Клятвы и обещания

      Все мы когда-то умрём.       Печально осознавать, что рано или поздно, но от тебя не останется ничего. Твоё тело превратится во что-то иное, поможет расти и развиваться новой жизни, совсем не похожей на твою. И не будет иметь значение то, насколько ты был богат, насколько спортивен и сколько проблем было у тебя с кожей. Твоего тела не останется, и никто не знает, будет ли действительно существовать душа где-то на другой стороне жизни.       Останутся лишь воспоминания у тех людей, с которыми ты был близок. Все самые хорошие, плохие, или просто дорогие сердцу моменты. Ты будешь жить лишь до тех пор, пока о тебе помнят.       А что потом? А потом время возьмёт своё. Люди забудут о тебе, твоей жизни, всех совершенных глупостях, подвигах… Обо всём, что было с тобой связано. Померкнет твоё имя, забудется образ… Ведь даже память рано или поздно умирает.       Всё подходит к своему логическому концу, и это вовсе не плохо. Просто такова жизнь, а значит стоит просто принять её. Просто жить мгновениями, не надеяться на то, что когда-нибудь потом получится осуществить все мечты. Это ведь самая прекрасная ложь. Ложь о том, что у тебя достаточно времени, чтобы всё успеть.       Люди живут очень недолго. И это повод по-настоящему ценить жизнь, ценить людей, перестать страдать о тех, кто ушёл, отпустить тех, кто уже давно живёт лишь в воспоминаниях, и держаться ближе к тем, кто всегда готов протянуть руку помощи и сказать: «Мы обязательно справимся!»       Надо ценить жизнь, пока ты ещё можешь дышать, видеть, слышать, улыбаться, плакать, кричать, смеяться… Пока ты можешь чувствовать. Именно чувства делают человека живым.       Хрупкая радость, тихая тоска и печаль, злость, восхищение, от которого так сладко замирает сердце, даже боль, вгрызающаяся в тело… Всё это твои чувства. И жизнь устроена так, чтобы люди не были ни безнадёжно счастливы, ни бесповоротно несчастны. В ней есть баланс. Определённо.       Ты живёшь, пока чувствуешь.       И это прекрасно.       Ведь ничего не чувствовать могут лишь мёртвые. Холодная кожа никогда не сможет согреть, а пустой взгляд не одарит лаской, ведь сквозь него видно ту самую всеобъемлющую пустоту, которая осталась в оболочке тела.       Однако остаётся лишь один вопрос: если мёртвые ничего не способны почувствовать, то почему же тогда Тойе так больно?       Эта боль становилась всё более явной с течением времени, хотя о том, проходили ли секунды, минуты, часы судить сложно. Никакого понятия о пространстве, а о времени уж тем более. Лишь тьма, какая-то странная пустота и боль.       Боль, которая позволяла ощутить себя на удивление живым. Боль, которая понемногу возвращала в тело ветреное и нечёткое сознание. Боль, вырывающаяся измученным хриплым стоном из ослабшего тела.       В глаза ударил вдруг яркий свет, очередной вспышкой отразившейся в туманном сознании и расплывающийся кругами под веками. Хотелось бы заплакать, да слёз нет. Хотелось бы закричать, но горло дерёт, словно его изрезали тонким стеклом.       И непонятно сколько времени проходит, прежде чем распахнутые глаза начинают фокусироваться хоть на чём-то. И сознание лишь ненадолго проясняется, заставляя ещё сильнее прочувствовать боль почти в каждой клетке. Словно вдруг понадобилось заново приживаться в собственном теле. Словно до этого пришлось гореть не один десяток раз, чтобы вернуться.       Судорожный вдох обжёг лёгкие, наполнил их до предела, а после вырвался очередным тяжёлым хрипом.       Протяжный писк в ушах, и словно маленькие разряды тока, ударяющие по телу и рассеивающиеся где-то к кончикам пальцев, которые Тойя тоже чувствовал!       Тело сводило судорогой, но это была самая приятная боль из всех, которую только можно было испытать. Ведь она говорила о том, что Тодороки жив.       Все органы чувств возвращались в норму медленно. Сначала появилось осязание, потом получилось размыто увидеть какие-то картинки перед собой, образы, принадлежащие словно и знакомому и одновременно с тем чужому человеку, и лишь потом получилось различить негромкую, но довольно радостную фразу: — О, ты наконец-то пришёл в себя!       Пришёл ли — вопрос ещё очень спорный. Так как в голове нет ни одной хоть немного связной мысли. Думать, в целом, было так лениво… Словно сознание находилось в криогенной заморозке, чтобы не истощать и так потрёпанное тело. Воспоминания оттаивали очень медленно, а картинки в памяти мелькали столь быстро, что ничего конкретного вспомнить не получалось. Лишь общие черты. Жизнь-страх-боль-битва. — Выглядишь так себе, — вновь усмехнулся тот же голос, а видя попытки Тойи подняться на постели только предостерёг, — Лежи, я врачей позову!       И темноволосому как-то не сильно хотелось противиться этим советам. Он словно впервые почувствовал своё тело. Выпрямил и сжал в кулак пальцы на руке, чувствуя, как от них отходят какие-то проводки. И стало ясно, что писк рядом это ничто иное, как назойливое звучание всякой медицинской аппаратуры.       Тойе не трудно было догадаться, как именно он оказался в больнице. События стали понемногу восстанавливаться, хотя назойливые расспросы незнакомых врачей не сильно помогали концентрироваться на своих мыслях. Отвечать было трудно, но с этой задачей парень справился. И, кажется, дышать стало намного легче, когда все лишние катетеры и датчики были сняты. — Как себя чувствуете? — Как будто только что из мёртвых вернулся, — ответил вполне честно Тодороки, вздыхая и сглатывая. Во рту очень остро ощущался привкус каких-то очень спиртовых и горьких лекарств. — Что ж, чувство юмора в порядке, — усмехнулся врач, хотя пирокинетик и не думал шутить. Он правда ощущал себя так, словно в нём что-то умерло. И всё никак не могло пока вернуться к жизни.       И слова врачей об удовлетворительном состоянии как-то не сильно убеждали в том, что всё действительно в порядке.       Как и докучливые разговоры никого иного, как уже знакомого Ястреба. — Как же долго ты в отключке лежал. Я уж начал думать, что мне скоро за сидение тут даже зарплату выписывать начнут, — усмехался крылатый герой без всякого зазрения совести. Точно птица, ведь болтает всякую ерунду без умолку! — Сколько ты здесь сидел и зачем? — хрипло осведомился Тойя, с усилием принимая сидячее положение, чтобы не ощущать себя таким беспомощным перед собеседником. — Старатель-сан сказал сидеть тут до тех пор, пока ты не очнёшься. И, если мне не изменяет память, ты в отключке почти неделю провалялся, — пожал плечами Кейго. — Неделю?! — Тодороки даже глаза округлил от удивления, хотя его эмоции были каким-то заторможенными. Он долго воспринимал, потом обдумывал информацию, и лишь после всего получалось выдавить из себя подобие эмоций, хотя испытывать их было достаточно неприятно из-за кучи расклеенных пластырей, под которыми скрывались многочисленные ранки. — Почти неделю, — поправил Таками и хлопнул своими крыльями, с интересом разглядывая пирокинетика. — Значит ли это, что… — Тойя замолчал, приложив ко лбу ладонь и пытаясь хоть на чём-то сосредоточиться. Мозг вскипал, а нужно было разобраться со всём, что произошло. Взгляд перешёл сам собой на единственного возможного собеседника, — Расскажи мне всё, что произошло за эту неделю. — Уверен, что хочешь сейчас это узнать? Рассказ будет длинный, а ты только-только из овоща в люди вернулся, — склонил голову на бок Кейго, как бы оценивая возможности пирокинетика воспринимать информацию. — Мне нужно знать всё, говори, — Тойя был уверен в том, что это важно. Пусть он узнает всё прямо сейчас, а потом уже со всем разберётся и подумает, как вести себя дальше и что делать.       Таками тяжко вздохнул, думая, с чего было бы лучше начать. — Надеюсь, ты помнишь вообще битву-то? — осведомился русоволосый парень. — В общих чертах, — отозвался Тодороки. Он помнил что-то, но урывками, словно половину воспоминаний стёрли. Возможно, спустя время память восстановится. — Тогда всё куда проще, — облегчённо выдохнул крылатый герой, — После битвы другие профи обнаружили, что Все за Одного был повержен! Мы и сами не поняли, как так вышло, но факт остаётся фактом. Эта победа была за нами, — воодушевленно рассказывал Кейго, трепеща размашистыми крыльями, — Остальная Лига, видимо поняв, что их лидера уже нет, разбежалась. Многих уже позже удалось отловить. Люди, конечно, перепугались всего случившегося. А после той вспышки свет отрубило у доброй половины Японии, — усмехнулся Хоукс.       Тойя лишь задумчиво устремил взгляд куда-то себе под ноги, пытаясь осознать, что им удалось победить. И неуверенная улыбка тронула уголки его потрескавшихся губ. Неужели дни страданий, упорных тренировок и страха не прошли зря?       Битва со Все за Одного мелькала в воспоминаниях лишь образом злодея в полумраке и его попытками заставить любыми способами вернуться на сторону тьмы. — Про-герои выступили с объяснениями всего произошедшего только на следующий день. Многие, конечно, не смогли присутствовать, отлёживались в больницах. Даже мне досталось, — Кейго, усмехаясь, раскрыл одно крыло, указывая на огромную часть недостающих перьев и на туго перебинтованное основание, — Хотя, конечно, с твоим видом не сравнится. Когда мы тебя нашли, думали, что ты уже погиб. Старатель-сан так испугался, едва ли не на своих руках в больницу нёс, — герой внимательно наблюдал, как изменяются эмоции на лице парня напротив, — Ну, естественно, так как вы победили Все за Одного, вас объявили национальными героями. Тут даже где-то была… — парень осмотрелся, выискивая что-то, а потом схватил с прикроватной тумбы газету и протянул Тойе прямо самой первой страницей, где большими буквами, над фотографией с до основания разрушенным кварталом, было напечатано: «Тодороки Тойя и Тенко Шимура: история двух непризнанных ранее героев!»       Тодороки быстро пробегал глазами по строчкам, жадно глотая каждое слово из статьи:

      «Два бывших злодея были взяты под опеку героев в прошлом месяце. Никто не верил, что у них получится измениться и перестать быть угрозой для общества. Их классный руководитель Шота Айзава на пресс-конференции заявил: «Я не встречал ещё в своей жизни более невыносимых, но настолько способных учеников с огромным потенциалом, упрямством на пути к цели и пониманием истинного положения вещей в обществе». И с этими словами очень хочется согласиться, ведь Тойя и Тенко, ранее известные как Даби и Томура Шигараки, каким-то образом смогли уничтожить легендарного злодея — Все за Одного. Это даёт полное право судить о том, что героями не рождаются. Ими становятся, проходя самые разные жизненные испытания. Однако, подробности этой битвы всё ещё остаются неизвестными. Как сообщают официальные источники, сейчас оба героя находятся в очень тяжёлом состоянии и за их жизни борются врачи. Наша газета возлагает огромные надежды на то, что оба героя в скором времени придут в себя и смогут поделиться с миром информацией о том, каким же средством был повержен злодей, некогда убивший многих героев и мирных граждан. Обо всех новостях мы будем вас информировать в каждом новом номере, а также на страницах в социальных сетях…»

— Тенко… — взгляд тут же зацепился за любимое имя, и что-то очень больно укололо в сердце, а скорее даже проткнуло его на сквозь, вмиг выбивая воздух из лёгких.       В памяти замелькали непрошенные картинки подёрнутых болью алых глаз с собравшимися в них прозрачными слезами отчаяния, вид измученной улыбки и чёрно-бордовой крови, стекающей изо рта и огромной раны на боку, а в ушах зазвучали и отдались волной боли и тоски лишь одни незамысловатые слова: «Будь счастлив, Тойя… Даже без меня…»       Руки сжали газету до побеления костяшек на пальцах. — Здесь написано, что оба в тяжёлом состоянии… — на выдохе сказал Тодороки, не в силах оторваться от букв, складывающихся в незамысловатое «Тенко Шимура». — Ну да, вас обоих сразу в реанимацию увезли, — кивнул Ястреб, не понимая поначалу причины такой резкой смены настроения Тойи.       Пирокинетик только глубоко вдохнул. В тяжёлом состоянии… Не погиб, а всего лишь в тяжёлом состоянии… — Что с Тенко? — тут же спросил темноволосый, едва ли не в скочив с места. — Эй, поменьше резких движений! — предостерёг герой, — Всё с ним в порядке, как и с тобой, — Кейго улыбнулся, вытянув вперёд руки и не давая Тодороки подняться, но удержать того на месте было трудно. — Я хочу его увидеть! Прямо сейчас! — заметался на постели Тойя. Его сердце забилось быстрее. Он хотел убедиться, что Шимура жив. Что не будет никакого «без меня». Убедиться в том, что всё теперь действительно будет хорошо. — Разумеется ты его увидишь, но не сейчас! Ты сначала в себя до конца приди, наберись сил. Ты всё равно встать сейчас на ноги не сможешь. Я тебя уверяю, что с Шимурой всё хорошо, — быстро говорил герой, стараясь успокоить темноволосого, лишь бы тот не натворил глупостей.       Тойе этих слов было недостаточно. Он громко засопел, думая, сорваться ли с места, наплевав на своё состояние, или всё же не дёргаться, но потом лишь тяжело вздохнул. Тодороки действительно не ощущал в себе сил преодолеть даже пару шагов до двери. И если все утверждают, что с Тенко всё хорошо и он, самое главное, жив, значит так и есть. И от осознания, что он где-то рядом, сердце затрепетало. Смерть не смогла их разлучить! Не смогла! — Вот так, спокойнее, — заговорил Кейго, — Если ты опять без чувств свалишься, Тодороки-сан меня пустит на жаркое, — немного нервно усмехнулся герой. — Отец уже приходил? — спросил Тойя, сам не зная для чего. — Каждый день перед работой заходит, чтобы проверить, как ты и поугрожать врачам о том, что с ними будет, если тебе станет хуже, — ответил тут же Кейго, возвращаясь на своё место, — Да и, вроде как, заходили и другие из вашей семьи, прости, по именам никого из них не знаю, да ещё какие-то школьники всё порывались, но их было сказано не пускать, — пожал плечами крылатый герой.       Темноволосый чуть улыбнулся. И, кажется, боль отступила на мгновения. Теперь всё будет по-другому. Теперь будет совсем другая жизнь. Без крови, без страданий и страха! И в это, если честно, верилось пока ещё с трудом. Трудно поверить в лучшее, когда ты так долго жил ради худшего. Но та надежда, что сумела не погибнуть в душе, словно расцвела вновь.       Всё самое страшное осталось позади. И даже наложенные на раны швы, которые со временем превратятся в глубокие кривые шрамы, и даже множественные синяки и гематомы, которые приходилось каждые три-четыре часа обрабатывать всякими мазями, не могли погасить этот тёплый огонёк в душе.       С того дня всё как будто стало другим.       Таками, в целом, был не таким уж плохим собеседником. С ним хоть было не так скучно проводить часы в одиночестве белых стен, хотя медсестры часто его и пытались прогнать, аргументируя это тем, что больному нужен отдых. А Кейго лишь строил им глазки, за что они всегда прощали ему любые прегрешения.       В тот же вечер, когда пирокинетик пришёл в себя, навестить темноволосого пришла вся семья Тодороки. И было так непривычно видеть всех их вместе в одно время и не ссорящимися, а вполне спокойно разговаривающими. Кажется, горе очень хорошо сплочает людей. Да и, в целом, заставляет пересмотреть многие жизненные принципы. — Без тебя я бы ни за что не справился с теми тварями-ному, — говорил Энджи, — Твоя причуда намного сильнее моей. И я в этом убедился, — герой номер один чуть улыбнулся. В его извечно строгом взгляде угадывалась гордость и радость. — Ой, да какая разница, сильнее или слабее. Главное, что справились, — в ответ улыбался Тойя. Для него это уже было так неважно… Все обиды прошлого казались ничего не значащими пустяками после всего пережитого. — А внутри себя небось повторяешь: «давайте, хвалите меня бо-о-ольше», — заговорил Нацуо, заставляя пирокинетика рассмеяться. — Даже если так и есть, ты об этом никогда не узнаешь, братишка, — заговорчески подмигнул Тойя. — Вы неисправимы! — качала головой Фуюми, готовая едва ли не расплакаться от счастья уже в десятый раз от того, что её старший брат выжил и победил. Она уже достаточно залила слезами всю больничную футболку темноволосого, обнимая его и не переставая повторять, что теперь всё точно должно быть хорошо. — Всё тот же Тойя, — усмехнулся Шото, присаживаясь на край постели брата. И по его лицу было видно, что его всё ещё что-то тревожило, но что именно он так и не рассказал, — Всё тот же мой брат-герой, — улыбнулся парень, смотря с нескрываемым восхищением.       И эти слова очень согревали раненную душу и, кажется, даже помогали быстрее затягиваться физическим травмам. Тойя никогда не хотел становиться героем, да и не надеялся уже, что хоть когда-то сможешь навсегда отречься от тьмы, однако жизнь очень непредсказуема и за все пройденные испытания обязательно даст награду, превышающую все страдания. Этой наградой стала семья. Самая настоящая семья, и спокойная жизнь.       И всё было просто замечательно! После стольких недель непроглядной тьмы наконец выглянуло ласковое солнце, лучами пробирающееся в палату и солнечными зайчиками скачущее по её стенам.       Но чего-то всё же не хватало… Не хватало Тенко, о встрече с которым Тодороки думал каждую свободную секунду.       Однако говорить, в какой палате лежит сероволосый все почему-то наотрез отказались.       Безумно, конечно, хотелось бы, чтобы в одну секунду Шимура бы просто сам объявился на пороге небольшой палаты со своей сдержанной улыбкой израненных губ и невероятно тёплым и любимым алым взглядом. Тогда бы всё действительно стало правильно и последние оковы беспокойства, наконец, отпустили бы душу.       Но ничего не произошло ни в первый день, ни на второй, ни даже на третий, когда Тойя всё же смог усилиями исцеляющих причуд наконец подняться на ноги.       Сердце его неизменно рвалось к любимому человеку. Хотелось коснуться, прижать к себе и больше никогда-никогда не отпускать! Прошептать тихо на ухо, что клятва была исполнена и даже смерть теперь не сможет их разлучить. До безумия хотелось увидеть, услышать, почувствовать…       А потому первое, что решил сделать пирокинетик, так это дождаться, пока извечный надзор в лице Таками не пропадёт на полчаса по какой-то маловажной нужде, а после выйти в коридоры и отыскать своего любимого Шимуру.       Тойя не любил отказывать своим желаниям, и пусть сам ещё был довольно слаб, уверенно и твёрдо шагал по белоснежным коридорам мимо врачей и других раненных про-героев, ловя на себе их удивленные и уважительные взгляды.       Темноволосый ненавязчиво заглядывал в каждую доступную дверь, ожидая увидеть за ней эти пепельные волосы, рассеянный или уже сонный взгляд, но люди вокруг оставались незнакомыми. Этажей в больнице много, много палат, потому эти поиски грозились бы уже никогда не увенчаться успехом, если бы не… — Это куда? — уточнила пробегающая мимо медсестра у главврача, держа какие-то склянки с физраствором. — В палату к Шимуре, говорили же, — коротко ответил врач, скрываясь в противоположном коридоре. У него не было лишнего свободного времени, чтобы отвечать на все глупые вопросы медсестёр.       Тойя тут же пошёл по пятам за девушкой, на ходу едва ли не подпрыгивая. На губах его заиграла улыбка в предвкушении. И каждый шаг отдавался чем-то приятным в груди. И вот уже показались впереди двери и широкое прозрачное окно.       Через которое было видно слишком многое.       Никто не обманул, Тенко был жив, но... Те самые пепельные волосы, беспорядочно раскиданы по подушке. Алые глаза закрыты. Едва вздымалась грудь от искусственного дыхания при помощи аппарата с пластиковыми трубками. И было огромное количество приборов подключенных едва ли не к каждому свободному миллиметру кожи.       И аппарат жизнеобеспечения, как слышно было даже отсюда, лишь монотонно пикал, отображая мерные удары сердца.       Надпись в справочном листе на двери гласила: «Вход воспрещён».       Тойя сначала опешил, застыв на месте, а потом нахмурился, не понимая, что всё это значит и как реагировать. Бледный Тенко явно выглядел так, как будто… — Вот ты где! — запыхавшись подбежал к Тодороки со спины Кейго, но, увидев, где замер темноволосый, помедлил.       У пирокинетика вдруг резко заболело всё в груди, а на глазах навернулись непрошенные слёзы. Боль обрушилась лавиной, став в тысячи раз невыносимей, чем до этого. — Что это значит?! — резко обернулся Тойя на Таками и глаза его сверкали отчаянием и бессильной злостью от осознания того, что его обманывали, — Что всё это значит, я тебя спрашиваю?! — крикнул он, в попытках перекричать свои собственные мысли.       Кейго отвёл взгляд, затем тяжело вздохнул, нервно зачесывая одним движением волосы назад. — Мы… Мы не хотели тебе говорить, — выдохнул наконец Ястреб, собравшись с мыслями, и виновато посмотрел на Тодороки, — Тенко Шимура так и не приходил в себя с момента, как мы нашли вас… Врачи сказали, что он впал в кому, из которой с такими ранами почти нет шансов выбраться… — на выдохе тихо проговорил герой, а после спешно добавил, потупив взгляд, — Мне очень жаль!       Тойя замер, сглотнув ком в горле и позволяя слезам прочертить кривые дорожки по щекам.       В только недавно склеенном из осколков сердце словно что-то вновь оборвалось.       Мёртвые не чувствуют. Но не обязательно погибать физически для того, чтобы больше ничего не ощущать.       Тойя Тодороки мог с уверенностью сказать, что только что действительно погиб.