Заблудившийся в мрачных глубинах зеркальных поверхностей, Ты зовешь меня сквозь океаны полной луны. Рвется тонкая нить, но я верю в твое бессмертие И отыщу тебя даже на том краю тишины.
Свадебное платье невесты представляло собой красный халат, расшитый драконами. Головной убор также был достаточно специфический, в виде проволочного каркаса, отделанного птичьими перьями, шелковыми помпонами и медальонами. Завершала облик вуаль красного цвета. Китайское свадебное платье ципао расшито золотом. На него вышит феникс — сколько труда потребовалось, чтобы всё выглядело так красиво? Целый день долгожданной свадьбы вокруг Яньли суитились служанки, то и дело вытирающие слёзы и причитающие о том, как выросла маленькая А-Ли, недавно бегающая по пристани вместе с Цзян Чэном и Вэй Ином. Девушке оставалось загадочно улыбаться, слушая невинные истории и напутствия женщин. Цзиньчжу и Иньчжу, слуги, знакомые с её матерью ещё во время её пребывания в ордене Мэйшань Юй, особенно часто появлялись ей на глаза, желали счастья в браке, а сами невольно переглядывались. Они были знакомы с Юй Цзыюань с самого детства. Они стали свидетельницами подобного брака по договоренности родителей. И теперь, получается, видели и второй. Цзян Яньли думает о том, как бы всё прошло в тот раз. Ведь сейчас она знала, каким человек является её будущий муж. Она прекрасно помнила всё, особенно его, до мельчайших деталей. Не растогни родители помолвку в тот раз, кто знает, что могло выйти — вдруг они действительно смогли повторить судьбу своих родителей? В знаменитых орденах редко женятся и выходят замуж по любви. И ей, можно сказать, повезло. Непривычные красные одежды немного стискивают движения, корсет вынуждает сидеть ровно, держать спину прямо. А-Ли на самом деле очень хочется оказаться в простом нежно-розовом платье, а не в столь ярком и пышном наряде, пусть это и необходимо для торжества. Хотя, она, конечно, никому об этом не скажет. Зачем говорить? Это всего лишь один раз, один день, когда ей выпадает шанс облачиться в столь красивый наряд. И никто уже не посмеет сказать, что внешность у неё непривлекательная, что заклинательница она довольно слабая. Наступил день, когда все прежние унижения закончились. Почти наступила новая жизнь. И этот день надо прожить по полной. Слуги хорошо постарались, с самого утра всячески крася лицо Яньли. Они переборщили — девушка сама себя не узнала, когда взглянула в зеркало. И даже немного подивилась тому, как обманчива внешность. Лицо было до невозможности напудрено и нарумянено, губы покрашены в ярко-красную помаду. Но Цзысюань видел её в образе обычной заклинательницы, обычной девушки и любящей сестры. Он поймёт. Он узнает её. Поэтому она почти не волновалась. Вэнь Цин уличила момент, когда мадам Юй отвлеклась, наверное, чтобы проследить за А-Мэй, которая в столь торжественный день была предоставлена сама себе: внимание сконцентрировали на старшей дочери, после чего заверила слуг, что ей надо проверить здоровье А-Ли и что-то ей сказать. Те лишь понимающе кивнули, ведь были свидетелями их крепкой дружбы, зародившейся уже несколько лет назад. — Еле добралась до тебя. Они такие придирчивые, — то ли жалуясь, то ли используя привычную манеру речи, заявила А-Цин, садясь на угол кровати рядом с Цзян Яньли. Это был, наверное, последний раз, когда они могли вот так вот более-менее непринужденно разговаривать. Осознание вгоняло в печаль, — почему у тебя такое грустное лицо? Разве ты не рада? — Если я заплачу, весь макияж размажется на моём лице, а ведь его наносили всё утро, — жалуется А-Ли, улыбаясь, — матушка сказала, что невесте надо поплакать перед свадьбой, чтобы не лить слезы в супружеской жизни. Разве ты не знала? — Оу, ну я не собираюсь замуж, знаешь ли, — фыркает Вэнь Цин, — ты так и не ответила мне. Ты счастлива, А-Ли? Невеста почувствовала, как по телу пробежали мурашки. Она была слишком взволнована, чтобы говорить об этом. Лихорадочные мысли то и дело сменяли друг друга. Безусловно, она счастлива. Ведь в этот раз не допустит прошлых ошибок. И проживёт чуть дольше с любимым человеком, а может не совсем «чуть». Возможно, всë сложится так, что они проживут вместе до самой старости. В счастливом браке. Будут растить Цзинь Лина вместе. Помогут Цзян Чэну восстановить Пристань Лотоса, если нападения ордена Цишань Вэнь не удастся избежать. Помогут Вэй Ину не вступить на путь тьмы. И много чего ещё, чего они не успели в прошлой жизни, они совершат вместе. — Я очень счастлива, А-Цин, — срывается с её губ, а глаза предательски слезятся. Яньли бы смахнула слёзы рукой, если бы лицо не было накрашено — она боялась задеть макияж. — Вот и хорошо. Почему же тогда ты плачешь? Неужели хочешь, чтобы ещё раз тебе наводили подобную красоту? Ну же, подумай о том, что А-Мэй когда-нибудь тоже подберут жениха. Представляешь, как не повезёт бедному парню! — попыталась обратить всё в шутку Вэнь Цин. Чтобы заставить её смеяться. Ведь Цзян Яньли не должна лить слёзы в этот прекрасный день. Однако, ей всё ещё было грустно. Придётся оставить Пристань. Видеться с братьями не так часто, как хотелось бы. Изредка навещать родителей. И младшую сестренку, которую А-Ли всем сердцем любила. Это было очень печально. — Ты не должна грустить, А-Ли. Все живы. Всё в порядке, — всё ещё пыталась успокоить подругу Вэнь Цин, — и это не последний раз, когда мы так видимся. Тетушка давно поговаривала о том, что мне как-нибудь съездить в Ланьлин не помешает. Она — целительница. Она находится вне вражды орденов, её цель — спасать людские жизни. Врачевателям всегда были рады в любом месте. Отношение к ним, конечно же, гостеприимное и приятное. Тем более, многим есть, чему поучиться у Вэнь Цин, а ей — у них. Она без проблем загостится в любом ордене, насчёт этого волноваться пока не следует. Именно пока. Пока не начнётся эта кровопролитная война, полная ужасов и потерь. Пока в мире заклинателей царит спокойствие и затишье п̶е̶р̶е̶д̶ б̶у̶р̶е̶й̶. — Спасибо тебе, А-Цин… И всё же, мысль о том, что моим орденом теперь будет являться Ланьлин, как-то непривычна мне. — Ой, да ладно тебе! Тем более, ты в той жизни знала Цзинь Цзысюаня. Поверь, тебе будет легче, — куда более уверенно заявила целительница Цишань Вэнь, улыбаясь, — я рада за тебя, А-Ли. Ты действительно заслужила счастья. — Спасибо, — неуверенно и рассеянно проговорила девушка, тут же переведя на подругу взгляд добрых и ласковых глаз, — а ты? А-Цин, в тот раз ты всю себя посвятила целительскому искусству. Не мне судить, но, может быть, тебе стоит подыскать себе пару? Разве ты бы не хотела когда-нибудь кого-нибудь полюбить? — Нет. Я не хочу… Не могу доверить себя кому-то. Тем более, таким образом я отступлю от своей задачи, — голос Вэнь Цин немного утих, будто она тщательно обдумывала каждое слово и не была готова рассказать все, — предположим, я выйду замуж. Тогда мне придется перебраться в орден своего мужа. И оставить Вэнь Нина. Я… Я не смогу так, — А-Ли увидела, как девушка нервно сжимает в руке белую ткань платья, свойственного ордену Цишань Вэнь, — только если когда всё закончится. Если я выживу. Только тогда, возможно, я разрешу себе полюбить кого-нибудь. Она прочно закрыла свое сердце на замок. Построила невидимую стену между собой и окружающими, которую чувствовали только те, кто пытались пробить её, достучаться до чувств, добиться взаимности. Вэнь Цин, красивая девушка, искусный целительница, сильная заклинательница, не раз получала признания, которые с легкостью отвергала. Её видели хладнокровной и упорной девушкой, которая твердо шла к своей цели, неважно, насколько непостижимой она казалась. И её всё устраивало. Вэнь Цин ни капли не завидовала А-Ли, которая сейчас сидела в свадебном платье с фатой, прикрывающей лицо. Чувства — это лишь преграда. Чувства мимолетны и эфемерны. Ошибочны. Именно поэтому она не могла позволить себе любить кого-то. Но при этом эгоистичное желание разрасталось в её груди, постепенно затмевая разум собой и притупляя остальные чувства, кроме напускной холодности. *** — А-Ли. Я надеюсь, ты обретешь своё счастье в браке. Уверена, вы сможете полюбить друг друга самой искренней и нежной любовью. Слова матери кажутся ей такими странными, но в то же время справедливыми. Никто же не знает, что для Цзян Яньли брак значит не только то, что два величайших ордена должны породниться. Никто же не знает, что она выходит замуж за любимого человека, так ведь? Поэтому стоит блестяще отыгрывать эмоции на лице. Эмоции — любые, только не означающие то, что она всё прекрасно знала почти с самого начала. Брак её матери и отца был таким же, и они смогли полюбить друг друга только благодаря ей. Было ясно, почему Юй Цзыюань говорит подобное. Она не хочет повторения их судеб. Цзян Яньли смотрит на отца, который, улыбаясь и приобнимая жену, говорит ей какие-то слова, имеющие тот же смысл, что и материнские. Навязчивые мысли всё ещё не отпускают её, не дают расслабиться хоть на минуту. А они далеко не самые приятные, которые могли бы быть. Что, если ничего из их союза не выйдет? Что, если их чувства сейчас будут ненастоящими? Что, если он и в самом деле не любил еë? — Сестра! А-Чэн и А-Сянь, специально для этого дня прибывшие из Гусу, где им ещё год предстоит провести, бросаются ей навстречу, обнимая. А-Ли звонко смеётся, прижимая их к себе. Милые, невинные дети… Как же долго она их ещё не увидит! — Спасибо вам всем… — шепчет девушка, чувствуя, что если ещё что-то произойдет, умело наложенный макияж точно смоет поток слёз. А-Мэй уже сотый раз за день цепляется за ткань свадебного платья, то и дело требуя, чтобы Яньли взяла её на ручки. Малышка, вероятно, не понимала, почему обычно внимание, прикованное к ней, отдано старшей сестрёнке целиком и полностью, поэтому стремилась лишний раз показаться на глазах. Цзян Фенмянь вовремя взял младшую дочь на руки, чтобы она ненароком не испортила наряд, будто бы могла как-то сделать это. — А-Ли! — требовательным тоном, схожим с голосом матушки, пропищала девочка, указывая рукой на сестру и вырываясь из отцовских объятий. — Ничего не случится, если я подержу её на руках, — быстро заверила главу ордена Цзян Яньли, понимая, что такого шанса — подержать на руках А-Мэй, не предоставится ещё Бог знает сколько времени. Оставались считанные минуты до начала церемонии. Сердце бешено колотилось, что казалось, вот-вот — и выпрыгнет из грудной клетки. — А-Ли. Ты только будь счастлива, — вновь улыбнулась Юй Цзыюань, обнимая дочь. Сегодня она ходила с улыбкой на лице. Улыбкой радости и гордости за неё, Цзян Яньли. Такая же улыбка была на лице отца, только более смешанная с печалью. Тоже переживал, что их с Цзинь Цзысюанем брак будет схож их браку, неудачному поначалу? Зато Цзян Чэн и Вэй Ин ни о чем не думали, улыбались и желали ей счастья, не подозревая о других трудностях. А-Мэй — тем более. Младшие братья и сестра были ей утешением и спасением от печально-обреченных улыбок.Я ищу тебя, чтобы укрыть от жестокого ветра, Отвоевать тебя у холода и темноты. Гаснет пламя свечи, но я верю в твое бессмертие И уведу тебя прочь из ледяных пустынь.
— Дева Цзян, Вы согласны совершить со мной три земных поклона? — Да, я согласна. Голос дрожит. У обоих. Цзян Яньли никогда ещё так не волновалась, дышать через вуаль было так тяжело, что ей казалось, будто вот-вот она потеряет сознание. Девушка почти не чувствовала ничего, не помнила, как совершила три поклона, чувствовала на себе взгляд золотистых глаз, раннее полных самоуверенности, а теперь — неловкости. Теперь они официально женаты. Скажи ей кто-нибудь такое в той жизни, когда она находилась примерно в том же возрасте, что и сейчас, А-Ли бы рассмеялась и заявила, что это бред, хотя желание быть с любимым человеком в её груди всегда горело неугасающим огнём. Она впервые увидела слезы на лице матери. На лице отца. Даже крохотная А-Мэй плакала, пусть и не осознавала, что происходит и почему все плачут. Вэй Ин с Цзян Чэном держались друг друга, видимо, чтобы кто-то из них вовремя остановил другого, если он, поддавшись чувствам, начал порываться обнять её. И по щеке Цзян Яньли незаметно скатилась слеза. — А-Ли, А-Сюань, познакомьтесь. Я надеюсь, вы станете хорошими друзьями, — с улыбкой проговорила госпожа Цзинь, наблюдая за пятилетними детьми, впервые увидившими друг друга. — Ты что-то говорила насчёт помолвки, верно? — спросила мадам Юй. — Мы обещали, что если у нас родятся дочери, то они станут названными сёстрами, если сыновья — названными братьями, а если дети разных полов, то они поженятся, — напомнила женщина в золотых одеждах с улыбкой. Её отношение к А-Ли с самого детства не изменилось. Девушка для неё была воплощением идеалов, женской красоты и мудрости. Поэтому сразу после окончания церемонии, по просьбе самой же Яньли, проведенной в Юнмене, она обняла свою невестку, почти так, как делала это мать. — Теперь, если что-то случится, ты сможешь обратиться за помощью ко мне. А-Ли, ты только не стесняйся, хорошо, дорогая? — сквозь слёзы, прошептала она, подзывая к себе и сына. Цзинь Цзысюань неловко переводил взгляд с матери на жену, в итоге тоже оказавшись плененным материнскими объятьями. Цзинь Гуаншань наблюдал за ними чуть издалека, но ближе не подходит, о чем-то разговаривая с Цзян Фенмянем. Мадам Юй тоже подошла к ним, глядя на старую подругу с затаенной просьбой — наверное, просьбой присмотреть за дочерью в чужом, теперь родном для неё ордене. — Мы отправимся уже скоро, — донеслись до Яньли слова госпожи Цзинь. Скоро она уже не будет всецело принадлежать Юнмену. Скоро она не сможет ходить с братьями на ночные охоты. Скоро Юнмен уже не будет ей родным домом, его заменит Ланьлин. Скоро она сменит фамилию на «Цзинь». Скоро настанет новое «завтра». Вэнь Цин наблюдает за ней из толпы. А-Ли облегченно вздыхает, поймав взгляд подруги. Это успокаивает. Сейчас ей не получится подойти ближе, хотя очень бы хотелось вновь услышать её голос. Ведь неизвестно, через сколько они увидятся — у А-Цин могут быть дела в собственном ордене. Тем более, через год начнётся нечто ужасное. Остался только год. В карете даже не так тесно, как она себе всё представляла. Очень даже уютно, если не считать молчания, повисшего между ней и Цзысюанем. Только неловкие взгляды, «случайные» соприкосновения рук и переплетение пальцев. Цзян, теперь уже Цзинь Яньли последний раз прощается с родителями, машет рукой братьям, гладит по темным волосам А-Мэй, пытается найти в толпе Вэнь Цин — как неудобно, они ведь даже попрощаться не успели! — и смотрит, как красочные пейзажи сменяют один за другим, мерный стук колёс заставляет захотеть заснуть. Теперь она уже может снять вуаль, обнажая лицо и вдыхая свежий воздух полной грудью. Пусть вуаль и была прозрачная, почти незаметная, дышать через неё оказалось тяжело. Девушка осмеливается положить голову на плечо Цзысюаню, сидящему по левую руку от неё. Спать хочется невообразимо, её подняли рано утром, так, наверное, даже в Гусу не встают, а дальше — подготовления, слезные прощания и расставание с прежней жизнью. Проваливаясь в объятья сна, А-Ли чувствует, как муж кладёт ей на голову свою руку и неловко проводит по волосам. — Ты не должен бояться заговаривать с ней. А-Ли — хорошая девушка, я-то знаю, поверь, — мать с небольшим упреком смотрит на него, а после осуждение сменяется умилением, когда госпожа Цзинь видит, как Яньли задремала на его плече. — Я знаю, — тихо, будто боясь разбудить её, ответил Цзинь Цзысюань. Мало кто действительно женится по любви. Он видел все прелести брака по договоренности — родители то и дело ссорились, все конфликты разворачивались на его глазах, даже когда он был ещё ребенком. Цзинь Цзысюань презирал своего отца. Жить с осознанием того, что каждый второй может оказаться твоим незаконнорожденным братом или сестрой, конечно, мало кому бы понравилось. Госпожа Цзинь пыталась держать своего мужа в своём поле зрения и пристально следила за его действиями, но это не всегда выходило. Дети не любили А-Сюаня, даже если дружба с будущим главой ордена могла быть в приоритете. Они издевались над ним, закидывали палками и камнями, говорили то, что знали от своих родителей — про его. Он никогда не верил людям, не доверял доброте и искренности, потому что всё могло оказаться очередной маской. …поэтому с А-Ли было очень неудобно… Цзян Яньли — первый человек, который не имел ни малейшего желания ненавидеть его даже по той простой причине его высокомерия, даже по той причине, что он являлся сыном своего отца. Цзян Яньли — первый человек, который отнесся к нему с неподдельной искренностью и заботой, когда его ранили. Она сидела около его кровати. Она переживала за него. И, конечно же, она — первый и единственный человек, с которым Цзинь Цзысюань без малейшего колебания согласился связать свою судьбу. Конечно, его не спрашивали — просто поставили перед фактом. Это нормально. Мало кто женится по любви, особенно если речь идёт о наследнике самого богатого ордена. Ещё в раннем детстве Цзинь Цзысюань дал себе клятву не быть похожим на своего отца и сделать избранницу счастливой. Ну и что, что они почти не знают друг друга? Ну и что, что они виделись буквально пару раз? Цзян Яньли, пусть не такая прославленная заклинательница или врачевательница, как Вэнь Цин. Пусть и не первая красавица, но далеко не дурнушка — естественные красивые черты лица испортить можно разве что ужасно нанесенным слоем макияжа. У неё кроткий и спокойный характер, а не безрассудно-самоотверженный. Так кто дал право говорить, что она не такая прекрасная? В Ланьлин они прибывают уже поздно вечером. Празднество в Юнмене затянулось почти что на целый день. Цзян Яньли открывает глаза, сонно оглядывая яркие очертания Ланьлина — своего нового дома, нового ордена. Ей, определенно, нравятся здания, нравятся золотые одежды. Но тут чего-то не хватает. Ланьлин — это не Юнмен. И никогда им не был. И не будет. Потому что наступила пора её новой жизни. Я не хочу, чтобы ты оставался один Неподвижный, беспомощный в этих мрачных чертогах, Среди чуждых и странных скрипов и шорохов, Среди чуждых, холодных воздушных потоков.