* * *
Было больно. Чертовски больно от каждой сломанной косточки и осознания, что твоей жизнью вертят так, как хотят.
Мысли текли вяло, пока безликий ирьеннин пытался без последствий сростить переломы. А их было много, вообще-то. Шимура явно постарался… чертов ублюдок! Ненавижу, как же я ненавижу его. Хочется вспороть ему брюхо кунаем и, пробив грудину, вытащить сердце — так мозг будет умирать медленно и он осознает свою смерть, испытает боль и отчаяние, а после умрет в агонии и собственной крови. Мразь.
После убийства двоих новичков меня не отпустили. За дерзость досталось даже больше, чем в прошлый раз. Тогда я была маленькой и отделалась лишь обгорелой кожей и парочкой царапин, а сейчас… Шимура на протяжении целой ночи ломал мои кости и методично избивал ногами, словно дел других у него не было.
Сначала он сломал мне пальцы на руках, а потом и сами руки. В таком же темпе он разобрался с ногами и сделал пару трещин в тазе. Далее он грациозно оскалился и перешел на ребра, ломая их в двух местах каждое да так, чтобы они не задели ни сердце, ни легкое. Чертов маньяк. Так еще и с огромным удовольствием бил острыми, кривыми пальцами ног прямо по восполенной коже, смещая кости так, чтобы они вспарывали мышцы и кожу.
Боль была адской.
И кричала я тоже громко.
Зато теперь ясно, что в плену из меня не достанут ни одного словечка, кроме буквы «А», а так же я поняла, что мой организм работает не так, как у людей, и от болевого шока не отключается, а наоборот обостряет сенсорику и обоняние.
Запах собственной крови — это что-то с чем-то. До сих пор тошнит.
После наказания-пытки меня просто бросили в медпункте
грудойбесформенного фаршасломанной куклой и величественно удалились.
Точно мразь. Ему смерти мало, надо чтобы до естественной кончины мучился.
Почему же я сейчас тут пытаюсь шутить и вполне себе легко веду повествование о таком ужасном моменте моей жизни? Да, ночка была жаркой и я явно запомню ее на всю жизнь, но…
А что мне еще делать, когда я телом пошевелить не могу? Ирьеннин приковал меня к кушетке, чтобы тело не дергалось от боли во время лечения. А отстраниться от всего этого дерьма я могу только за мыслями о чем-то светлом.
Например, Монтаро.
Мое личное солнышко… надеюсь, Орочи-сенсей его не убил там. Я не выдержу и уйду за ним… морально. Тело мне никто убить не даст, но в таком случае я не сомневаюсь, что из меня выйдет отличная марионетка в руках Шимуры.
Без чувств. Без эмоций. Без привязанностей.
Гадко на душе от такого коктейльчика, но от правды не убежать.
Жить осталось мне не долго, ибо под удар подставиться хочу я. Уж лучше умру я, девушка проживающая вторую жизнь, чем такое яркое-яркое и доброе-доброе солнышко. Тем более от моей руки. А я, вроде, его друг.
Но об этом потом. Надо оттянуть этот момент максимально, чтобы был шанс продумать дополнительные пути отступления: побег, убийство Шимуры, самоубийство или поиск помощи…
Первая критическая точка, когда Монтаро может умереть, наступит через два года: ему исполниться двенадцать лет, что сделает его совершеннолетним шиноби, способным выполнять миссии. А мне, как малолетему прицепу, придется идти в опасный мир с ним. Ведь мы в одной команде… еще и следить надо, чтобы он рано не умер.
Чтобы он, вообще, не умер.
Я мало тренировалась. Орочимару-сенсей меня щадил, не позволял полностью нагрузить тело, аж до порванных связок или сломанных костей. Это не выход, мне надо ломать свое тело, чтобы оно перестраивалось в более сильное и крепкое — так действует чакра для укрепления организма.
Надо разработать план… три клона будут ежедневно перечитывать библиотеку в поиске полезных техник, столько же будут улучшать контроль над чакрой и увеличивать сам Очаг. Я же безвылазно буду сидеть в тренировочном зале сама или с клоном Орочи-сенсея, ведь он мужчина занятой, однако.
Надо справиться. Либо сожрут меня, либо сожру я. А умереть я хочу позже, спасая жизнь дорогому человеку, а не на простенькой миссии против нукеннинов или шайки из другой деревни.
Не тот статус.
— Я закончил. Напрягаться не стоит еще два дня. Для восстановления лучше подойдет меню №5.
Я лишь сухо кивнула и попыталась встать. Вышло только с третьей попытки, и-то ноги ощущались ватными, от чего стоять на них было ужасно тяжело. Но я упорно продвигалась в сторону своей комнаты, удерживаясь за шерховатую стенку в серых тонах. Хотелось пить. Хотелось есть. Но это все потом, сейчас главное, так это разобраться с Монтаро и лечь спать — на душе неспокойно, а глаза закрываются с периодичностью в пару секунд.
Потрепанная дверь открылась с противным скрипом и я вошла в темную комнату. Сама же захлопнула себе путь отступления, ожидая появления Учихи…
В углу загорелся кроваво-красный Шаринган с
двумя тамое.
— Ты жив…
— Ты жива!
Огненная чакра Таро-чана мгновенно забурлила по его чакроканалам, создавая волну теплого воздуха. Он зажег рядом стоящую лампочку, но приближаться не стал. Обиделся, что ли?
Нет, не обиделся. Лицо каменное, но в глазах облегчение и легкая грусть.
— Прости, — только сейчас замечаю, что голос стал еще хрипче. Надеюсь, что он вернется к своему состоянию чуть позже, иначе мне с ним только сокомандников пугать… вот только представьте себе пятилетнего ребенка с голосом, словно ему все сорок и он успел всю ночь где-то покричать. Жуткое зрелище.
— Это мне надо извиняться, Ясу-тян, — тяжело вздохнул Учиха. — Если бы я послушал тебя, а не действовал в своих эгоистичных целях, то…
— Тогда я бы никогда не попробовала яблоко в карамели и не увидела ночную Коноху, — спокойно перебила его я и легкой поступью направилась прямо к напряженному мальчику. Начала забираться на его кровать. – А еще ты бы не пробудил второе тамое.
— Это не стоило того, — мрачно возразил Монтаро, но мешать мне не стал.
— Стоило. В нашем мире не выжить без силы, увы, — хрипло усмехнулась я, а после приставила руку к животу. Майка, на удивление, пережила ночной марафон Шимуры (сука, чтобы он сдох) и печать вполне себе работала. Поэтому я без затруднений создала короткий импульс своей чакры, чтобы активировать механизм. Мгновение — у моей руки образовалось белое облачко дыма, из которого я уже вытащила не пустую руку, а тот самый рисунок. — Но нас двое. И я сделаю все, чтобы с миссий мы возвращались в таком же составе.
Это была копия. Основной рисунок я буду всегда держать в печати, чтобы он согревал мое сердце, а вот второй можно отдать Монтаро.
Парниша бросил на лист бумаги короткий взгляд и, схватив его, с размаху прикрепил к стене железной звездочкой-сюрикеном. Я лишь скептически хмыкнула, но возражать не стала: хочет держать его в комнате — пусть держит.
В полном молчании он опустился обратно на кровать и сгреб меня в охапку. Мышцы вспыхнули секундной болью, но я не подала виду, чтобы еще сильнее не губить психическое здоровье
своего Учихи, а просто уткнулась ему куда-то в грудь.
В теплых объятиях, казалось, спать было куда приятнее, чем на жесткой и холодной кровати. Поэтому заснула я быстро, мечтая уже поскорее восстановиться и стать сильнее.
Чтобы защитить свое Солнце.
* * *
Орочимару знал, что Ясу буквально собирали по частям в медпункте, но заходить туда не стал. Во-первых, он не будет открыто показывать своих эмоций на публике особенно, когда его всегда преследуют псы Данзо. Во-вторых, он все еще был рассержен на эту невыносимо-глупую девчонку, которую, видимо, по ошибке все посчитали гением.
И теперь она стоит перед ним с
еще более отстраненным лицом, желая ужесточить тренировки. И Орочимару понимает ее стремление к силе, но не понимает методов: зачем себя вечно ломать, если можно идти не торопясь?
Но сопротивляться, конечно же, он ей не стал.
С каждым днем ранений становилось все больше. Теперь уже обычных растяжений связок он не видел: там были глухие разрывы и микроповреждения. Нагрузка была слишком большой для ее тела, поэтому Орочимару заставил её сбавить обороты на немного, чтобы она не убила себя.
Он привязался к ней еще сильнее, чем думал.
Протеворечивые чувства.
Он не находил в девочке ничего от своего друга и подруги, но упорно видел их в ее взглядах, движениях, словах. Она была другой, но одновременно с этим чем-то походила на своих горе-родителей. Этим Ясу привлекала Змея, этим же и отталкивала порой.
Она была сильна волей, как Цунаде, и простодушна внутри, как Джирайя, хоть и скрывает это за холодной маской. Орочимару все видит, он следит и наблюдает, чтобы в любой момент либо помочь, либо…. Нет, только помочь. На другое его, увы, не хватит.
В очередной раз он находит ее без сознания на полигоне. Ясу лежала без движения, а грудная клетка ее поднималась редко и почти неуловимо, но она вполне себе дышала и была жива — на это намекал стук ее сердца. Вся её одежда была грязной, помятой и пропитанной пылью, а белые бинты стали серыми и, местами, желтыми.
Видимо, Ясу отключилась, когда пробегала очередной круг. На это намекала ее поза, которая никак не могла ассоциациироваться со сном.
Орочимару тяжело вздохнул и уже хотел призвать змею, чтобы она унесла его глупую ученицу в ее комнату, но что-то в груди защемило. Чувство это было новым для него, но ужасно неприятным, поэтому он лично взял ее на руки и, на удивление для самого себя, бережно прижал к себе.
Девочка слегка шевельнулась, белые ресницы дрогнули, а после она и вовсе приоткрыла глаза.
Тонкие, сухие губы ребенка невесело шевельнулись в оглушительном вопросе. Орочимару не позволял себе думать о том, что только услышал, пока Ясу была в полусонном состоянии, поэтому быстро проник в ее комнату и оставил ребенка на кровати.
Кровати, на которой лежал плед с блядскими жабами.
Уже в своей лаборатории Орочимару смог вздохнуть полной грудью и осознать, что неведомо для себя, улыбался… ученице уголками губ. Почти неощутимо, но явно непривычно мягко для себя.
Ошибки быть не могло. Орочи умеет читать по губам. Орочи понимает психологию людей. Он был готов ко многому, но жизнь его явно не готовила к тому, чтобы дочь его, черт возьми, лучшего друга назвала его отцом.
Наверное, из-за таких моментов Орочимару не хотел говорить ей, что является ее крестным. Он просто не сможет смотреть в ее глаза после этого. Уж лучше так, уж лучше просто быть для нее учителем, думал он. А Ясу привязалась к нему на столько сильно, что стала видеть идеал для каждого ребенка — отца.
Орочимару сделает ей одолжение и просто сохранит сказанное в секрете. Еще одна тайна… в любом случае, так будет лучше для них обоих.
Жизнь явно над ним издевается.
«То-сан?»
Орочимару хмыкнул. Вышло слишком довольно, но он постарался не замечать этого. Что-что, а эта девчонка начала становиться близким для него человеком.
Он бы даже сказал, что мог бы… назвать ее дочерью.
