Ты сам надел эту корону
И сам вознёс меня ты к трону
Я ничего не обещала
И клятв любви я не давала.
Юй Цзыюань никогда не любила Цзян Фенмяня. Их брак был чистой воды формальностью, они не питали друг к другу романтических чувств. Хотя в её памяти до сих пор были живы моменты, когда она пыталась «пробудить» к супругу хоть какие-то чувства, потому что им жить всю жизнь вместе. Но она слишком привыкла к самоволию. Слишком привыкла к свободе, узнав о том, что станет хозяйкой Пристани Лотоса, Юй Цзыюань не испытала ни капли радости, которую испытала бы любая другая девушка. Она была ещё юна и глупа, так говорили взрослые, уверяли, что ещё немного, и дети полюбят друг друга, а дальше с ними всё будет хорошо. Юй Цзыюань какое-то время тщетно винила себя в том, что отвергала и ненавидела своего мужа, всегда спокойного и уравновешенного, выносящего её строптивый нрав и в любой ситуации невозмутимо произносившего своим теплым и неконфликтным голосом: «моя госпожа…»
Она с раннего детства избрала другой путь, оградила себя от всех бед, которые могли бы привести лишние чувства, выстраивала между себя и окружающими невидимые, но твердо ощутимые барьеры, чтобы никто и ничто не мог (-ло) заполнить её сознание, затуманить разум и заставить поддаваться чувствам. Юй Цзыюань считала эмоции признаком слабости, но сама не боялась их проявлять, с момента свадьбы думала лишь о том, как укрепить клан, совершенствовала свои заклинательские умения и продолжала обучать адептов.
Юй Цзыюань, если и любит Цзян Фенмяня, то совсем немного, любит странной любовью, которая проявляется в колкости, частых ссор и помощи в управлении орденом «со стороны», такую, которую не сразу можно заметить и разглядеть.
Она любит А-Ли и А-Чэна, потому что она её дети. Но когда муж приводит домой ребенка его давних знакомых, напуганного и растерянного, она не может выдавить из себя ни капли жалости, которую с лёгкостью могла бы дать ему любая другая женщина.
Вэй Ина она точно не любит.
А-Ли часто пыталась их помирить, будто между матерью и приемным братом была какая-то ясная причина для вражды. Ею можно было бы назвать полное неповиновение правилам и каждое качество характера Вэй Ина. Однако, А-Ли казалось, что дело в другом.
Иногда ей в голову приходила мысль, что мать просто любить не научена, она мало что ей из детства рассказывала, но если даже судить по этим обрывочным рассказам, её обучали как заклинательницу, она не надеялась связать себя с кем-то узами брака. Но в один момент всё переменилось, и ради выгоды обоих орденов, им пришлось жениться.
А-Ли много чего слышала. Но почти ни о чем не говорила, пока однажды не решилась с матерью на разговор тет-а-тет, явно не предназначенный для чужих ушей.
— Матушка, я прошу прощения, что спрашиваю Вас такое, — Яньли не забывает, что надо соблюдать все формальности и вежливость, — но почему вы ненавидите А-Сяня?
Её давно мучил этот вопрос. Даже к адептам она относилась лучше, чем к тому, кто по сути стал ей сыном. Больше всего на свете А-Ли ненавидела быть свидетелем ссор, происходящих между родителями. Такое случалось, но редко. Обычно отец со своей спокойной улыбкой пытался сгладить конфликт. Цзян Яньли какое-то время думала о том, что все это можно как-то прекратить, и что к каждому человеку можно найти подход; ей было невыносимо больно смотреть на то, как родители спорят, особенно, если дело касалось Вэй Ина.
Юй Цзыюань была уверена, что Цзян Фенмянь относится к этому приемному ребенку лучше, чем к родному. В глубине души она всё понимала, понимала, что Цзян Чэну в жизни придется куда труднее, особенно когда он станет главой ордена и взвалит на плечи жизни и судьбы многих людей. Ей было физически больно наблюдать за тем, как её сын буквально сгорает от зависти и ненависти в некоторые моменты. В нём она видела себя.
И как она могла объяснить это пусть и взрослой, но всё же, своей дочери?
— Ты прекрасно знаешь всё сама. Мне нет нужды объяснять тебе это, — она отводит взгляд, чтобы не смотреть в глаза А-Ли. Ей некомфортно оттого, что она не может сказать больше. Но Юй Цзыюань часто недоговаривала, и это за ней вошло в привычку. В любой другой ситуации Цзян Яньли могла бы и не дождаться ответа, но сейчас ей было слишком интересно, этот интерес захватил её с головой.
— Почему же? Почему ты не хочешь наладить отношения хотя бы с Вэй Ином? Матушка, мне правда больно наблюдать за вашими ссорами…
— Да? Тогда скажи это ему. Все ссоры происходят точно уж не по моей вине.
А-Ли грустно улыбается. В детстве она могла предотвращать конфликты одной просьбой, имитировать страх и ужас, чтобы сохранить шаткие, но всё же более-менее добрые отношения в семье. Не получилось. Она знала, к чему это всё приведет, знала, но не могла сказать, иначе ей бы не поверили. Ей приходилось нести этот груз одной, действуя словно со стороны, меняя написанную кем-то историю и события в ней.
— Почему тебя так волнует это, А-Ли?
— Мы все одна семья. А-Сянь и А-Чэн — мои братья. Оба. Я не хочу, чтобы кому-то в семье было плохо. Не хочу ссор и конфликтов. Я хочу, чтобы все прожили нормальную жизнь и были счастливы.
Всё это — правда.
Юй Цзыюань ограничивается короткими фразами, говорит, что счастье — вещь эфемерная, и ею лучше не заигрываться и не накручивать себе мысли о «счастье», смотреть только в будущее. И лишь когда за смятенной А-Ли закрывается дверь, легко, без лишнего шума, как взгляда за Цзян Фенмянем, даже в разгар конфликтов, она задумывается над словами дочери всерьёз.
Она правда какое-то время пыталась стать «счастливой». А потом бросила это бесполезное занятие. Как давно это было. Юй Цзыюань смотрит в открытое окно, ветер приятно приглаживает её волосы, словно [любимая] рука, и в её голову прокрадывается незамысловатая мысль, кажущаяся одновременно наивной и довольно мудрой:
«А может, попробовать начать всё сначала?»
Зачем теперь ты ходишь за мной?
Как пёс цепной, домашний, ручной.
Ты думаешь, мне это нужно?
Пожалуйста, не будь так скучен.
В моих глазах был только лёд,
Но ты в них видел антидот…
***
— Ты прекрасно всё понимаешь и без меня. Ты не можешь всю свою жизнь посвятить заклинательству.
— Матушка. Я говорила, что могу сама выбрать себе судьбу, дорогу, идти по ней и не оглядываться.
— А-Цзиюань, если не думаешь о себе, подумай хоть об интересах нашего Ордена! Твой брак — это ключ к хорошим отношениям с одним из сильнейших орденов заклинателей!
Юй Цзыюань всего восемнадцать.
И она не понимает, почему её хотят выдать замуж за человека, с которым она вообще не виделась. Она с трудом сдерживается, чтобы не сказать, что ей не очень-то и нужны эти хорошие отношения с орденом Юнмен Цзян. Единственное, что ей нужно — свобода. Она ненавидит, когда что-то или кто-то противится её свободе, сковывает в невидимые цепи, делая из привлекательной девушки безликую марионетку, подвешивая её на ниточки и дёргая, как душе угодно. Юй Цзыюань — не марионетка. Она не позволит кому-то решать её судьбу. Поэтому гордо, с такой же прямой осанкой и слегка надменным видом, разворачивается, бросая матери напоследок:
— Думаешь, этот человек действительно меня полюбит?
Её учили, что мужчинам нравятся женщины, что слабее них, которые лишь смотрят им в спину и восхищаются каждым шагом, каждым действием. Но Юй Цзыюань всегда шла своей, другой, отличной ото всех дорогой, была сильнее некоторых заклинателей и добилась больших успехов. Она не позволит выдать себя замуж. Ей это не нужно, как взрослые только не понимают?
— Моё присутствие Вам не в радость?
— манеры у Цзян Фенмяня аристократические, взгляд — проницательный и понимающий. Наверное, он так же, как и она сама, не желает этого брака. Девушка холодно на него смотрит — слишком идеальный человек, в воспитании которого нет никаких изъянов или пробелов, сложно образ идеального мужчины из книги. Юй Цзыюань ненавидит такие идеалы.
— Нет. — врёт. Если бы мать не отправила её на эту встречу, она бы не постеснялась высказать всё в лицо собеседнику, как не раз делала раньше. У неё в глазах — холод, разбивающийся и рассыпающийся, едва встречается со взглядом Фенмяня. У него нет никакой фальши и наигранности во взгляде.
Девушка не может смотреть в его глаза, но не отворачивается, потому что этот жест не для таких сильных, как она, а для слабаков, которые считают, что от всех насущных проблем, как и от самого себя, можно с лёгкостью сбежать.
— Если они и правда затеят нашу женитьбу, я тебя никогда не полюблю.
Она никогда не видела смысл врать, говорила напрямую. Смысл скрывать то, что очень для них важно? Сейчас разобраться в отношениях и есть это самое «важное».
— Моя госпожа…
— Что, мы ещё никто друг для друга, а ты уже называешь меня своей Госпожой? — не сдерживается Цзыюань, с ещё большей ненавистью глядя на будущего супруга.
— Если Вас это не устраивает, то извините, — абсолютно не меняется лице Фенмянь.
Первые месяцы после свадьбы Юй Цзыюань честно пыталась полюбить его. Ей было жалко и грустно одновременно, хоть она и не подавала виду, скрывала все за своей стальной непробиваемой маской. Жалко — это потому что Цзян Фенмянь действительно хороший человек, грустно — потому что она просто не умеет любить. Ей хочется извиниться, но она тут же одергивает себя за такие мысли. Глупо.
Рождение А-Ли, а потом и А-Чэна всё-таки их сплачивает, они проводят много времени вчетвером. Юй Цзыюань иногда кажется, что она наконец-то обрела ту идиллию, к которой стремилась долгие годы. Но и она рушится, стоит мужу привести в пристань лотоса маленького ребенка его старых друзей, который быстро нашёл язык с их родными детьми и принялся творить всякие проделки, появляться там, где самые крупные разборки и доставлять кучу проблем.
Юй Цзыюань его никогда не полюбит. С появлением Вэй Ина в семье хрупкая идиллия со звоном распадается на части. Так же, как и её нервы, надежды на жизнь, лишённую ссор и конфликтов.
— Ненавижу, — в очередной раз произносит Мадам Юй, когда видит стоящего перед ним провинившегося Вэй Ина. И эти слова — правда. Она не врёт.
Мало кто знает, но ей всего лишь хотелось быть счастливой заклинательницей, посвятившей себя своему делу. Хорошей матери и жены из неё не вышло. И теперь, вновь прокручивая слова А-Ли в голове, Юй Цзыюань поняла одну важную вещь.
Ещё не всё потеряно.
Можно же начать сначала…
***
Цзян Яньли не умеет ненавидеть. Она не то, что не умеет — не понимает, как можно открыть проявлять антипатию. И пусть в душе у неё много, что творилось, вслух она высказывалась довольно редко. Наверное, поэтому она и наделала кучу ошибок в прошлой жизни. Сейчас же Цзян Яньли — заклинательница с гордо поднятой головой, которая, несмотря на то, что внешне выглядит очень хрупкой, с присущим ей спокойствием сможет одолеть какого-нибудь мертвеца. Однако, каких бы успехов она не добивалась, ей кажется, что этого недостаточно. Надо больше времени посвящать тренировкам, пока никто не видит, больше времени посвящать работе над собой и тем более не думать о таких насущных проблемах, как отношения между людьми, если они не касаются семьи.
А-Ли не знает, что чувствует к Цзисюаню, в глубине души считает её натуру очень дерзкой и эгоистичной (в чём не ошиблась), однако, то чувство, которое пробудилось в ней, когда она поняла, что это он — тот самый заклинатель, которого в тупик загнали лютые мертвецы, она не знает, как объяснить.
— Оставайтесь тут, — девушка говорит это братьям впервые в повелительном наклонении. Их она точно должна уберечь. Яньли не знает, что послужило столь безрассудному порыву, но одно знает точно: хотя бы их ей удастся сберечь.
Все приемы, которым её учила мать, оказываются очень даже нужны. А-Ли радует оттого, что тренировки не прошли напрасно. Ей раньше никогда не выдавалось возможности проявить способности на деле. Тело двигалось, словно в плавном завораживающем танце, а меч в руках безжалостно убивал, окрашивал землю ало-красными брызгами крови, после чего слышатся лишь предсмертные всхлипы и хрипы. Мертвецы рассыпаются в пепел, на этот раз — навсегда. И только, убедившись, что опасность миновала, А-Ли подходит ближе к раненому заклинателю, с беспокойством глядя ему в глаза.
— А-Сюань?
Он бы всё отдал, чтобы не слышать её прекрасный голос, чтобы не быть слабым перед ней.
Девушка наклоняется к нему, осматривая рану и удивляясь, как он ещё находится в сознании. Целительскими навыками она не обладает, поэтому максимум, чем может помочь — достать бинты, единственное, что находилось у неё в кармане светло-розовой накидки, молча перевязывая раны на руке Цзисюаня, первое время сопротивлявшегося, а потом сдавшегося окончательно. Он чувствует, что силы медленно покидают его, а нежные прикосновения Яньли к собственной коже равноценны моральной анестезии.
Когда его загнали в тупик, он уже был готов считать минуты до своей смерти. Мертвецы с наслаждением, присущим всем неживым, раздирали его кожу, откидывали со всей силы на землю и сопровождали столь жестокое занятие злостными криками. Им, видимо, хотелось как можно дольше наслаждаться его мучениями, а парень был абсолютно не рад этому. Поделать он ничего не мог, пусть и до конца сжимал Суйхуа в руках, отражая редкие атаки. Больше всего на нервы давил смех. Именно поэтому, заметив хрупкую фигуру, что стала для него спасением, он не сразу понял, кто это.
Их с Цзян Яньли отношения изначально были построены лишь на хороших отношениях матерей, они видели друг друга всего несколько раз за пятнадцать лет, ни о какой любви не могло быть и речи. Их брак — чистая формальность и договоренность. Их жизни им не принадлежат, они с самого начала утратили своё право выбора, которое было далеко не у всех. Их брак должен был закрепить хорошие отношения между орденами Юнмен Цзян и Ланьлин Цзинь. Не более.
Первое время Цзисюань даже не думал скрывать то, что ему, кажется самую малость нравится А-Ли. Но потом эти чувства растоптал разум, говорящий чуть ли не прямым текстом, что он не может просто взять и отравить её существование. В Ланьлине не приветствуется мягкость и чистосердечность — это давнейшее правило, которое не было написано в книгах, но которое все соблюдали и которое до сих пор не утратило силу. Цзисюань не раз убеждался и на собственном опыте, что добрых и мягких в его родном ордене просто раздавят. Ему, наследнику, сыну главы ордена, приходилось соответствовать этим давно выработавшимся критериям, приходилось скрывать истинное лицо, подавлять желания, чтобы добиться успеха. И он не заметил, как такой образ жизни стал для него совсем нормальным и обычным.
Как бы то ни было, Цзян Яньли уж точно не заслужила этого кошмара, не заслужила насмешек за спиной, которые начались ещё до помолвки, а ещё он её сердце не заслуживает, потому что таким, как она, надо любить взаимно и безвозмездно. Цзисюань до недавнего времени пытался набраться уверенности, пытался подобрать правильные слова, чтобы объяснить матери в который раз: их пути пересекаться не должны, А-Ли заслуживает намного большего. Но в этот самый момент они снова встречаются, и она искренне беспокоится, перевязывает кровоточащие раны и просит братьев донести его до Юнмена, который расположен значительно ближе Ланьлина.
Он не может ничего сказать ей, потому что внутреннее кровотечение делает своё темное дело, перед глазами всё расплывается, смешивается в однообразные узоры, бьющие резкой и слишком яркой комбинацией цветов по воспаленным глазам, и двигаться через чур больно, не то, что говорить.
И всё же, превозмогая боль и пока ещё оставаясь в сознании, Цзинь Цзысюань, которого все привыкли считать гордым и несокрушимым, мысленно падает перед Цзян Яньли на колени, произнося робкое «прости».
***
Юй Цзыюань не по наслышке знала, что такое брак по расчету, но глубоко в душе лелеяла надежду на то, что её дочь и сын лучшей подруги найдут общий язык, поладят, и брак не станет для них рутиной и мучением. И эта надежда укрепляется, когда А-Ли почти отчаянным голосом просит её как можно быстрее позвать лекарей, потому что не скрывает своего беспокойства за Цзисюаня.
Она с первой встречи почувствовала к нему симпатию. После, стремясь воссоздать в голове его образ, поймала себя на мысли, что, похоже, влюблена. А подсознание ласково представляло перед зрением картину окровавленного тела в жёлтых одеждах с безмятежным выражением лица, словно этот человек в гробу не мертв, а просто спит и вот-вот проснется. Цзян Яньли надеялась на то, что откинет свои слабости, однако, приобрела ещё большие.
Она. Боится. Его. Потерять.
Никто этому не удивится, если узнает, насколько сильны эти её чувства к нему, но А-Ли мыслит рационально, поэтому понимает: даже если их свяжут узами брака, то к определению и пониманию своих истинных чувств им придется идти долго, пройти через множество односторонних ссор, обид и недопонимания, а после — насладиться недолгим счастьем и умереть. Ей не хочется (не нужна) такая жизнь.
— Я не осуждаю тебя. Я могу понять твоё волнение, — говорит ей мать, видя, что А-Ли мнется у двери в нерешительности, неуверенно думая, следует ли ей войти. Она смотрит на мать, удивляется её неожиданно мягкому тону, но Юй Цзыюань тут же меняет выражение лица на более строгое, — однако, это не значит, что ты должна чувствовать себя так неуверенно.
— Да, я знаю, — А-Ли не врёт, знает всё прекрасно, но всё равно разворачивается и уходит вслед за матерью. У неё ещё будет время.
Ей надо поговорить с Цзисюанем, пока все эти нахлынувшие чувства не растворились в неведении.
Ты разглядел во мне принцессу
Солнца луч и снега блеск
Ты мог бы посвятить мне мессу,
Пока всё не обратилось в треск…
