя трахать. — И в чем… — В работе. Я допишу книгу и все, ты свободен. — Но вы можете не увольнять меня. — И трахать за деньги? — Почему вы все опошляете? — Слушай, я могу спать с консультантами, это-то без проблем. И без обязательств. Но ты от меня зависишь, я плачу тебе деньги. — Вы не хотите продолжить или деньги платить? — Я не хочу причинять тебе боль или как-нибудь навредить. Чунмён тянется и забирает его кружку с кофе. — Значит, вы поэтому обращались в полицию? Это такая форма заботы? Хотели меня уберечь? Я оценил. Только сейчас, но оценил. Я благодарен. Я бы продолжил наше плодотворное сотрудничество в том формате, в каком оно существует сейчас. Меня полностью устраивает. — Серьезно? — Бэкхён испытующе смотрит на него, пока Чумён пьет кофе из его кружки. — Полностью? И ты бы ничего не хотел изменить? — Разве что добавил пункты об обсуждении во избежание недоразумений и прекращении сотрудничества по заявлению одной из сторон. — Кхм, ну ладно. — Бэкхён смотрит в пустую кружку. — Не того я ожидал, конечно, но хорошо. — Сварить вам кофе? — Чунмён поднимается. — Вы хотели чего-то другого? — Мне заказать завтрак. И я по-прежнему хочу тебя трахать. Рад, что мы совпадаем. — А я как рад, господин Бён, — Чунмён улыбается с облегчением. — Это все, что вы хотели бы знать? — У тебя есть пожелания? — Относительно вас? Никаких. Пожалуйста, не сдерживайтесь и делайте все, что считаете нужным. Если вы изменитесь, это будет, — Чунмён улыбается немного смущенно, — не так возбуждающе. А сейчас, наверное, вам пора тленить? — Позовешь, когда будет завтрак, — Бэкхён поднимается. — Я в душ. А потом тленить.