Я чувствую тебя

Темнота и Тишина были абсолютными. Трандуил приходил к осознанию постепенно, делая каждый новый мысленный шаг навстречу воцарившемуся мраку внутри с замиранием в сердце. Все его существо отчаянно сопротивлялось горькой, как горная полынь, правде, и Король внутренне боялся осознать реальность окончательно. Реальность терпеливо ждала за границами смятенного сознания, но была неумолимо близкой и неотвратимой. Реальность говорила – ты потерян для этого мира. В пределах королевской постели, среди ласковых на ощупь простыней, первое время Трандуилу было почти спокойно. Он словно бы мог убедить самого себя, что это просто безлунная тихая ночь, столь гулко беспросветная в глубинах подземного дворца. Реальность милостиво соглашалась, но Лесной Король чувствовал ее жестокую усмешку всем своим нутром и слепо зарывался в одеяла в глупой надежде скрыться. Но сколько можно было обманывать самого себя? Он потерял чувство времени – в накрывшей его беззвучной тьме невозможно было уловить бегущие мгновения, и они соскальзывали, не касаясь пальцев, в бездну, подступающую все ближе и ближе. Трандуил балансировал на самом краю, но бездна беспощадно настигала, касаясь ступней и выхватывая последнюю надежду из-под ног. У Лесного Короля остался выбор – либо рухнуть в бездну и потерять себя, либо встретить неумолимое лицом к лицу, с гордо поднятой головой. Его выбор был очевиден, но как сложно, невообразимо сложно оказалось противостоять накрывшему сердце страху… Если бы не приходящие из бездны спокойные ладони Тандора, Трандуил лишился бы рассудка. Хватаясь за прохладные пальцы – появляющиеся именно тогда, когда силы начинали оставлять его – Трандуил чувствовал, что не одинок. Когда же Тандор уходил – быть может, что и не далеко, но за пределы досягаемости – Трандуила охватывало бесконечное, слепое одиночество. В этом одиночестве, со сладковатым запахом гнили отдающим пустотой – не было ни надежды, ни света, ни памяти. Только Темнота и Тишина. Сколько ночей прошло прежде, чем Трандуил смог себе сказать: «Я ослеп, я оглох, и это единственная моя реальность»? Лишенный желаний, жажды, голода, усталости, Трандуил не был способен получить ответы на свои вопросы, потому что окружающий мир не знал, как взаимодействовать с ним. Казалось, что зрение и слух, – как самые яркие и основные чувства, через которые можно было воспринимать мир, - исчезнув, оставили своего владельца ни с чем. Это было внутренней ложью, которую безжалостно наговаривала в ухо подступающая бездна. Трандуил знал, что это ложь, ибо был эльфом, воспринимающим мир на всех уровнях своего существа. Более того, Трандуил был эльфом, умеющим взаимодействовать с силами, которые Смертные называют колдовством, а значит, Лесной Король чувствовал мир особенно остро – и отнюдь не зрением и слухом. Но как бесконечно сложно было вспомнить об этом перед наступающей бездной! Вглядываясь в лицо Темноты и вслушиваясь в голос Тишины, Трандуил вспоминал. Не раз он встречал в своей жизни эльфов, лишившихся зрения – но физически, посредством насилия страшных войн прошлых Эпох. Эти эльфы, пряча под повязками изуродованные глаза, чувствовали мир всем своим существом и были совершенно самостоятельными, потрясающе чуткими, часто неплохими воинами или отличными мастерами. Глухоты среди эльфийского народа Трандуил не встречал ни разу, но видел немало глухих людей – от рождения ли, от страшного увечья или болезни – они говорили руками и могли распознать слова по движениям губ говорящего. Кроме того, среди всех Смертных народов при наступлении глубокой старости многие теряли остроту зрения и слуха, постепенно лишаясь связи с миром, и эта немощность была неотвратимой платой за смертность. За что именно заплатил Трандуил своей возможностью смотреть и слышать? За жизнь, которую он отвоевал там, в самой пасти огненноглазого Врага? Как же страшна такая, вырванная из мрака – да и окончательно ли вырванная? – жизнь. * * * Первое время - возможно, долгое для Смертных, но совсем краткое для эльфов - Трандуил был в полной зависимости от Тандора. Тандор с невероятной самоотверженностью находился рядом практически постоянно, если исключить удивительно долгие смутные ночи. Советник заботился о своем Короле - кормил его, проводил по комнате, мыл, помогал одеваться, расчесывал волосы. Иногда пел или что-то рассказывал - Трандуил узнавал это, коснувшись пальцами горла Тандора. Не имея возможности услышать знакомого уже тысячи лет голоса, Трандуил завороженно чувствовал кончиками пальцев, как вибрирует воздух, проходя через голосовые связки, как отдается ощущаемым ладонями эхом грудная клетка. Это одновременно восхищало и горечью оседало на языке - Трандуил ощущал в такие моменты свою потерю особенно остро. Он, Король древнего Леса, принимал заботу своего Советника - более похожую на заботу родителя о своем маленьком несмышленом ребенке - безропотно лишь потому, что первое время был глубоко погружен в осознание наступившей реальности, лишенной звуков и света. В это время он доверялся Тандору безраздельно и полностью, и лишь на ночь советник уходил в пустоту неизвестности - и Трандуил проводил свои ночи в горячечном одиночестве, давящем на грудь. Но не пристало Королю быть столь несамостоятельным, пусть даже в такой деликатной ситуации, и однажды Трандуил, долго собираясь до этого с силами, не попросил - потребовал у Тандора, чтобы все присутствующие покинули королевскую спальню. Трандуил находился в очень интересном положении - он сам взаимодействовать с миром мог, а вот мир с ним - весьма посредственно. Пусть Король не слышал собственного голоса, но ощущал, как в его горле вибрирует выпускаемый воздух, и старательно воспроизводил артикуляцию звуков, чтобы его понимали по ту сторону тьмы. Его понимали, но ответить могли лишь прикосновением. За это недолгое время Трандуил чувствовал руки лишь троих эльфов - Тандора, Леголаса и Рилиан, самых близких его приближенных. Возможно, кто-то еще бывал в королевских покоях, но Трандуил ни разу не чувствовал никого из них. Руки Тандора запомнились особенно четко - прохладные, всегда спокойные пальцы, полные силы и уверенности в себе. Прикосновение советника Трандуил научился распознавать буквально в первые мгновения, даже если Тандор касался плеча, а не ладоней. Руки Леголаса Трандуил встретил во мраке только в первый день после своего пробуждения - и плохо помнил их, ибо был охвачен страхом. С тех пор принц нередко присутствовал где-то рядом, - Король чувствовал его бесконечно родной запах, - но ни разу более не подходил столь близко. Трандуил был слишком опустошен, чтобы просить Леголаса подойти снова - ибо пропасть, что легла меж ними за последние многие сотни лет, была слишком глубока и слишком тяжела, чтобы Король мог преодолеть ее, стоя на краю иной бездны. Руки Рилиан Трандуил встречал несколько раз, и узнать ее было легко - тонкие, легкие пальцы, полные энергии. Но контакт с этими ладонями был всякий раз кратким - Рилиан была слишком напряжена, и Трандуил, чувствуя это в ладонях своего знаменосца, отпускал ее очень быстро, потому что не готов был усмирять чужие страхи. Они часто приходили к нему - и наверняка Трандуил редко оставался в своих покоях в одиночестве. Только каждая ночь становилась испытанием, но Король держался и ни разу не попросил Тандора остаться рядом с ним - пусть и хотел этого порой всем сердцем. Однажды он должен был не только принять горькую правду случившегося, но и научиться с этим хоть как-то жить. Его приказ оставить его на некоторое достаточно долгое время в одиночестве Тандору явно не понравился, но Трандуил знал - возразить ему сейчас просто-напросто невозможно. Особенно если Король отдал прямой и жесткий приказ - покинуть его, пока он не позовет. Тандор некоторое время с силой сжимал ладонь своего Короля, но все же подчинился. И Трандуил, стоявший где-то в центре своей спальни, почувствовал - впервые - как колыхнулся в комнате воздух от закрывшейся двери. Потревоженный ветерок коснулся слепого лица Короля, и Трандуил, замерев, стоял, впитывая новое для себя чувство как можно глубже. Он знал, что дверь закрылась, хотя не мог даже услышать этого - и осознание этого открытия как-то по-особенному впечатлило его. Тогда Трандуил стал внимательно изучать собственную комнату - натыкаясь на предметы и стены, он все же быстро сумел научиться чувствовать руками пространство вокруг себя. Он исследовал спальню невероятно долго, пока в голове не выстроилась внутренняя карта. Трандуил словно заново вспоминал знакомые предметы - пальцами прочерчивая их смутные визуальные образы в памяти. Его зрительные воспоминания вспыхивали, подхваченные ощущениями, и вскоре Трандуил практически видел свою спальню перед мысленным взором – лишенную ярких красок, но полную вещей, которые он знал и чувствовал. Эта мысленная карта измерялась в шагах или длине вытянутой руки – и Трандуил снова и снова проходил по маршрутам, запоминая до болезненной яркости расстояние до каждого предмета, направления, последовательность вещей. Его память жадно поглощала информацию – быстро, ярко, сильно. Когда же Король громко разрешил войти в свои покои, он мог самостоятельно передвигаться по комнате, что и продемонстрировал вошедшим. - Я научусь обслуживать себя самостоятельно, - произнес Трандуил, с королевской грацией вскинув голову навстречу подданным, - чтобы никто из вас не был вынужден присутствовать рядом со мной постоянно. Наше королевство нуждается во внимании – именно вашем внимании. Он чувствовал их – как открылась дверь, впуская совершенно иной воздух из внешнего помещения, как колыхнулось ветром, волной сообщая Королю о том, что кто-то двигается. Трандуил не видел и не слышал их – но на миг ему казалось, что он чувствует каждого, и оставалось всего лишь мгновение до того, как он узнает их… Но все оборвалось. Король, поджав губы, ладонью показал, что подчиненные свободны, и, стремительно развернувшись, в пару шагов достиг кровати. Уже бесконечно родная нежность простыней обняла его, баюкая своей защитой. …Это были ночи: долгие, беззвездные и лишенные звуков ночи, в которые он, запрокинув голову и прикрыв слепые глаза, проматывал бесконечную, переливчато извивающуюся ленту своих воспоминаний. Тех, что состояли из цвета и шума, из света и шелеста. Эльфы ничего не забывают, и это их собственное проклятье и благословление – как возможность забывать у людей. И, вспоминая в гулком одиночестве то, что теперь было ему недоступно, Трандуил закусывал губы, чтобы не кричать от отчаянья – и не улыбаться от благодарности, что у него осталось хотя бы это. Память о свете солнца и голосах птиц, видениях танцующих на празднествах подданных, о переливе ручьев и кружеве облаков. О цвете листвы и о шелесте осеннего леса. О звоне воспевающих победу рогов и об алой бездне лучшего вина. О том, как удивительно бездонны отразившие небо глаза его сына… * * * Необходимость как-то общаться с потерявшим зрение и слух Королем была несомненной. Чем больше проходило времени, тем ярче проблема требовала решения. Трандуил, отрезанный от реальности происходящего, метался по собственной кровати, а его приближенные просто-напросто не знали, как заговорить с ним. Прикосновения ладоней к ладоням были связью, которой можно было сказать «я здесь, я с тобой», выразить поддержку. Трандуил мог говорить, хотя не слышал собственного голоса – и потому иногда, в особенно тяжелые моменты, его выговор смазывался, и разобрать отдельные слова становилось сложно. В покои Короля допускались только несколько эльфов. Большую часть времени рядом с Трандуилом проводил Тандор. Именно он имел право коснуться слепых ладоней, ободрить прикосновением к королевскому плечу. Никто не оспаривал право королевского советника стать основной поддержкой Короля, потому что Тандор знал Трандуила с его рождения, так как был одним из очень хороших друзей Орофера – а впоследствии и вассалом. Тандор помогал Трандуилу справиться с неожиданной сменой роли принца на роль Короля. Он вообще всегда был рядом – спокойный, сдержанно-сильный, с сияющей в серых глазах уверенностью, от которой абсолютно всем вокруг становилось бестревожно. Его новая роль была такой естественной, что никто не думал об иных вариантах. Кроме Тандора, к Трандуилу заходили его сын, Леголас, и его знаменосец, Рилиан, а также несколько других приближенных эльфов, но последние ни разу не подходили слишком близко, чтобы не тревожить своего Короля излишним присутствием. Впрочем, Леголас ни разу после первого дня пробуждения Короля не приближался к нему ради прикосновений ладоней к ладоням – ибо принц оставался во власти своей абсолютной уверенности в правильности придворного этикета, который не прописывал откровенность и искренность в отношениях королевских особ. А может, Леголас просто боялся – только мог ли он сам сказать, что именно внушало ему такой ужас? Он снова и снова приходил, стоял в дальнем конце комнаты и с растерянностью наблюдал за тем, как Тандор помогает Королю существовать. И так же – уходил с все более горькой тяжестью на сердце. Тандор качал головой, но ничего не говорил принцу – еще не пришло время. Рилиан же, самый отважный боец и знаменосец Короля, робела перед немощностью своего Владыки, и сама боялась – Тьмы, накрывшей Трандуила, и горечи потерь, накрывшей Лихолесье. Она приходила часто, но уходила быстро – и краткими были соединения ее рук с руками Короля. Лихолесье затихло, придавленное случившимся горем, и никто из эльфов вслух не говорил о Тьме, накрывшей их Короля. Никто не решался петь грустных или траурных песен, но горечь теперь сквозила в приглушенных голосах менестрелей. Тандор не отчаивался. Он вообще казался неподвластным любому страху, и именно он вспомнил об осанвэ. Это всколыхнуло надежду у тех, кому советник сказал об идее, прежде чем решил коснуться сознанием сознания Короля. И веселое «Как же я мог не вспомнить об этом раньше» Тандора делало надежду ярче и почти радостнее. Ведь действительно, умение связываться сознаниями - такое понятное и известное эльфам, тем более королевских кровей, и странно, что в ступоре от случившегося об осанвэ совершенно забыли. Но надежды не оправдались. Тандор сердцем потянулся к тому, кого знал несчетное количество лет, но не почувствовал ничего, кроме Темноты и Тишины, безраздельных и непреодолимых. И это было страшно – Леголас, читая на обычно спокойном лице советника промелькнувший ужас, зажал ладонью рот. Тьма, накрывшая Лесного Короля, была на самом деле намного страшнее, чем всем им показалось вначале. Но все же именно Тандор не терял надежды. И именно он догадался до невероятно простого и действенного выхода. Он нашел в лесу небольшую палочку, затупил и отполировал ее, сделав на ощупь приятной, но весьма ощущаемой по прикосновению. И, поспешив в королевские покои, развернул руку своего Короля ладонью вверх и написал по тыльной стороне запястья тенгвар Белерианда его имя. Трандуил с удивлением сомкнул пальцы. Тандор медленно, вырисовывая каждую тенгву с особенной внимательностью, повторил «Thranduil» по чувствительной коже. - Да, Тандор. Я понимаю тебя... Я понимаю тебя! Впереди их ждало очень много трудностей, изощренных выдумок, находок, блужданий в поисках лучших вариантов превратить письменный алфавит в способ общения через прикосновения. Но в тот миг они смеялись – счастливо и почти беззаботно.