Я ночами брожу по квартире. Рядом бродят мои печали. Видишь, даже спустя километры молчания… Я так скучаю, я так скучаю, я так скучаю…
— Матушка, могу я Вас кое о чём попросить? Яньли вежливо выговаривает каждое слово, склоняясь в почтительном жесте. Она, кажется, впервые приступает к таким активным действиям, впервые позволяет себе решить свою дальнейшую судьбу, хоть она уже давно и решена, но внести свою лепту надо попробовать, рискнуть. А-Ли не хочет быть бесполезной и эту жизнь прожить так же, как и ту. Не зря же ей дали шанс всё изменить? Тот, кто это сделал, видимо, прямым текстом ей намекнул, что ей надо переставать плыть по течению и слушать, что говорят другие люди. Цзян Яньли уже столько раз была наблюдательницей, но вот толка от её наблюдений не было, поэтому сейчас пора переходить к более суровым и важным для неё самой методам. Неважно, был ли тот разговор якобы с прошлой версией себя плодом воспалённого воображения, синестезийной фантазии или чего-нибудь из этого ряда. Даже если так, этот разговор много для неё значил. Именно тогда, встретив ту, кем когда-то якобы являлась, девочка решила изменить эту жизнь. Ну или попытаться изменить. Только придется притворяться и делать это с наибольшим трудом — никто же в её бред не поверит, поэтому пусть считают, что… --…можете ли Вы научить меня искусствам заклинательства? Кажется, впервые на лице матери она видит что-то, кроме обычного беспристрастия и холода, что-то, смешанное с удивлением и каким-то другим чувством. Неужели гордость? Наверное, Юй Цзыюань и правда гордилась ею, увидев в дочери свои черты. Всё же характером Яньли пошла в отца, в отличие от своей матушки, она была слишком спокойной, улыбчивой и мягкой к окружающим. Она никогда не стремилась создать вокруг себя ауру страха и жестокости, что по пятам преследовала родительницу. Её боялись другие заклинатели, боялись адепты, а она никого не боялась. Ею восхищались, а она не восхищалась никем вовсе. Цзян Яньли немного даже завидовала, потому что своё мнение высказывала редко, да и высказать иногда боялась, потому что знала заранее, что её непременно ждёт. А-Ли достигла своих идеалов, правда, не своих, а навязанных ей. Потому что тот, кто учил её кроткости и терпению, бесприксловному подчинению, явно допустил одну небольшую оплошность: он не учёл мнения самой девочки. Её мнения никто и не спрашивал. Где-то глубоко в душе А-Ли, может быть, даже обидно. Может быть, часть её всегда стремилась к большему? Теперь настал тот момент, когда о своих желаниях надо заявить во всеуслышание. Неважно, какой будет ответ. Цзян Яньли — не игрушка в чьих-нибудь руках, она — самостоятельная личность, способная принимать решения сама. За ней преимущество в виде тех самых видений, что прекрасно резонируют с природной интуицией, дополняют друг друга, делая её почти пророком, наперед знающим всё. Но пока рано об этом говорить. Да, это ещё Яньли ни разу не подвело, да, её подсознание старательно уберегало девочку от всего, что могло случиться, но долго ли это может продолжаться? Вдруг невидимые силы исчезнут так же внезапно, как и появились, ничего после себя не оставив? На них не следует так полагаться. И изменять характер не следует. Главное — не просчитаться и сделать всё как можно гармоничнее… — Я не против обучать тебя, А-Ли, — наконец произносит мать, глядя дочери прямо в глаза. А-Ли не боится её взгляда, ей совсем не страшно — она же ни в чём не провинилась, многие девушки, да и зачем лукавить, сама Юй Цзыюань обучалась заклинательству, — но почему ты так резко захотела это сделать? Ответ на вопрос она продумала уже давно, как и сам вопрос. — Я хочу стать сильнее. Вы думаете, моих духовных сил недостаточно? Обучиться паре-тройке заклинаний хотя бы на случай самообороны было бы неплохо, — как можно безмятежнее улыбается девочка, стараясь изо всех сил скрыть своё нетерпение. За этой безмятежностью скрывается твердая и сильная воля, которую Яньли ещё никогда не проявляла в разговорах со взрослыми. Где-то в глубине души ей хочется кричать от радости, потому что матушка не против, и в то же время велико желание подумать, зачем это всё нужно и неужели нельзя прожить второй шанс спокойно, не вмешиваясь в искусства и всё, что с ними связано. А-Ли кажется безмятежной. Но никто не увидит, как она сжимает свою руку в кулак, впиваясь ногтями в кожу, чтобы себя не выдать. Лучше быть беспристрастной. Либо вообще всегда ходить с улыбкой на лице, кто помешает? Улыбка не всегда означает радость и искренность. Улыбку можно использовать как защитную оболочку, не пропускающую другие эмоции. Яньли же хочет быть сильной? Она будет сильной. Неважно, какими методами. С тех пор мать пытается научить её выращивать золотое ядро. По её словам, это надо было сделать ещё в детстве, а сейчас занятие занимает много времени, но оно не идёт впустую. А-Ли действительно чувствует, что с каждой тренировкой становится сильнее, учится самым простым заклинаниям, каких достаточно, чтобы защитить себя. Вначале она боялась осуждения со стороны матери — казалось, что она думала наставить единственную дочь на немного другой путь, лишенный того, что связано с заклинателями. Однако, она не была против, наоборот, кажется, радовалась, что А-Ли научится у неё чему-то. Даже самому простому, что могло однажды спасти ей жизнь. *** Спустя год тренировок Цзян Яньли может чувствовать то, чего не могут чувствовать обычные люди, знает все элементарные заклинания и наконец-то обладает золотым ядром. Ей четырнадцать, и видения до сих пор её не покидают, только становятся реже кошмары, но она только этому и рада. Перед глазами всё мелькает не так быстро, поэтому А-Ли иногда кажется, что из-за золотого ядра она научилась управлять своей так называемой «способностью». Только то, чего она добилась в заклинательстве можно назвать именно её успехом, ведь в прошлый раз Цзян Яньли такое не изучала и жила жизнью обычного человека…И может быть месяц прошел бы ещё, А потом ещё и ещё, и ещё А там и снег стал бы таять В тишине, И было бы все хорошо Если б не память, Кричащая о тебе…
— Вэнь Цин так юна, а уже лучше многих целителей знает некоторые рецепты и снадобья. — У неё просто чудесная память и навыки. — Как жаль, её мать ею бы гордилась… И подобное она слышала каждый день. Не то, что Вэнь Цин это льстило, скорее, надоедало, а ещё она чувствовала обиду за младшего брата и немного за себя. За иллюзии на свой счёт. Знать бы целителям ордена Юнмен Цзян, что девушка на самом деле не любит смешивать травы, а любит оставаться в стороне; что к тому, чтобы достичь таких превосходных-идеальных-великолепных навыков она не сделала ровным счётом ничего и то, что находиться в обществе людей для неё пытка. Искусства врачевания в её семье передавались из поколения в поколение. Но ни одно снадобье не смогло спасти её родителей. Напрашивается — был ли толк в изучении этих искусств? Девушка мало что помнит о своих родителях. Чаще всего это рассказы бабушки, а настоящие прожитые воспоминания быстро выветриваются из головы, даже не быстро — стремительно, с каждым днём они растворяются, испепеляются. Она подобрала бы более красочные сравнения, если бы не боялась того, что однажды проснется и себя забудет. У Вэнь Цин чертовски плохая память, поэтому единственное, на что она может положиться — на память брата. Вэнь Нин ничего не говорит, особенно про родителей. Они с ним эти темы затрагивать не хотят — слишком больно и совершенно не тактично. Зато сила, что каждый раз заботливо представляет её взору растерзанное тело брата в горе трупов и луж крови, ласково шепчет на ухо то, что будет сейчас или случится в ближайшее время. Вэнь Цин успевает приготовить нужные снадобья к приходу одного из старейшин, прибраться, когда наставница возвращается раньше, а у девушки порядок разве что проявляется в хаотичном состоянии, когда единственное желание рвать и метать, когда можно творить самые безрассудные вещи… Ну как можно — нельзя. Вэнь Цин довольно сдержанная, подобные перемены в настроении заставляют её даже раскладывать всё по полочкам чуть ли не по цветам радуги в идеальном порядке. В такие моменты её даже А-Нин боится, хотя с его запуганным характером это неудивительно. Её он, наверное, всегда боится, но понимает, что замечания старшей сестры справедливы, и что она ему-то точно ничего плохого не желает. Вечером, когда все дела точно сделаны, они решают пройтись около самой пристани. Вэнь Цин, кажется, любит лотосы, а Вэнь Нину нравится всё, что нравится ей, потому что он всегда, начиная с раннего детства, следует за сестрой тенью, только живой. Одежды их родного ордена заметно контрастируют с одеждами ордена Юнмен Цзян. «Хорошо, что здесь нет никаких правил, как в Гу Су Лань, судя по слухам, после девяти вечера там даже на улицу выйти нельзя» — думает А-Цин, не боясь встретить на улицах людей. Не боится, но и попадаться на глаза им не хочется, как и выделяться. Поэтому они с А-Нином отходят в сторону, идут какими-то тропинками, стараясь не заблудиться. Идут до тех пор, пока не слышат голоса, принадлежащие их ровесникам. — Почему ты боишься Принцессу? Как вообще можно бояться собак? Они же безобидные! — Безобидные? Они хотят меня съесть! А-Чэн, почему она так на меня лает? Вэнь Нин на рефлекторном уровне прижимается к сестре — боится всего, что движется. Девушку это немного раздражает. Собак она точно не испугается, поэтому против своей воли идёт на голоса, слыша дружеские перепалки. Кажется, её помощь уже не требуется… Вэнь Цин собирается уже развернуться, как что-то или кто-то мысленно не даёт ей это сделать. В голове появляется навязчивая мысль о том, что уходить не надо. Подсознанию девушка доверяла, поэтому, улыбнувшись, кивнула в сторону, откуда доносился шум. — А-Нин, попробуй поиграть со своими ровесниками. Ничего же не случится, если её брат впервые за долгое время пообщается с кем-то на отвлеченные темы? Как бы Вэнь Цин не пыталась, отсутствие друзей Вэнь Нина компенсировать одной старшей сестрой, что вечно хмурится и поучает, невозможно, пусть он сам это перед собой отрицает. Девушка, что присматривает за ними, кажется, ровесница самой Вэнь Цин. Этому она рада, потому что наконец будет, с кем пообщаться. Даже из-за своей отстранённости от других она испытывала недостаток общения, хоть уверяла, что оно ей не нужно. Но какая разница? Бабушка учила её, что первое впечатление о человеке — самое главное, поэтому приметив, что эта девушка мягко улыбается своим братьям, отгоняя от них собаку, А-Цин подумала, что она, скорее всего, очень даже хороший человек. Она едва успевает подойти, как налетает сильный ветер, а перед глазами мелькают яркие картинки падающего дерева, слух воспринимает шум, с которым несчастное растение ударяется о землю прямо под шум молнии. Ураган? Вэнь Цин пытается разглядеть получше, но видение испаряется. Ясно только одно — надо отсюда уходить. Тут небезопасно, хоть пока что погода представляет из себя небольшой ветерок. — А-Нин, нам надо… — она осекается, услышав мягкий голос девушки, что стояла в нескольких метрах от неё: — А-Сянь, А-Чэн, давайте уйдём отсюда. Совпадение? Эта девушка точно не могла услышать то, что Вэнь Цин сказала брату… Или могла? В голову лезут ненужные мысли. Может, А-Цин не одна такая? Может, эти видения преследуют незнакомку, которая, столкнувшись с ней, извиняется и предлагает дойти до дома вместе? — Спасибо. Я и правда могу заблудиться здесь, — отвечает на предложение проводить их Вэнь Цин, подмечая за Цзян Яньли великолепные манеры и вежливость. А ещё у неё красивая улыбка. Если внешность обманчива, что может скрываться за этими положительными чертами лица и утонченной внешностью? Яньли выводит их всех из леса, направляясь уже ближе к домам, как ударяет молния, попадая точно в то дерево, рядом с которым они стояли. Это не вызывает удивления на её лице. Вэнь Цин всё больше проникается сомнениями. Они сидят у неё в комнате, потому что до её дома было идти быстрее. Дождь расходился, и целительница просто не могла остаться на улице. Она-то ладно. Но с ней был брат, который сразу поладил с А-Сянем и А-Чэном. Девушки сухими полотенцами вытирали их промокшие волосы, обмениваясь странными взглядами. Когда же им удается отстаться наедине, А-Ли не может не спросить то, что она обдумывала всё это время: — Скажи, ты тоже… всё помнишь?Я однажды перестану бродить ночами, Песнями станут мои печали. И когда они отзвучат, и повиснет молчание, Я наконец скажу что больше не… Знаешь я больше не… Знаешь Я все еще так скучаю…