Даби никогда не страдал от бессонницы.
Да, бывали ночи, в которые сон шёл очень тяжело и неохотно, но чтобы во вред себе проводить целые сутки, а то и несколько, без сна — нет, не случалось.
Темноволосому не было знакомо то съедающее чувство беспомощности, когда понимаешь, что мозгу нужен отдых, а тело не слушается и никак не получается расслабиться, выкинуть из головы непрошенные мысли.
Даби почти никогда не думал о том, что будет дальше.
Его реальность застыла где-то на моменте, когда он вместе с Томурой встречал рассвет после ночной прогулки. И с тех пор всё, что происходило после, казалось каким-то неправильным.
Потому что Даби впервые действительно не мог заснуть.
А ведь всё было довольно неплохо…
Парни, после рассвета и получасовой поездки на метро, кое-как добрались до убежища, едва успев до того момента, как на улицу выйдут толпы работяг, спешащих в офисы, а после завалились на кровать в комнате Шигараки. Сероволосый ещё что-то бормотал про то, что Даби стоит ночевать в своей комнате, но эти комментарии основательно игнорировались уже как месяц. Пирокинетик только что-то сонно ответил, он и сам не помнит что, а потом, не найдя подушки, решил вместо неё использовать Томуру, уложив голову тому на плечо.
Плевать было, что во сне лидер мог вновь случайно ранить Даби. На это было наплевать в ещё большей степени, чем на сам факт того, что пирокинетик улёгся на сероволосого без зазрения совести.
И было бы правильно, если бы Шигараки стал возмущаться и спихнул с себя парня, но он не стал этого делать, оправдывая себя тем, что слишком устал для скандалов.
Не прошло и пяти минут, как оба уснули. Всё же подобные ночные прогулки отнимали много сил. Но оно того определённо стоило!
Утро постепенно сменялось днем, и как хорошо, что в этот раз плотные тёмные шторы были задёрнуты, не давая свету пробраться в комнату и мешать.
Тишина и благодать.
Если бы не одно «но», которое уже минут десять расхаживало под дверью.
Тога именно сегодня решила проявить инициативу, приготовив что-то на обед и к этому моменту уже успела наслушаться похвалы в адрес своих кулинарных способностей, но двоих голосов ещё не хватало. Время стремительно приближалось к ужину, но ни Даби, ни Томура ещё не показывались, что было очень странно.
Блондинка ещё какое-то время потопталась у двери в комнату Шигараки, раздумывая, стоит ли сначала наведаться к пирокинетику, а потом вспомнила, как парень чуть не сжёг её, когда она без спросу зашла в его комнату. От причуды Томуры, в любом случае, убежать будет чуточку проще. Химико решилась, потянулась к дверной ручке и распахнула дверь, напевая:
— Проснись и по-о-ой… — но по тому, как её голос затихал можно было понять степень удивления девушки от картины, представшей перед её глазами: Даби преспокойно спал чуть ли не на Шигараки, а лидер чуть приобнимал пирокинетика, уткнувшись носом тому в шею.
— Заткнись… И спи… — хрипло протянул темноволосый, уже нутром чувствуя чужое раздражающее присутствие. Он чуть пошевелился, но сильно своего положения не изменил и был слишком сонным, чтобы хотя бы из приличия смутиться. Ну лежат они в обнимку, ну что такого-то? Все нормальные друзья так поступают.
— Даби-кун и Томура-кун… Почему вы спите в вместе-е-е? — протянула Химико, вообще не считая, что не должна лезть не в своё дело.
— Тога, исчезни, прошу, дай поспать, — вновь недовольно подал голос темноволосый, надеясь, что девчонка все поймёт и уйдёт, не разбудив лидера.
Но надежды себя не оправдали.
— Уже почти пять вечера, а вы всё спите! Вместе! Я требую подробностей! — хитро улыбнулась блондинка, чуть ли не подпрыгивая на месте от переполнивших её эмоций. Однозначно, эту ночь Даби и Томура провели вместе, а значит у Тоги есть все основания полагать, что эти двое теперь встречаются!
Плюсом Химико, в целом, можно считать, что она очень доброжелательна и толерантна, а потому была искренне рада за парней. Но главный минус, её приставучесть, затмевал это.
— Почему бы всем просто не заткнуться и не дать мне выспаться? — недовольно произнёс проснувшийся Шигараки. Он сначала даже не понял, что происходит, но потом, увидев в непозволительной близости от себя лицо пирокинетика, кажется стал осознавать.
Тога, заметив, что проснулось главное зло, немного затихла, всё ещё с интересом глядя на парней и прикусывая своими клычками нижнюю губу.
— Ладно-ладно, уже ухожу, — елейно произнесла девушка, медленно сделав шажок к двери всё с той же широкой улыбкой, — Но вы это… Приходите на кухню, я там поесть приготовила…
— Обязательно, а теперь уйди, — сероволосый приподнялся со своего места, устало и недовольно глядя на хихикающую Тогу.
Та ещё что-то проворковала прежде, чем выйти за дверь. Внутри себя она ликовала от того, что её главные друзья, как она окрестила про себя парней, теперь встречаются. И ей не терпелось об этом кому-нибудь рассказать.
Шигараки, так и не понявший в чём причина такого щенячьего восторга, просто улёгся обратно.
— Вот чёрт, она же себе напридумывает теперь… — напополам с зеваниями сказал Даби, вновь уложив голову на чужом плече.
— Потом с этим разберёмся… — в тон отвечал Шигараки, широко зевая, и пытаясь проснуться. Кажется, у него сегодня были какие-то планы, вспомнить бы только какие… — Блять, — вспомнил.
— Что такое? — темноволосый даже не шолохнулся, найдя просто идеальное положение.
— Мне надо к Курогири. Мы вчера договорились обсудить новый план, а я совсем забыл!
— Со мной ты забываешь обо всём на свете, — самодовольно протянул Даби.
— Ой, давай без этого! Мне как бы вообще не стоит с тобой мелькать, не то мне опять мозг весь вынесут по поводу того, что я должен и не должен, — устало говорит Шигараки, но не предпринимает попыток встать, лишь поворачивается на бок, подтянув к себе колени, — Я устал. Просто устал.
— Я понимаю, — Даби, поддавшись порыву сентиментальности легко погладил лидера по волосам и, не встретив сопротивления или какого-то раздражения, вновь провел по чужой макушке, чуть зарываясь в мягкие волосы пальцами, — Моё предложение сбежать отсюда ещё в силе.
— Я думал, ты шутишь, — усмехнулся Томура, смотря спокойно и находя что-то даже приятное в этих касаниях.
Пирокинетик в этот момент изучал чужое лицо, извечно вымученный взгляд, который сейчас не выглядел таким холодным и отчужденным, как обычно. В нём словно что-то поменялось, и было лестно думать, что именно темноволосый причина этих изменений.
— А вообще, я обещал, что подумаю. Значит, подумаю. Но сейчас мне стоит побеспокоиться о другом, — Шигараки пересилил себя, поднимаясь с постели и вытягиваясь до хруста суставов.
— Блин, а можно я останусь тут? Это же тебе куда-то надо, а не мне, — умоляюще посмотрел темноволосый на лидера.
Томура задумался, пытаясь моментально придумать в ответ сначала что-то язвительное, а потом просто новое задание на этот день, с которым будет долго возиться темноволосый, чтоб ему неповадно было опять бездельничать, но потом пожалел парня.
— Ладно, оставайся. В вещах моих не копайся только, не то на атомы тебя разложу, — бросил Шигараки, одной рукой пытаясь поправить волосы, примятые после сна, но вскоре плюнул на бессмысленные попытки привести себя в более-менее нормальный вид. Курогири видал лидера и в более убогом состоянии, потому не страшно.
— Да сдались кому твои тряпки, — фыркает Даби, разваливаясь по-хозяйски на кровати.
— Клянусь, когда-нибудь ты мне надоешь, и я точно тебя убью, — со вздохом закатил глаза лидер.
— Обязательно убьёшь, но сначала я высплюсь, — усмехнулся Даби.
И всё. Казалось бы, просто очередное утро. Просто разговор ни о чём.
А дело было в том, что это последнее утро, проведённое в компании Томуры.
Теперь Шигараки не до прогулок по ночному городу, не до болтовни и не до Даби. Скорее даже в большей степени не до него.
Лидер с головой углубился в составление нового плана. В комнате он появлялся редко, едва ли не раз за целые сутки, а в основном пропадал где-то в подвалах бара вместе с Курогири и Учителем.
И почему-то темноволосый очень сильно беспокоился. День, два, да даже три без компании Шигараки ещё были более менее сносными, но дальше — хуже.
Какие-то тревожные мысли маячили на самом краю сознания, подкрепляясь воспоминаниями их прогулки, задумчивого
«Я бы хотел, чтобы все стало по-другому» и измученного
«Я устал», звучавшие из уст Томуры.
Совсем недавно лидер казался самоуверенным и сильным, потом был больше потерянным и брошенным, а сейчас стал холодным и отстраненным.
«Не сейчас, Даби, я занят»
«Не мог бы ты уйти, мне надо работать»
«Как-нибудь в другой раз поболтаем»
И это так раздражало! Сначала душевные разговоры о жизни, о прошлом, отголоски понимания, что-то светлое в чужой тёмной душе, а потом полное безразличие, перечеркнувшее всё остальное.
Даби хотелось врезать самому себе за то, что он просто не может забить на это, как делал обычно. Он просто лежит, в который раз пересчитывая трещинки штукатурки на потолке.
И было бы хорошо, если бы это была первая бессонная ночь. Но нет.
Мысли скручивались в узлы, хаотично переплетаясь между собой даже без всякой логической связи, и этот цветастый клубок запутывался всё больше и больше, а развязывать его сил никаких не было.
Даби хотелось знать, что происходит с Томурой, спит ли он по-нормальному, что делает, не расчёсывает ли в который раз шею до кровавых царапин…
Не сидит ли в полном одиночестве, перепачканный кровью с абсолютно пустым взглядом…
Пирокинетик дернулся, как от удара, резко садясь на постели. Он не ожидал от самого себя такой реалистичной картинки, но, видимо, образ полубезумного Шигараки, испачканного чужой кровью, слишком прочно впечатался в сознание, резко контрастируя с улыбающимся Шимурой. Две личности в одном человеке. Две крайности, в которые по очереди бросался темноволосый, пытаясь понять, почему же ему не всё равно.
Даби поднялся с места, окончательно потеряв всякий интерес к бесполезным попыткам уснуть, и направился по коридору к комнате Томуры.
Пирокинетик постоял пару минут у чужой двери, не понимая, что вообще тут забыл, а потом тихо постучал. Ответа не было.
— Томура, ты у себя? — любезно спросил Даби, уже открывая дверь.
Да, Шигараки был у себя. Он спал в ворохе бумажек со всякими пометками, причём часть из них валялась на полу, а часть была уже сильно помята.
Даби вымученно вздохнул, смотря на эту картину. Как-то раз сероволосый говорил о том, что очень сложно составлять новые планы. Оно и видно, ведь, кажется, лидер выглядел сейчас ещё более потрёпанно, чем обычно, с учётом того, что он и так не был особо привлекательным и бодрым.
Будить парня хотелось мало, чтобы не объяснять причин своего внезапного визита посреди ночи, а потому темноволосый принялся подбирать разбросанные бумажки, мотивируя себя тем, что сможет узнать что-то о готовящемся плане Лиги. Но, к его сожалению, на исчёрканных корявым и небрежным почерком листах, едва можно было что-то разобрать.
Интересно, как во всём этом мракобесии ориентируется сам Томура? Как ему вообще хватает духу управлять сотнями последователей?
На нём лежит огромная ответственность, так что неудивительно, что сероволосый всегда выглядит устало и измотано.
Даби уже убирал на стол последние листы, как вдруг Шигараки зашевелился. Сначала заворочался на месте, беспокойно что-то бормоча, потом движения стали более резкими. Пирокинетик испугался, что лидер сейчас или с кровати свалится или случайным касанием уничтожит половину предметов в комнате.
Темноволосый присел на край постели, не зная, что сделать. Обычно, когда его младшему брату снился кошмарный сон, Тойя просто ложился с ним рядом, обнимал и говорил о чём-то хорошем. Не важно, слышал ли его тогда Шото или нет, но он быстро успокаивался и мрачные ведения его отпускали.
Но кто знает, какие ужасы сняться Шигараки? Психоделика, убийства и кровь — самые безобидные предположения. Но не оставить же его так?
Даби тоже очень устал. Устал для того, чтобы злиться на самого себя за эту мягкость, устал переживать, всё ли в порядке с Томурой, а потому спокойно поудобнее залез на чужую кровать и обнял Шигараки, не следя даже за его руками.
Сероволосый вновь что-то бормотал сквозь сон, иногда рвано дёргаясь. Кажется, ему снилось что-то действительно плохое. Даби стал аккуратно гладить Шимуру по волосам, приговаривая:
— Это всего лишь сон, Тенко… Успокойся… Всё будет хорошо… Тшшш...
Вокруг царила тишина, темнота, лишь горел слабо монитор компьютера, вероятно используемый вместо светильника.
Шигараки затих, ёрзая на месте и удобнее устраиваясь под боком пирокинетика.
Даби продолжал ненавязчиво проводить по чужой макушке, нашёптывая хорошие слова, и сам не заметил, как уснул. Мысли, наконец, перестали терзать душу, потому что тот, о ком они все и были, находился рядом.
Забавно, но до этого момента темноволосый никогда не думал, что сможет так сильно привязаться к лидеру.
***
Шигараки никогда не думал о любви.
Да, он хотел чувствовать, чувствовать что-то большее, чем позволял Учитель, но в его воображаемом списке не было место влюблённостям и привязанностям.
Томура никогда не влюблялся.
И это слишком закономерно, если учесть, что он никого и никогда не мог подпустить к себе близко, существуя только ради цели достичь величия.
Возможно, все эти честолюбивые и эгоистичные стремления и были следствием недостатка внимания, той самой любви.
Кто-то от отчаяния впадает в депрессию, а кто-то упрямо продолжает идти к своим целям. И упрямства в Шигараки было очень много.
Нет любви? Да и к чёрту! Зато можно будет добиться в жизни чего-то большего!
Томура считал, что вся эта сопливая романтика лишает человека многих возможностей. Да и лидер вообще не думал, что сможет о ком-то заботиться, сможет на кого-то тратить своё время. Его не интересовали прогулки за ручку, потому что он может убить одним касанием, поцелуи к вечно израненным губам, наверно, тоже будут болезненными. Про остальное даже говорить не хочется.
И Томуру устраивали собственные предрассудки до того момента, как он сдружился с пирокинетиком.
Между ними не было и намёка на какие-то тёплые чувства, даже дружеские. Только банальная скука, желание друг друга убить и вечные ссоры. И это было понятно для понимания Шигараки. Вся эта злость друг к другу была знакомой, исследованной вдоль и поперёк областью собственных ощущений.
Так что же случилось, если Томура перестал её чувствовать?
Он наивно полагал, что она просто немного затихла, отказываясь принимать то, что она полностью заменилась чем-то другим. И непонятно, в какой момент Шигараки стал ощущать
что-то ещё. Что-то, что никак не давало покоя. Быть может об этом и предупреждал Курогири?
Шигараки никогда не нравились перемены. Перемены в политической обстановке, перемены в играх, перемены в собственных чувствах, потому что большинство из этих ощущений были похожи на диких зверей — им дай только волю и они сожрут душу.
Потому резкие изменения в отношениях с Даби были приняты, как потенциальная угроза душевному спокойствию.
Томура стал намеренно избегать пирокинетика, пытаясь отвлечься на план.
Но борьба с остатками Восьми Заветов Смерти никак не могла перебить мысли о темноволосом и их последней прогулке.
Шигараки был растерян не меньше, чем сам Даби. Он не мог принять в себе этих незнакомых чувств, всячески отвергал их, хотя сам утверждал, что хотел чувствовать. Мечтал чувствовать.
Всё выходило как-то рвано, скомканно, не так, как должно быть. Без такой уже привычной компании пирокинетика было вдвое хуже.
И лидер всячески корил себя за то, что, очевидно, привязался. Теперь Даби — это такая же неотъемлемая часть повседневности, которая не потерпит изменений.
Отвлечься не получалось, не думать вовсе — тоже. Тупик. Ловушка. Ошибка.
Ошибка в жизненном понимании Шигараки. И что с этой ошибкой сделать — тоже неясно.
И после всех этих нервов, напряжения, когда то хотелось взвыть, расцарапывая глотку, то на стену залезть, разрушив всё, что попадётся под руку, то просто расплакаться от того, что не у кого спросить, как лучше поступить, неудивительно, что Томуру стали мучить кошмары.
Бессонница уже давно стала лучшим другом лидеру, потому что являлась так часто, что не осталось другого варианта, кроме как покорно принять её.
Но куда хуже, если тело выматывалось настолько сильно, что засыпало моментально в любой ситуации, но разум продолжал бодрствовать, рождая в воспалённом сознании ужасные картины.
Кошмары хуже бессонницы. Потому что в них отражаются все тайные страхи, тщательно скрываемые днём.
И Томура не мог принять, что картины страданий его семьи, к которым он уже привык, потому что они снились с завидной переодичностью, сменились на картины, где лидер находит после битвы изувеченный труп Даби.
Бороться в одиночку с собственным разумом не выходило, осталось только молиться всем богам и дьяволам о хоть одной спокойной ночи без грызучего ощущения где-то под рёбрами, что сам лидер и подписывает сейчас темноволосому смертный приговор. Только он будет повинен в десятке чужих смертей.
И Шигараки никогда не думал, что за кого-то будет так волноваться.
В очередной раз сероволосый вместо составления стратегии пустым взглядом смотрит на листы, чуть подсвечивающиеся в свете монитора. Звенящая тишина вокруг словно убаюкивала, а в голове вместо мыслей сплошной белый шум.
Томура и не заметил, как вновь провалился в кошмарный метафизический мир, где он не имеет никакой власти.
Но каково было удивление, что в голове, вместо съедающей тишины, которой обычно сопровождались кошмары, прозвучали слова. И сероволосый соврёт, если скажет, что не знает, кому принадлежит этот голос.
Это всего лишь сон, Тенко…
Всё хорошо…
И почему-то так хотелось верить. Верить в эти слова.
Кошмары закончатся, тьма не вечна и обязательно наступит рассвет, уносящий с собой все до одного страхи.
Рассвет, который изменит все.
***
Шигараки проснулся первым от странного ощущения. Неужели он выспался? Да нет, бред какой-то!
Глаза всё равно разлипались очень неохотно.
И, казалось, Томура всё ещё пребывал в каком-то своём сне, в котором его за пояс обнимали надёжные руки.
Одно настораживало — сны редко бывают такими реалистичными.
Томура тут же широко распахнул глаза, видя перед собой спящего Даби. Всё сошлось очень хорошо и очень быстро: те слова во сне тоже не были случайностью.
Сероволосый просто как-то растерянно смотрел на пирокинетика, не спеша вставать или хоть как-то обозначать то, что проснулся. Просто продолжал так же лежать, лишь чуть-чуть приподнявшись и поудобнее перевернувшись на бок.
Даби этого, казалось, даже не почувствовал, продолжая посапывать.
И не было какого-то чувства неправильности, не было желания отстраниться, как не было и в ту ночь, когда они гуляли. Шигараки уже немного привык к тому, что Даби его касается. Невзначай, случайно задевая руку или намеренно, обнимая за плечи, чтобы лидер не замёрз.
А ведь сейчас, рядом с пирокинетиком, правда было тепло. И так спокойно…
Томуре вдруг захотелось, чтобы так было всегда.
И это желание было настолько абсурдным, что даже не находилось оправданий такому внезапному порыву. Шигараки просто продолжал, покусывая нижнюю губу, изучать спокойное лицо Даби, то, как мерно тот вдыхал и выдыхал, как слегка хмурился, когда Томура попытался снять с себя чужие руки.
Сероволосый не имел ни малейшего понятия, отчего ему сейчас так хорошо и вместе с тем так плохо, почему его вдруг настиг приступ тахикардии. Не к добру всё это, однозначно!
Но как поступить сейчас?
Выгнать? Жалко. Уйти самому? Не хотелось. Остаться?..
Томура тяжело вздохнул, разрываясь внутри себя между желанием поступить так, как надо и так, как хочется. Но, кажется, что-то в нём пересилило и, до ужаса неуверенно, словно мог обжечься, парень коснулся кончиками четырёх пальцев плеча Даби. На нём, уже без повязки, красовались раны от распада, которые очень неохотно заживали.
Шигараки до сих пор было не по себе. Вот почему ему нельзя ни с кем сближаться. Всё, кем и чем он дорожит, рискует осыпаться пеплом от его же касаний.
Но рука скользит невесомо дальше к щеке с этими металлическими скобами. Они тёплые, хотя металл обычно холоден. Наверно, нагревается из-за причуды пирокинетика.
Стало вдруг интересно, что бы стало с Тойей Тодороки, если бы он так и не решился сбежать. Неужели действительно нанёс бы себе смертельные ожоги? Думать об этом не очень хотелось, потому Шигараки сместил вектор внимания на волосы Даби. От них словно до сих пор пахло дымом. Жёсткие, если проводить по самым кончикам прядей. Шимура усмехнулся про себя.
Он, если честно, до сих пор немного терялся, общаясь с пирокинетиком после всех этих признаний о прошлом. Вовсе не было чувства, что у Даби две личности, словно он всегда был предельно искренним. Не стеснялся никогда говорить то, что думает, не подчинялся, если приказ ему не нравился, никого не слушал, если не желал этого. Возможно, Томуре бы хотелось быть в чем-то похожим на темноволосого. Быть независимым.
— Чёрт, я схожу с ума… — тихо прошептал Шигараки, смотря на всё такое же спокойное лицо Даби и удивлясь собственным мыслям.
Томура убрал руки, продолжая кусать губы. И ему бы очень хотелось дать название всем эмоциям, которые он сейчас испытывает, и он знал их имена, но боялся, до глупого боялся признать всё это хотя бы себе, хотя бы мысленно.
Шигараки сдался. Ещё раз окинул взглядом спящего парня, а потом решил, что тревожить его не будет. Как проснётся, наверно, тот уйдёт к себе, а сероволосому сейчас просто жизненно необходимо оказаться подальше, чтобы успокоить бешено стучащее сердце.
Томура уже хотел подняться, выпутавшись из чужих объятий, но его схватили за запястье, не давай уйти далеко.
— Куда ты опять собрался? — произнёс Даби, и голос его был ничуть не заспанным. Должно быть, он не спал, а всего лишь притворялся спящим.
— Я… Мне… — не смог внятно ответить лидер, растерявшись.
— Тенко, ты мне уже надоел, — недовольно произнёс пирокинетик, потянув за запястье парня и заставляя того вновь упасть на постель, — Ответь мне на один вопрос, будь любезен, — Даби навис над лидером, смотря неморгающе, — Ты меня избегаешь?
— Ответь тогда мне тоже на один вопрос: какого чёрта ты делаешь в моей комнате? — ответил в том же тоне Шигараки.
— Соскучился по тебе, — с насмешкой ответил темноволосый, хотя его слова были правдой.
— Нет, не избегаю. Всё? — Томура сощурил глаза, — И не надо так надо мной нависать! Это нагнетает.
— Ладно, не буду, — пожал плечами Даби, усевшись рядом и давая возможность лидеру подняться, — Но твой ответ меня не устроил, — пирокинетик выжидающе посмотрел на сероволосого.
— Что ты хочешь от меня услышать? Я работаю над планом, — постарался уверенно ответить сероволосый.
— Я знаю, что ты придумал себе хорошее оправдание, но хорошо, скажу прямо: мне хочется знать, что не мне одному противно от того, что мы стали меньше общаться, — выпалил Даби.
Томура так и замер. Это сейчас было слишком прямо, слишком не так, как ожидал лидер.
Солгать? Сказать, что Шигараки всё равно, что ему ни горячо, ни холодно от того, что никого нет рядом? Или сказать, что он слишком переживает о том, о чём не следовало и буквально на его глазах меняется привычное мировосприятие?
Даби никогда не лгал.
Томура никогда не говорил всей правды, оставляя часть мыслей при себе.
— Нет, не тебе одному. Я тоже немного соскучился по нашим разговорам, — ответил сероволосый, смотря куда угодно, но не в голубые глаза напротив.
И оба парня никогда не хотели, на самом деле, чтобы их скука и ненависть друг к другу, рано или поздно переросли во что-то другое, во что-то, что объяснить словами теперь просто невозможно.
