Никому со мной не по пути. Прошу, не надо слов, уходи. Кровоточат душевные раны, Меня не спасти. Убиваю время так неосознанно — Я богом не создана, несовершенная…
У Вэнь Цин даже после прошествия двух лет детали разговора с Цзян Яньли сохранились настолько четко, что она с лёгкостью могла бы воспроизвести их вновь. Она не одинока, А-Ли — такая же девушка, которая помнит прошлое. Только вот в отличие от самой А-Цин, она пытается что-то изменить. Изменить? А как? Устроить заговор? Сбежать? Последний вариант сразу отлетает. Не так Вэнь Цин воспитывали, чтобы она стала предательницей. Предательницей она станет в любом случае, вот только тогда девушка несла это бремя, не ломаясь, точно знала, точнее, даже предположить не могла, что её ждёт дальше, однако, даже умерла, не закричав и не издав единого звука, когда её, целительницу, что в жизни никого не убивала и даже меч в руки не брала — доспехи ей не по плечу, сожгли на костре, как последнюю ведьму, покрывшую своё имя темным пятном совершенных злодеяний. Вэнь Цин сгорала в прямом смысле от несправедливости, не могла ничего сделать — правда не могла, надеялась лишь на то, что заклинатель, практикующий темные искусства, спасший её и остатки павшего клана, пожертвовавший ради них своим именем, званием, статусом, всем, что у него было, прожил хоть чуточку подольше, и это была единственная её возможность его отблагодарить, кроме как сказать на прощание въевшееся в кожу «спасибо и прости». В любом случае, Вэнь Цин свой орден не предаст. Она будет незапятнанной до самого конца, не оставит попытки вразумить Вэнь Жоханя, начнет с нетерпением ждать новой встречи с А-Ли, когда та отправится на ночную охоту, чтобы обсудить дальнейшие действия. Через бумагу… — А-Цин, если мы будем действовать сообща, а не по отдельности, то сможем повлиять на исход событий, шанс на успех станет гораздо больше. Мы должны принять помощь друг друга — нам это необходимо, — голос девушки до сих пор в её подсознании такой же…живой? Умиротворенно-спокойный, никак не совместимый с голосом самой А-Цин, которая привыкла все свои мысли высказывать четко, максимально кратко и в резкой манере. — Думаю, ты права. Нам стоит видеться чаще. Думаю, я смогу убедить тётушку иногда приезжать в Юнмен, она сама говорит, что мне необходимо обучаться навыкам целителей других орденов. — Ночная охота. Я могу передавать тебе письма, если встречусь с кем-то из твоего ордена на ночной охоте, — напомнила А-Ли, задумчиво вертя в руках Цзыдянь — кольцо-кнут, которое мадам Юй отдала ей, настояв на том, чтобы дочь носила его с собой. …удачно выйти замуж и перебраться в другой орден? Наставница часто говорила, что такой очаровательной девушке не следует всю жизнь отдавать целительству. — А-Цин, ты поймёшь меня, когда кто-то тебе понравится. Целительство — удел тех, кто кого-то потерял, и из-за этого не может допустить мысль о том, что кто-то тоже кого-то потеряет. Ты очень красивая, умная, блещешь разными талантами. Неужели тебе никогда не хотелось любить и быть любимой? — Нет. Я обещала бабушке…к тому же, у меня остался А-Нин, — напоминает она, вспоминая, что бабушка брала с неё обещание заботиться о младшем брате. Если девушка выйдет замуж, то А-Нин останется один. Не один, конечно, Вэнь Саэ, естественно, позаботится о нём, но А-Цин действительно слишком к нему привязана, чтобы допустить навязчивую мысль о том, что их судьбы разойдутся. Но это ещё не первая причина… Вэнь Цин вздрагивает от одной мысли, что утратит свою и без того эфемерную и непостоянную свободу, если её свободой назвать можно. Ей придётся подчиняться? Нет уж. Она справится сама, будь то подростковые капризы или излишняя самоуверенность, девушка сохранит свою независимость. Никто не посмеет ей помыкать — она сама себе закон. Поэтому обходит тему о замужестве так, как может. Наставница понимает её, старается не задавать лишних вопросов. Тактичность. Этому не учат, это качество проявляется с детства, есть оно или нет, определяет какая-то другая сила, неподвластная людям. Этого качества Вэнь Цин, похоже, была лишена с самого начала. Привыкшая говорить прямолинейно, девушка даже немного завидует наставнице, что обходится до всеми мягко, говорит всегда тихо-певуче и проявляет искреннее сострадание, когда Вэнь Цин почти ничего ни к кому не чувствует. — Можно ли восстановить золотое ядро человеку, который его утратил? — задаёт она вопрос Вэнь Саэ, которая как раз сидит рядом с ней, зашивая какой-то плащ нерадивого адепта, порвавшего его на ночной охоте. От такого вопроса женщина вопросительно поднимает на ученицу свои темные, как ночь, глаза, хоть взгляд и слегка непонимающий, в нём можно прочитать гордость… …ведь Вэнь Цин уже в юном возрасте добилась уважения среди остальных целителей, демонстрируя непревзойденные врачевательские навыки и глубокую проницательность, она подавала надежды с ранних лет, продолжала родительское дело, затмевая собой младшего брата, который о таких же громадных успехах, как у сестры, даже мечтать не мог. Вэнь Цин знает — Вэнь Нин на неё не в обиде. Ему нужна защита, ей нужно защитить его, последнего родного человека, который по сценарию жизни должен умереть, сгинуть после падения ордена Ци Шань Вэнь вместе с другими, ни в чём не повинными людьми. Вэнь Саэ — её наставница, А-Цин считает, что она прекрасная учительница, однако, в некоторых вещах превосходит и её тоже. Чувствует резкий укол вины за это — не будь у неё воспоминаний о прошлом, она бы ни за что не смогла бы общаться с ней почти на равных, ни за что не добилась бы успехов, а только, поймав одобрительный взгляд за проделанную часами работу, вспоминала об этом всю оставшуюся жизнь. Ей точно не быть ровней тем, кто постигал целительское искусство, начиная с самых азов. И всё же то обстоятельство, что в той жизни Вэнь Цин так и делала и так же многого добилась, не позволяет ей опустить свою гордость на дно, а только расправлять плечи, демонстрируя изящную осанку, соблюдать манеры поведения и чувствовать себя нужной в обществе, которое без таких, как она, не выживет — распадётся, растрескается на мелкие кусочки битого стекла, которые очаровательно блестят на солнце, но на которые так больно наступать… — Не думаю, что золотое ядро человеку можно вернуть. Хотя… — наставница всерьёз задумывается. Она раньше сама задавалась таким вопросом, но сдалась со временем, не найдя ответа, а А-Цин не из тех, кто так просто опускает руки, — его можно взрастить длительными тренировками. Второй раз? Это займет намного больше времени, соответственно… --…если начинать его выращивать, то лучше в детстве. Попытки сделать это в более осознанном возрасте успехом увенчаться могут не всегда. В истории не было зафиксировано ни одного случая повторного выращивания ядра, но кто знает? Взрослый человек усилием воли может ещё раз подвергнуть себя тренировкам, — подхватывает мысль Вэнь Цин, сразу сообразив, что к чему и договаривая за Вэнь Саэ, — однако, ничто не может гарантировать успех. Тренировки в том случае стоит ужесточить… — Ты всё верно поняла. И всё же, мне кажется, это невозможно. Солнца садится, отливает ярко-оранжевым цветом, что бликует на темных волосах женщины, приобретающих какой-то странный светлый оттенок из-за этого. «На фоне садящегося солнца и реки перед ними она кажется очень красивой, подмечает Вэнь Цин про себя, — если бы я умела рисовать, то непременно зарисовала бы эту картину. Как прекрасно!» — Если человек довольно сильной воли и духовной силы, а ядро потерял в ходе способности другого человека? Сжигающий ядра, так ведь? «Вэй Усянь, — отчётливо проносится немая угроза в голове девушки, — если ты посмеешь ещё раз пересаживать своё золотое ядро своему драгоценному дружку, я тебя придушу, так и знай.» В голове вновь видения — напоминания о тех днях, когда Вэй Усянь умолял её пересадить его ядро Цзян Чэну так же, как и она когда-то просила спасти Вэнь Нина, пройдя неблизкий путь от того, что осталось от Ци Шань Вэнь до Юнмена, не останавливаясь. — Этот человек настолько важен для тебя, что ты готов буквально пожертвовать собой ради него? — Вэнь Цин скрещивает руки на груди, сверля Вэй Ина взглядом. — Да. Что бы ни случилось в этом мире, Цзян Чэн должен жить. И ещё… — Говори, не тяни, — нахмуривается она, видя, как заклинатель запинается. --…не говори ему об этом, — едва выдавливает из себя парень резко потускневшим голосом, словно представляя, что его ждут и какие мучения ожидают в дальнейшем. — Я бы и не сказала. Точнее, он бы и не поверил, — усмехается девушка, невесело представляя, как скажет главе ордена Цзян о том, кто на самом деле пожертвовал золотым ядром ради него, а после — какое забавное выражение будет на его лице. Ей было почти физически больно наблюдать за тем, как после всего произошедшего Цзян Чэн объявляет Вэй Усяня своим врагом в первую очередь, ненавидит и даже не пытается преодолеть эту ауру ненависти. Вэй Ин был бессилен против него. Винил себя за то, что не сдержал общение, винил за то, что не мог элементарно быть рядом, за то, что буквально оставил родной орден на произвол судьбы, а потом со смехом говорил, что Юнмен уж точно в надёжных руках, врал о своих чувствах так профессионально, что никто бы эту едва заметную фальшь, отражающуюся в серых глазах, и не заметил бы, кроме неё. Вэнь Цин знала. Она была свидетельницей его чувств. И если такое повторится — а это повторится, может быть, последствия слегка сгладятсяЯ слышу, как тикают мои часы. Я вижу, как исчезают стены. Всегда намеренно сжигаю мосты. (Никому со мной не, никому со мной не по пути)
*** — А-Ли? Что ты здесь делаешь? — сонно бормочет под нос Цзисюань, только открывая глаза и замечая на соседнем стуле хрупкую фигуру девушки, которая заботливо поправляет одеяло, чтобы ему было удобней. Со стороны А-Ли такое проявление заботы выглядело…странно? — Тебя сильно ранили? — игнорируя вопрос, спросила Яньли с ярко выраженным сочувствием в глазах. Парень отворачивается от неё, не без удовольствия отмечая то, что движения не приносят таких уж затруднений, как поначалу — юнменовские целители, видимо, постарались. Он чувствует, что щеки покрываются едва заметным румянцем, поэтому старается игнорировать вопросы заботливой А-Ли, чтобы она не заметила эту его минутную слабость. Она же наоборот задаёт их больше, нарочно пытаясь вывести А-Сюаня на разговор. — Это Цзысюань больше всего напоминает напыщенного павлина! Он точно не подходит моей сестре! — Шицзе достойна лучшего! — Ох, мальчики, не спорьте. Не нам же решать, верно? Любила ли она его? Скорее всего, нет. Нравился ли он ей? Скорее всего, да. Яньли не хочет повторить судьбу матери, жить с человеком, которого не любит, однако, в какой-то момент понимает, что не может ненавидеть. Интересно, а он как к ней относится? А-Ли видела его только пару раз в детстве, когда была ещё ребенком без поставленной цели, когда жила, не зная, кого и что следует защищать. Скоро начнется шторм. Время сейчас — это затишье перед бурей, которое может растянуться на долгие годы, но всё равно настанет момент, когда всё это закончится. Цзян Яньли не хочет манипулировать людьми. Не хочет делать это ради достижения собственных целей, но у неё нет выбора. Она не привыкла льстить и лицемерить, специально набиваться кому-то в доверие. Считала, что лучше её будут ненавидеть настоящую, чем любить фальшивую. — Вы не хотите со мной разговаривать, молодой господин Цзинь? — замечая то, что её в упор игнорируют, А-Ли осторожно приподнимается со стула, собираясь уходить, как за ткань её рукава слабо цепляется чужая рука. Девушка с неподдельным интересом оборачивается, удивлённая такому жесту со стороны меньше всего заинтересованного в их «отношениях». — А-Ли. Не называй так меня. — Хорошо, буду знать. Им не о чем больше говорить. А-Ли всегда легко находила темы для разговора, общалась с людьми, поддерживала общие интересы. Со всеми. Но не с Цзисюанем. Он ей намного интереснее других, пусть она это скрывает, знает, что она ему не ровня, как говорят. Разве что по статусу, они же оба в одной лодке — дети, наследники из двух великих орденов заклинателей, которых хотят женить только ради хороших отношений между кланами, а люди тем временем много чего болтают, слухи, пусть маленькие, ничем не подтвержденные, разносятся по всей округе и утихают так же тихо, как и появляются. Хрупкую Цзян Яньли не считают привлекательной, у неё не очень выразительные черты лица, она не жеманничает и не модничает, всегда улыбается, редко говорит «нет», а её присутствие заставляет чувствовать себя… неполноценно. Так думает Цзысюань. Яньли — прекрасная, слишком идеальная, очаровательная, что до дрожи во всем теле и до едва заметного румянца на щеках. Её считают подающей успехи заклинательницей, а мать даже отдает ей Цзыдянь, говоря, что это кольцо-кнут обязательно признает её хозяйкой со временем, умалчивает, что эта процедура происходить должна довольно быстро. — Матушка. Я думаю, его лучше оставить для А-Чэна, — девушка бережно снимает кольцо с пальца, кладя на небольшой столик посреди комнаты. Юй Цзыюань смотрит на дочь привычным холодным взглядом, которым смотрит либо в девяноста процентах случаев, либо когда не знает, что ответить. — А-Ли, тебе всего лишь надо подождать, — произносит с лёгким нетерпением, — да, Цзыдянь признал меня сразу же, как я надела его на палец, но ты — другое дело. Ему нужно время. — Нет, — Яньли качает головой, — прошло две недели, а я до сих пор не могу управлять им. Думаю, тут во мне дело. А-Чэн больше характером в тебя, поэтому его он признает сразу. Я так думаю. Я не могу носить его. Девушка давно решалась на такой разговор, не могла никак собраться с духом, но сейчас — самое время. Ей ничуть не жаль расставаться с этим кольцом, разве что будет не хватать испуганных взглядов других адептов, с которыми она изредка пересекалась на ночной охоте, когда те, завидев Цзыдянь, удирали прочь, а некоторые, особо отважные, кидали уважительные взгляды и перешептывались между собой. *** Проходит несколько дней, когда Цзысюань поправляется окончательно и может стоять на ногах. За все это время он понял одну вещь.Вдоль одиноких улиц, ты гонишь под сто двадцать. Еще секунду, за стеклом огни сольются в танцы. Я как наркотик для тебя, но лучше б ты боялся — Все, к чему прикасаюсь, начинает разлагаться…