Семейное древо

* * *

Монтаро облегчённо вздыхает, когда незнакомые шиноби без проблем впускают его на территорию лагеря близ Каминари-но-Куни, а после потерянно оглядывается. Ему было поручено принести послание Джирайе, но где именно находится штаб, он не знает. Придется искать. Прошло уже столько времени сначала войны, Учиха извёлся из-за желания увидеться с Тобиджи. Её змея молчала — она была в порядке. И это была единственная хорошая новость. Провожая взглядом болтающих между собой шиноби, он замечает белые вихри. Монтаро сразу же оживляется, направляясь именно туда, где скрылся Санин. Ему пришлось аккуратно огибать порой хмурых шиноби, чтобы не прервать тех от мыслей или разговоров с товарищами, а иногда и вовсе безобидно улыбаться, когда в ответ бросали настороженные и порой пугливые взгляды. Он хотел узнать отца сестры поближе, чтобы понять: он прав в своих суждениях о нем или все же стоит пересмотреть свою точку зрения? От одной только мысли, что будь родители Тобиджи чуть настойчивее, она была бы счастлива, — вымораживает. Учиха заходит за какую-то каменную стену и находит сидящего на корточках Джирайю. По своим ощущениям он понимает, что там находится большое скопление человек, а по журчащей воде, что там — горячий источник. И что же Джирайя тут делает? Он… подглядывает. Мерзко смеющийся мужчина высверлил себе дырку в стене и что-то строчил в блокнот карандашом. Хорошо ещё, что Монтаро видит обе его руки, иначе бы не сдержался и сломал ему все, что только можно. Как? Как такой великий человек может опускаться до чего-то столь низкого, как подглядывание за девушками? Ему, что, никто не даёт? Монтаро вновь окинул взглядом мужчину перед ним. Статный, красивый, он не вызывал отторжения. Тогда в чем причина его «странности»? Из-за того, что пишет развратные книги? Глупо, можно набираться опыта в борделе, а не общественном месте! В понимании Учиха, мужчина должен быть справедлив, дружелюбен и храбр, как его отец. Монтаро, вообще, во многом пытается быть на него похожим. Поэтому это поведение Джирайи ему не понятно. Да и он сейчас не уверен, что с появлением дочери Саннин перестал бы заниматься непотребством. А там, где есть подсмотр за девушками, есть и постоянные пьянки. Как бы такой человек мог заботиться о маленьком ребенке? — Кхм. Монтаро постарался не напугать мужчину, но тот дёрнулся и в обороте успел упасть на спину. Знакомые чёрные глаза в обрамлении белых волос смотрели на Монтаро без узнавания, с лёгкой злостью. Наверное, будь это Тобиджи, то он бы испугался и тут же просил прощения. Но человек перед ним вызывает лишь жалость. И злобу. — Пресвятая Тцунаде, я уж думал, что меня застукала какая-нибудь горяченькая куноичи, — пробормотал Джирайя, а после искоса посмотрел на стену: вдруг его услышали? — Чего тебе, парень? Я занят. — Джирайя-сан, — Монтаро никогда не обращался так нейтрально к вышестоящим даже в мыслях, а тут вообще не хотелось как-то показывать уважение. Только отторжение. — Я принес послание от Намиказе Минато-сама. — А-а-а, — понятливо протянул отшельник, встал и отряхнулся. — Пошли в штаб-палатку, а-то нас услышат ещё. Я бы тебя лично сдал, извращенец, — подумал тогда Монтаро, но промолчал. Ему пришлось идти за Джирайей, за его спиной, а хотелось быть впереди. Тут даже добродушный характер не спасает — Учиха уверен, что такой человек никогда бы не сравнялся даже с Орочимару: хотя тот был явно не самым лучшим, но искренне заботился о Тобиджи. В палатке никого не было. Джирайя лениво уселся за стол, всем своим видом подтверждая слухи о своем разгульном образе жизни. Когда Учиха смотрел на этого шиноби из толпы, то думал, что увидит после такую же серьезность и силу, а видел лишь малое дитя в теле взрослого. Хотя это будет куда лучше Шимуры-сама, который, всем своим видом вызывал страх у Монтаро и животный ужас у Тобиджи. Однако Монтаро не один раз замечал ненормальную привязанность сестры к этому старцу… Он бы был полным идиотом, не замечая того, какую реакцию имя Данзо-сама вызывает у Тобиджи. Она иногда мелко вздрагивает, а в расслабленные моменты и вовсе начнет быстро бегать взглядом по помещению, словно в попытке найти выход из клетки. Монтаро её иногда понимал, но тут — нет. Как можно бояться того человека, который дал кров и приютил? Хотя так было только с ним. Тобиджи же оказалась в КОРНЕ… её же украли, да? И за это Монтаро, будем честны, впервые был готов порвать не только ее родителей, но и всю власть Конохи. Но и тут можно было сослаться на потребность деревни в сильном воине, новом Сенджу Хашираме, только вот способ получения этой «машины для убийств» был крайне грязный. Отобрать ребенка у родителей и выращивать, как скот на убой, — это верх бесчеловечности. А вот Монтаро Данзо-сама пригрел, дал выбор между бессмысленным существование в клане или службой Конохе, подарил сестру и надежду на будущее… Но его так же пугало и то, как просто Данзо-сама мог эту самую «Надежду» забрать. Хоп — и нет. И как тогда быть? Возвращаясь к странному поведению Тобиджи при упоминании имени босса, так же стоит отметить и её состояние в присутствии Данзо-сама. Монтаро отчётливо видел в её взгляде и страх, и смятение, покорность с лютой злобой, презрение и… привязанность? Каким же Данзо-сама был искусным манипулятором, что смог заставить маленького ребёнка так отчаянно желать смерти врага и оставаться полностью покорной? Только вот на Учиха ничего не действовало. А пытались ли с его сознанием играть? По крайней мере, так часто в кабинете Шимуры-сама он не появлялся как сестра. Что же происходило за закрытой дверью? Что с ней делали? И как Монтаро мог это остановить? Как ему спасти самое дорогое, что было на свете? И самое главное: спасти от чего или кого? Монтаро слегка огляделся. В палатке было чисто и свежо, не валялись документы или какие-нибудь, упаси Ками-сама, книжки с неприличным содержанием, — всё же Джирайя был их автором, — а так же не чувствовалось той самой атмосферы войны, что витала прямо за тонкой прослойкой ткани, там, на улице. Создавалось такое ощущение, что Джирайя хотел оградиться от всего этого именно здесь. Только вот в это Монтаро слабо верилось, первое мнение об этом человеке у него уже сложилось. Медленно заведя руку за спину, чтобы не дай бог вызвать агрессию или спровоцировать шиноби на атаку, — Монтаро не исключал, что за маской бездельника скрывался напряжённый, словно струна, убийца, — тот изъял из подсумка небольшой свиток. Чуть покрутив его между пальцев, будто бы проверяя на сохранность и отсутствие зримых ловушек, парень просто протянул его ожидающему санинну. Джирайя с лёгким кивком принял послание, внимательно его осмотрел, чтобы в конце увидеть печать своего ученика, а после распечатал. Монтаро же остался стоять на месте, в ожидании приказа или ответного послания. В прочем, ему было не скучно: он внимательно разглядывал мужчину, в открытую сравнивая того с Тобиджи. И был порядком удивлён. Ведь похожи они были, как две капли воды. Правда, сестра его имела более плавные черты лица и темные волосы. Хотя Монтаро и не исключал, что первоначально они были такие же светлые, словно лучи солнца и горный снег, белые-белые. Просто в какой-то момент они поседели. Может быть, это случилось в тот же момент, когда на ее руке распустились отвратительные раны, а голос охрип? Бедная, бедная девочка. Монтаро бы без раздумий принял всю ту боль, что скопилась в её груди на себя, но было поздно. Улыбка Тобиджи надломлена, взгляд истлевал угольками первоначального пожара эмоций, тело двигалось, словно марионетка, а душа изломлена, искревлена и оставлена в сырых подземельях КОРНЯ, чтобы окончательно сгнить и превратиться во что-то бездушное. Всё же Монтаро очень сильно тревожит дальнейшее, то, что скрыто тайной. Учиха моргает, с удивлением вглядываясь в того сидящего человека, что на мгновение показался ему сгорбленной, но предельно серьёзной, фигуркой Тобиджи. Монтаро с удивлением видит перед собой не того извращенца, а собранного и серьезного ниндзя. Ушла та напущенная дурость и лень — пришла острота взгляда и сила в движениях. Монтаро даже неосознанно сглотнул. Его мнение о мужчине поменялось только на пару мгновений, да и только. Но можно было ли судить по нескольким минутам наблюдения? Хотя Учиха же сделал это у купальни. Поэтому можно. Можно, но не нужно. Он уже сделал это с Фуджи. Мальчишка казался ему весёлым и простым, но некоторые их совместные патрули показали, что за маской добродушного парнишки может скрываться такой же хладнокровный убийца, как и сам Монтаро. Хотя Учиху таковым назвать сложно: эмоции он все же испытывает, правда, позже. Можно было бы заметить, что под это больше подходит Тобиджи, но это далеко не так. Жирным намеком являются ее альбомы. Она прячет их под кроватью. Монтаро однажды не сдержался и, когда та была занята, подсмотрел. Каждый лист был изрисован лишь двумя красками: чёрным и красным, не считая сам цвет белых листов. Портреты людей были различны: дети, взрослые, подростки, старики, но все они были покрыты кровью, — чаще всего она изливалась из их губ или раны на шее. Все они были связаны между собой тем, что лица их были искривлены неестественной, кривой улыбкой. Хотя Монтаро уверен, что Тобиджи умеет изображать эмоции на все сто. Просто тут она сделала это специально. Ей тоже больно. И боль она свою изливает в живописи: штрихи кривые и неаккуратные, хотя даже так видны отличительные черты убитых, а ещё эти шероховатости на бумаге… Слёзы оставляют свой след на бумаге, и Монтаро точно знал, как именно тот выглядел. Тобиджи никогда не плакала при нём. Скрывала свои тяжёлые эмоции за оковами деревянных засовов. Однако позволяла себе плакать о чужой жизни, позволяла себе просить у них прощения и скорбить. Молча. Кричали лишь её слёзы. Поэтому Тобиджи нельзя было назвать безжалостной убийцей. В моменте — да, но по жизни она была лишь обычным рабом обстоятельств. Как и Монтаро, впрочем. Монтаро так же видел, что в её движениях, эмоциях и речах проявлял себя Орочимару, его характер и действия. Малышка явно видела в саннине отца, а не простого учителя, и Монтаро был искренне за неё рад. Хотя бы что-то светлое в её жизни было. Он до конца бы, к своей глупости и стеснительности, отрицал то, каким тёплым взглядом на него смотрит сама Тобиджи. Учиха и для неё значил очень много. Возможно, она так же трусливо, в мыслях звала его братом. — Все так серьёзно, — хмыкнул Джирайя, отвлекая Учиху от мыслей о сестре, саннин всё же сбросил образ действительно сильного человека, после проницательно глянув в глаза Монтаро. — Пацан, хм, представишься? — Учиха Монтаро, — коротко поклонился тот, однако сопротивляться этику не имел права. Да и вызвать злость сильного тоже не хотелось, справиться с этим зубром помог бы только шаринган, а активировать доудзютцу и тратить чакру Монтаро сейчас не мог. — Монтаро? Кажется, я что-то слышал про тебя от малышки Микото, — задумчиво проговорил Джирайя, а после его лицо озарила догадка. — Точно! Ты ее племянник. Да? — Вроде того. Я рад, что Микото-сан так тепло обо мне отзывается, — чуть улыбнулся Учиха. Его сердце пронзилось теплотой. Он был действительно рад, не смотря на все свои мысли, что где-то, помимо КОРНЯ, его ждали. Всё же после планируемого конца службы тот желал вернуться в клан и создать свою семью. Где Тобиджи занимала бы не самое последнее место, а равное, равное и надёжное. Однако Джирайя не перестал смотреть на него после этого ответа. Учихе казалось, что он слышал, как в голове беловолосого крутились шестерёнки. — Так ты работаешь в АНБУ-НЕ. Тот не спрашивал. Джирайя это утверждал. Вот те на. Монтаро знал, что нельзя никому говорить, где точно он работает, но кто же знал, что они будут трепаться направо и налево! Джирайя не выглядел тем человеком, которому можно доверить тайну, особенно, такую. И что теперь? Учиха хотел начал отнекиваться — это было бы даже правильно, но от чего-то он понял по взгляду отшельника, что лучше сказать сразу и всю правду. Да и врать он плохо умел, не то, что Тобиджи. Поэтому Учиха осторожно кивнул, а после даже высунул язык: на нём была отчётливо видна рабская метка. — Ясно, — неопределённо ответил Джирайя. — Знаю, что вопрос глупый, но… слушай, Монтаро-кун, ты никогда не встречал ученика Орочимару? Почему «ученика»? Разве правильным бы здесь не надо было сказать «ученицу»? Или… хм, а может ли такое быть, что Орочимару просто не сообщил настоящий пол Тобиджи? Да и сообщать уже про наличие ученика самому Джирайе, а значит и Тцунаде, было опрометчивым. А если бы они догадались? О чём думал Орочимару? Или на то и было рассчитано? — Встречал. Это мой напарник, — с некой даже теплотой отозвался Монтаро. На душе вновь стало тепло. Хоть в голову и лезли картины с прошедшей недавно диверсией в Киригакуре, он пытался воспроизвести лишь те немногие моменты единения, когда Тобиджи раскрывала перед ним свою хрупкую и детскую натуру. Это вызвало ещё большую улыбку на лице Монтаро. Перед глазами мелькали её редкие улыбки, он чувствовал на ладонях её руку, слышал, как она с потаённой теплотой зовёт его «Таро-чан». Взгляд Джирайи помрачнел, мышцы тела его напряглись. Через какое-то время это ушло, оставив после себя только след печали и жалости на его лице. Монтаро смутился: что вызвало эти эмоции у саннина? Почему создавалось такое ощущение, что он знает то, чего не знает Монтаро? Но парень решил проигнорировать эти мысли и даже с некой злорадностью произнес: — У него в венах течет кровь великих людей, по истине великих и могучих. — И кем же они были? — с нескрываемым любопытством спросил Джирайя, совсем как Тобиджи вскидывая брови. Монтаро поднес указательный палец у губам и улыбнулся: «секрет». Мужчина смутился, а после, тяжко вздохнув, начал строчить ответное послание своему ученику. Монтаро терпеливо дождался последнего движения кисти по поверхности свитка, а после вновь убрал его в подсумок. — Ладно, тебе пора выдвигаться, пацан. Надеюсь, война не тронет ни тебя, ни твоего напарника… Мужчина пробормотал ещё что-то, но Монтаро не расслышал. Его голову продолжали атаковать мысли об Тобиджи. Но Монтаро понял, что первое мнение об этом человеке всё же было ошибочным. Может быть он не был таким же идеальным, как его сестра, но не полным нулем. Все же у Сенджу Тобиджи были достойные родители — Монтаро ведь совсем не соврал.