Клятвы и обещания

— Пожалуйста, продемонстрируйте свою причуду, — попросила врач, внимательно наблюдая за действиями сидящего напротив Тойи.       Темноволосый неохотно, тяжело вздыхая, призвал лёгкое светло-голубое пламя на ладони, которое, впрочем, почти тут же потухло. И рука вновь опустилась на колени, словно держать её навесу было слишком тяжело.       В мире, где причуды есть у 80% населения, по состоянию силы человека можно определить даже некоторые проблемы со здоровьем. Поэтому диагностика причуды является неотъемлемой частью лечения практически любого заболевания. — Что ж, пока всё без изменений. Пламя очень быстро потухает, — вслух говорила медработница, делая пометки в карточке, раскрытой на новом листе.       Пирокинетик только в очередной раз тяжело вздохнул. Это был уже третий доктор за последние три дня, который говорил, что с причудой что-то не так.       И никто ничего не мог сделать. Один сказал, что со временем всё восстановится, а другой, наоборот, что таким пламя и останется, ведь в последней битве был огромный выплеск энергии, нарушивший баланс. — …Возможно, стоит принимать больше витаминов, — продолжала говорить медик, — Вы меня слушаете? — она подняла взгляд от бумаг и перевела его на пациента.       Тойя инстинктивно кивнул. Он не слушал. Ко всему прочему, ему казалось, что причина угасания его пламени слишком очевидна — гореть в душе было совсем нечему. Свет потухал также легко, как гаснет свеча от слабого дуновения.       Это так странно. Вот, вроде, жизнь наладилась, вот и нет больше смертельной угрозы, да и, признаем честно, нет большей половины всех возможным проблем. Живи, радуйся тому, что ты теперь знаменитость, герой.       Но у темноволосого не было никакого желания радоваться. Без Тенко он думал, что вся эта победа — просто бессмыслица. Без любимого к чёрту вообще не сдался весь остальной мир! Без него и существовать больше совсем не хотелось… — Ваш случай очень странный, возможно, что причуда в полном объёме не восстановится уже никогда, — продолжала ровным тоном вещать что-то врач.       Слух почему-то всё же уловил эту фразу из общего монолога и даже позволил ей пробиться сквозь непрерывные мысли в голове самого Тойи. — Почему странный? — как-то скучающе поинтересовался темноволосый, ожидая, что сейчас начнут по-новой рассказывать о том, что он отдал всего себя в битве, это было героически, такого ещё не было и бла-бла-бла… Но доктор начала говорить о другом. — Видите ли, в этой карте ведутся записи с самого момента вашего попадания в больницу, — женщина провела рукой по исписанной странице, — С момента проведения реанимации, и первой полной диагностики организма, — она пролистала несколько страниц назад, — И здесь сделаны пометки, что ваша причуда получила какую-то весьма странную мутацию. Тоже самое было отмечено и в карте Тенко Шимуры. — Ну да, наши причуды мутировали от потрясений в прошлом, или что-то типа того. Мой огонь до этого был самого обычного цвета, — пояснил темноволосый, придвинувшись ближе в врачебному столу и опёршись щекой о свою руку. — Нет, дело вовсе не в этом. По многим показателям ваши причуды стали полностью одинаковыми, хотя такого быть не может, если учесть, что у них в принципе не может быть общего, начиная от типа, заканчивая методом воздействия, — медик внимательно посмотрела на пирокинетика.       Тойя задумался, пытаясь отыскать смысл в чужих словах. В голове сама собой вдруг всплыла битва, воспоминания о которой с течением времени стали наконец возвращаться. Когда парни атаковали Все за Одного, причуды словно объединились в одну. Это длилось лишь несколько секунд, а потом грянула ослепляющая вспышка и… Темноволосый вздрогнул, убрав локоть со стола и выпрямившись. Одно воспоминание неизбежно порождало собой цепочку других не менее ужасных. Хотя тот самый первый момент какого-то соединения, казался до этой фразы лишь выдумкой сознания. — А чисто теоретически, возможно ли слияние причуд? — поинтересовался парень, потому что сам ни разу не слышал о чём-то таком. — Науке такие случаи ещё известны не были, но ваши причуды, как мне кажется, могли бы действительно быть комплиментарны друг другу, — неуверенно кивнула врач, — Однако изменение генетической информации в клетках могло и вовсе оставить вас без причуд. — Да и к чёрту! — фыркнул Тойя, не выбирая выражений и раздражённо повёл плечом, — Может, если бы не было у нас всех этих дурацких сил, жилось бы проще, — вздохнул парень, и что-то в груди вновь заболело.       Каждое воспоминание о сероволосом лидере резало не хуже ножа. Прямо по сердцу. А сейчас они вновь начали волнами накатывать на измученный от переживаний разум. Комплиментарны или нет, одинаковы или нет — какая теперь разница? Этим знанием Тенко уже не помочь. — В любом случае, мне кажется, причина угасания вашей силы не физическая, а скорее психологическая, — женщина закрыла медицинскую карту, возвращаясь к основной сути вопроса, — И с этой травмой, скорее всего, в силах справиться только вы сам, Тойя. — Ясно, спасибо, — как-то на автомате проговорил темноволосый, встав с неудобного стула и двинувшись прочь из кабинета.       Тодороки не интересовала причуда и то, что с ней будет. Со времени последней битвы парень призывал этот огонь лишь пару раз на обследованиях, а в остальном полностью забыл о том, что обладает хоть какой-то способностью. Ею он уже не сможет победить кому, а значит причуда утратила свою значимость, как и многие другие вещи, которые раньше казались важными.       Всегда готовый бороться за жизнь Тойя Тодороки быстро терял интерес ко всему, что его окружает, начиная с надоевших уже до глубины души стен больницы со всеми её работниками и лекарствами, заканчивая в общем какими-либо происходящими событиями.       Интерес остался лишь к Тенко, в палату которого пирокинетика ни в какую не пускали. О состоянии Шимуры темноволосый мог узнать лишь от отца, с которым врачи куда более охотно шли на контакт.       Его-то темноволосый и встретил по пути к своей палате. Что-то Энджи сегодня рано. До начала часов посещения ещё как минимум полтора-два часа. — Тойя, ну что говорят врачи? — поднялся со скамьи напротив входа в палату Старатель, перед этим скомкано поприветствовав сына. — Да тоже самое, что говорили и вчера, и позавчера, — устало вздохнул парень, взъерошивая волосы на макушке, а затем сразу задал самый интересующий вопрос, — Как Тенко? — Состояние стабильное. Не улучшается, но и не ухудшается, — ответил герой вкрадчиво.       Тойя тут же заметно сник, плечи его опустились, как сами собой и руки. Не то что бы темноволосый ожидал услышать хоть что-то другое, но всё равно внутри опять заныло. Хотелось запереться вдали от всех и взвыть от этой безысходности и собственного бессилия что-либо сделать — настолько трудно было со всем этим справляться. С каждым днём, казалось, становилось лишь тяжелее и хуже. А ведь скоро Тойю уже планируют выписывать, и что он тогда будет делать один в этом новом мире без своего Тенко? — Я знаю, что тебе сейчас очень тяжело… — начал на удивление спокойно Старатель, положив ладонь на плечо темноволосому. Он хотя бы пытался как-то поддержать, пусть и не мог найти нужных слов. — Тяжело — это совсем не то слово… — Тойя сгорбился и больше словно не было сил идти дальше с высоко поднятой головой.       Обстоятельства намеревались окончательно выбить землю из-под ног. Ещё хоть одно плохое событие, и душа просто сломается. — Ты так сильно его полюбил? — вдруг спросил Энджи, собравшись с мыслями. Он видел, как убивался каждый день его до этих пор непоколебимый сын.       Темноволосый даже удивлённо захлопал глазами, пытаясь вспомнить, успел ли он вообще рассказать отцу об этих отношениях или нет. Хотя, впрочем, имело ли это ещё хоть какую-то разницу? — Очень… — на выдохе произнёс пирокинетик, — Я очень люблю Тенко. Ведь поэтому мы и сбежали из Лиги, поэтому учились жить в совершенно другом мире… — говорил отрывисто парень, — Мы хотели быть вместе, мы… — к горлу подступил ком. Столько всего хотелось сказать и о чувствах, и о том, сколько всего парни прошли вместе ради них, но ни одно словно просто не вместит в себя эту глубину. Тойя задержал дыхание, пытаясь подавить в себе это отчаяние и не сорваться в глупые и бесполезные, по его мнению, истерики. — Значит ты должен быть сильным. Если есть такие чувства, значит ещё не всё потеряно, значит нужно продолжать верить, — заговорил уверенно герой номер один, глядя на сына. — Сильным быть очень трудно… — лишь коротко бросил Тойя, но постарался выпрямиться хотя бы для вида, пусть и вышло не так хорошо, как хотелось бы.       Даже казаться сильным уже было просто невыносимо. — Ты справишься, Тойя. Я в это верю. Верю в тебя, — повторил отец, — И хочу сказать, что действительно горжусь тобой, — вдруг произнёс Энджи, словно стараясь внушить какую-то надежду, дать то, в чём нуждался очень долго темноволосый, — Идти против всех ради любви — это очень смелый поступок. Рей тоже гордилась бы, если бы видела тебя…       Темноволосый удивился, подняв глаза от пола и слушая эти слова. Они казались чем-то действительно правильным сейчас. Тойя улыбнулся, кажется, впервые за много дней. Очень сдержанно, почти незаметно, но искренне.       Матери уже давно не было рядом. Тенко на грани жизни и смерти, и если бы не отец, если бы не поддержка братьев и сестры, которые частенько навещали, может, пирокинетик уже давно бы сдался и перестал надеяться хоть на что-то. — Спасибо, — Тойя глубоко вдохнул, и пусть до этого никогда не был щедр на подобные жесты, вдруг порывисто обнял отца, как когда-то в очень далёком детстве, когда о каких-либо проблемах не было ни единой мысли. Много времени прошло с тех пор, очень много. Но если пирокинетик смог справиться со всем, что уготовила для него жизнь, значит действительно сможет как-то бороться и дальше. Сделает всё, чтобы Тенко вернулся к жизни, — Большое спасибо, что ты сейчас есть рядом...       Старатель ничего толком и не смог ответить. Он просто был рад, что спустя много лет его семья наконец стала делать большие шаги к пониманию.       Было много боли в прошлом, много обид и чего-то, что никогда не забудется, но надо двигаться дальше, не жить чем-то плохим, а находить в душе место для хороших моментов. Для новых счастливых воспоминаний. — Если бы мог я ещё что-то сделать для тебя, — как бы невзначай бросил Старатель, отстраняясь. Вероятно, он всё ещё хотел как-то показать, что Тойя не одинок и все готовы помочь ему пережить тёмные времена. — Только если ты сможешь уговорить медсестёр пускать меня к Тенко, когда я захочу, — также несерьёзно ответил Тойя, не думая, что это желание действительно осуществимо. Уж врачи очень явно дали понять что к чему. Их правила были равнодушны к чувствам. — Мне кажется, будет лучше, если ты будешь рядом с ним, — протянул герой задумчиво, а затем уже серьёзно добавил, — Я попробую договориться.       И эти слова светлой, едва заметной, надеждой отразились в душе темноволосого.       Весь оставшийся день он мог думать лишь об этом. Лишь верить, что ему действительно позволят увидеть Шимуру не через холодное стекло, а может разрешат даже коснуться его… Может это как-то поможет сероволосому понять, что он ещё нужен в этом мире…       …Или поможет найти путь к новому свету в совершенно иной жизни.       Как бы не хотелось думать о том, что из комы более вероятным исходом становится смерть, мысли об этом навязчиво лезли в голову. Но даже если так, если всему суждено так закончиться, Тойе всё равно хочется быть рядом. До самого конца, как он и клялся.       Сердце вновь закололо. Тодороки согнулся, сидя поздним вечером на своей койке. Он схватился за левую сторону груди, ощущая острые иглы, впивающиеся в тело. Эта боль ужасна. И, возможно, с ней придётся провести весь остаток жизни, так больше ни разу и не почувствовав, что такое любовь…       Плохо становилось уже не только от собственных мыслей, да и от всей обстановки в целом. По мере того, как Тойя узнавал о происходящем вне стен госпиталя, росли его тревоги за будущее. За пределами здания ждут, как хищные птицы, назойливые репортёры, которые однажды уже сумели подловить темноволосого где-то в фойе, пока он в задумчивости исследовал однообразные и принципиально одинаковые коридоры.       Вспышка фотокамеры настигла внезапно, вырывая из раздумий, а вопросы непонятно откуда взявшихся репортёров посыпались градом. — Тодороки Тойя, как вам удалось победить величайшего злодея? — Тодороки Тойя, что вы можете сказать о битве с Все за Одного? — Тодороки Тойя, горды ли вы своей победой?       И ни одного вопроса, как же чувствует себя внезапно проявившийся герой.       Пирокинетик не мог упрекать этих людей в таком безразличии. Это лишь их работа — собирать новости, сенсации, невероятные истории. Просто сейчас все только и говорят, что об этой битве. Любые газеты, которые удавалось найти где-то в холле, все новостные источники, если верить Кейго, который рассказывал, что в каких-то пабликах появились даже фотографии — всё было только об этом. О том, что победили и всех спасли. И совсем не важно, что многие люди получили очень серьёзные травмы, кто-то бросил после этого Академию, поняв, что не в силах справляться с подобными угрозами, а кто-то и по сей день между жизнью и смертью. Но есть у людей такая странная привычка праздновать то, что нужно, наоборот, оплакивать. А всё потому что этот случай очень хорошо показывает, что герои могут справиться со всем. Потому и препятствовать этому торжеству никто не будет. Людям же надо верить. Но Тойя не как все они. И если он и захочет с кем-то поговорить о произошедшем, то в последнюю очередь это будут всякие журналисты.       Может когда-нибудь сил хватит даже на какой-нибудь роман или книгу. Но пока их нет, единственное, что может предложить пирокинетик всем этим людям это сухое и твёрдое: — Оставьте меня в покое.       Рано или поздно, но столкнуться с этой ненужной популярностью придётся. Придётся к ней даже привыкнуть, но сейчас ещё рано. Слишком рано говорить в прошедшем времени о ранах, которые ещё толком не зажили.       Слишком рано подводить итоги.       Хотя время нещадно бежало вперёд. Тойя и понять не успел, как так вышло, что он лежит в больнице уже чуть больше двух с половиной недель, не включая ту, в которой был без сознания. Уже стоило бы задуматься действительно о том, что будет дальше, как жить в новом мире, но единственное, о чём по-прежнему думал темноволосый — это его Тенко.       Врачи сказали, что его состояние стало ухудшаться. Организм начал расходовать резервы. Никто не мог сказать, как долго ещё сможет провести в этом истощённом состоянии сероволосый. Может ещё пару недель, а может ему осталось не больше дня…       И пускали Тойю в палату Шимуры скорее не из-за уговоров его отца, не из-за надежды на то, что сероволосый каким-то чудом всё же выйдет из коматозного состояния, а просто чтобы темноволосый попрощался. Потому что шансов почти нет.       Тойя сквозь боль и пелену удушливых слёз помнит, каково это было в самый первый раз.       Молча, под пристальным взглядом медиков он входил в эту маленькую палату, слыша как монотонно и, кажется, слишком громко, пикает аппарат жизнеобеспечения, как шумит ИВЛ, поддерживающий слабое дыхание. И, казалось, слышит бешенный стук собственного сердца. Отчаянного, словно птица, пойманная в клетку.       Руки задрожали, как и дрогнула предательски губа. Тойя старался не заплакать. Он осторожно сел на какую-то несуразную табуретку у изголовья постели, и просто не мог оторвать взгляд от лица Тенко.       Все черты знакомы были до мельчайших деталей. Каждый шрамик, каждый сантиметр бледной кожи, которую пирокинетику так нравилось целовать. Не меньше, чем эти бледные губы, которые почти сливались с остальной болезненной серостью.       И даже волосы, кажется, действительно стали ещё более светлыми. На фоне белых простыней Томура был похож на призрак самого себя. И словно вот-вот был готов ускользнуть из рук…       Дрожащие пальцы пирокинетик протянул к чужому лицу, коснувшись прохладной на ощупь кожи самыми кончиками. И тихий всхлип против воли вырвался из груди. Так больно было даже смотреть на угасающего парня. Хотелось сделать всё что угодно, хоть Землю с Луной местами поменять, только была бы гарантия, что это поможет Тенко!..       Тойе прямо сейчас было невыносимо больно. Такую боль не мог причинить ни один даже самый острый клинок, да даже если бы все кости в организме переломали, то это было бы не так страшно. Ведь от боли в душе, от этой грызучей, выворачивающей, совсем не было лекарств. Ничего не способно было спасти. — Тенко… — сорвалось надрывным шёпотом с губ, — Прости меня…       Тойя и не знал, за что извинялся. То ли просто за что-то обидное, что было в прошлом, то ли за то, что не смог спасти и уберечь своего любимого или что не мог сейчас ничего предпринять.       Просто он продолжал шептать, как в бреду, эти извинения, склоняясь над своим парнем и глотая слёзы смешанные с кровью.       В тот раз пирокинетика всё же пришлось насильно вывести из палаты, да ещё и заставить принять таблетку успокоительного, потому что состояние Тойи было действительно разбитым.       Но в следующий раз мешать парню вновь войти никто не стал. И каждый день, как только проходили процедуры, да бессмысленное общение с врачами, Тойя спешил к Тенко. И сидел с ним до тех пор, пока не проходил вечерний обход. Просто сидел, иногда что-то вполголоса рассказывая.       Для темноволосого это стало последним утешением. Он и просыпался по утрам только ради того, чтобы видеть как на экране аппарата жизнеобеспечения продолжается кардиограмма сердца Шимуры.       И в самых страшных кошмарах он видел теперь не смерть, не кровь, а всего лишь длинную ровную полосу и громкий писк, возвещающий о том, что всё кончено.       И всё вокруг, все остальные люди, потеряли окончательно всякое значение.       Дни стали похожими друг на друга, и время уже не так угнетало. Оно просто было. Просто проходили секунды, минуты, часы… Дни… Просто время больше ничего не значило.       И лишь семья пирокинетика понимала, что Тойя лишь сильнее проваливается в пропасть. — Он всё ещё сидит там? — обеспокоенно спросила Фуюми, поправляя белый халат на плечах.       Шото только молча кивнул, и шумный вздох вырвался у него из груди. Его попытки хоть как-то достучаться до брата не увенчались успехом. Тойя только отмахивался от любой попытки позаботиться о себе, а если вдруг затронешь тему Шимуры, мог в считанные секунду обозлиться. Тогда лучшее, что можно было сделать, это отступиться, оставив темноволосого наедине со своей тоской. — Боже, — девушка опустила низко голову, — Надо его заставить хотя бы поесть… Он же с самого утра сидит с ним… — она произнесла это едва слышно, решив всё для себя, и неуверенно вошла в палату, внимательно оглядевшись, чтобы поблизости не было медработников.       Пирокинетик молча сидел у кровати Шимуры, положив голову на край его постели и лишь легко проводил кончиком пальцев по запястью Тенко. — Тойя, тебе нужно поесть, — тихо сказала Фуюми, без всяких уже приветствий.       Темноволосый даже не дёрнулся, вовсе и не заметив появления сестры. Та поджала губы, не решаясь позвать снова.       Она стояла так ещё целую минуту, сдерживая слёзы. За этим очень больно было даже смотреть. За этой немой сценой страдания, прерываемой лишь писком аппарата жизнеобеспечения. — Тойя… — позвала вновь Фуюми, подходя ближе и тронув пирокинетика за плечо.       Парень вздрогнул, подняв рассеянный взгляд на девушку, а затем переведя его вновь на Шимуру. — Я не голоден, — отозвался тихо пирокинетик. И это было совсем не похоже на него.       Серый и безжизненный голос просто не мог принадлежать Тойе Тодороки. Этот человек, сломленный жизненными обстоятельствами, разбитый и лишенный своей любви, сам становился похож лишь на духа, на искаженное отражение себя прежнего. Тойю впервые кто-то видел по-настоящему отчаянным. — Нет, ты должен! — настояла Фуюми, даже как-то совсем уж по-детски топнув ногой, — Идём, — она потянула парня за плечо, не намеренная сдаваться, хотя и понимала, что сейчас рискует поссориться с братом. — А вдруг… — пытался сопротивляться пирокинетик, — Вдруг он перестанет дышать? — страх в его дрогнувшем голосе не услышать было тяжело.       Мурашки пробежали по спине Фуюми, она лишь на миг замерла, обратив ясные голубые глаза на измученного тоской брата. И первое время они просто смотрели друг на друга. Молча, несчастно. — Всего пару минут... Не то в скором времени дышать перестанешь ты сам… — пыталась достучаться до него девушка, находя в себе силы вообще что-то произносить глядя Тойе прямо в глаза. — Ладно, пошли, — смирился парень, поднимаясь и на последок вновь провел рукой по выцветшим волосам своего парня, — Я скоро вернусь, Тенко, жди…       Они неспеша вышли из палаты. Тойя постоянно оглядывался назад. Туда, где теплилась его последняя надежда. Кроме неё ему больше ничего не было нужно.       Зачем ему нужда еда, если рядом нет такого важного, как кислород, человека?       Зачем вообще нужна Тойе жизнь без Тенко Шимуры?..