Я чувствую тебя

После той ночи, в которую к нему пришел Леголас, Трандуил почувствовал, как покинувшие его душевные силы возвращаются к нему – словно бы сквозь завесу тяжелых мрачных облаков прорвался луч звезды надежды. И пусть наутро Трандуил проснулся от прикосновения Тандора, а сына совершенно точно не было рядом, вера в то, что на самом деле все возможно – действительно возможно! – наполняла Короля до краев. Он, конечно, был бы рад очнуться после вереницы удивительно спокойных снов с ладонью Леголаса в руке, но это было уже совершенно не важно. Сама невероятность события – пришедший посреди ночи сын, пришедший только ради того, чтобы быть рядом – была сама по себе чудом, ради которого стоило жить. И Трандуил жил. В то время ему казалось, что он еще никогда не был настолько жаден до жизни, как в этих полных весеннего аромата тишине и темноте. Он всегда безошибочно чувствовал, когда Леголас был рядом – и часто протягивал к нему руку, стремясь коснуться хотя бы мимолетно. Запах весны и чувство тепла, исходящее от сына, верно подсказывали ему нужное направление и расстояние, и часто королевская ладонь вдруг, неожиданно для всех, ложилась на плечо принца. Либо же – у Леголаса просто не оставалось выбора, кроме как коснуться протянутой к нему руки. Трандуил чувствовал смущение сына – по вздрагиванию плеча под пальцами, по напряженной ладони при прикосновении. И это было совершенно понятно – не так просто отменить сотни лет придворного этикета и холодных официальных фраз, не так просто вычеркнуть вечное расстояние между ними. Трандуила это не смущало – и он не требовал слишком многого от Леголаса, но не мог противостоять желанию хотя бы мимолетно ощутить его нежное тепло. И снова и снова на короткие мгновения Король ловил пальцы Принца и сам незаметно для себя расцветал улыбкой, от которой обмирали его подданные. Тень, накрывшая мир, была беспощадно продрана лучом света – пусть одним единственным, но ярким до слепоты. Оказывается, мир, пусть и лишенный звуков, цвета и душевного чувства, был полон… Ощущений, запахов, вибраций, тепла и прохлады. Трандуил словно прозрел и обрел слух – но совершенно иного рода и возможностей. Это было невероятно, непривычно и очень увлекательно. Пусть он был эльфом, обоняние и осязание которого по природе всегда обостреннее, чем у любого Смертного, новый мир рассказывал ему то, чего он раньше совершенно не замечал. Когда наступает ночь, в подземном дворце становится прохладнее, но пахнет зажженными каминами и топленым воском. Главный коридор дворца, ведущий от входа к тронному залу, имеет совсем небольшой и плавный уклон. Если запомнить количество шагов, можно пройти в совершенно любое помещение. Почувствовать шаги эльфов абсолютно невозможно, зато лошади ступают так четко, что мелко содрогается земля. Трандуил жадно тянулся к этому всецело новому, почти незнакомому, но такому родному миру. Он перестал прятаться от самого себя и накрывшего его мрака в своей постели, и стал приходить на ужин в зал для пиров, и выходил вместе со свитой в стылый осенний лес, чтобы посидеть у костра, пока эльфы поют, танцуют и веселятся. Пусть Трандуил не мог услышать или увидеть их – он стал чувствовать мир совсем в иной плоскости. Если коснуться ладонью стола, когда в трапезной много эльфов, можно почувствовать, как их голоса отдаются в дереве волнами ощущений. Когда бокалы соединяются после тоста, они не звенят – вибрируют всем своим существом торжественно и радостно. И много – слишком много – было таких открытий. Трандуил ступал по новому пути одновременно жадно и осторожно, потому что всякий раз был оглушен даже самой малейшей деталью, и вместе с ним на грани чего-то неизведанного балансировал и весь Лес, и все королевство, с задержанным дыханием наблюдая за каждым шагом. Тандор всегда был рядом – помощник и проводник в мир видящих и слышащих. Его прохладные пальцы неизменно передавали Трандуилу все сказанное или увиденное, и потому Советник стал глазами и ушами Короля. Но Трандуил, вчувствовываясь в новые для него ощущения, постепенно понимал, что не все потеряно… Или это просто Estel, ярче вспыхнувшая в душе, так говорила ему? Однажды Трандуил позвал к себе своего знаменосца, Рилиан. Коснувшись ее пальцев – тонкое напряжение, внутренняя сила, которой может позавидовать и самый отчаянный воин среди мужей – Трандуил мягко сжал ее ладонь. - У меня есть к тебе одна странная просьба, о Отважная, - проговорил он, снимая некогда терзавшее эльфийку напряжение. Она была прекрасным воином и доблестным знаменосцем, но была совершенно растеряна перед Тьмой, которую нельзя пронзить копьем. Тандор, держащий другую руку Трандуила, передал ему ответ: «Все, что пожелает мой Король». Рилиан склонила голову в поклоне, говоря это, но Трандуил мягко заставил ее поднять лицо. Он не мог видеть ее полных внутренней силы глаз, но слепо смотрел на нее, улыбаясь. - Я хочу, чтобы ты – с помощью своего мужа и сына, если пожелаешь – нашла моего давнего и верного друга, Rosg'а. Я, к сожалению, не могу позвать его, а перед битвой попросил его уйти подальше на север, чтобы он не пострадал. Я знаю, что ты сможешь его найти – вы всегда очень хорошо ладили. Рилиан улыбалась – Трандуил просто знал это. Он никак не мог почувствовать этой улыбки – хотя мог бы, если бы коснулся кончиками пальцев ее губ. Он просто это знал – или это как-то по-особенному тепло расслабились пальцы знаменосца, когда она улыбалась? «Я с радостью найду его, мой Король» - передал Тандор вязью прикосновений. Трандуил отпустил ладонь Рилиан, на прощание чуть сжав ее, и отступил на шаг, широко улыбаясь. - Спасибо, Отважная. Рилиан и в самом деле справилась со своей довольно нелегкой задачей. Через несколько дней после просьбы, в одно ранее утро Трандуил очнулся от своих снов – все таких же странных, тревожных и непонятных, но словно приглушенных внутренней надеждой - от прикосновения влажного носа к своей щеке. Rosg безмерно радовался своему хозяину и стал скакать по всей кровати и всему Трандуилу, стремясь выразить то, как сильно он соскучился. Король засмеялся, пытаясь поймать неугомонного лиса, но давний и верный друг был слишком переполнен восторгом и выскальзывал из рук шелковым шнурком, зато постоянно бросался облизывать щеки хозяина или покусывать от переизбытка счастья его пальцы. Трандуил смеялся – легко и беззаботно. Rosg был его вечным спутником жизни с давних-давних лет. Пусть лисы по меркам эльфов живут совсем недолго (даже те из них, кто живет под опекой эльфов), но лисья душа бессмертна подобно эльфийской, и Rosg снова и снова воплощался в своих потомках и следовал по пятам за своим хозяином многие тысячелетия. Раньше они понимали друг друга без слов – ибо душевная связь их была невероятно крепка. Теперь же Трандуил был отрезан от мира душой, и потому им с Rosg’ом предстояло по-новому узнавать друг друга – и по-новому понимать. Но ведь нет ничего невозможного. Rosg - Лис * * * Леголас чувствовал себя смущенным. И виноватым. И в то же время запретно счастливым – в самой глубине души. Он никак не мог понять, что же именно заставило его нарушить все правила приличия и этикета – и пройти в королевские покои среди ночи. Он снова и снова с замиранием в груди вспоминал мгновения, когда Трандуил держал его за руку теплыми сильными пальцами и говорил, что всегда чувствует его присутствие. И то, как Король не давал ему объясниться – хотя что мог Леголас сказать в свое оправдание, если сам не понимал, зачем пришел? И снова и снова – со странным внутренним чувством – Леголас вспоминал спокойные в невероятно глубоком сне черты своего отца. Это было так странно и так невероятно, почти невозможно – снова, как в день пробуждения Короля после битвы, подгибались колени, когда Трандуил вдруг очнулся и сразу же позвал его. Леголас тогда совершенно опешил – ибо никак не выдал себя, и был абсолютно уверен, что Трандуил не мог его чувствовать… Не мог лихолесский принц после различить запах весны на своей коже – как ни старался! И вот – в полумраке, прозрачном для эльфийского взгляда – к Леголасу была протянута уверенная ладонь, и лунные тонкие лучи одевали ее в собственные изысканные кольца и браслеты. Леголас тогда был слишком… изумлен? Испуган? Смятен? И стоял, не зная, хочет ли он убежать или броситься на колени перед своим королем… отцом. Все внутри переворачивалось от этого единственного, такого простого шага – и того, как тепло и нежно сжал Трандуил ладонь своего сына. Леголас, зачарованный, выполнил прозвучавшую из прошлого просьбу и пытался вспомнить уроки Тандора, который обучал принца способу общения с Королем. Набирать чередой определенных прикосновений букву за буквой было странно и страшно – Леголас отчаянно боялся ошибиться, внутренне желая оставаться все тем же идеальным сыном и принцем, но понимал, что ошибается, и это вселяло панику. Но Трандуил так мягко сжимал его пальцы – и не требовал ни объяснений, ни ответов на незаданные вопросы. И слова, как оказалось, были совершенно не нужны. Леголас лишь слушал размеренное дыхание своего отца, и это молчание было таким… позабытым блаженством – или невероятным открытием? Весь остаток ночи Леголас завороженно рассматривал лицо Трандуила, заснувшего крепким, совершенно не эльфийским сном – принц одновременно узнавал эти черты и не мог узнать, но в трепете ресниц и в полуулыбке королевских губ, вычерченных полумраком, видел какое-то особое колдовство, которое глубоко отзывалось в сердце. Леголас позорно сбежал на рассвете, потому что чувство долга принца, чувство вины – да миллион каких-то давних, привычных чувств! – требовали от него совсем иного поведения, совсем иных поступков. Леголасу было мучительно стыдно за то, что он сделал, хотя Трандуил был совершенно не против, но… Все это было как-то отчаянно неправильно по внутренним давним устоям – и как-то особенно верно по глубинным, совершенно новым ощущениям. Леголас разрывался, не зная, что думать, не зная, как себя вести. А Трандуил после этого – расцвел. Весь дворец – и вместе с ним все королевство – с замиранием в сердцах наблюдали за тем, как вдруг Король, ранее глубоко поглощенный страшной Тьмой, стал полниться энергией и страстью жить. Это было очень хрупким, очень невероятным ощущением, и многие боялись полностью поверить в выглянувший свет, но надежда была сильна – и все больше улыбок расцветало на лицах вокруг. И было в этом нечто для Леголаса особенно мучительное – то, что Трандуил постоянно тянулся к нему ладонью. Он вдруг – когда Леголас случайно оказывался близко – касался его плеча, словно прекрасно видел, где именно находится сын. Или тянул к нему руку, не ошибаясь в направлении ни на дюйм, что поражало и Леголаса, и Тандора, и всех тех, кто становился этому свидетелем. Но дело было не в этом – а именно в том, как часто это происходило – и вообще происходило. Леголас всякий раз вздрагивал и очень напрягался, и внутри у него бушевала настоящая буря самых разных чувств. Он никак не мог понять, как к этому относиться – и мучился всякий раз, не находя ответа. Конечно, он касался протянутой к нему руки, ибо было бы просто некрасиво и невежливо отказать в таком самому Королю, но каждый раз Леголаса бросало то в холод, то в жар, или же все внутри каменело. Его смятение – между тем, к чему он привык, и тем, что вдруг вспыхнуло внутри – росло и тяжелым бременем ложилось на юное сердце. * * * Боль твоего сердца – отражение моей боли; свет в моей душе – отражение твоего света. Напряжение в сердце принца не могло остаться неразрешенным, и не могло взорваться незамеченным. Оно более не было похоже на вибрирующую струну в арфе, слишком сильно подкрученную задумавшимся менестрелем. Это напряжение было подобно тетиве лука, которую чересчур туго натянули – так, что стонет и тетива, и древесный полумесяц самого лука. Уже невозможно будет послать с таким напряжением стрелы – не хватит сил даже у самого мощного воина совладать с тревогой перетянутых сомнений. И в каждое мгновение может лопнуть тетива – или треснуть дерево привычного ко многому лука. Принц метался, и вся его высокородная выдержка, тренируемая сотнями лет страстью к придворному этикету, покрывалась вибрирующими трещинами, готовая в любой момент рассыпаться прахом. И выпустить – что? ...«Ты выглядишь счастливым, mellon nín» - пишет Тандор по ладони своего Короля. Это – один из удивительно спокойных осенних вечеров во дворце. Из тепло дышащего камина в королевских покоях пахнет можжевеловыми ветвями, которые Трандуил попросил добавить в огонь. Король и Советник сидят рядом друг с другом, впитывая тепло и успокоение осени после долгой прогулки по полянам вокруг дворца. И Трандуил улыбается, чуть кивая. Обычно столь прохладные пальцы Тандора согреты теплом вина, а внутри – а внутри спокойно и хорошо. Впервые за столь долгое, кажется, время – хотя по эльфийским меркам горестные события были практически только вчера. «Что именно столь сильно переменило тебя?» - спрашивает уже привычно быстрыми прикосновениями Тандор, но Трандуил чуть качает головой, ибо – и его Советник догадывается об этом каким-то особенным чутьем – сам не знает ответа на этот вопрос. Тандор понимающе сжимает пальцы своего Короля, и они просто сидят в молчании. А потом в комнату входит Леголас, которого Трандуил через одного из эльфов попросил присоединиться на этот вечер к распитию молодого вина у камина. Хотя раньше Леголас часто приходил сам, теперь же Королю приходилось посылать за ним. Трандуил сразу почувствовал его присутствие, и Тандор с внутренней улыбкой заметил, как осветилось лицо Короля какой-то особенной радостью – сдержанной, но светлой и чистой. Быть может, ответ на заданный чуть ранее вопрос – вот он, мнется в дверях, болезненно ровно держа спину? Улыбка на губах Тандора истончилась, когда он увидел выражение лица принца. Тот отчаянно сдерживался, хотя в этом не было никакой необходимости, ибо Трандуил не мог оценить придворной выдержки – и нечто странное, страшное разрывало Леголаса изнутри. Это прорывалось сквозь его воспаленный взгляд и напряженные движения, сквозь сомкнутые слишком сильно губы. - Legolas, ion nín, - бархатным голосом произнес Король, как обычно безошибочно определяя местонахождение принца, - tolo an men, i ‘wîn ammaer. Мягкий жест Трандуила указал на кресло напротив, приглашая присесть и взять полный яркого вина бокал со столика у камина. Тандор внимательно смотрел на принца, который словно не замечал присутствия Советника и смотрел только на своего отца. В этом взгляде было слишком много всего, чтобы можно было понять, что именно испытывает Леголас, но Тандору заранее не нравилось то, что тот собирался сказать. Советник осторожно взял ладонь своего Короля прежде, чем Леголас, наконец, решился говорить. Его голос звучал странно и рвано, словно что-то сдавливало его грудь. И Тандор замер, не торопясь переводить слова сказанного в прикосновения для Трандуила. - Прошу простить меня, мой Король, но я не могу выполнить вашего приказа! – Леголас замирает, мотает головой – обычно идеально заплетенные косички на висках выглядят изрядно потрепанными нервными пальцами. - Я... я... Я так не могу, - говорит принц, и Тандор, чуть прикрыв глаза, вздыхает. Леголас, услышав этот вздох, словно впервые видит Советника, и в голубых глазах принца отражается отчаянье и вместе с тем горькое упрямство. - Нет, мой Король. Громко, с силой хлопает дверь. Трандуил вздрагивает – он не слышал оборванного монолога своего сына, но Тандор знает, что Король чувствует, когда закрываются двери – тем более, так эмоционально. - Почему он ушел? - тихо спрашивает Трандуил, но Тандор отвечает не сразу, баюкая его ладонь в своих руках. Советнику совсем не хочется передавать то, что случилось, своему Королю – ибо он чувствует, что это повлечет за собою многие горести. Но... ...и Трандуил отбрасывает его руку, сгибаясь от навалившейся тяжести несказанных и сказанных слов. Обиженно звенит оброненный бокал, расплескивая на пол алую, словно кровь, волну вина. Тандор осторожно касается плеча своего Короля, но тот глухо и тяжело приказывает – именно приказывает не терпящей возражения сталью в голосе: - Оставь меня одного. Немедленно. И Тандор не может перечить своему Королю, как бы ни хотел остаться рядом и поддержать. Он просто знает, видит, чувствует, осознает, что ничем не может помочь – и потому уходит, горько сомкнув губы. Последнее, что видит Тандор, прежде чем закрыть за собой дверь королевских покоев – как Rosg, выскользнувший неизвестно откуда, ласково трется о колени своего хозяина. Луч света, случайно и остро пронзивший Тьму, вновь запутался в мареве и погас. mellon nín – друг мой Legolas, ion nín – Леголас, сын мой tolo an men, i ‘wîn ammaer – иди к нам, вино невероятно хорошо