Я чувствую тебя

Музыка этой главы: http://prostopleer.com/tracks/5270726r932 «Он уехал», - на следующее утро это были первые слова, которые передал Трандуилу вечно спокойный Тандор. Ночь для Короля была особенно тяжелой, особенно бесконечной и горькой. Быть может, странно делать такие сравнения, но Трандуилу казалось, что не было для него ночей тяжелее со времен битвы с Тьмой. Даже в самое первое время, когда ему нужно было приходить к осознанию случившейся страшной потери, не было ночей, столь щемящих пустотой и одиночеством. Как описать это странное чувство – сосущей бездны, вгрызающейся в сердце черными клыками с каждой секундой мысли о том, что самое дорогое на свете существо считает ритуалы дороже, чем связь сердец... Трандуил кусал губы, но не чувствовал глухой боли, снова и снова пропуская сквозь пальцы шерсть Rosg'а, который клал морду к нему на колени. Лис чувствовал состояние своего хозяина и очень старался помочь хотя бы участием – Трандуил мог бы поклясться, что ощущал грустный взгляд золотых глаз и слышал тихое урчание своего друга. Быть может, только благодаря Rosg'у Трандуил смог пережить эту ночь. Но лис не мог спасти своего хозяина от темных, спутанных, пугающих своей туманностью снов, которые накрыли Короля с головой и не отпускали, пока Трандуил не вырвался из них с криком, обжигающим горло. В эту ночь сны были особенно безжалостными, словно вместе с разорванной нитью света, связавшей сына и отца, разрушились последние защитные заслоны, и в сознание Короля ворвался хаос кошмаров, собранных Ирмо за все совершенные и несовершенные грехи. До прихода Тандора Трандуил лежал в кровати, глядя слепыми глазами в потолок, а преданный Rosg прижимался к руке, вылизывая теплым языком пальцы. По которым потом так спокойно – слишком спокойно – скользнул Тандор, передавая новость. Трандуил все понял сразу и сжал искусанные в кровь губы, закрыв глаза. Тандор через мгновение продолжил, но разобрать его слова Трандуил был не в силах – слишком странная, страшная бездна кружилась внутри, затмевая чувства, мешая сосредоточиться. Единственное, что смог разобрать Король в прикосновениях Советника – «дозор на границах», и этого было достаточно. Что ж, принц решил сбежать под благородным предлогом, чтобы разобраться в своих чувствах – и если это было нужно ему, то никто не станет его судить. Всякий поймет. Трандуил вспомнил – с затаенной горечью – как сам в юности убегал прочь от тех, кто тревожил его душу, чтобы поразмышлять над собственными чувствами, и это часто помогало привести мысли в порядок. А иногда заводило в череду неприятностей – если эмоций было слишком много, и они кружили голову... Вспомнив это, Трандуил вскинулся всем существом – из глухой и черной тоски в полыхающее искрами волнение. - Тандор, мне нужна Рилиан. О Элберет... «Он юн, mellon nín» - успокаивающе скользнули пальцы Тандора, - «Ему нужно время, чтобы разобраться в себе». - Я прекрасно знаю это, Тандор, - максимально спокойно отозвался Трандуил, сжимая его ладонь, - но пойми, если он сейчас настолько погружен в эмоции... Тандор понял. Сорвался с места, резко разорвав контакт ладоней, исчез в Тишине и Пустоте, а Трандуил в переизбытке чувств стал ходить по своим покоям, вымеряя шаги. Шагами мерил он время, и успел сбиться со счета, когда дверь распахнулась, впуская ветром движение. Король привычным жестом поймал левой ладонью руку Тандора, а правой – собранные внутренней силой пальцы Рилиан. - Нет, ни в коем случае не вернуть, - прервал Трандуил быстрый танец прикосновений от Советника, - он и не вернется сам, вы понимаете. Рилиан, прошу, просто отправься вслед за ним. Не будь настойчива, но будь рядом. Мне кажется, что сейчас он полезет в гущу событий и может нарваться... – Трандуил закрыл глаза, сжимая пальцы обеих рук, и в ответ ладони Советника и знаменосца отозвались сильным теплом, - мы с вами знаем, он хороший воин, но сейчас... Просто будь рядом, Отважная. Рилиан поклонилась, отступила назад, но не отпустила руки своего Короля – а поцеловала тыльную сторону ладони быстро и искренне, и в этом прикосновении губ она, как могла, выразила то, что не была в силах сейчас сказать своему Владыке – согласие, понимание, самоотверженность. Трандуил не ожидал такого жеста и вздрогнул, но, осознав через мгновение всю гамму переданных эльфийкой чувств, прижал отпущенную ею ладонь к сердцу и склонил голову в благодарности. После стремительного отъезда Рилиан дворец тягуче замер в ожидании неизвестности. Нет, в отбытии принца на пограничные дозоры не было ничего необычного – более того, это было весьма правильно, что королевский наследник периодически патрулировал самые опасные места в ныне темные времена для Леса. Конечно, мало кто из лесных эльфов знал о странной размолвке, случившейся между Королем и Принцем. Лишь перемена в настроении Короля, еще недавно вдруг наполнившегося надеждой и призрачной жаждой жить несмотря ни на что, а ныне ставшего тенью самого себя, могла подсказать правильные ответы подданным. Но эльфы Лихолесья всегда, несмотря на всю свою легкомысленность, проказливость и любовь к вину, отличались невероятной деликатностью, особенно по отношению к собственным Владыкам, которых любили искренне и горячо. И потому никто не высказал вслух ни догадок, ни возможных слухов, ни опасений – но тем призрачнее была трепетная тишина, павшая на королевский дворец, а после захватившая весь Лес. И Лес, вместе со всеми его обитателями, задержал дыхание в предчувствии чего-то неизведанного. Дни тянулись один за другим, липкие и стылые. Зима приближалась, приходила с севера утренним инеем на ветвях деревьев и тонкой пленкой льда на лесных озерах, ледяными ветрами в обнаженных кронах и призрачной тишиной обычно полной голосов птиц и зверей чащи. Трандуил, чтобы скрасить невероятно долгие для эльфийской вечности дни, выходил в лес вместе с Rosg'ом, отказываясь от сопровождения Тандора. Быть может, своей беспечностью Король и изумлял своих подданных, но вместе с лисом Трандуил не боялся заблудиться или потеряться. Пусть он оказался лишен зрения, слуха, а главное, душевного чувства, которое вело бы его по его владениям безошибочно, дорогой и давний друг, увиваясь вокруг ног своего хозяина, был лучшим проводником по Лесу. Они не уходили далеко, чтобы не волновать Тандора и иметь возможность позвать его голосом, но долго бродили между деревьев. Трандуил, чувствуя мир ладонями, мог долго стоять около того или иного дерева, проводя руками по коре и вырисовывая замысловатые узоры. Деревья уже спали, погруженные в зимний морок, но всякий раз, касаясь их стволов, Трандуил чувствовал кончиками пальцев тонкую, почти незаметную дрожь, словно деревья отзывались на прикосновения своего Владыки даже из глубин сна. Эта отзывчивость Леса спасала, действительно спасала Трандуила от слишком томительного и полного невысказанных тревог ожидания. mellon nín - друг мой * * * Искусанные в кровь губы неприятно саднили, но прохладные пальцы ветра, пробирающегося сквозь обнаженные зимой кроны, успокаивали досаждающую боль. Леголас перестал торопиться, как только проехал последний из постов, относящихся к дворцу. Его путь лежал на юго-восток, в сторону самых опасных ныне чащ Лихолесья, в которых водились воистину страшные твари, многих из которых эльфы еще ни разу не встречали, но чувствовали их присутствие всем сердцем. Юг Лихолесья был безнадежно отравлен влиянием страшной черной крепости, и все севернее дотягивались черные пальцы Тьмы, пожирая некогда чудесные леса, внушая деревьям страх и ярость. И недоверие повисало в воздухе, становясь все гуще и гуще. Но до отравленных мест было еще несколько дней пути, а Леголас совершенно не торопился. Его конь с мягкой осторожностью ступал по захватываемой зимой земле, унося своего седока с неспешностью спокойной прогулки все дальше и дальше от дворца Лесного Короля. Но в сердце принца не приходило спокойствие, сковавшее засыпающий перед зимой Лес. Вокруг простирались места, знакомые с далекого детства, а Леголас, узнавая поляны или особенно древние деревья, лишь снова и снова кусал губы да сильнее сжимал коленями бока своего коня, который не раз с удивлением косил умным глазом на хозяина. Но Леголас оставался погружен в свои мысли, и конь продолжал назначенный путь. Они останавливались ради отдыха коня, но не всадника – пока жеребец выискивал среди жухлой травы стебли поживее да дремал, прядая ушами в тишине, Леголас стоял в центре поляны, подняв голову к особенно сильно обнаженному небу, которое обычно скрывала ныне отсутствующая листва. Погода была переменчивой. В один день небо состояло из серой пелены слишком низких облаков , которые, казалось, можно было бы зачерпнуть рукой, если залезть на дерево повыше. В другой день вдруг разъяснилось к ночи, и яркие, но холодные звезды мерцали сквозь голые ветки деревьев. Леголас вскидывал голову снова и снова, вслушиваясь в мерное дыхание зимнего Леса, и в этой колкой тишине запутывался в себе все сильнее. Да, лихолесский принц заблудился в собственных мыслях, ощущениях и чувствах, и лабиринт этот был столь витиеватым и темным, что слишком сложно было найти правильный путь. А может, таких путей было несколько – Леголас, выбирая одну из дорог, вдруг останавливался на полпути и мысленно осознавал, что идет не той дорогой, которой должен... или хочет? Он метался по собственному сознанию, но не находил ни верного ответа, ни правильного пути. Чем больше проходило времени с его резкого отъезда из дворца, тем путанее становились мысли, а Лес вокруг – мрачнее и тяжелее по духу. Не так уж и юн был Леголас на самом деле – он прожил в этом мире около тысячелетия, и давным-давно стал взрослым по меркам эльфов. Не сто лет он знал этот мир – а в десять раз больше, но что были эти десять столетий для Леса, который менял листву уже несколько Эпох? И кем был Леголас для собственного отца и многих жителей Леса, как ни мальчишкой, родившимся совсем недавно, в недолгие дни мира начала Третьей Эпохи? Леголас проклинал себя – за свою выходку, за свои метания, за свои сомнения. За громко хлопнувшую дверь. За хрупкий образ спящего с его ладонью в руке Короля. За слишком пронзительный взгляд слепых глаз отца. За сомкнутые тонкой нитью губы Тандора. Да сотни было причин для проклятий, и тем сложнее становился мысленный путь по собственным чувствам принца. Он понимал, что повел себя недостойно своему статусу, но осознавал, что не смог бы и дальше терпеть разрывающие изнутри сомнения. Леголасу было слишком трудно познать собственную суть – рядом с отцом, теплые пальцы которого так поразительно мягко сжимали его ладони всякий раз. От этого переворачивало душу, рушило все внутренние устои, и принц просто-напросто позорно сбежал – пусть ради благородного дела – чтобы остаться наедине с собой. Но наедине с собой Леголас лишь сильнее увязал в паутине своих сомнений. ...паутиной были оплетены ветви деревьев – Леголас почти достиг южных границ королевства, но не Лихолесья. Паутина – чудовищных размеров – закутывала лес в тенета, от которых становилось слишком неуютно. Эльфы с самого южного поста, цели Леголаса, сообщили принцу, что в последнее время паутины становится все больше, но никто из дозорных не видел тех, кто плетет ее. Да мало кто хотел бы узнать, как выглядят те чудовища, которые способны сплести такие страшные сети. И сам Леголас не хотел бы встретиться с тварями, приходящими из тьмы, но его душа, опутанная паутиной сомнений, звала его вперед, чтобы заглушить сумбур скрученных в воронку омута мыслей. Он был отличным воином и лучшим лучником Лихолесья, пусть ему была всего одна тысяча лет. Разве имеет право он, принц и воин, бояться отродий Тьмы? * * * Ты убегаешь не от боли, съедающей тебя изнутри. Ты убегаешь сам от себя, мой принц. - О Элберет, освети наш путь благословением твоих звезд, прошу тебя, - шептала Рилиан, крепко прижимая к себе безвольное тело принца и уворачиваясь от низких ветвей убегающих назад деревьев. Ее лошадь храпела, торопясь, и знаменосец молила Зажигающую Звезды, чтобы в таком немыслимом галопе лошадь не подвернула ногу о какой-нибудь корень. Но эльфийские кони не менее ловки, чем их хозяева, и потому путь оказался удачным. Слава Элберет. Рилиан бы корила себя за то, что не смогла выполнить просьбу Короля, и будет корить себя, когда все закончится, но сейчас эльфийская воительница не могла позволить себе такой роскоши. Вся ее жизнь превратилась в одно единственное стремление – довезти принца до его Короля и отца, довезти живым. За спиной оставался ужас, пришедший из тьмы в паутинах, да горький привкус проигранной битвы. Рилиан прибыла на южный пост королевства быстрее, чем принц, который ехал своей дорогой. Потому Леголас, с удивлением встретив знаменосца Короля, сделал вид, что не догадывается об истинной причине присутствия на границе Рилиан. Сама же знаменосец никоим образом не показывала принцу, что приехала следить за его безопасностью, однако зорко присматривала за его поступками и состоянием. Леголас же, разобравшись с ситуацией, решил совершить разведывательную вылазку в сторону самого большого скопления паутин, чтобы узнать, кто же именно их плетет. Он со свойственной ему легкостью собрал эльфов с дозоров и... Они не были готовы к настолько огромным и свирепым паукам. Не просто паукам – а вполне разумным и темным тварям, которые устроили настоящую засаду сравнительно небольшому эльфийскому отряду. Среди искореженных паутиной деревьев растерянные эльфы, не ожидавшие такого врага, оказались застигнутыми врасплох. Рилиан не думала лишних мыслей. Она была настоящим воином, потому, как только поняла, в насколько бедственном положении оказался их отряд, стала организовывать отступление. А потом она увидела, что принц – прекрасный воин, который часто умудрялся выходить из весьма ожесточенных битв всего лишь с парой царапин – рухнул, настигнутый черной многоногой тварью. После этого копье Рилиан покрылось почти до середины древка зеленой жижей, заменявшей тварям кровь. Принц был жив – и почти даже не ранен. Если не считать нескольких жутких укусов, которые, скорее всего, были ядовитыми. Когда Рилиан с помощью двух эльфов оттаскивала принца с места бесславно проигранной битвы, Леголас был еще в сознании, но потом сорвался в горячку и забредил, а после лишился чувств. В неожиданно тяжелом бою выжили все, несколько эльфов получили неприятные ранения и ушибы, однако всем, кроме слишком храброго принца, удалось избежать страшных паучьих укусов. Рилиан, которая морщилась от боли в наверняка сломанном ребре (надо сказать, что эти твари отменно пинались ногами), поняла, что Леголаса надо немедленно везти во дворец – на посту его не удалось привести в сознание, а места укусов, даже промытые отваром из целебных трав, приобрели неприятный зеленый оттенок. А потом была гонка со временем, а Рилиан понукала свою лошадь и молила все Силы, чтобы Леголас держался – потому что ее эльфийское чутье предчувствовало слишком нехороший исход. От принца пахло горячечной смертью, и это холодом отдавалось по спине знаменосца, которая просто не могла этого допустить. Не только потому, что ее Король попросил Рилиан охранить сына от бед, но и потому, что это был ее Принц, который провел детство бок о бок с ее сыном, и которого она любила искренне и преданно. Дворец встретил их напряженной тревогой, которая взорвалась судорожной беготней, стоило только придворным понять, что случилось. Рилиан сдала бесчувственного и горячего от съедающего его яда Леголаса в сильные руки внезапно появившегося Тандора, который по нескольким сбивчивым словам знаменосца понял ситуацию и тут же унес принца во дворец, в его спальню. Рилиан же, взмыленная и ошалевшая от безумной скачки, с пронзающей болью от сломанного ребра, увидела подходящего к ней – каждый шаг отсчитан и отмерен – Короля. Трандуил мягко протянул ладони к знаменосцу, и Рилиан, хотя ей сложно было стоять прямо, дала ему руку. Его пальцы были теплыми и спокойными – слишком обманчиво спокойными, как и слепые, но такие внимательные глаза. - Ты ранена? – спросил Король, нахмурившись. Рилиан, обескураженная, помотала головой, хотела что-то сказать, но вновь столкнулась с тем, что не может, никак не может общаться со своим Владыкой. Тандора, который мог бы при помощи азбуки прикосновений передать Трандуилу сказанное, не было рядом. Рилиан бессильно вздохнула, потому что ненавидела эту беспомощность перед своим Королем. Трандуил же, словно догадывался обо всех мыслях своего знаменосца, тепло сжал ее ладонь, покачивая головой. - Немедленно отправляйся к целителю, я чувствую, что у тебя что-то сильно болит. Рилиан хотела сказать, чтобы Трандуил немедленно шел к своему сыну и совершенно не думал о ней, потому что Леголас в опасном состоянии и нуждается в своем отце. Ведь Король Леса был великолепным целителем – да и неважно, мог ли ныне, после встречи с Тьмой, он исцелять. Рилиан просто знала – Трандуил обязан быть рядом со своим сыном именно сейчас. Она хотела все это ему сказать – но не могла, и это пробирало настолько, что ей, отважному воину, эльфийке, сильной телом и духом, хотелось плакать от бессилия. А Трандуил улыбнулся ей, и было в этой улыбке что-то страшное, жуткое и продирающее до костей. Рилиан, пытаясь восстановить дыхание и справиться с накатившей болью, смотрела вслед уходящему – каждый шаг отсчитан и отмерен – Королю. Смотрела, давясь от сдерживаемых ее железной волей рыданий, потому что не было ничего страшнее. Нет, не Тьмы, ослепившей и оглушившей Короля. А той бездны, что так сильно и больно разделила отца и сына. Рилиан позволила себе разрыдаться много позже – на плече у мужа, когда ее грудную клетку туго перевязал эльф-целитель, напоив унимающим боль настоем. Муж растерянно и осторожно гладил Рилиан по плечу, ибо очень редко он видел свою супругу плачущей. А где-то там, в спальне принца, Король стоял у двери и терпеливо – слишком терпеливо – ждал, пока Тандор, вместе с несколькими сведущими в исцелении придворными, хлопотал над Леголасом. Трандуил ждал, отчаянно ждал, пока его Советник не объяснит ему, что случилось. И его искусанные губы были отражением измученных губ содрогающегося в слепой горячке принца. P.S. Ирмо - "владыка желаний", Вала, повелитель сновидений и грез, дарующий отдых Валар и эльфам. Пауки Лихолесья, несомненно, родственники Шелоб, знакомой нам по Властелину Колец, и потомки Унголианты, появляющейся в Сильмариллионе. Паук, который укусил Леголаса, был ядовитым и использовал именно смертоносный яд в битве, в отличие от Шелоб, которая впрыснула Фродо яд не смертельный, а усыпляющий и подготавливающий жертву к съедению.