* * *
Монтаро внимательно следил за спокойным Ханом и не мог составить четкого плана действий против этого кумовца, – информации было нещадно мало, и Учиха уже который раз за минуту проклинал свою неосведомленность и постоянные попытки сбежать с совместных тренировок с командой Эйя — сейчас бы знания, хотя бы стихий противника, выручили бы Таро-чана от непредвиденных ранений и жертв. В любом случае, Хан выглядел куда сильнее Хозуки Хиро и сенсорика ничего путного подсказать не могла, — он просто скрывал свой очаг. В руке появляется вакадзиси. Ему все равно придется убить. Вообще, отношение Монтаро к смерти было… положительным? Его с самого детства учили, что умереть за деревню и свою семью, клан — честь для шиноби. Он мог спокойно наблюдать за похоронными церемониями очередного родственника, мог сухо пожалеть друга, родителя которого убили на миссии, мог целый час проплакать возле могильной плиты умершего отца, мог пожалеть погибшую кошку… противоречия кружили вокруг его фигуры все детство, пока он не попал в КОРЕНЬ и не… убил. Убил жестоко и без выбора, считай. Ведь награда за столь грязное действие была высокой. И учитывая, как легко это сделала Кайто… Учиха не мог оплошать. И после этого случая смерть для него стала действительно обычным случаем, не затрагивая струны ранимой, где-то в глубине, души. Наверное, это все от того, что убитых он не знал, а может от того, что эмоции его с каждым годом блекнут, растворяются в бесконечных миссиях, становятся лишь жалкими тенями прежних ощущений жизни, которые испытывал невинный мальчик до встречи с Данзо-самой и странной девочкой с удовольствием от собственной боли в черных глазах. Монтаро не уверен в этом. Он мало в чем уверен, если это не прямой приказ начальства или слова его подружки. Зато он точно знает, как убить человека, как заставить его мучатся и кричать от боли, как удобнее всего держать в руках вакадзиси и купить в лавке у пожилого дедушки самые лучшие краски для Кайто. О, его взаимоотношения с людьми были странными. Нередко Монтаро ловил себя на мысли, что уже не является тем, кем был раньше. Когда-то совсем давно, казалось, в прошлой жизни, он бегал с улыбкой до ушей к своему вредному деду, навещал тетушку с ее молодым и талантливым мужем, ловил на разноцветных жуков ворон, а после часами пытался доказать одноклассникам, что имеет какую-никакую силу и слабаком вовсе не является. Изменения начались со дня смерти его отца. Тогда, опечаленная и обременённая заботами о доходе семьи, мать и не замечала метаний собственного ребенка. Послушала и пошла работать в магазинчик — и то хорошо. Во взгляде Монтаро с тех пор уже не было той самой искренности. Он даже перестал посещать и того вредного деда, и добрую тетушку с ее мужем-гением, и академию, где стервятниками кружили противные дети, считающие себя лучше его, хотя бы потому что у них есть второй родитель. Этого Монтаро на дух не переносил, это заставляло его тренироваться в поте лица, чтобы в итоге обидчики уходили с кровоподтеками на теле, а он — с самым высоким балом по тайзютцу. А потом умерла любимая до чертиков матушка. И за своей семьей отправился беспечный и веселый, прежний, Монтаро. У мальчика тогда взорвался и рассыпался на миллион осколков разноцветный мир. Ему было на столько плохо морально, что даже болезненное пробуждение шарингана было незамечено. Целостность картины восстановил лишь появившийся из воздуха Данзо-сама. Он подарил ему надежду, цель и миссию, которую Монтаро обязательно исполнит — умрет за родную деревню. Потому что умирать не страшно и не больно, а очень почетно и необходимо, чтобы вытравить из души все грехи и сожаления. И Монтаро абсолютно не думает о том, что станет с окружающими его людьми, когда его сердце перестанет биться уже навсегда. Нет, он не лицемер и эгоист… просто думать о таком не хочется. Да и разве после смерти это должно его тревожить?.. По сути своей, единственным человеком, с которым Монтаро мог болтать без умолку — малышка-Ясу, которую он скоро будет с удовольствием называть своей младшей сестренкой. А что другие? Орочимару-сама видит в нем лишь Учиху, гены которого можно было бы позаимствовать (с разрешения и без) и выгодно изучить. Данзо-сама являлся для него своеобразным образцом поведения, идеальным шиноби и лидером, так что отношения между ними сугубо деловые и в сравнения не идут с тем же грубоватым, но интересным Орочимару-самой. Кано-тайчо — это другой разговор вообще. Капитан их двойки был очень странным парнем. Он был скрытным, молчаливым и хмурым, но иногда проявлял учительские качества, помогая им адаптироваться в этом жестоком мире, но… Монтаро не мог сказать, что Кано-тайчо вызывал у него симпатию. Скорее, какое-то странное чувство неправильности. Так что Монтаро спрятался за каменной стеной с одним единственным родным человеком во всем этом прогнившем мире. И сожалеть он об этом сейчас точно не будет. Может быть, позже… — Начали, — строго произносит судья. В тот же миг Монтаро ловко отбивает летящие в него сюрикены. Противник ждать не стал и, вот, они уже пытаются задеть друг друга клинками холодных орудий, в поиске открытых и слабых мест, чтобы удар получился сильнее и больнее. Хан бил на славу, не щадя Монтаро. Скорость у кумовца была приличной, так что ему приходилось чаще уворачиваться и контратаковать, а не наносить рубящие удары прямо в лоб, как делал шиноби вражеской деревни. Монтаро подпрыгнул в воздух, тут же складывая нужные печати. Из легких, по гортани поднимается терпимый жар, который всего за пару мгновений превращается в бушующее пламя оранжевого огня. Шар летит ровно в то место, где стоит Хан, но с шипением разбивается о холодную землю, когда кумовец ловко уходит с линии огня в сторону. Резерв проседает, но все еще остается на минимальной планке благодаря помощи Кайто. Своевременной и такой нужной помощи… — Суитон: Суиджинхеки![1] – толстые пальцы темнокожего парня складываются в знакомые Монтаро печати, но техника не находит отклика в сознании: он детально изучал Катон, да и поверхностно проходился по Футону, но никак не затрагивал другие стихии… и эту проблему он будет решать, когда, конечно же, вернется в деревню. Щеки Хана надуваются, как огненные фонарики во время ярмарок, а после из его рта небольшой волной выплескивается вода. Шиноби явно экономит чакру, но даже так техника выходит впечатляющей. Монтаро даже замечает, что Хозуки эту технику не использовал, а значит, что туманник был либо излишне самоуверен, либо был глупцом. А может, имел маленький резерв? Водяная волна окружает Монтаро. Жизнь научила его быть внимательным, так что Окумура вовремя уходит от внезапного дополнения Хана: — Райтон: Кангекиха![2] — множество ярких искр молнии волной отходит от массивного тела Хана, перемещаясь к Учихе с огромной скоростью из-за разлитой вокруг воды. Монтаро спасся чудом — одно неверное движение и Кайто получила бы запеченного Таро-чана с хрустящей корочкой. Испарина, появившаяся от таких мыслей, быстро исчезла, когда за первой атакой кумовца пошла вторая: — Райтон: Канден Харибари![3] Сотни сияющих игл появляются возле темнокожего генина, а после моментально впиваются в застывшее тело Монтаро. Мышцы немеют, в глазах темнеет, а легкие сводит судорогой, от чего вдохнуть и выдохнуть почти невозможно. Учиха скулит, проклиная себя за слабость перед скоростью противника и свою уверенность. И завершает атаку четкий удар в грудину, отбрасывающий его прямо в каменную стену и искажая ее целостность прикладываемой силой. Монтаро неуклюже бьется всем телом об твердь земли, но ловит себя на мысли, что контроль над телом получен обратно. Кое-как встав на шатающиеся ноги, Монтаро заменил исчезнувшее где-то на территории арены вакадзиси кунаем. Его острый взгляд голубых глаз уткнулся в смазанное то-ли от пурги вокруг, то-ли от крови на коже, то-ли от проступивших слез, лицо Хана. Теплая чакра забурлила в его скромном очаге, а после медленно, но верно, начала накапливаться в икроножных мышцах для совершения быстрого и точного броска. Хан тоже не стоит на месте. В облаке белого дыма появляется огромный Фуума-сюрикен. Он заводит оружие за спину… — Райтон: Райсен! Монтаро срывается с места в тот же момент, когда Хан бросает в него заряженный Молнией сюрикен. За метательной звездой летит электрический «хвост», рассекая воздух голубыми искрами. Это всего на мгновение увлекает сознание Учихи, но замешательство длится недолго: за секунду до столкновения он выгибается в спине, пропуская смертельное оружие прямо над собой. Такой же опасный трейсер, оставленный летящим сюрикеном, проходит совсем близко к его лицу, но удача сегодня явно на стороне голубоглазого — его не задевает. Ожидающий совсем другого Хан реагирует на приближение целого и невредимого Учихи слишком поздно, чтобы остановить летящий прямо промеж глаз кунай. Железо вонзается в череп с противным чавканьем, скрежетом, мгновенно убивая кумовца. Монтаро отряхивает одежду от сажи и пыли, пока грузное тело Хана медленно оседает на землю. А потом, предварительно осмотрев убитого равнодушным взглядом, находит среди мусора вакадзиси, чтобы с чистой совестью подняться обратно на трибуны. Скоро они будут дома.* * *
Бой Монтаро был таким же красочным, как и в первый раз. Наблюдала я за ним, хоть и в пол глаза из-за опасности неуравновешенного Эйя, некоторые приемчики приметить удалось. Мне показалась довольно интересной техника с летящим Сюрикеном и иглами — чакры тратит не очень много, зато эффектно и действенно. Но, если бы Монтаро использовал шаринган, бой бы даже не начался. Его иллюзии, порой, даже мне сложно сбросить, а я девочка наученная и знающая. А вот вражеские шиноби… Когда на трибуну вернулся помятый Монтаро, от ложе Каге несло чудовищной Яки. А еще слышались чьи-то крики. И что-то мне подсказывало, что орал Райкаге, у которого убили очередного бойца. Мда, жизнь штука тяжелая — люди мрут, как мухи. Зато расслабляться нельзя, иначе твоё имя украсит очередное надгробие, если, конечно, тебя похоронят… И только я хотела подойти и подлатать своего Учиху, как меня самым наглым образом прервали: Кайто Мори против Каничи. Ухмыляющийся паренек из Ивы с бегающими глазками-бусинками хищно посмотрел в мою сторону, а после чинно пошел к лестницам. Я же тяжело вздохнула. Против Дотона биться будет тяжело, ведь эта стихия почти что идеальна в защите, но имеет свои скрытые приемчики в нападении. И мне придется против этого сражаться имея на руках лишь покореженный нинзято, остатки метательного железа и, максимум, теневых клонов. Что ж, тогда придется немного поиграть. Более… натурально, чтобы не допустить тех же ошибок во время боя с Акасуной. Последний раз глянув в сторону Монтаро, а после невольно переведя взгляд на ненавидящего меня Эйя, я отправилась на арену. Кьюби раздери мою привязчивость к людям… это слишком больно. Я часто ловила себя на мысли, что мир хладнокровных убийц не смог вытравить мою самую плохую черту характера — привязчивость. Я могла общаться с человеком пару месяцев, недель, дней, а после горько плакать от потери собеседника или болезненного предательства, хотя предательством это назвать и нельзя — мы же не друзья, а, так, приятели. Но так не думала я. И неприятно падала на твердую правду жизни, разбивая костяшки рук об прутья собственных страхов стать ненужной или розовые стены моей наивности, которая не слетела даже после жизни в детском доме, где мне несколько раз (не помню точно) устраивали темные, — это крайне неприятный момент, когда изгою натягивают мешок с мукой или пылью на лицо по середине ночи и, пока ребенок пытается прийти в себя, избивают всей толпой, — приглашал на «чай» местный сторож с прибабахом, после чего я все равно считала его нормальным человеком и вела длинные разговоры про все на свете. Может быть, годы службы помогут мне исправить эту ситуацию? Было жаль убивать ту девушку за свитки Первого Хокаге. Было невыносимо тяжело душить тощего паренька, когда на фоне холодело тело девочки с изумрудным взглядом в одном целом глазе. Было противно перерезать горло всем тем шиноби, которые верно служили Конохе, но Шимура все равно решил от них избавиться. Но мне точно так же было все равно на смерть Акасуны Чико. И точно так же будет плевать на смерть Каничи. Потому что все сожаление вернется во время сна, когда я буду беззащитна перед кошмарами и призраками прошлого. Когда судья дал отмашку, я не стала медлить, как в случае с кукловодом, сразу же посылая в геннина целый рой кунаев и сюрикенов, которые размножились в воздухе с помощью парочки печатей. Ивовец, даже не делая лишних действий, тут же закрылся земляным куполом. После окончания атаки его защитная конструкция стала похожа на огромного ежа. Я весело ухмыльнулась, с каким-то страхом замечая, что… что во время сражения мои эмоции обостряются, становится сложнее контролировать мимику лица, в крови бурлит адреналин. И это казалось чем-то двояким: приятные ощущения превосходства и азарта смешивались с беспокойством за исход миссии (и меня за это по головке не погладят. За один только финт с сюрикеном с Акасуной меня определенно накажут) и беспочвенным расходом чакры. Да, ее много, но не тратить же ее теперь без причины? Моим раздумьям о чакре было суждено внезапно прерваться: прямо из-под земли выпрыгнул Киничи.[7] Такого я не ожидала, рассчитывая на его неопытность, но паренек явно преуспел в изучении Дотона — техниками оперировал наравне со мной. Или даже превосходил. Все же я, как шиноби-универсал, развивалась в нескольких направлениях и не могла, скажем, как этот ивовчанин долгие годы сидеть над Стихией Земли. Бой пойдет еще тяжелее… все же к клонам стоит применить и обычные техники Е-ранга, по типу замены, шуншина и т. п. Киничи с разворота ударил по моему лицу боковой стороной левой стопы, от чего я, казалось, услышала треск зубов и нижней челюсти. Мне удалось не потерять равновесие чисто из-за привычки всегда «приклеиваться» чакрой к земле, но даже такого результата хватило сопернику для совершения новых действий. Ну, ничего, я тоже всякие фокусы могу показывать, жаль только, что не сейчас. Вот попался бы он мне на миссии… Как только его ноги коснулись земли, он вновь двинулся в атаку. Я тоже не стояла на месте и тупила, пытаясь отбиться от громадных каменных кулаков и правильно вправить себе челюсть. Было больно. И обидно, ибо такой удар пропустила, за который Орочи меня бы убил взглядом, а потом вскрыл прямо там, на тренировочном полигоне. Удачно выждав момент, я рубанула кривым лезвием нинзято по его груди. Коричневый жилет, красная рубаха и металлическая сетка была разорвана вместе с кожей. Сильно задеть не вышло — лезвие уткнулось в кости грудины и ребра, но кровь будет течь рекой, а добить его будет и-то легче, если Каничи, конечно, от кровопотери сам не сдохнет. Парнишка вскрикнул и резко переместился назад длинным прыжком, а после тут же свалился на колени. Глаза его запылали пуще прежнего, и я рефлекторно напряглась. Уж больно Яки вокруг него была плотная. Если Эй испускал жажду убийства не направленно, а, скорее, просто показывал всем, что хочет кого-то убить, а Каге старались действовать на площадь, то Яки Каничи была направлена строго на меня и, казалось, была способна остановить биение моего сердца по одному только желанию. Так мог только Шимура. И мне это не нравится. — Черт возьми! А ты даже не выдохлась с прошлого боя, сука! — в гневе прокричал Каничи. С покрасневшим лицом он выглядел комично. Я даже не смогла сдержать очередную усмешку, в которую растянулись мои сухи губы. — Но даже ты сдохнешь! Стихия Земли: Земляная волна! [5] Подросток ударил двумя руками по земле, как однажды сделала я в бою против Гараги. Твердь под ногами содрогнулась, а после начала увеличиваться в размерах и на большой скорости идти прямо на меня. И тут стало совсем уж не смешно. Я подобралась и прыгнула высоко в небо, когда волна вот-вот должна была раздавить меня своей убийственной массой. При обычном исходе битвы я бы разбилась от такой высоты, с которой мне пришлось лететь обратно, но целые горы новой земли смягчили падение. Была даже одна хорошая и плохая новость: его резерв не хило так просел и… вся местность теперь была пропитана его чакрой, так что мне было необходимо срочно перейти на сторону врага, за его спину, где земля оставалась в том же количестве, что и до битвы. Но на всякий случай заставила свою чакру послушно всполыхнуть в очаге, выполняя самую мою любимую технику. Ее, слава ками, я могу делать без печатей. Рядом появилось четыре теневых клона. И, к сожалению, у всех были безобразно вывернуты челюсти и выбиты зубы на одной стороне лица… выглядели я-мы жутко, но я хотя бы точно знала, что ирьенинзютцу способно восстановить потерянные зубки, иначе бы все ниндзя ходили с протезами. Я и мои копии сорвались с места в сторону истекающего кровью, но живого, геннина Камня. Хотелось закончить этот бой быстрее, но он упорно не желал помирать. Непорядок. Даже если мне будет его в итоге жаль, миссия важнее чувств. Важнее всего, что делает нас человеком… — Футон: Реппушо![6] — кунай в его руке приобрёл зеленоватое свечение, а после был брошен мне на встречу. Летело такое оружие невероятно быстро, так что один клон бросился под атаку и смог сбить кунай в сторону, но сам трагично растворился в белом облаке. В голову ударили его воспоминания: анализ боя, наблюдения, усталость, боль в момент смерти… — Черт, да что за?! Хотя… все абсолютно хорошо. На окровавленном лице Каничи расплылась гаденькая улыбочка, когда я уже была на расстоянии удара от его шеи. Он рассыпался на целую сотню маленьких камушков, оставляя меня в дураках. Клоны, как и я, тут же начали вертеть головами в поиске самого геннина или его чакры, но арена была непригодна для такого рода деятельности — все вокруг так и разило энергией ивовца, а земля под ногами скрывала умелого дотонщика от моего цепкого взгляда. Оставалось ждать атаки. Как же глупо… я же не на столько слаба! Так почему меня заставляют притворяться? Чувствовать боль, когда ее можно было бы избежать? Не успела я и моргнуть, как оказалась по шею затянута в зыбучие пески, а мои клоны — уничтожены. В мыслях пронеслось название техники: Дотон: Ариджигоку, но Дзюцу[8], — крайне удобной для внезапной атаки. Я ее изучала, но на создание потребовалось бы время, а тут… скорее всего все это было ловушкой. Каничи мог поменяться со своим клоном в момент испускания земляной волны, поджидая меня уже под землёй. Крот. Настоящий крот, который отроет любую яму, чтобы найти самую жирную личинку. Только вот я была змеей. Он появляется на поверхности с торжествующей улыбкой на чумазом лице. Торс уже забинтован, но кровь все еще продолжает сочиться на одежду — его это, казалось, не шибко волновало. Парень подошел к моей выглядывающей макушке и начал неторопливо складывать печати: — Как же жаль, что на тебя пришлось тратить столько чакры, коноховский выблядок, — прошипел Каничи. — Признаться, ты меня напугала в момент убийства… как ее?.. Акасуны, во. Но всему приходит конец, и твоей удаче тоже, — мозолистая ладонь геннина опустилась на мои волосы. — Дотон: Каджуган, но Дзюцу![9] В глазах мгновенно потемнело. На голову, прямо на мою светлую голову, сбросили пару тонн земли, нет, целую скалу… позвонки начали смещаться, пока… Мой клон не лопнул под действием неизвестной мне техники. Но мне кажется, что что-то похожее на нинзютцу Тцучикаге Ооноки, но сейчас трудно говорить — второго такого шанса не состоится. Пока Каничи еще не совсем отошел от своей «победы» и моей подставы, я сняла хенге мелкого камушка и еще раз рубанула геннина нинзято, только уже по спине. И атака вышла превосходной — мышцы спины были уничтожены, а значит, что стоять он не сможет. А разве лежащие являются сложной добычей? Подросток вновь вскрикнул, но все-таки успел переместиться шуншином в сторону, уходя из-под завершающей линии разреза. Я огорченно фыркнула, критично осматривая его распластавшуюся звездочкой фигуру. — Сука… — прохрипел Каничи. — Это ты о своей будущей женушке говоришь? Ой, а у тебя ее не будет. Я же тебя убью… извини, что ли? — ехидно проговорила я, когда челюсть оказалась на своем законном месте с неприятным щелчком. Говорить все равно было больно, а из-за нехватки зубов звук выходил свистящим. А голос у меня и так хриплый… ками-сама, так только покойников изображать, а не пафосные речи разводить. — Не подходи ко мне! — заверещал тот. Лучше бы молчал. Такие шиноби мне не нравятся, — когда все идет по их плану они все такие сильные и храбрые, а, как только, ножки отрубили и кунай к горлу подставили, так все пощады ищут или верещат, как баба перед первой брачной ночью с екаем. Тем не менее, он смог перевернуться на спину и сложить печати. Да сколько у него чакры-то?! – Дотон: Данган, но Дзюцу! [10] Из земли вырвался совсем небольшой, с мою голову, кусок камня и тут же направился в мою сторону, чтобы ту самую голову размазать тонким слоем по асфаль… что такое асфальт? Что-то из прошлого? Ладно, сейчас не об этом. Я грациозно перепрыгнула преграду, в воздухе отправив последние кунаи, прибивая его шаловливые ручки к холодной земле. Он опять вскрикнул, но, судя по его побелевшей коже, осталось ему немного и без моего вмешательства. Так дело не пойдёт. Медленно подойдя в его сторону, я медленным движением перерезала ему горло. Это за челюсть, урод. Он забарахтался и начал издавать булькающие звуки, давясь собственной кровью. В блестящих от слез глазах отражалась моя фигура… с абсолютно безумной улыбкой. Я наслаждалась видом крови, наслаждалась его болью. И это меня напугало еще больше невинного азарта во время битвы. Ведь таким темпом я превращусь в бездушного монстра, самого настоящего О’ни…. И этого допустить не хотелось ни в коем случае. Резко отшатнувшись от трупа, я ушла в ложе участников шуншином. На сгорбленные плечи тут же опустились теплые и жёсткие руки Монтаро, мягко притягивая в свои объятия. И на окружающих сейчас было абсолютно все равно. Я была морально истощена. И восстановиться мне мог помочь только Таро-чан — такой родной и любимый, тот, кто постепенно стал моим другом, а после и названным (только в мыслях) братом. Будь я старше, а он все также красив и весел, Учиха получил статус повыше… только вот мне отнюдь не девять, ему четырнадцать, а еще вокруг нас совсем не те условия для создания более трепетных чувств… хотя все может случиться в жизни. Я уже сейчас не представляю будущего без Монтаро, но… Реальность такая жестокая. — Перерыв полчаса, — где-то в стороне прозвучал приглушенный голос судьи. — В финальной битве будут биться: Окумура Мон против Мори Кайто против Эйя. Победитель будет только один. Набирайтесь сил. За самоанализом я и не заметила прошедшего сражения кумовца. Но вернулся он с окровавленным жилетом и ясными намерениями во взгляде — эта битва будет самой тяжелой в моей жизни, да простит меня Орочи-сенсей. ________________________________________________________________________________________________________________________ [1]—Суитонниндзюцу, которое служит как защита от атак оппонента. После того как пользователь формирует нужные печати, образуется барьер из воды, который защищает его от атак на короткое время. Может применяться с техникой 2. [2]—Райтондзюцу, при котором пользователь направляет электричество в воду. [3]—Ниндзюцу Кодаки, при котором он окружает себя бесчисленными крошечными лучами света. [4]—Шурикендзюцу, при котором пользователь запускает в оппонента пропитанный райчакрой Фума Шурикен, касание с которым парализует противника. Трассер, оставленный метательным снарядом, также может нанести урон противнику. [5]—чисто выдумка автора. Хз, мб, и такая техника есть. [6]—Футонниндзюцу, при котором создается порыв ветра, увеличивающий силу и скорость метательного оружия. [7]—Дотон: Дочусенко (Высвобождение земли: Подземное движение)—Дотонниндзюцу, с помощью которого можно скрыться и двигаться под землей. [8]—Ниндзюцу Дотона, при котором земля под оппонентом, превращается в зыбучие песка и засасывает его в центр, тем самым обездвиживая. [9]—Дотонниндзюцу, позволяющее неоднократно увеличить вес цели по усмотрению пользователя. Из-за этого уменьшается подвижность оппонента, находясь под давлением возрастающей силы тяжести, а в некоторых случаях возникают симптомы петрификации, что приводит к разрушению цели. [10]—техника, при которой пользователь запускает в оппонента огромный каменный снаряд, сбивая того с ног.