С легким сердцем мы пройдем сквозь волны и ветра.

      Смотреть на собственную смерть со стороны было не то что бы странно или необычно, но как-то неоднозначно. Вэй Усянь не мог сказать, что чувствует: всё это происходило почти два тысячелетия назад. В прошлой жизни этот момент не отпускал его даже после «перерождения» в теле Мо Сюань Юя, как бы Вэй Ин не старался уверять дорогих людей, что им не стоит вспоминать о его смерти в Безночном Городе, сам заклинатель возвращался к тому дню либо в воспоминаниях, либо во снах. Это было частью прошлого, въевшимся в саму его сущность страшным эпизодом. Сейчас же, спустя века, глядя на своё падение со скалы, Старейшина Илина ощущал лишь тяжёлый осадок в области груди — что было, то прошло. Куда больнее оказалось смотреть на Лань Ван Цзи, зовущего его. Поджав нижнюю губу, Вэй Усянь повернулся к Лань Чжаню. Лицо Ханьгуан-цзюня не выражало ровным счётом ничего, когда он смотрел на себя, но искажалось в муках ноющего сердца при виде Вэй Ина.       С каждым новым мигом Безночный Город оставался всё дальше там, у горизонта за спиной, пока второй господин Лань летел на Луань Цзан. С его руки срывались рубиновые капли, напоминавшие драгоценные камни, но до земли они не долетали, разбиваясь о воздух. Сотканный из белоснежных облаков и кровавой киновари силуэт исчезал в лучах встававшего светила, подобно туману в горах, чтобы вновь обрести чёткий образ уже на могильных курганах в Илине. От увиденного у Вэй Усяня свело челюсть из-за желания переломать позвоночник Су Ше и Цзинь Гуань Яо. Сколько бы Вэй Ин не спрашивал, Лань Чжань не рассказывал ему о своих шрамах на спине, поэтому ему пришлось просить объяснений у Цзэу-цзюня. Тогда Лань Сичэнь рассказал ему о событиях, произошедших почти сразу после смерти Вэй Усяня, когда Лань Ван Цзи не позволил осмотреть пещеру Фумо. В своих словах глава ордена Гусу Лань не скупился, в полной мере рассказав всё, хоть и без подробностей. Одного взгляда на Лань Сичэня было достаточно, чтобы понять — воспоминания отнюдь не из самых приятных, а повествование даётся с неким трудом. Взгляд мужчины в тот вечер Вэй Ин не смог забыть до самого своего конца: так смотрят те, кто сожалел о своих решениях. Так смотрел сам Вэй Ин, так время от времени смотрел Лань Чжань, так смотрела девушка-дух. В тот раз он услышал только рассказ, теперь же он мог увидеть всё собственными глазами.       Догорающие дома и беседки, затоптанные в грязь фонари, опрокинутые перегородки и полочки, едкий дым от сгораемых трав, выращенных на земле Луань Цзан, затоптанный и закиданный всякой рухлядью прудик с лотосами, гуляющий по округе ветер, мешавший пепел с пылью, и запах металла, оседавший на языке.       —Ханьгуан-цзюнь. Что всё это значит? — к Лань Ван Цзи, преграждающим путь в пещеру Фумо, подошёл Су Ше в окружении адептов Ланьлин Цзинь и пары-тройки из собственного ордена. Все, как один, наставили мечи на Второго Нефрита Гусу Лань, готовые атаковать его в любую минуту. Факт того, что ослабленный после битвы в Безночном Городе Лань Ван Цзи стоял один против нескольких десятков заклинателей, предавал им смелости, которую можно было назвать, разве что, дурной, и высокомерия. — Пускай ты защищал Вэй Ина в Безночном Городе, простительно. Но теперь не даёшь нам обыскать его логово? Какие намерения ты преследуешь? — в голосе Су Миншаня слышалось столько презрения, что хватило бы вылепить его двойника в полноценный рост. Этот человек почти в открытую заявлял о своём нежелании считаться с Ханьгуан-цзюнем.       Луань Цзан ощутила отвращение не хуже, чем к Цзинь Гуан Шаню или Вэнь Чжао. За непродолжительное время своих странствий она успела услышать много разговоров и слухов, ходивших среди заклинателей, а порой даже среди обычного люда, но один запомнился ей лучше всех остальных. В том слухе фигурировал некий Су Миншань, бывший когда-то адептом Гусу Лань, но в конечном итоге основавший свой собственный орден Молин Су в период конца Аннигиляции Солнца. Разумеется, говорить о человеке за его спиной можно многое, а правды в этом окажется с кошачью слезинку, да только это был, пожалуй, единственный слух, поразительно точно сходившийся в любых устах. Понизив голос до шёпота, заклинатели говорили, что якобы этот Су Миншань не просто так покинул орден Гусу Лань, он буквально сбежал оттуда, спасая свою шкуру после того, как предал своих наставников и соучеников, выдав тайну Гусу Лань ордену Цишань Вэнь и став причиной, по сути, пленения Второго Нефрита клана Лань Вэнями. При этом Су Ше особыми умениями никогда не выделялся, но во всём копировал Лань Ван Цзи. Услышав сей чудный сказ, повторяющийся из раза в раз, Луань Цзан подумала, что порой слухи могут не врать, но быть слегка преувеличены. Теперь дух видела, что рассказ тот оказался сильно преуменьшен и, наверняка, не без вмешательства одного господина из Ланьлин Цзинь. То-то в окрестностях Ланьлина постоянно слышалось, что глава ордена Молин Су был дружен с самим Цзинь Гуань Яо.       —Ты не имеешь права говорить со мной. — если бы словами можно было убивать физическое тело, Лань Ван Цзи превратил бы Су Ше в пыль.       —Ты! — сразу же оскалился тот, хватаясь за меч. Однако дальше ринуться он не смог. На Луань Цзан показался Цзинь Гуань Яо со своей свитой.       —Глава ордена Су! Будет вам. — Цзинь Гуань Яо не торопясь подошёл к заклинателям, будто ничего такого здесь не происходило, и улыбнулся. — Ханьгуан-цзюнь в самом деле справедливый благородный муж. Раз Ханьгуан-цзюнь запрещает нам обыск, оставим в покое пещеру Фумо. — на это Су Ше кивнул. — Мы окружили гору Луань Цзан, и даже если Старейшина Илина по случайности не погиб, ему не удастся незамеченным никем появиться в пещере Фумо.       —Слушаюсь. — поклонился Су Миншань.       Сам Цзинь Гуань Яо поклонился Ханьгуан-цзюню, подтверждая свои намерения, после чего развернулся уйти, но вдруг остановился, словно что-то вспомнил. Будь он актёром или сказителем, аплодисменты бы не стихали. На лице его проскользнуло хорошо сыгранное беспокойство и отнюдь не сыгранная ухмылка.       —Кстати. Ханьгуан-цзюнь, ваш дядя здесь. Кажется, он намерен забрать вас в облачные Глубины. — сказав всё, что хотел, молодой мужчина удалился со шлейфом победной улыбки на лице, забирая с собой и всех адептов.       Стоило орденам Ланьлин Цзинь и Молин Су покинуть пределы небольшого поселения, превратившегося в развалины за одну ночь, у пещеры Фумо появились Лань Цижэнь со старейшинами и старшими адептами. Лань Ван Цзи встретил их без колебаний и страха. После произошедшего несколько часов назад он был готов стоять до конца. Старейшины с неодобрением и даже презрением воззрились на Второго Нефрита клана Лань, обступая его вместе со старшими учениками. Раздался звон — все присутствующие, за исключением Лань Цижэня, направили на заклинателя мечи. Старшие адепты безмолвно переглядывались, бросая взгляды на старейшин и Лань Ван Цзи, в глазах молодых заклинателей читались непонимание и обида. Человек, на которого они стремились равняться, предал их, встал на сторону ненавистного Старейшины Илина и теперь выступал против всех.       —Лань Ван Цзи. — вперёд выступил один из старейшин, не убирая клинка. — Немедленно убери свой меч, сдай оружие и вернись в Облачные Глубины.       Лань Ван Цзи перевёл взгляд на говорившего, но не ответил ему и сильнее сжал рукоять меча.       —Да как ты смеешь вести себя так со старейшинами?! — разозлился мужчина в годах, отчего всё его лицо покраснело. — Мало преступлений совершил? Спутался с этим проклятым Вэй Усянем, поправшим Истинный путь и благодетели, убившим тысячи людей и посмевшим пойти против всех принципов и законов, воскресив Призрачного Генерала! Он укусил руку, что его кормила, убил свою шицзе, объявил войну орденам. И ты смеешь его защищать? Смеешь идти против истинных учений?       —Вы говорите, — в глазах Лань Ван Цзи заполыхал огонь. — Что Вэй Ин попрал благодетели, но забываете, что благодаря ему ордена победили в Аннигиляции Солнца.       —Ордена победили благодаря своим слаженным действиям, а не этому..! — старейшина, самый молодой на вид, сжал губы, чтобы случайно не сказать грязное словцо, вертевшееся на кончике языка. — Даже если он и помогал в прошлом, это не отменяет его преступлений в настоящем.       —А достопочтимые старейшины сами видели, чтобы Вэй Ин убивал деву Цзян? Видели, чтобы он срамил орден Юньмэн Цзян или Цзян Ваньиня?       —Лань Ван Цзи. — молчавший до этого момента Лань Цижэнь смирил племянника взглядом и вышел вперёд. — Немедленно возвращайся в Облачные Глубины и прими наказание.       И снова старейшин ждала тишина в ответ. Один из них поднял меч, указывая на Ханьгуан-цзюня, и тот повернулся к нему, перехватывая рукоять. Увидев этот жест, один из старших адептов посчитал, что Лань Ван Цзи собирается напасть и сделал резкий выпад вперёд, пытаясь заблокировать предполагаемую атаку. Бичэнь тут же отбил неизвестный клинок и отбросил адепта подальше. Сие действие послужило спусковым механизмом: по рядам Гусу Лань прокатились шепотки и несколько старейшин двинулись на Лань Ван Цзи.       Клинок Ханьгуан-цзюня сверкнул в воздухе, отбивая атаки старейшин и заставляя их отступить, но на их место сразу пришли другие, а старшие адепты теснили сзади. Заклинатель умело отбивался и наносил атаки, он мог отбить от себя за раз до пяти мечей, но биться одному против нескольких десятков человек после тяжёлой битвы всё равно, что подписать себе смертный приговор, однако Лань Ван Цзи не уступал им. Он не стремился ранить их специально, пока один из адептов не стал целиться ему в руку, желая задеть ту. Когда на мужчину разом навалились четыре меча старейшин, этот самый адепт сглотнул и решился нанести удар сзади — иначе им было не победить Второго Нефрита Гусу Лань.       Луань Цзан, старавшаяся особо не вмешиваться, заметив направленный в спину Лань Чжаня клинок, широко распахнула глаза и сжала челюсти. Моментально оказавшись за спиной Ханьгуан-цзюня и пронесшись между адептами ледяным потоком воздуха, она ребром ладони отбила меч. Волна отрицательной энергии прошла парня насквозь и заставила его потерять сознание. Та же участь ждала ещё пару старших учеников, но исход этой битвы был предрешён заранее. Грудь Лань Ван Цзи тяжело подымалась и опускалась, рванные вздохи свистели сквозь зубы, из раны на руке вновь пошла кровь, смешиваясь с кровью от других ранений. Белые одежды окрасились в серо-багровый, лицо побледнело — силы почти покинули его. Улучив момент, старейшины выбили Бичэнь и не позволили призвать Ван Цзи.       Огонь, кровь, адепты, старейшины и Лань Ван Цзи пошли рябью, перетекая в следующую картину. Место, где он вместе с Лань Чжанем, Цзян Чэном и Не Хуай Саном получили наказание ферулами за распитие спиртных напитков в Облачных Глубинах, Вэй Усянь узнал сразу, но в этот раз народу здесь было намного больше. Старшие адепты стояли двумя стройными рядами, еще несколько находились за их спинами. Посреди прохода на коленях в нижних одеждах с прямой спиной и неестественно бледными скулами свергнутым богом стоял Лань Ван Цзи, а перед ним, заведя руки за спину и сверкая гневом в глазах, был Лань Цижэнь. Вэй Ин сглотнул и огляделся, что-то казалось ему не таким, странным, и, услышав слова Лань Цижэня, он понял, в чём заключалась проблема. Лань Сичэня и старейшин не было. В прошлом Цзэу-цзюнь сказал, что Лань Чжаня приговорили к трёстам ударам, медитациям в Ледяной пещере, а так же запретили покидать Облачные Глубины на три года.       —Бейте! — отдал приказ Лань Цижэнь, и старший адепт, державший дисциплинарный кнут, сжав челюсти и нахмурив брови, начал один за другим наносить удары по идеально прямой спине.       В каждом ордене было своё подобие дисциплинарного кнута, к которому прибегали в крайних случаях, и один из самых жестоких кнутов принадлежал, как раз, Гусу Лань. Это были, примерно, с полторы человеческих руки в длину три бамбуковых шеста, сделанных из особо прочной породы этого растения. Снаружи и изнутри бамбук был пронизан заклинаниями, они усиливали удары и наносили кроме физического ещё и духовной урон, который в дальнейшем и не позволял шрамам зажить до конца, чтобы те были вечными напоминаниями о совершенных деяниях. Только помимо заклинаний шесты были ещё и прометаллированны изнутри, что делало из дисциплинарного кнута Гусу Лань смертельное оружие. Уже в те года ходили слухи, что немногие выносили пятьдесят ударов, а Лань Ван Цзи пришлось стерпеть целых триста!       С очередным ударом кожа под шёлковой рубахой разрывалась, и вскоре удары наносились уже по мясу. Белый шёлк превратился в кровавый флаг, но Лань Ван Цзи продолжал терпеть, стискивая зубы и кулаки до хруста костей.       —Пятьдесят второй правило ордена Гусу Лань! — скомандовал Лань Цижэнь.       —Запрещено заводить дружбу с порочными людьми. — ответил Лань Чжань.       —Ты посмел выбросить из головы фундаментальные основы ордена Гусу Лань. Сможешь ли ты оправдаться перед предками ордена Гусу Лань?       —Осмелюсь спросить дядю, — из горла Лань Ван Цзи вырвался сгусток крови, потёкший по его губам. — Кто праведен, а кто порочен? Где чёрное, а где белое?       —Прекрасно. — гнев Лань Цижэня подскочил до самых небес. — И это воспитанный мною лучший ученик! — мужчина вздохнул. — Ван Цзи. Ты разочаровал меня до глубины души.       Вэй Ин сглотнул, сжимая кулаки. Он никогда не понимал старика Ланя, а сейчас ощутил к нему… отвращение. Вэй Усянь помнил историю родителей Лань Чжаня, помнил, почему Лань Цижэнь был строг к племянникам, и в особенности к младшему, но принять то, что происходило перед глазами, не мог. Неужели не было иного способа наказать?! Неужели учитель Лань думал, что подобной жестокостью сможет что-то изменить? Ведь он сам сказал, что вырастил Лань Чжаня, так ему ли не знать характер племянника? Вэй Усянь моргнул и ощутил влагу на своих щеках — удары, наносимые по спине Лань Чжаня, отдавались в его собственном сердце.       Неожиданно между спиной Лань Ван Цзи и дисциплинарным кнутом появилась серая полупрозрачная рука. К этому моменту счёт перевалил уже за двести пятьдесят пять ударов, и Ханьгуан-цзюнь держался на чистой, оголённой силе воли. Глаза смотрели перед собой, но вот сознание определённо находилось не совсем в теле, поэтому он и не заметил, что на время удары прекратились и наносились по призрачным рукам. Не видел этого и приводивший в исполнение приговор адепт, потому что больше не мог смотреть и зажмурился. Но долго это продолжаться не могло — заклинания на дисциплинарном кнуте имели огромную силу и после одиннадцатого удара стали постепенно рассеивать дух. Зажмурившись и прикусив губу, Луань Цзан убрала руки, понимая, что ещё несколько ударов и она попросту исчезнет, а этого нельзя было допустить любой ценой. Ей оставалось только смотреть, сидя на коленях перед Ханьгуан-цзюнем.       Когда последний удар был нанесён, Лань Цижэнь, взмахнув рукавами, развернулся уйти, а старший адепт на дрожащих ногах отошёл от Лань Ван Цзи, чья спина превратилась в кроваво-мясную мешанину. От увиденного парню стало плохо и несколько адептов подоспели ему на помощь: один забрал дисциплинарный кнут, с которого на пол капала кровь, другие два поддержали товарища. Они не знали, что делать дальше и ждали указаний учителя Ланя, а тот молчал. Послышался длинный, тяжёлый, рванный выдох. Взгляд Лань Чжаня укрыл туман, и заклинатель потерял сознание, упав. Его волосы скрыли лицо, поэтому никто не увидел, что голова Второго Нефрита не коснулась пола, благодаря неживым рукам. Удар головой о деревянный пол мог стать фатальным. Старшие ученики смотрели с ужасом, Лань Цижэнь стоял к ним спиной и молчал. Звук шагов заставил молодых ребят вздрогнуть и затаить дыхание, они всеми силами старались скрыть дрожь в коленях, пока случайно не столкнулись взглядами с Лань Сичэнем, перед которым расступались. Силы покинули их, и парни привалились к колонам. Вид Главы ордена обещал долгую и мучительную смерть тому, кто сейчас встанет на его пути.       Стоило Лань Сичэню увидеть лежащего без сознания брата, с буквально вывернутой спиной, как с мужчины сошли все краски. Не глядя на дядю, Цзэу-цзюнь опустился коленями в кровавые разводы и брызги и попытался как можно осторожнее уложить младшего брата себе на спину, чтобы не тревожить ужаснейшую…Раной это назвать не поворачивался язык. Видя, что Лань Ван Цзи сейчас съедет с плеча своего брата, Луань Цзан аккуратно, не касаясь Главы Гусу Лань, подтолкнула Лань Чжаня, придерживая его за локоть. Поднявшись с колен, Лань Сичэнь развернулся и пошёл прочь. Попадавшиеся на пути ученики и наставники шарахались в стороны, желая слиться с окружающей их природой. За последние несколько дней они не впервые видели своего Главу в состоянии злости или даже ярости, но впервые они ощущали на себе его угрозы. Не говоря ни слова, только одним своим видом он яснее ясного давал понять, что Диюй покажется им Небесами, если кто-то сейчас откроет свой рот или, не приведите Боги, помешает ему.       Наплевав на правила, Лань Хуань почти что бежал в комнаты брата, в которых он сразу же опустил его на кровать и попытался аккуратно снять ошмётки рубахи, пока те не присохли к ранам. Раздобыв чистой воды, благо та всегда была в комнате Лань Чжаня, и полотенец, Цзэу-цзюнь начал промывать раны, попутно делясь своей ци. От количества крови вода стала напоминать кровавый омут, а ткань уже не могла толком впитывать. Лань Ван Цзи тяжело дышал, у него поднялся жар, поэтому он сильно вспотел, при этом его трясло. Губы потрескались. Пока Лань Сичэнь вытирал с них кровь, его руки дрожали. Вдруг он остановился и склонился, утыкаясь лбом в подушку рядом с головой младшего брата. Собрав свои силы, мужчина выпрямился и продолжил стирать кровь — на некоторых ранах начала образовываться хрупка корочка, что могла порваться от дуновения ветерка. Отбросив тряпку, Цзэу-цзюнь потянулся к своему мешочку цянькунь, извлекая из него целебные мази, отвары и пилюли. Ему стоило усилий заставить Лань Чжаня проглотить несколько. Убрав волосы брата в сторону, Лань Хуань взял первый бутылёк и откупорил его. На раны посыпался порошок, за которым последовала зеленая мазь с резким запахом трав. Добредя до очага, Глава Гусу Лань поставил воду греться и высыпал в неё травяной сбор. Пока отвар варился, он передавал Лань Ван Цзи энергию, сжимая губы, потом шёл за отваром, остужал и по ложечке вливал его в рот брата, затем менял повязки, и так по кругу, пока за окном день сменялся ночью, потом вновь наступал день и снова ночь.       Несколько раз в двери Цзинши стучал лекарь, присланный кем-то из старейшин, но Лань Сичэнь выставлял его прочь, как и самих старейшин, приходивших напомнить о том, что Лань Ван Цзи должен уйти отбывать своё наказание в Ледяную пещеру, а Глава вернуться к своим обязанностям. За эти несколько дней Цзэу-цзюнь похудел, под глазами залегли мешки, кожа стала бледной, а взгляд резал острее его меча. Мужчина не отходил от кровати брата и почти не спал, изредка проваливаясь в нервный сон, прекращавшийся даже от самого тихого стона. В бреду Лань Ван Цзи иногда звал Вэй Ина, в такие моменты Лань Сичэнь крепко сжимал ладонь брата в своей и не отпускал, пока Ханьгуан-цзюнь не затихал. Выставив немыслимо какой по счёту раз старейшин, Цзэу-цзюнь упал на колени рядом с постелью и схватился за переносицу, взгляд потерял осмысленность, а сам Лань Хуань провалился в темноту. Луань Цзан подхватила голову заклинателя, чтобы тот не ударился о деревянное изголовье, и уложила его на край кровати, кое-как подложив под голову руки. Физическая и духовная усталость взяли, наконец, своё и отправили Главу ордена в беспамятство как минимум на несколько часов. На улице дневное светило окончательно скрылось за горизонтом, с водопадов подул прохладный ветер, принося с собой ночную свежесть. Луна в эту ночь светила не особо ярко, словно боялась потревожить братьев.       Луань Цзан поднялась с колен и прошла вглубь комнаты к резной ширме, у которой на подставке стоял гуцинь, и опустилась за него. Пусть заклинания с дисциплинарного кнута её сильно помотали, но в ней было достаточно энергии на одну небольшую мелодию. Девушка нежно коснулась струн и через плечо посмотрела на братьев — Цзинши заполнила тихая мелодия. Этого произведения ни Лань Ван Цзи, ни Вэй Усянь раньше не слышали, хотя оно казалось им отдалённо знакомым. Мелодия не была похожа на те произведения, что писались в Гусу Лань. Тихая, но живая. В ней были и облака Гусу, и аромат лотосов Юньмэна, и цвет пионов Ланьлина, и пение редких в Цинхэ птиц, и даже отголоски звона мечей Цишаня. Но доиграть до конца Луань Цзан было не суждено. С кровати послышались стоны. Дух приглушила струны и прислушалась. Охрипшим голосом Ханьгуан-цзюнь звал Вэй Усяня: «…Ин…Вэй И…Вэй Ин…».       —Ван Цзи? — Лань Сичэнь вскочил, разбуженный несвязным бормотанием. —Ван Цзи?       Цзэу-цзюнь пощупал лоб брата, лихорадка спадала, но выдохнуть он не смог, вновь услышав имя, что стало ненавистным за последние дни. Лань Чжань опять звал Вэй Усяня, а он мог только держать его за руку, передавать ци и менять повязки, напоминая тень былого себя.       —Вэй…Ин…       «Да забудьте вы уже о нём!» — с лёгким визгом вскрикнула Луань Цзан, сжимая юбку трясущимися руками. Поняв, что натворила, дух захлопнула руками рот и медленно попятилась в тёмный угол, не сводя взгляда со вскочившего Цзэу-цзюня. Мужчина как-то одеревенело оглядывался, при этом взгляд затравленно метался по всем комнатам, а губы подрагивали, и с них, казалось, вот-вот сорвётся вопрос «кто здесь?», но это лишь казалось. Рвано вздохнув, Глава Гусу Лань тяжело опустился обратно и обхватил голову руками.       —Боже, я схожу с ума… — прошептал он.       Прошло несколько месяцев прежде, чем состояние Лань Ван Цзи более-менее стабилизовалось. Лихорадка прошла, ци перестала бесноваться, а болеутоляющие пилюли и отвары помогали некоторое время не обращать внимания на спину. Лекарь признал состояние второго господина Ланя под взглядами старейшин «хорошим», что значило — теперь он может спуститься в Ледяные пещеры, в которого его отводили под конвоем.       В Облачных Глубинах имя Лань Ван Цзи старались упоминать нечасто по разным причинам, одной из которых был Лань Сичэнь. Цзэу-цзюнь обращался к старейшинам с уважением, но после советов или коротких разговоров в мыслях всплывал вопрос «что было хуже: уважительное обращение к старейшинам или полное пренебрежение ими?». Глава Гусу Лань почти каждый день спускался в Ледяные пещеры и просил Лань Ван Цзи одуматься, забыть Вэй Усяня, двигаться дальше, но каждая попытка заканчивалась одинаково — Ханьгуан-цзюнь оставался при своём мнении. В ход всё шло: разговоры по душам, нежные слова, настоятельные уговоры. Однажды Лань Сичэнь не выдержал и встал на колени перед братом, положил руки на плечи и практически начал его умолять. Лань Ван Цзи переполошился, просил брата подняться, но не отступал от своего, как не желал отступать и Лань Хуань. В тот день Цзэу-цзюнь пробыл в пещерах от рассвета до заката, но был вынужден признать поражение. Из всех методов оставался только шантаж, и идея прибегнуть к нему не раз и не два проскальзывала в мыслях заклинателя, но он гнал её от себя, понимая, что если прибегнет к шантажу, то окончательно сломает младшего брата, и его Лань Чжань больше никогда не вернётся.       Возвращаясь из пещер после заката, Цзэу-цзюнь выглядел очень усталым, однако он не пошёл к себе, а свернул к отдалённым комнатам младших адептов, в которых почти никто не жил. Пройдя мимо нескольких домиков, мужчина остановился перед единственным освещённым фонарями. Из-за дверей доносились тихие женские перешёптывания и детский кашель. Лань Сичэнь отворил двери и зашёл внутрь, придержав пожилую женщину в одеждах ордена. Госпожа поблагодарила его, поклонилась и ушла, прихватив с собой тазик с маленькими одежонками. В небольшой комнате, пропахшей корнем солодки и рисовой кашей, на кровати под присмотром второй женщины сидел мальчик. Услышав приветствие, он обернулся, и Луань Цзан чуть не потеряла равновесие — это был А-Юань. Он выглядел больным и изредка покашливал, но при виде Лань Сичэня на детском личике расцвела улыбка.       —Дядя..! — прошептал А-Юань, пару раз кашлянув.       —Вы можете идти, госпожа Лю. — Лань Сичэнь поклонился женщине, та покачала головой, погладила мальчика на прощание по голове и покинула домик, а Лань Хуань сел на край кровати, поглаживая А-Юаня по спине, чтобы облегчить кашель. — У А-Юаня появился румянец на щеках, значит он идёт на поправку.       —Дядя, если мне лучше, значит…Значит я смогу увидеть отца? — с надеждой в голосе спросил мальчик. Лань Сичэнь застыл и поджал губы. Его голова легла на маленькую головку.       —А-Юань, твой отец сильно болен, к нему нельзя…Пока. Я отведу тебя к нему, как только ему станет лучше. — Лань Хуань уложил мальчика в кровать, прежде напоив его отваром и сменив тряпку на лбу. С момента ухода Лань Ван Цзи в пещеры прошло уже больше полугода. А-Юань, ныне Лань Юань, был записан как сын Лань Ван Цзи.       —А…А матушка? — робко поинтересовался малыш. Цзэу-цзюнь тяжко вздохнул и горько улыбнулся.       —Она не может прийти… Она очень далеко. Спи, А-Юань. Тебе нужно поправляться. Чем быстрее ты будешь набираться сил, тем лучше будет твоему отцу.       Мальчик солнечно улыбнулся, кивнул и, пожелав дяде спокойной ночи, заснул. Цзэу-цзюнь гладил его по голове, желая ударить себя. Незадолго до отбоя он покинул домик, подмечая, что госпожа Лю вернулась в свою комнату в другом конце домика. Луань Цзан проводила мужчину взглядом и опустилась на стул у кровати мальчика, глядя на него с нежностью и теплотой. А-Юань был жив! Она не знала, как он попал сюда, но чувствовала, что это была заслуга Ханьгуан-цзюня. Скорее всего, тот нашёл мальчика и принёс его в Облачные Глубины до того, как отправиться в Безночный город. В этой ужасной истории пострадало много людей, но особенно больно было из-за двух ни в чём неповинных детей: А-Юаня и А-Лина. За эти месяцы она несколько раз покидала Гусу и приходила в Пристань Лотоса. После смерти сестры Глава Юньмэн Цзян забрал совсем крохотного Цзинь Лина в Юньмэн, где работал, спал и ел около его колыбели, каждый раз душа в себе слёзы.       —Тётушка. — услышав тихий голос, Луань Цзан не предала ему значения, но тот вновь повторил. — Тётушка.       Дух вздрогнула и огляделась, кроме нее в комнате больше не было женщин. Моргнув, она перевела взгляд на Лань Юаня, тот проснулся и смотрел на неё, но щурился, будто плохо видел. Девушка вспомнила рассказы о том, что дети более восприимчивы к отрицательной и положительной энергиям, поэтому порой они могут видеть даже то, что не видят опытные заклинатели. Поняв, что она тот самый случай, Луань Цзан мысленно себе поаплодировала и подсела ближе.       «Что такое, А-Юань?» — Луань Цзан сжала руку мальчика, которой он потянулся к ней.       —Вы не ушли с дядей.       «Твоему дяде надо отдохнуть, у него был…тяжелый день».       —Дядя ходил к отцу? — кашлянул А-Юань. Луань Цзан кивнула, и мальчик улыбнулся в ответ. — Тётушка, вы знаете, где моя матушка? Дядя не говорит, где она.       «А-Юань, — девушка-дух погладила Лань Юань по голове, заметив, как он потянулся лбом к холодной руке. — Понимаешь, твоя матушка она очень-очень далеко и… Не сможет к тебе больше прийти. Твоя матушка сейчас на небе. Люди уходят туда, когда наступает их время. Но это не значит, что она не смотрит на тебя. Нет, она смотрит с неба и радуется за А-Юаня».       —Тётушка, а ты ещё придёшь? — тихо спросил А-Юань спустя какое-то время.       «Не знаю. У тётушки много дел, да и нельзя мне сюда приходить», — грустно улыбнулась Луань Цзан.       —Дядя запретил?       «Нет-нет, что ты… А-Юань, уже поздно, тебе нужно спать и поправляться. Засыпай, я как-нибудь ещё приду», — под поглаживания холодной руки Лань Юань вновь заснул и в этот раз до утра. Утром, почти с колоколом, в комнате появилась госпожа Лю, а Луань Цзан покинула Гусу Лань.       Возвышенные вершины гор покрывались дымкой, превращаясь в блестящие на солнце золотом башни, смешивающиеся с садами. Нормализовалась картинка около покоев Цзинь Гуань Яо, который тот покидал, отдавая распоряжения слугам упаковать гуцинь. Пока господин Цзинь был занят своими делами, перед мысленным взором Луань Цзан одно за другим проносились воспоминания. Хоть Гусу она покидала нечасто, но обычно на приличные сроки. В один из таких «выходов» от случайных прохожих она услышала, что в ордене Ланьлин Цзинь готовится великое празднество — свадьба Цзин Гуань Яо и девы Цинь Су. Заинтересованная этой новостью, девушка прибыла в Ланьлин, где проследила за Ляньфань-цзунем, что тихо и аккуратно начал избавляться от других незаконнорожденных детей своего отца. Вдобавок к этому Сюэ Ян продолжал свои опыты. Примерно, в это время Цзинь Гуань Яо стал часто проведывать Лань Сичэня и бывать с ним в Цинхэ, так как Не Минцзюэ не собирался смягчаться в отношении человека, которого считал предателем, а Цзэу-цзюнь между этими двумя выступал связующим мирным звеном.       Свадьба Цзинь Гуань Яо и Цинь Су действительно состоялась, хотя за несколько дней до церемонии всплыл очень любопытный и вместе с тем страшный факт. Госпожа Цинь попросила встречи с Ляньфань-цзунем, на которой рассказала ему правду о том, что его невеста, на самом деле, его сестра и дочь Цзинь Гуан Шаня, поэтому свадьба не должна состояться.       —Он мог расторгнуть помолвку, но не стал. Неужели так сильно беспокоился об авторитете семей? — Вэй Ин нахмурился, продолжая следить за проносящимися воспоминаниями и одновременно пытаться понять мотивы Мэн Яо. Расторгнуть помолвку за несколько дней до свадьбы, значит омыть позором оба семейства на десятилетия вперёд. И что в таком случае печальнее: позор до скончания века или то, что выйдет из свадьбы брата и сестры?       «Господин Вэй, Ханьгуан-цзюнь, лично я этого не видела, но до меня доходили слухи, что Цзинь Гуань Яо несколько раз просил руки девы Цинь Су у её отца, добиваясь положительного ответа месяцами, и в итоге получил его».       —Тогда при разрыве помолвки одним позором дело бы не закончилось. — кивнул Лань Ван Цзи, представляя масштаб того хаоса, что мог охватить орден Ланьлин Цзинь и так или иначе сказаться и на других орденах.       —Все обвиняли его в том, что он не отказался от свадьбы, когда узнал, что Цинь Су его сестра, а Цзинь Гуань Яо оказался в обстоятельствах, при которых не жениться он просто не мог, а дальнейшая «семейная» жизнь дело уже понятное — не хочешь слухов и скандалов, исполняй супружеский долг и скрывай правду всеми способами, даже если придётся убить родного сына, который бы в итоге обличил все прегрешения Цзиней. Незавидная участь. — поджав губы, Вэй Усянь продолжил наблюдать.       После свадьбы встречи Цзинь Гуань Яо и Лань Сичэня не прекратились, и во время одной из них Ляньфань-цзунь выразил беспокойство по поводу состояния Не Минцзюэ и того, что Цзэу-цзюнь не может по ряду причин слишком часто покидать Облачные Глубины, чтобы помочь их старшему брату с искажением. Глава Гусу Лань лишь обречённо кивал головой на это и решил, что предложение Мэн Яо о «Песне очищения» весьма неплохо и приступил к обучению. Тот, к слову, учился невероятно быстро, запоминая всё буквально на ходу, но на этом его обучение не закончилось, потому что в один из вечеров Глава ордена Молин Су, Су Ше, прибыл в Башню Кои якобы по какому-то важному делу и передал какие-то записи Цзинь Гуань Яо.       Эта встреча казалась, мягко говоря, странной. Орден Молин Су был основан совершенно недавно и не обладает большими влиянием или силой. Их техники слабы и, исходя из того, что успела повидать сама Луань Цзан, скопированы с техник Гусу Лань. При подобном раскладе Су Ше не мог предложить каких-то сильных тайных техник, а раздобыть подобное Цзинь Гуань Яо мог и без участия Су Миншаня. Все записи, сделанные Старейшиной Илина, тоже давно находились в потайной комнате Ляньфань-цзуня. Тогда что это было?       Как ни странно, ответ на свой вопрос Луань Цзан получила уже в скором времени, решив понаблюдать за господином Цзинем подольше. Прибыв в Нечистую Юдоль, Цзинь Гуань Яо по предложению Цзэу-цзюня сыграл вместе с ним «Песнь очищения». Несмотря на сложность мелодии, исполнение её было чисто и идеально. До одного момента. В первые мгновенья Луань Цзан решила, что ослышалась, но, когда круговой отрывок повторился, она убедилась, что слуховыми галлюцинациями будучи духом не страдает. Отрывок, что был невероятно искусно вплетён в «Песнь очищения сердца», принадлежал её авторству и входил в «Сборник смятения души». Теперь недостающие фрагменты картины складывались в единое целое — сборник тёмных мелодий, вот что передал Су Ше в тот вечер. Другой вопрос: у него он откуда? Таинственным образом все её записи пропали из тайника на Луань Цзан и оказались в потайной библиотеке Облачных Глубин, в орден Молин Су они попасть не могли никак, если только нынешний Глава не совершил грабёж, а именно это, судя по всему, и произошло.       Дух отвернулась от окна и поспешила прочь с территории резиденции ордена Цинхэ Не. Особенность этого произведения заключалась в том, что исполненное хотя бы раз, оно выливалось последствиями продолжительное время, иногда до самой смерти человека, а частое исполнение приводило слушателя к неминуемой смерти.       После этого воспоминания заклинатели вновь вернулись в Башню Кои, которую Цзинь Гуань Яо уже покидал. Со смерти Вэй Усяня к этому времени прошло чуть больше года, и постепенно слухи и рассказы о той ночи стали вытесняться насущными проблемами. Например, рождением сына Цзинь Гуань Яо. Но куда больше почесать языками любили на иную тему: сказывали, мол Не Минцзюэ узнал, что Сюэ Ян избежал кары и теперь является приглашённым адептом в ордене Ланьлин Цзинь. Новость эта до такой степени взбесила скорого на расправу Чифэн-цзуня, что в порыве ярости он столкнул Ляньфань-цзуня с лестницы в Башне Кои. Зная людские языки и их любовь к приукрашиванию, Луань Цзан не особо хотела верила россказням, но глубоко внутри понимала — в принципе это могло быть правдой, тем более через несколько дней после того Цзинь Гуань Яо ездил в Нечистую Юдоль и пообещал то ли казнить Сюэ Яна, то ли выдать его Цинхэ Не. Как говорится: свежо предание, да верится с трудом. И не зря.       В резиденцию ордена Цинхэ Не девушка прибыла ближе к вечеру. В глаза сразу бросилась тихая и какая-то неестественная атмосфера в округе, будто в ордене случилось горе. Выяснилось, что горе взаправду произошло: после поездки Главы Не со своим младшим братом и небольшим отрядом в родовой некрополь, вернулись только братья. Все остальные погибли. Выглядело всё так, будто духи некрополя погубили заклинателей, если бы не одно «но». За несколько дней до той поездки Цзинь Гуань Яо ездил к Не Минцзюэ и что-то подарил Не Хуай Сану. И это «что-то» определенно не было веером. Подозрительным казался этот подарок — слишком много необъяснимых стечений обстоятельств появилось.       Остановившись посреди небогатого, но приятного для взора сада, Луань Цзан прислушалась. Каждый раз, что она бывала в Нечистой Юдоли, та кипела жизнью до глубокой ночи, однако луна только недавно выкатилась на небесный свод, а резиденция уже будто вымерла. Только ли из-за траура? Луань Цзан шагнула под деревянный свод павильона и обернулась — на пару мгновений ей показалось, что она слышала крик. Под подувшим ветром медные колокольчики, свисавшие с крыши, заунывно звякнули, а потом ужасный вой пронесся по саду. Так воет смертельно раненый зверь, когда из последних сил пытается рычать, или человек, столкнувшийся с невыносимой ни телом, ни разумом болью. Перепрыгнув через пару ступеней, дух помчалась на рёв, к которому примешался ещё чей-то истошный крик, перебитый слезами.       Посреди небольшой площадки за поместьем в саду стоял Не Минцзюэ: из глаз, рта, ушей и носа текла кровь, взгляд застлала алая пелена, Бася, вкусившая крови Не Хуай Сана, дрожала в руках, а сам Чифэн-цзунь напоминал обезумевшее животное. Не обращая внимания на раненую руку, Не Хуай Сан пытался дозваться брата и рвался к нему, но Цзинь Гуань Яо удерживал того на месте, не давая подлезть под горячую руку. Это было искажение ци, и не обычный разовый всплеск… Под давлением энергии меридианы лопались, дурная кровь выходила через все возможные отверстия, а самое ужасное заключалось в том, что обратить процесс уже нельзя. Если попытаться воздействовать на сознание сразу, как только появляются первые признаки, шанс есть, но теперь… Теперь могущественного Главу ордена Цинхэ Не ждала смерть в агонии на глазах младшего брата и врага, прикидывавшегося другом. Цзинь Гуань Яо делал вид, что переживает, что сокрушается от горя, но в уголках его губ притаилась победная улыбка.       Похороны Чифэн-цзуня проходили скромно: не успел орден оправиться от одной беды, как за ней пришла вторая. Не Хуай Сану предстояло занять пост Главы, но он не то что на Главу — на человека похож не был, сливаясь цветом лица со своими одеяниями. Вечером, после изнуряющих тело и душу обрядов, Не Хуай Сан сидел в своей комнате, сильно оскудевшей за последние дни. В руках он держал маленькую флейту, на столе лежал какой-то раскрытый сборник. Новоиспеченный Глава поднял взгляд и пробежался им по написанному, как-то вдруг сильно поменявшись в лице. Не понимая, что могло вызвать подобный ураган эмоций, дух заглянула в окно и попыталась прочесть написанное, то оказалась «Песнь очищения сердца», только небольшой фрагмент в середине был записан неверно, без хорошего знания музыкальных основ и нюансов сразу и не распознаешь ошибку. Луань Цзан подняла голову и отшатнулась. Не только она, но и Не Хуай Сан понял, что произведение, что он исполнял, желая успокоить брата, было подделкой. Вместо усмирения ци, он только сильнее будоражил её, подводя к роковой линии, а получил он и сборник, и флейту от Цзинь Гуань Яо, а господин Цзинь был слишком умён, чтобы случайно ошибиться.       Жаль только, на этом всё только началось, потому что на следующий день, когда тело бывшего Главы должны были хоронить, выяснилось, что покойник пропал. В резиденции Цинхэ Не чуть не случился скандал: старейшины были шокированы тем, что новый Глава вдруг ни с того ни с сего посылает отряды адептов в разные земли по каким-то неведомым никому причинам. Загвоздка поисков заключалась в том, что следов, по коим можно было бы выследить похитителей, не нашлось. Обыскали все земли, принадлежащие ордену, и соседние, но так, чтобы никто ничего не заподозрил. Свою активную помощь в этом деле оказывал и Ляньфань-цзунь, что означало — тело не найдут, так как то прямо сейчас находилось в потайной комнате Цзинь Гуань Яо в расчленённом состоянии.       Поиски не увенчались успехом, а Не Хуай Сан занял пост Главы ордена, нацепив маску «Незнайки», осыпавшейся смертоносным пеплом каждый раз, как Цзинь Гуань Яо оборачивался к нему спиной.       События нескольких следующих месяцев неслись столь быстро, что заклинательский мир не успевал оправиться от первой новости, как на него тут же наваливалась вторая, девятая, сорок восьмая, сто двадцать седьмая и так далее, считать можно до бесконечности. Слухи не успевали сменять друг друга и в итоге превращались в своеобразные застольные легенды. Первым таким известием, после смерти Не Минцзюэ, стала смерть Цзинь Гуан Шаня. Любители покопаться в грязном белье с особой тщательностью перемывали покойному Главе Цзинь косточки, из уст в уста передавая то, как он отошёл на тот свет, кувыркаясь в постели сразу с несколькими шлюхами. Не успел толком пройти траур, как чайные полнились уже разговорами о становлении Цзинь Гуань Яо главой ордена Ланьлин Цзинь, а затем, как он стал Верховным заклинателем.       —Старшая не показала нам смерть Цзинь Гуан Шаня. Вы не видели её? — Лань Ван Цзи следил за сменяющимися воспоминаниями, на которых Луань Цзан стояла над чьим-то телом, лежавшим в канаве.       «Я была там в ту ночь, но… Вы действительно желаете видеть это? — серые губы растянулись в едкой ухмылке. — Зрелище омерзительнее ещё стоит поискать, однако Цзинь Гуань Яо стоит отдать должное. Его месть была изощрённой и продуманной, немногие подобное умеют. Я бы даже сказала, что это настоящий талант. — дух перевела взгляд с Лань Ван Цзи на Вэй Усяня, видя как у второго бровь взлетает на манер его младшего брата. — Вы верно разочарованы во мне, но моя мораль сильно отличается от вашей. Только недавно я презирала Ляньфань-цзуня, а теперь восхищена его местью… Видите ли, будучи сторонним наблюдателем, у вас есть ценное и весомое преимущество — вы наблюдаете за происходящими событиями, за людьми, их деяниями, а сами в это время не относитесь ни к одной из сторон, что позволяет увидеть чуть больше, чуть глубже, пусть сами вы этого и не желаете. — Луань Цзан отвернулась от заклинателей, смотря на слепого даоса, склонившегося над почти мёртвым человеком, и девочку с бамбуковым шестом. — Цзинь Гуан Шань был ублюдком, не ценившим ни женщин, ни собственных детей, ни людей вообще. Он жил в своё удовольствие, думая, что кара никогда его не настигнет. В конце концов, он получил лишь то, что заслужил. Ни больше, ни меньше. Наверное, не зря родители с детства учат детей прежде думать, а потом уже говорить и делать. Цзинь Гуан Шань подписал себе приговор собственными словами, а в исполнение его привёл его сын. Так или иначе, все пожинают плоды своих слов, действий, бездействий и отношений, и мы с вами не исключение».       В воспоминаниях, тем временем, Сяо Син Чэнь на спине при помощи А-Цин принёс еле живого Сюэ Яна в похоронный дом. В городе И Луань Цзан пробыла несколько дней, за время коих Сюэ Ян несколько раз приходил в себя. Ещё в самое своё первое «пробуждение» он узнал даочжана Сяо Син Чэня, но не попытался напасть, только из последних сил подальше запрятал Цзянцзай и не давал касаться левой руки, покорно принимая помощь и лечение. На дне его тёмных, беспросветных глаз поселилось что-то необъяснимое. Если он собирался отомстить Сяо Син Чэню, а он собирался, то месть эта не будет быстрой. Понимая, что в ближайшие пару-тройку месяцев Сюэ Ян будет активно скрывать свою личность, дух покинула город.       Свой путь Луань Цзан держала в Облачные Глубины, покинутые ею много месяцев назад, но перед этим она решила заглянуть в Пристань Лотоса. Юньмэн Цзян встретил её шумом, ароматами вкусностей, давным-давно отцвётшими лотосами и голыми деревьями. На тренировочных площадках занимались адепты под пристальным вниманием наставников, по коридорам сновали слуги, выполнявшие свою работу. Уступив дорогу молодому парнишке, нёсшему полноценную гору белья, девушка скользнула в узенький проход между постройками, вёдший к покоям и кабинету Главы Юньмэн Цзян более долгой дорогой. Идя по мосточку, Луань Цзан обернулась к беседке, примостившийся в тихом, скрытом от глаз месте, и улыбнулась. Казалось, только вчера Цзян Чи своими руками строил эту беседку, чтобы иметь редкую, но ценную возможность недолго побыть в одиночестве. Дух качнула головой, отогнала нахлынувшие воспоминания и дальше пошла без остановок.       В кабинете Цзян Чэн умудрялся одновременно подписывать какие-то несомненно важные документы и держать Цзинь Лина. Маленький мальчик стоял на коленях дяди, упираясь ручками ему в грудь, и смотрел на то, как Глава ордена выводит иероглифы или ставит печать, потом откладывает одни бумаги в сторону и берёт другие. Разобравшись с последним отчётом, Цзян Ваньинь откинулся на спинку стула и свободной рукой провёл по лицу, Цзинь Лин тут же прижался к нему и развернул личико к окну. Тоненькие бровки его нахмурились совсем как у дяди Цзяна, но в глазках засияло любопытство. А-Лин улыбнулся, отчего его щёчки стали напоминать спелые яблоки, и потянулся руками в сторону окна. Это дитя видело её. Луань Цзан спустила смешок в кулак, слегка наклонила голову, отодвинула вуаль и с улыбкой помахала рукой. Цзинь Лин заливисто засмеялся, и Цзян Чэн перевёл на него взгляд.       —Что ты там увидел? — пробурчал Цзян Ваньинь, стараясь скрыть свою усталость. Подхватив племянника, он подошёл к окну и выглянул наружу, но увидел только парочку служанок, да и те находились слишком далеко.       Луань Цзан же вернула вуаль на место и направилась к выходу из резиденции, проходя мимо тех самых служанок.       —Ты чего? — поинтересовалась одна из них у своей подруги, резко остановившейся и оглянувшейся.       —Мне показалось, что мимо меня прошёл кто-то в чёрном… — растерянно ответила девушка, встречая со стороны подруги полный скепсис. — Может быть, это был дух Старейшины Илина?       —Быстро замолчи, неразумная! — шикнула девушка. — Если Глава Цзян тебя услышит, легко мы уже не отделаемся!       Вэй Усянь хохотнул, пытаясь за этим скрыть наполненный болью взгляд. Он до последнего не отводил глаз от растворяющегося силуэта брата с А-Лином на руках, пока те не превратились в Цзинши Лань Чжаня, на пороге которого сидел сам второй господин Лань, а на его коленях спал А-Юань. Когда спустя несколько месяцев Луань Цзан вернулась в Гусу Лань, заточение Лань Ван Цзи в Ледяной пещере закончилось, но он всё ещё не мог покидать территорию Облачных Глубин. Сейчас Ханьгуан-цзюнь выглядел лучше, если не всматриваться в его глаза, выдававшие истинное состояние молодого мужчины. Перед закатом во дворе появился Лань Сичэнь. Некоторое время Цзэу-цзюнь просто стоял у ворот, наблюдая, а потом с улыбкой подошёл к брату и мальчику.       —Ван Цзи.       —Брат. — Лань Чжань кивнул, стараясь не потревожить сон А-Юаня. — Он ничего не помнит.       —Ван Цзи, А-Юань очень долго и тяжело болел. Когда ты его принёс, он был так истощён, что ушли месяцы на его поправку, и только недавно он полностью выздоровел. Госпожа Лю говорила, что А-Юань ночью иногда звал отца, дядю и тётушку. Наверное, тогда воспоминания перемешались, а последовавшая за этим лихорадка стёрла почти всё до его прибытия в Облачные Глубины. Ты, я и госпожа Лю единственные, кого он хорошо помнил.       Лань Ван Цзи молчал. Одна его рука лежала на спине мальчика, а другая комкала ткань одежд на колене. Цзэу-цзюнь вздохнул, но ничего не стал говорить, лишь забрал Лань Юаня и пожелал брату спокойной ночи. Проводив Лань Сичэня и А-Юаня долгим взглядом, Лань Ван Цзи остался сидеть на крыльце до самого отбоя. В дом он зашёл вместе со звоном колокола, и, на первый взгляд, лёг спать, но свет одинокого фонаря из дальнего угла Цзинши говорил об обратном. Девушка долгое время не решалась заглянуть внутрь, помня, что на одно дуновенье ветерка, но служанки из Пристани Лотоса увидели её, однако странный стук, послышавшийся из дома, заставил её отодвинуть сомнения и зайти в покои ночной тенью деревьев. В нос сразу ударил аромат вина, продаваемого в Цайи, и запах палёной кожи. Придерживая подол, Луань Цзан боком миновала очаг, стеллажи с книгами и записями и заглянула за ширму. Ткань призрачных чёрных одежд выскользнула из рук, а глаза стали напоминать два идеально круглых озера. Лань Ван Цзи сидел среди опустошённых и ещё нетронутых сосудов «Улыбки императора», а рядом валялось тавро со знаком Цишань Вэнь, что уже уродливым ожогом красовался на груди Ханьгуан-цзюня немногим выше сердца.       Дух сбросила с себя оцепенение, развернулась и на нечеловеческой скорости выбежала из дома, молясь, чтобы Лань Сичэнь ещё не спал, чтобы его что-нибудь задержало. Пролетев вихрем мимо дозорных, схватившихся за мечи, ощутив необъяснимый порыв ветра с отголосками отрицательной энергии, девушка перепрыгивала через дорожки и ступеньки. В покоях Цзэу-цзюня горел приглушённый свет от маленьких фонарей, а сам Глава ордена с кем-то переговаривался. Двери, как всегда, были закрыты, поэтому пришлось буквально впрыгивать в окно, благо то было достаточно широким. Лань Сичэнь и Лань Цижэнь резко замолчали и одновременно обернулись. Влетевший в окно поток воздуха оказался столь сильным, что уронил вазу, стоявшую на подставке. Лань Хуань смотрел на осколки некогда идеально белой вазы с почти незаметным узором и бледнел на глазах.       —Ван Цзи…       Забыв про дядю, который вышел следом, Цзэу-цзюнь достал свой меч и вскочил на него, направляя к Цзинши. Его не волновало, как он выглядит со стороны и что о нём могут подумать, беспокойство за брата гнало его сквозь спящие Облачные Глубины. Когда Луань Цзан оказалась в доме второго Нефрита в следующий раз, тот уже лежал на кровати без сознания, а Лань Сичэнь наносил на ожог мази. После наказания дисциплинарным кнутом он всегда носил в цянькуне несколько видов мазей и пилюль. Следующим утром Лань Ван Цзи, проснувшись, столкнулся взглядом со старшим братом, не спавшим всю ночь. Цзэу-цзюнь со свистом втянул воздух, готовясь к очередному разговору, но слов так и не проронил. Взгляд Лань Чжаня изменился, из него ушли отрешённость и обречённость. В нём вновь затеплилась жизнь и непробиваемая решимость, словно прошедшая ночь дала ему если не ответы на вопросы, то подсказки, коих он так ждал.       С того инцидента Ханьгуан-цзюнь начал постепенно вливаться в старую жизнь ордена, только ничего уже не было как прежде. Почти всё время он уделял помощи брату и воспитанию А-Юаня, что успел сдружиться с одним шумным и неугомонным ребёнком. Мальчик был сыном двоюродной тёти братьев Лань, с коей они виделись от силы три или четыре раза. Поразительным образом этот неугомонный вихрь приносил улыбки везде, где появлялся. Время от времени Лань Ван Цзи с тоской смотрел на игру двух мальчиков после утренних занятий. Замечая Ханьгуан-цзюня, они в мгновенье ока становились примерными учениками и, будто цыплята, семенили за ним на следующие занятия или обед. Иногда к этой процессии с тихим смешком присоединялся Лань Сичэнь. С наступлением же ночи Лань Ван Цзи садился за инструмент и по нескольку часов играл «Расспрос», из раза в раз остававшийся без ответа.       Дни сливались в недели, недели превращались в месяцы, а месяцы составляли года — спустя три года после смерти Вэй Усяня Ханьгуан-цзюнь вернулся в мир. С этого момента стоило ему только заслышать о какой-то беде, странных смертях или необъяснимы явлениях, и дом его мог пустовать по две-две с половиной недели. Почему Второй Нефрит ордена Гусу Лань срывался с места и отправлялся туда, «где творился хаос», понять было несложно. Получив возможность покинуть Облачные Глубины через три года, он в первую очередь посетил остатки Безночного города, потом прибыл на Луань Цзан в Илин. Но к тому времени от Вэй Усяня не осталось даже праха, а из пещеры Фумо вынесли всё, что можно и нельзя.       Походив некоторое время по пятам за Лань Ван Цзи, девушка оставила эту затею и развернулась к городу И. После того, как Сяо Син Чэнь забрал и выходил Сюэ Яна, она приходила туда ещё несколько раз, заставая мерзкие ситуации. Поправившись, Сюэ Ян остался жить с даочжаном и А-Цин и даже начал ходить на Ночные охоты с Сяо Син Чэнем, только охотились они зачастую не на тварей, а на ещё живых людей. Сюэ Ян нападал на небольшие поселения в округе города, вырезал людям языки, чтобы не могли говорить, и осыпал трупным порошком. Лишивши себя глаз, даос мог полагаться только на слух и чутьё Шуанхуа, а тот чувствовал лишь некротическую энергию, не разбирая: можно спасти человека или уже нет. Такими темпами через год-полтора ни в городе, ни в округе не осталось бы жителей. Поэтому девушка была очень удивлена, очутившись посреди оживлённой торговой площади города И.       Из-за отвратительнейшего фэн-шуя город был обречён рано или поздно исчезнуть с лица земли, люди не смогли бы вечно жить среди сырости, промозглости и тумана. Довеском шли не шибко-то плодородные почвы и постоянно выползавшие из-под всех щелей и корней, спускавшиеся с гор и выбиравшиеся из любого водоёма твари. Да и на продаже похоронных атрибутов долго не протянуть. По этим причинам людей здесь жило не много, а большая их часть была уже немолодого или совсем преклонного возраста. И пусть их было не так много, как в крупных городах, но они были. И были живы. Да и у домов, находившихся за стенами, находились тоже вполне себе живые хозяева. Не до конца понимая, отчего вся округа ещё не вымерла от рук Сюэ Яна и меча Сяо Син Чэня, Луань Цзан двинулась к похоронному дому, где её ждал ещё один шок — А-Цин, слишком бодро для живой, перешагнула ворота, неся корзину с покупками, пока даочжан Сяо гремел посудой на кухне, а Сюэ Ян латал уже и без того сотню раз залатанную крышу. Не знай, кто здесь живёт, можно было подумать, что семья ведёт обыденный быт. Даже едкие комментарии и шутки Сюэ Яна, а также его перепалки с А-Цин спокойно вписывались в образовавшуюся идиллию.       За пять месяцев, проведённые духом в городе И, ни один житель населённого пункта и его округи не лишился жизнь. На краю пропасти стоял один торгаш с рынка, вечно пытавшийся всучить Сяо Син Чэню полусгнившие овощи, но и он успокоился, стоило только Сюэ Яну «случайно» укоротить его на пару пальцев. За это время даочжан Сяо вместе со своим «другом» выбирались на Ночные охоты каждый месяц, не считая просьб горожан, но убивали они только гулей, да мелкую нечисть, спускавшуюся с гор. Несколько раз избавились от хули-цзин, повадившихся тягать кур и уток. И всё. Конечно, острый язык и кровожадность во взгляде никуда не делись, но рядом с Сяо Син Чэнем Сюэ Ян немного…присмирел. Даже стал чуть вежливее, по крайней мере, оскорбления и прочие грязные слова не срывались с его языка каждые три предложения. Голос он по-прежнему менял. В остальном же его дурная натура более никак себя не проявляла, а, получая от даочжана конфеты, он иногда улыбался настолько счастливо, искренне и как-то что ли по-детски, что и не верилось в то, какой он на самом деле жестокий убийца. В одну из ночей Луань Цзан в приоткрытые ворота заглянула во двор: все трое сидели у костра. Вскоре А-Цин сослалась на сонливость и ушла спать. Пожелав ей приятных сновидений, Сяо Син Чэнь вернулся к плетению корзин под треск поленьев в огне, а Сюэ Ян просто сидел рядом и смотрел, смотрел на своего врага совершенно без жажды мести. В ту же ночь Луань Цзан покинула город И и пустилась в странствия от одного ордена к другому и обратно, наведываясь к странной «семье», если оказывалась поблизости.       Следующим воспоминанием опять оказался город И, но уже около семи месяцев спустя. Округа выглядела почти так же, как и во все предыдущие разы, за исключением похоронного дома. Ещё издалека заприметив что-то неладное, девушка спряталась среди кустов — за последние месяцы её силы возросли, поэтому теперь её могли ощущать заклинатели с высоким уровнем совершенствования, а некоторые могли даже увидеть. У ворот похоронного дома лежал человек в чёрных одеждах, Сюэ Ян в нервном припадке кричал на Сяо Син Чэня, а сам даос стоял на коленях. Неожиданно он схватил Шуанхуа и перерезал себе горло. Сюэ Ян продолжал смеяться, пока не понял, что даочжан мёртв, как и второй даос, оказавшимся даочжаном Сун Цзычэнем, Сун Ланем.       Последовавший за этим хоровод образов напоминал кровавую пляску. Сюэ Ян угрожал убить жителей города и А-Цин, если Сяо Син Чэнь не очнётся, но тот не мог прийти в себя по ясной причине. Моменты безумия сменялись кровавой расправой над жителями города И, вновь возвращались угрозами и невнятными бреднями обезумевшего. В очередном порыве Сюэ Ян обратил Сун Ланя в лютого мертвеца и решил сделать то же самое с Сяо Син Чэнем, однако успехом сие действо не увенчалось ни с первой, ни со второй, ни с пятой попытки. Остатки мебели летали по всему похоронному дому — Сюэ Ян крушил всё, что попадалось ему под руку, обвинял Сяо Син Чэня, Сун Ланя и весь свет, только не себя. Спустя несколько дней после последней вспышки бешенства Сюэ Ян вдруг нежно улыбнулся телу даочжана Сяо в гробу и взял Шуанхуа. Облачившись в более светлые, чем собственные, одеяния, нанеся немного грима и спрятав глаза под повязкой, он покинул своё убежище, напоследок приказав Сун Цзычэню охранять тело в гробу.       Когда Сюэ Ян вышел за пределы двора, девушка подошла к гробу, чтобы ненароком не попасться на глаза мертвецу, потому что тот увидит её точно, и положила руку на грудь покойного даочжана. От открывшейся правды она распахнула глаза — душа Сяо Син Чэня разлетелась на осколки, поэтому он и не мог подняться лютым мертвецом, и, кажется, Сюэ Ян это тоже понял, так как кровавые письмена на полу использовались для манипуляций с повреждёнными душами.       «Этот обряд не вернёт его душу, ведь боль неизмерима», — дух покачала головой. Хоть душа покинула тело и разбилась, физическая оболочка хранила в себе последние отголоски пережитого, поэтому она ощутила эмоции и услышала слова. Боль Сяо Син Чэня шла не только от убийства лучшего друга, жителей, своего непонимания и «игры» Сюэ Яна, но и от того, что до самого конца образ «дорого друга» полностью так и не отделился от личины Сюэ Яна. В поступках «дорого друга» ощущалась неподдельная искренность, пусть она была местами искореженная и пряталась под иголками, но она была. Поэтому, когда правда вскрылась, принять действительность было не возможно. Сяо Син Чэнь пытался задушить дорогой сердцу образ, крикнуть себе, что всё это игра, да только глубоко в душе теплилась полуубитая вера. Он запутался, перестал понимать: кто есть кто, где была правда, а где жестокая игра беспринципного убийцы? Был он убийцей или может…Может..? В какой-то миг душа оказалась переполнена и не выдержала боли, страданий, предательства, разлетевшись.       Луань Цзан, примерно, догадывалась, что будет дальше. Наверняка, та девочка, А-Цин, уже тоже мертва. В Ланьлин Сюэ Ян вряд ли сунется, но месть свою определённо завершит. Если она не ошибалась, то после той истории с вырезанным кланом Чан в живых должен был остаться сын Главы, Чан Пин, и ещё несколько человек. По слухам этот Чан Пин отказался от всех обвинений в адрес Сюэ Яна, в чём его можно было понять. Между угрозой от ордена Ланьлин Цзинь и Сюэ Яна и выжившими соклановцами, он выбрал семью и покой, решив похоронить обиды прошлого и отдать их на откуп высшим силам. Что ж, видимо, теперь остатки клана Чан отправятся к родственникам на тот свет. А ещё… Не знать теперь никому из них покоя.       После серости города И цветущие сады Башни Кои резанули взгляд. Лань Ван Цзи моргнул и переглянулся с Вэй Усянем, заклинатели не могли понять — в какой временной промежуток попали в этот раз. По резиденции Ланьлин Цзинь бегали слуги, расхаживали чиновники, старейшины и некоторые адепты. Вэй Ин вглядывался в лица, пытаясь найти в них подсказку. Луань Цзан показывала им не всё прошлое полностью, а только ключевые события, что приведут к закономерному финалу, известному им всем. По идее, из таких моментов осталась только смерть сына Цзинь Гуань Яо и Цинь Су, но это произошло ещё до смерти даочжана Сяо Син Чэня.       —Вэй Ин. — Лань Ван Цзи дернул Вэй Усяня за руку и кивнул в сторону. Обернувшись, молодой человек увидел нескольких адептов в золотых одеждах, выламывавших руки своему товарищу, заставляя его склонить голову.       —Мо Сюань Юй, грязный ублюдок, как у тебя смелости хватило преследовать госпожу? — самый рослый из учеников заломил руку юноши так, что у того по щекам потекли слёзы. Перед ними стоял Цзинь Гуань Яо. Держа руки за спиной, он с огорчением и разочарованием смотрел на младшего брата.       —А-Юй, я всегда был так добр к тебе, и чем ты отплатил? Преследовал мою жену. Ты не давал прохода А-Су. Я закрывал глаза на многое, но это…       —Ты..! — Мо Сюань Юй попытался поднять голову, но хруст костей остановил его от этой затеи. Зажевав губу, он давился слезами, предчувствуя свой итог. Бросив затравленный взгляд на брата, юноша случайно увидел Цинь Су, стоявшую за колоннами в дальнем конце зала. — Сестра! Сестра, не верь ему! Он..!       —Закрой свой мерзкий рот! — адепты заткнули ему рот, следуя кивку Цзинь Гуань Яо, и под его тяжкий вздох выволокли Мо Сюань Юя на улицу, где сорвали с него символ ордена, проволокли по ступеням и вышвырнули за ворота.       Поруганный и оклеветанный, Мо Сюань Юй вернулся в деревню Мо. Мать молодого человека была так расстроена и разочарована, что в скором времени не выдержала нападок и умерла, а для её сына начался Ад на земле. Мо Сюань Юй вскакивал по ночам от кошмаров, часами смотрел в одну точку, повторяя, что Цинь Су их сестра, терпел побои и издевательства со стороны тётки, двоюродного брата и слуг, пока действительно не начинал сходить с ума. Придерживаясь за бок после побоев, Мо Сюань Юй кое-как взобрался на свою разваливающуюся кушетку, заменявшую ему кровать, и забылся в болезненном сне, проклиная семью Мо и Цзинь Гуань Яо. Пока он спал, дух убрала с его глаз волосы и попыталась оттереть грязь с бледных щёк.       Так продолжалось несколько лет. Пережив очередной град ударов, парень поднялся и поплёлся к деревенскому колодцу, чтобы отмыться. Стерев кровь, пыль и грязь с лица, он принялся за руки, но вдруг услышал знакомый голос.       —Какая встреча. Это же молодой господин Мо. — к Мо Сюань Юю, прикрывая часть лица веером, подошёл Не Хуай Сан. — Мы, как видите, здесь проездом. — Глава Не кивнул на повозку и нескольких старших учеников, стоявших чуть поодаль.       —Тогда этот Мо желает Главе Не удачной дороги… — Мо Сюань Юй захрипел и кашлянул несколько раз в кулак. Рядом с его рукой мелькнуло что-то белое, оказавшееся расшитым платком, протянутым Не Хуай Саном.       —Молодой господин Мо, я знаю, что произошло, и верю вам. — мужчина присел рядом, тяжело вздыхая. — Поверьте, я знаю, как никто другой, что вы правы, и хотел бы вам помочь, но, увы, у меня не достаточно сил… — в уставших покрасневших глазах Мо Сюань Юя загорелась надежда, что потухла так же быстро. Заметив это, Не Хуай Сан коротко ухмыльнулся под веером и закрыл тот. Обмокнув платок в воде, он начал стирать грязь, смешавшуюся с кровью, с рук молодого человека. — Наверное, это так тяжело: жить с тёткой подобной вашей, её сыночком, мужем и чёртовыми слугами. Это несправедливо и неправильно… Я желаю помочь от всего сердца, но, как и говорил, не имею сил и возможностей, но вы, молодой господин Мо, можете указать им на их место.       —И как же? — ломано ухмыльнулся Мо Сюань Юй, стоя на грани слёз и смеха.       —Молодой господин Мо, неужели вы правда не знаете способа? — Не Хуай Сан понизил голос. — Вы же столько читали… Вместе с вашим братом. Вспомните, наверняка, среди тех книг и рукописей был верный способ наказать обидчиков, ведь написанное принадлежало Старейшине Илина. А он, поверьте мне, умел забирать долги… — мужчина отложил грязный платок и доверительно заглянул в глаза. Помолчав несколько минут, Глава ордена Цинхэ Не поднялся на ноги, неуклюже отряхнулся и вновь раскрыл веер, пряча за ним улыбку. — Мне уже пора, молодой господин Мо, но, прошу вас, подумайте.       Развернувшись, Не Хуай Сан быстрым шагом направился к повозке, покидая пустую деревенскую площадь.       —Не Хуай Сан, Не Хуай Сан… Как всегда, всё подчистил за собой. Прямым текстом не сказал, но намекнул так намекнул. Проездом он там, ага, как же?!       —Мгм. — Лань Чжань кивнул, соглашаясь с негодованиями заклинателя.       Мо Сюань Юй просидел у колодца до глубокой ночи и вернулся, когда все уже спали. Лицо его было слишком сосредоточенным с налётом отчаянья и мстительности. Наблюдая за ним через окно, девушка покачала головой и опустила взгляд. Рядом с ней пронеслась чья-то тень, словно кто-то летел на мече. Запрокинув голову, дух прищурилась, а её рот округлился — обладателем тени оказался не кто иной, как Лань Ван Цзи. Ханьгуан-цзюнь стремительно пронёсся над деревней и скрылся за лесом. Что-то здесь было не так. Сначала Не Хуай Сан со своими советами, теперь спешивший второй господин Лань, и все в округе деревни Мо. Взмолившись, чтобы за эту ночь и завтрашний день ничего не случилось, Луань Цзан пошла в сторону леса.       Лес за деревней оказался самым обыкновенным и непримечательным, поэтому девушка продолжила свой путь и не зря. За лесом шли холмы, густо заросшие деревьями, вот тут-то она и наткнулась на группу учеников ордена Юньмэн Цзян, выпрыгнувших из-за кустов вместе с рассветом. Чертыхнувшись, дух нырнула в другие кусты, не имея желания сталкиваться с заклинателями теперь, когда её видят, слышат и ощущают. Адепты в фиолетовых одеяниях будто кого-то искали, а появившийся следом Цзян Чэн уже не оставил сомнений. Походу, Цзинь Лин сбежал от любимого дядюшки на волю, а тот теперь испускает миазмы гнева, убивая хорошее настроение на сотни ли во все стороны.       Оглядевшись и наметив путь отступления, Луань Цзан уже почти ушла, но опять вернулась в кусты и прислушалась. Утренний ветер вместе с рассветом принёс отзвуки мелодии. Слышно было плохо, но музыка, исполняемая на гуцине, казалась смутно знакомой. Девушка перебирала в голове все возможные варианты, пока в памяти не проскочили события в пещере Муси. В тот раз Лань Ван Цзи определённо напевал эту же мелодию. Луань Цзан обхватила колени руками, уткнувшись в них носом, и застыла. Через неё прошла странная волна энергии. Она напоминала забившееся сердце и исходила от Главы ордена Юньмэн Цзян. Точнее, не совсем от него, скорее от того, что находилось в его мешочке цянькунь. Энергия, как и мелодия, оказалась знакомой, а ещё чем-то похожей на её собственную. Но что такого могло быть у Цзян Ваньиня, что обладало бы отрицательной энергией?       «Чэньцин… — одними губами произнесла девушка и поднялась. — Но как это возможно? Душа господина Вэя словно бы исчезла из всех миро….Не…Неужели она взаправду самозапечаталась во флейте? Тогда музыка Ханьгуан-цзюня пробудила её, но почему именно сейчас?»       Она посмотрела на свои руки и вдруг всё поняла. До сего дня Лань Ван Цзи играл «Расспрос», а не эту мелодию, а если и исполнял её, то душа Вэй Усяня внутри флейты не могла услышать, так как Цзян Чэн не всегда носил с собой Чэньцин и ещё реже находился поблизости со вторым господином Ланем. Произошедшее вчера и сегодня было ли это всё просто стечением обстоятельств? Не Хуай Сан подбивал Мо Сюань Юя на тёмный ритуал ради своей выгоды, и именно в это же время Ханьгуан-цзюнь отправляется в небольшой городок неподалёку от деревни Мо, а Цзян Чэн в поисках племянника оказывается совсем рядом в лесах. Да и в самой деревне Мо несколько последних дней творилась какая-то чертовщина.       Дождавшись ухода заклинателей, девушка развернулась обратно, в сторону деревни. Чем ближе она подходила к воротам, тем сильнее менялась округа. В воздухе появилось что-то холодное, тёмное, некротическое. Погода резко ухудшилась: почти ясное небо затянули тяжёлые грозовые облака, почти касавшиеся верхушек крыш высоких построек. Поднявшийся ветер, погнал по дорогам сухие листву и траву. На улицах подозрительно никого не было. Деревня будто вымерла и своим обликом напоминала город И, только без тумана. Из домов даже звуки не доносились. Единственным источником жизни казалась чайная. Одно из окон было слегка приоткрыто, поэтому на улицу вылетал старческий голос, рассказывающий историю о Старейшине Илина, однако этот рассказ отличался от тех, что обычно сказывают в остальных подобных заведениях да меж собой. Впервые Вэй Усяню не приписывали все прегрешения мира и не называли ужасным злодеем через каждую вторую фразу. Подобный рассказ мог сложить только тот, кто более-менее знал истинное положение дел, а старик-рассказчик точно не относился к таким людям.       Неожиданно округу стала накрывать тьма. Помимо Луань Цзан в деревни Мо находилось ещё два сгустка неживой энергии: один кипел яростью и желанием мести, другой словно запутался и не понимал, как вообще здесь оказался, и самое интересное и страшное — оба направлялись к дому семьи Мо. Смешавшись с тьмой, дух поспешила к Мо Сюань Юю, краем глаза замечая странного пожилого мужчину: «Да возвратится покойная душа, да не спустится в столицу царства мёртвых», — прохрипел старик. Под очередной звон медных колокольчиков флаг с посоха оторвался и унёсся, ведомый чьей-то душой. Когда она прибежала к нужному домику, похожему на захудалый амбар, было уже поздно. Среди талисманов и кровавых символов сидел Вэй Усянь. Бледный, взлохмаченный, в окровавленной, изрезанной и кучу раз латаной одежде, но это был господин Вэй. Мо Сюань Юй, ведая то или нет, использовал не простой ритуал добровольного пожертвования тела, а ритуал пожертвования с, по сути, замещением. Если в первом случае душа просто занимает пожертвованное тело и остаётся в нём в случае выполнения заранее указанных желаний жертвующего, то во втором — душа преобразует пожертвованное тело под себя, то есть частично или полностью возвращает себе облик из прошлой жизни. В большинстве случаев от прежнего облика возвращались глаза, волосы и голос, но были и редкие случаи, когда внешность возвращалась полностью. Хотя и в таком случае была подлянка — душа не могла заставить пожертвованное тело вырасти или наоборот уменьшиться.       «Мо Сюань Юй…» — Луань Цзан ушла от домика, пока её ненароком не заметил кое-кто воскрешённый. Внутри она ощущала тоску и печаль. Приношение своего тела в жертву являлось самоубийством, а души самоубийц не могли вновь вернуться в этот мир.       —Но Мо Сюань Юй жив. — тихо обронил Вэй Ин, глядя на духа. — Хоть он совершил добровольное пожертвование и сам себя убил, изначальные причины этого поступка не относятся к разряду добровольных. И это не просто слова по типу «жизнь довела», «девушка бросила», «муж изменил с соседкой». Когда я только открыл глаза, то увидел его. Мо Сюань Юй сказал тогда, что он не горел желанием жертвовать мне своё тело, но у него не было иного выхода. Сначала действия Цзинь Гуань Яо, потом его семейки Мо, а потом Не Хуай Сана. Говоря современным языком, это доведение до самоубийства. А если вспомнить Не Хуай Сана, то и полное сознательное доведение до самоубийства. Возможно, прошлая жизнь повлияла на его выбор в этой жизни пойти в юриспруденцию.       «А-Юй говорил, что хотел защитить своих матушку и сестру, уберечь их от поганой семейки и Ланьлин Цзинь, а ещё он хотел защитить себя. Стать как можно сильнее, чтобы встречать неприятности лицом и противостоять им», — улыбнулась дух и взмахнула рукой.       Вэй Ин вскинул брови под вздох Лань Чжаня. Из слов Луань Цзан следовало, что она не раз и не два общалась с Мо Сюань Юем в этой его жизни, что так или иначе имело объяснение. При первой их встречи в доме второй госпожи Мо тот сказал, что Луань Цзан немного похожа на его сестру. Вэй Усянь тут же вспомнил лежавшую в коме молодую госпожу Мо Хай Тан — схожесть между ними взаправду была.       На этот раз они оказались в городе И. На пару секунд удивление проступило на лице Лань Ван Цзи, но он быстро понял, почему была пропущена часть событий. Не имеет смысла показывать то, что они видели собственными глазами и хорошо знали. Правда, он не знал, что такого они могли не заметить в городе И, потому что в храме Гуаньинь в Юньпине вся правда вылезла наружу.       По холодной мёртвой земле гулял ветер, заставлявший катиться упавшие фонари и несколько клубков невесть как попавших в это место перекати-поле. Рядом с безжизненным телом Сюэ Яна присел тёмный силуэт. Рукава с выбитыми узорами пламени, налобная лента Гусу Лань под покровом вуали, жемчужные серьги и еле заметные лотосы на подоле — странное сочетание. За вуалью шляпы не было видно лица, но стоило серой руке коснуться уже начавшего остывать лба, и та дрогнула. Перед глазами проносились эпизоды из прошлого Сюэ Яна: как он убегал от собак, как спал в какой-то дырявой корзине, как дрался с другими нищими за куски еды, которые находил, как понадеялся на вкусное вознаграждение, но получил изувеченную руку, как попал к Вэнь Жоханю, как вырезал клан Чан, как потом «сдружился» с Мэн Яо, пытал людей, пытался восстановить печать Старейшины Илина, как жил в городе И, как убил Сун Ланя, А-Цин и жителей, какие ужасные ритуалы проводил и какой конец встретил.       «Жил-был один ребёнок. Этот ребёнок очень любил сладости. Но поскольку он рос сиротой без денег, ему не удавалось отведать их. Поэтому он каждый день думал, если бы кто-нибудь каждый день давал ему конфет, все было бы здорово…» — почему-то именно эти слова были последними, оставшимися после его смерти. Наверное, потому, что до самого своего конца он сжимал в руке подаренную когда-то Сяо Син Чэнем конфету. Сюэ Ян был неоднозначным человеком. Люди его называли жестоким убийцей, безнравственным ублюдком и психопатом, но вряд ли кто-то видел, что тот был обиженным и озлобленным на весь мир ребёнком. Далеко не многим везёт в этой жизни оказаться под тёплым крылом наставника или приёмной семьи. Люди называли его босяком и порождением Ада, в итоге кровожадного монстра они и получили. То, каким станет человек, зависит от многих обстоятельств. Это и воспитание, и обучение, и наличие, как ни странно, средств для жизни, а ещё влияние общества. Если человеку каждый день по десять раз на протяжении двух лет говорить, что он собака, то в самом деле начнёт лаять. Сюэ Яна некому было учить, вот он и учился сам у тех, кого видел, а, как говорится, каков Учитель таков и ученик. Нельзя отрицать его озлобленную натуру, но нельзя и забывать, что справедливость в этом мире, как не прискорбно, существует не для всех. Раб или господин? Торговец репой или хозяин ювелирной лавки? Нищий мальчишка из трущоб или какой ни какой Глава заклинательского клана? Не получив справедливости и ответов сразу, люди возвращаются за ними позже, правда, забирают уже собственными руками. А после этого люди уже не могут вернуться к прежней жизни, привыкнув отбирать и рушить.       «Что имеем не ценим, а потерявши плачем, да, Сюэ Ян? — дух убрала руку ото лба мёртвого заклинателя. — Все мы пожинаем плоды своих деяний. А не мы, так наши потомки. От кары не уйти, так почему бы с самого начала не избрать немного иной путь. Даже одну и ту же дорогу можно пройти по-разному».       —Госпожа, а вы невероятно хитры. — вдруг подметил Вэй Усянь с задорной улыбочкой. — Поправьте меня, если ошибусь. С момента моего воскрешения в теле Мо Сюань Юя и последовавшей за этим встречей с Лань Чжанем вы всегда следовали за нами, но, так как вокруг нас всегда присутствовала отрицательная энергия, а вы не подходили близко, хорошо скрывались.       «На самом деле, однажды меня чуть не поймал господин Лань, — на девушку уставились две пары заинтересованных глаз. Вэй Ин не помнил, чтобы Лань Чжань ему о чём-то подобном рассказывал, а сам второй господин Лань не помнил даже такого инцидента. — Слава Гуаньинь, на улице стояла тёмная ночь, Ханьгуан-цзюнь был пьян и имел чёткую цель. Если что, я про случай с надписями и попыткой похищения петухов».       Уши и скулы Лань Ван Цзи мигом заалели, румянец опустился на шею. Насколько слово «стыд» не вязалось с именем Вэй Ина, но даже он покраснел.       «Да будет вам, господин Лань! — со смешком махнула рукой девушка. — Когда А-Лянь, самый младший из моих братьев, после одного задания напился с другими адептами, Облачные Глубины превратились ещё в то произведение искусства. Двери домов всех старейшин были расписаны цветами и стихами. А когда случайно напился отец, то есть Лань Ань, он собрал букет, в котором было по одному цветку из всех тех, что росли на горе и в округе Цайи, и подарил его матушке», — но слова эти произвели обратный эффект, краска залила Ханьгуан-цзюня ещё сильнее.       А тем временем перед заклинателями предстало воспоминание, связанное с событиями в Башне Кои. Скрывшись между колон, дух наблюдала, как Цзинь Гуань Яо переносит голову Не Минцзюэ из комнаты за зеркалом в ту, которую Вэй Усянь и Лань Ван Цзи обнаружили недавно. Кроме Луань Цзан, за этими маленькими «перестановками» наблюдал ещё кое-кто. Маленький бумажный человечек, тихо передвигавшийся по пятам. Вэй Ином этот человечек быть не мог, но ведь и не он один следил за Цзинь Гуань Яо, помимо него был ещё и «Незнайка», всегда оказывающийся в нужном месте в нужное время. Видимо, давно подозревал, где искать части тела брата. В нужную комнату Верховный Заклинатель вернулся как раз к приходу Глав других орденов и нескольких адептов. Дальнейшие события Луань Цзан пропустила, остановившись на моменте сборов Цзинь Гуань Яо для посещения Облачных Глубин, закончившемся похищением Лань Сичэня.       Лань Ван Цзи и Вэй Усянь буквально на себе ощутили, как ногти впиваются в кожу, когда дух сжала кулаки и вернулась в Башню Кои. Из-за того, что много лет она копила силы, не используя их, начертить печать и проникнуть в потайную комнату стало для неё лёгкой задачей. Отрубленная голова Не Минцзюэ в серых руках девушки с пальцами музыканта выглядела жутко. Извинившись перед бывшим Главой Не, она отправилась в храм в Юньпине, на считанные мгновенья опередив Не Хуай Сана, явившегося за головой старшего брата.       По храму расхаживали монахи, а у огромной статуи Гуаньинь с лицом матери Цзинь Гуань Яо молились прихожане. Времени было мало, а шансы попасться — велики. Решив не ждать, дух пошла на риск. На лбу мужчины появилась маленькая печать обмена, ещё одна, точно такая же, расцвела на полу рядом со статуей, и третью, завершающую, печать девушка сложила пальцами. Моментально храм наполнился мощной отрицательной энергией, голова Не Минцзюэ начала растворяться. Луань Цзан без остановки водила пальцами в воздухе, рисуя непонятные стежки. Как только стежки образовали круг, отрубленная часть тела исчезла, а на её месте появились осколки. Всплеск иньской энергии привлёк внимание монахов, сразу же выпроводивших людей. Они уже собрались проверить храм, но на его пороге появились господин Цзинь с Цзэу-цзюнем в сопровождении нескольких адептов, от которых потом бы просто избавились. Поджав губы, дух скрылась с осколками, спеша запечатать их в Ледяной пещере. Это отняло такой запас энергии, что низ её тела стал почти полностью прозрачным, однако это не остановило её от возвращения в храм.       На первый взгляд, казалось, всё закончилось и можно вздохнуть с облегчением. Цзинь Гуань Яо лишился руки и сидел, привалившись к колонне. Су Миншань мёртв.       —Хуай Сан. — Лань Сичэнь подошёл осведомиться о состоянии Главы Не. Но тот вдруг скорчил испуганное лицо с дрожащими губами.       —Сичэнь-гэ, осторожно сзади.       Отточенным движением Цзэу-цзюнь выхватил меч и пронзил им грудь спокойно сидевшего Цзинь Гуань Яо. Глаза мужчины были закрыты, потому что он не хотел видеть момент убийства, но это… Было убийство невиновного, потому что тот не имел намеренья бить в спину. Все сразу подскочили и стали интересоваться, что произошло. Слова пролетали мимо ушей духа, но насаживающийся на меч Лань Сичэня Цзинь Гуань Яо навечно отпечатался в памяти. Сколько бы зла не сотворил человек, подобной смерти он не заслуживал…       Наблюдая издалека, как запечатывают гроб, она не чувствовала внутри, что достигла цели. Тёмное железо запечатано и считается ушедшим из мира, виновники многих бед и несчастий понесли наказание, но это был далеко не конец. Смерть тела это одно, куда страшнее смерть души в живом теле. Под шум вбежавших адептов, Луань Цзан вышла из-за дерева и ловко исчезла, будто не было.       «Я не показала вам события, случившиеся в Пристани Лотоса, когда Глава Цзян узнал правду о золотом ядре, — она опустила голову. — У меня осталось немного времени, а я должна рассказать и показать ещё кое-что, поэтому… Господин Вэй, вы и сами знаете, что ваш брат с характером, но иногда загляните в его сердце чуть глубже. То, что я скажу сейчас, личная тайна господина Цзяна, о которой я узнала случайно, когда соприкоснулась с ним, — уставший взгляд метнулся в сторону Лань Ван Цзи. Ханьгуан-цзюнь, понимая, что о некоторых вещах знать положено только двум, кивнул и чуть отошёл. Луань Цзан благодарно улыбнулась, и Вэй Усянь наклонился к ней. — Цзян Ваньинь лишился золотого ядра, пытаясь спасти вас, господин Вэй. В тот день, когда вы оставили брата с сестрой в гостинице, а сами пошли за продуктами, ваш брат заволновался, что с вами может случиться беда. Он вышел на встречу и увидел отряд ордена Цишань Вэнь, заприметивший вас. Глава Цзян отвлёк их внимание на себя, благодаря чему вы ушли невредимым, а он попал в руки Вэней и лишился своего ядра».       Вэй Усянь ощутил подкатывающий к горлу ком и зажмурился. Сколько бы между ним и Цзян Чэном не было ссор и размолвок, они оставались семьёй. Семьёй, за которую стоит бороться. Ледяные руки провели по его щекам, смахивая слёзы, но те не прекращали литься. В обеих своих жизнях Вэй Ин редко плакал, предпочитая встречать «подарки» судьбы и жизни улыбкой, внушая себе, что всё будет хорошо, но даже у него был предел. Сделав глубокий вдох, заклинатель сложил руки и поклонился духу, благодаря без слов и за то, что показала то, чего он не знал, и за рассказанное ею.       Девушка ответила таким же поклоном, из-под лба наблюдая за Лань Ван Цзи, что сейчас видел момент, важный для него, как недавние слова для Вэй Усяня. В день их расставания на холме Ханьгуан-цзюнь сомневался: имеет ли он право дальше ступать по одной тропе вместе с человек, коему отдал сердце? Остановившись в небольшом лесочке, что начинался сразу за холмом, второй господин Лань осмотрелся. Странно, но этот лес чем-то напоминал тот, в котором Вэй Ин предлагал понести его из-за травмы ноги самого Лань Чжаня. После этого, в пещере Муси, они… Он назвал мелодию «Без сожалений», но как он мог дать такое название, если теперь сам сомневается? Сжав Бичэнь, Лань Ван Цзи решительно развернулся и пошёл обратно. Вэй Усянь по-прежнему был на холме вместе с Яблочком и играл ту самую песнь.       —Вэй Ин. — позвал заклинатель, и его сердце замерло, начав биться вновь вместе с этой улыбкой, которую он так полюбил.       —Куда направилась старшая после этого? — поинтересовался Вэй Ин, пытаясь скрыть смущение. — И ещё. — неожиданно молодой человек вздрогнул и вернул голосу чёткость. — Старшая не вмешивалась в события, почему же старшая решилась поменять голову Не Минцзюэ и Тёмное железо?       «На оба своих вопроса, господин Вэй, вы узнаете ответы чуть дальше».