Я чувствую тебя

Словно боясь развеять призрачную иллюзию близости, Леголас осторожно подхватил свободную ладонь отца и бережно расправил сжатые в напряжении пальцы. Он уже давно не общался с отцом при помощи алфавита прикосновений, но его руки помнили немые буквы лучше, чем он сам. Рассыпалась вязь легких касаний: «Прошу простить меня за то, что испугал Вас, отец, – Леголас закусил губу, внимательно вглядываясь в лицо Трандуила, – это было слишком неосмотрительно с моей стороны». Трандуил молчал, глубоко дыша – его дыхание выделялось в повисшей тишине, перекрывая даже треск поленьев в камине. Пальцы Леголаса дрогнули, когда в какой-то миг ему показалось, что сейчас отец жестко отчитает его за неподобающее поведение. Разверзнувшаяся бездна между ними, которую Леголас решил перебороть, в это мгновение жадно ощерила острые зубья, и это было так пронзительно страшно, что принц задержал дыхание, с трепетом глядя в прикрытые глаза отца. – Слишком внезапно, – вдруг произнес Трандуил и улыбнулся. Улыбка была почти незаметной, легкой, как весенний ветерок, но приносящей облегчение и надежду. Леголас жадно вдохнул, безотчетно сжимая отцовскую ладонь. – Менее всего я ожидал твоего присутствия здесь, Леголас, – Трандуил открыл глаза и направил на сына взгляд, в этот миг совершенно не выглядящий слепым, – что привело тебя сюда в столь поздний и неожиданный час? В его голосе не было ни раздражения, ни злости, но что именно было – Леголас не мог понять. Он закусил губу и задумчиво скользнул пальцами по теплой ладони своего Короля. «Сегодня за ужином я заметил, что Вы постоянно напряжены. Не только сегодня... Раньше я не обращал на это внимания... – Леголас замер, зажмурившись, потому что не знал, как объяснить свой порыв и свои ощущения. – К тому же, Вы очень рано покинули нас. Простите, я поддался неподобающему порыву и нарушил Ваше уединение...» Трандуил оборвал его сбивчивую речь, со спокойной силой сжав его пальцы. Лишенный возможности выразить свои мысли, Леголас хотел было возразить вслух, но лишь резко вдохнул воздух, осознав собственную беспомощность. Его окатило волной страха – снова. Но Трандуил не стал его отчитывать. Его взгляд – приглушенно-зеленый, без внутреннего блеска – слепо скользнул в сторону. – Не нужно извинений, – ровно произнес Трандуил, – ты не совершил ничего дурного, Леголас. Просто твое появление было неожиданным и в первое мгновение испугало меня – обычно я чувствую твое присутствие, но в этот раз ты подкрался незаметно. – Король Леса странно усмехнулся и покачал бокал ароматного вина, – Однако мне приятно, что ты решил навестить меня. Не волнуйся за меня, я в порядке. Просто... – Трандуил вздохнул и глотнул из бокала, откинул голову, явно наслаждаясь вкусом вина на языке, – просто сильно устаю. Его ладонь все еще непреклонно сжимала пальцы Леголаса, делая его немым. Леголас всматривался в лицо отца, пытаясь понять все оттенки эмоций, но прямо на его глазах происходила поразительная перемена. Только что абсолютно расслабленный и уязвимый в своем одиночестве, Лесной Король стремительно собирал свои силы, возвращая себе непоколебимый и уверенный образ. Вместе с этим на его усталое лицо приходило почти неуловимое напряжение, заметное только внимательному глазу. Леголас вновь закусил губу. Он бы многое отдал, чтобы снова увидеть расслабленного и такого уязвимого отца – настоящего, живого, искреннего хотя бы с самим собой. Игры в маски были интересны только в далеком детстве, когда представления о жизни королевских особ казались красивыми и правильными. Лишь казались. Неожиданно Трандуил отставил в сторону наполовину полный бокал и подался вперед. И Леголас подался вперед – соскользнул с кресла и опустился на пол около коленей отца. Их пальцы переплелись, и тогда на Леголаса вдруг нахлынуло удивительно яркое воспоминание – или цепь воспоминаний. Тогда он был еще совсем ребенком, и они с отцом много времени проводили вместе, гуляя по бесчисленным полянкам Зеленого Леса. По вечерам Леголас забирался на колени к отцу, они переплетали пальцы, и Трандуил завораживающе мерным голосом рассказывал бесчисленные легенды, истории и сказки, от которых маленький принц замирал, захлебываясь восторгом. А долгими днями они ходили, держась за руки, по тайным тропам Леса, и Трандуил показывал сыну волшебство их обители, учил общаться с животными и деревьями, слушать песню лесных ручьев, понимать пение птиц. Воспоминания нахлынули сладкой волной, обволакивающе-теплой. Леголас судорожно вдохнул – и иллюзия почти рассеялась. Тогда его ладонь казалась такой маленькой и хрупкой в сильных руках отца, настоящего героя, прошедшего многие войны былых эпох. А сейчас их руки были даже слишком похожи, и отцовские ладони едва ли были больше ладоней Леголаса. В этом осознании было что-то одновременно горькое – и сладковатое, а на языке оставался флер сожаления из-за чего-то утерянного. – Ты не мог бы мне помочь, Леголас? – вдруг спросил Трандуил, и иллюзия окончательно рассеялась, потому что в его голосе была мягкость, свойственная непреклонным королям, – Погасить все свечи, кроме тех, что у постели. Он плавно поднялся и, выпустив руку Леголаса, шагнул в сторону кровати, находящейся у противоположного конца комнаты. Его первый шаг был уверенным, но потом его вдруг повело, и Трандуил, неловко схватившись рукой за спинку кресла, рассмеялся. Это был странный, тихий и хриплый смех, от которого по коже проползли мурашки. – Крепкое вино... – почти неразличимо пробормотал Лесной Король, чуть покачался, держась за опору, но Леголас не успел предложить своей помощи. Трандуил неожиданно резко и уверенно пересек комнату, и лишь чуть неровная ритмика шага намекала на уникальную крепость опьяняющего эльфов вина. Пока Леголас, впечатленный странной смесью происходящего и вспоминаемого, задувал множество горящих свечей, Трандуил снял длинное домашнее одеяние, оставшись в ночной рубашке, и лег в постель. Леголас закончил задувать свечи, с сомнением подошел к королевской кровати и замер рядом, не зная, что делать – то ли уйти, не попрощавшись, то ли решиться задать вертящиеся в голове вопросы. Его терзания пресек Трандуил – он поднял руку и, слепо мазнув по воздуху, нашел ладонь сына: – Не терзайся сомнениями, Леголас. Ты хотел что-то спросить у меня? Он лежал, закрыв глаза, и волосы его широкой волной растеклись по подушкам. Несколько свечей, горевших около изголовья кровати, высвечивали волосы блеклым золотом и бросали тревожные тени на лишенное эмоций лицо Трандуила. Леголас совершенно растерялся, сам не понимая, отчего, и смущенно скользнул пальцами по теплой ладони отца. «Прости... Мы давно не... Я давно не бывал в Ваших покоях. Зачем Вам свечи у постели? И вообще – свечи...» – Леголас даже зажмурился, путаясь в собственных словах и пальцах, и даже, кажется, ошибаясь в буквах алфавита прикосновений. Собственный вопрос показался ему невероятно наглым, и жгучий стыд мгновенно заставил пылать его уши. Но Трандуил лишь сдержанно улыбнулся: – Эти свечи гаснут примерно к утру; по их состоянию я могу понять время. Иногда я просыпаюсь среди ночи и... – его голос стал совсем глухим и плохо различимым, – Я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз, мой дорогой принц. Сейчас я слишком устал. Тихой ночи тебе, Леголас. Трандуил мягко сжал его ладонь и отпустил руку, укрываясь одеялом. Леголас, растерянный, некоторое время стоял около постели отца. Он совсем не понимал, что произошло. Трандуил казался ему одновременно отстраненно-сдержанным и бесконечно усталым, и его спокойный тон был словно отражением его королевской холодности. Но в то же время сердце подсказывало Леголасу, что... Что? Он мотнул головой и, стараясь ступать как можно более легко, поспешил к выходу из королевских покоев. Но у самых дверей его вдруг настиг оклик отца: – Я буду рад, если ты станешь заглядывать ко мне чаще. Леголас обернулся, желая ответить и тут же обрывая себя. В причудливом свете свечей ему показалось, что Трандуил смотрит прямо на него – и во взгляде его чудилось удивительное тепло. Ночь встретила Леголаса тысячью размышлений. * * * Что-то изменилось в его выматывающих мутных снах. Неуловимо, почти неосознанно, что-то было не так, выбивалось из ставших привычными за эти годы образов. Трандуил проснулся внезапно, но не резко, как то бывало обычно. Пелена мутных снов медленно рассеялась, оставив после себя обычное гнилое послевкусие. Некоторое время Трандуил просто лежал, слушая так и не ставшую привычной тишину. Потом осторожно потянулся к свечам около изголовья кровати – из них горела только одна, и собиралась гореть еще пару часов. Значит, за пределами его Темноты и Тишины Лес только собирался просыпаться. Трандуил медленно сел и потянулся вперед – у его ног, свернувшись в клубок и прижавшись горячим боком, спал, как обычно, Rosg, который сонно лизнул огладившие его морду королевские пальцы. Все было как обычно, но в то же время что-то изменилось. День пошел своим чередом – с приходом Тандора, с одиноким завтраком, с прогулкой по стылому весеннему Лесу в окрестностях дворца вместе со шмыгающим под ногами лисом. Однако теперь все это оказалось приправлено новым ощущением – на самом деле тщательно забытым, чтобы не бередить душу. Леголас был рядом – иногда Трандуил знал, что будет достаточно всего лишь протянуть руку, чтобы коснуться его плеча. После нескольких лет особого отчуждения попытки сближения со стороны Леголаса казались Трандуилу призрачными, словно бы пришедшими из мечтаний и снов, словно одного-единственного неверного движения или слова будет достаточно, чтобы разрушить иллюзию. Поэтому Трандуил держался сдержанно и осторожно, натягивая маску Короля Леса, от напряжения которой сводило скулы. Дни шли один за другим, повторяя друг друга, но волшебная иллюзия не рассеивалась. Леголас приходил вместе с Тандором по утрам, по вечерам составлял компанию в молчаливом распитии вина у камина, подставлял локоть на прогулках по Лесу, иногда заменял Тандора, чтобы передать слова окружающих при помощи алфавита прикосновений. Леголас был удивительно сдержан и спокоен, как был сдержан и спокоен Трандуил, но от каждого касания сыновьей ладони, от каждого ощущения запаха весны Трандуил внутренне замирал, не понимая собственных чувств. Это была радость того, что сын был рядом с ним? Радость сближения после долгих-долгих холодов? Радость не-одиночества среди бездушных Темноты и Тишины? По ночам в смутных снах слепого и глухого Короля Леса проскальзывали нотки юного цветения жизни, и каждое утро Трандуил понимал, что ему стало чуточку легче. Совсем немного. Они с Леголасом не говорили по душам, и редко когда прикасались друг к другу без надобности. Леголас просто был рядом – на каком-то неуловимо-четком расстоянии, но рядом. Иногда Трандуилу до невозможности хотелось просто резко сломать эту призрачную отдаленность и притянуть сына к себе, крепко обнять и уткнуться носом в макушку, но он, конечно же, не позволял себе сделать это. И просто – незаметно для всех, порой даже для самого себя – наслаждался тем, что Леголас был с ним здесь, на расстоянии протянутой руки. Он помнил, отлично помнил, что проявлять собственное желание быть ближе, теплее, искреннее по отношению к сыну опасно, и держал себя в руках, в рамках королевского этикета, продолжая давным-давно начатую и уже настолько опостылевшую игру. С каждым днем держать маску ласковой отстраненности Короля становилось все сложнее и сложнее, почти невыносимо, а запах юных трав и цветов по ночам бередил сны, как старую, почти зажившую рану. И перебить этот неуловимо терзающий запах нельзя было ничем – ни вином, ни бессонницами. Но Тишина и Темнота, окончательно воцарившиеся в мире Трандуила, испуганно вздрагивали и поджимали острые когти, чувствуя призрачную весну. * * * Как глупо мы с тобой играем в наши маски. И только Единый знал, как тяжело все это давалось Леголасу. Долгое время он держался в стороне от своего отца, смятенный собственными чувствами и сомнениями. Он наблюдал за жизнью Короля издалека, оставался на самом краю его жизни, и это казалось самым простым из всех возможных выходом. Однако на самом деле Леголасу было невыносимо – оставаться так далеко от отца, ведь он всем своим нутром понимал, что именно сейчас нужен Трандуилу особенно сильно. Честно говоря, Леголас боялся. Чего именно – он и сам не понимал, но в страхе своем старался не приближаться к отцу слишком близко, словно опасался, что может что-то разрушить: быть может, в Трандуиле или же в самом себе, он не знал. Но кроме страха внутри него жила бесконечная, странная тоска, стремление быть рядом с самым родным и близким... После странного вечера, в который Леголас увидел на лице своего отца настоящие эмоции, он понял, что больше не может оставаться в стороне. Отец нуждался в поддержке, отец нуждался в помощи, отец был так невероятно уязвим и беззащитен, и Леголас прекрасно понимал, что только он сам сможет справиться с этим. И теперь настал новый этап жизни, в которой Леголас стал неотрывно следовать за своим отцом и Королем, готовый в любой момент оказать любую помощь. Раньше этим занимался Тандор, но сам Советник не раз с грустью говорил принцу, что Трандуил не подпускает к себе слишком близко, постоянно замыкается в своем одиночестве, хотя сам Тандор прекрасно понимал, что позволять так делать нельзя. Но разве мог он ослушаться прямого, жесткого приказа своего Короля? И однажды Тандор выразил надежду, что именно Леголас сможет достаточно помочь Трандуилу. Это не было сказано напрямую, но было так понятно и так правильно, что Леголас даже испугался наставшей ясности. И тогда он стал постепенно приближаться к жизни отца. Но все равно Леголас держал дистанцию. Сначала он думал, что держится отстраненно и спокойно потому, что сам Трандуил вел себя, как истинный Король, сдержанный и холодный. Это было продолжением игры (или уже настоящей, неотвратимо реальной жизни?) в королевский этикет и правила поведения, и Леголас не мог преодолеть устоявшиеся правила. Однако постепенно Леголас стал ощущать, что держится отстраненно именно потому, что как-то неосознанно боится сближения. Он не мог объяснить самому себе, что именно так его пугает, но всякий раз, когда их с Трандуилом ладони соприкасались, или когда Трандуил обращался к нему тихим, обманчиво спокойным голосом, или когда они молча сидели у камина по вечерам – внутри у Леголаса что-то обрывалось, разлеталось, тихо ныло. Необъяснимо и тяжело. Когда чувство это стало явным, сначала Леголасу хотелось убежать, но очень быстро желание стало противоположным. Больше всего на свете Леголас хотел просто взять и крепко-крепко обнять отца – как в детстве. В скором времени это желание стало практически нестерпимым, но Леголас даже и подумать не мог о том, чтобы действительно исполнить его. Ему казалось, что столь холодный, такой царственный Трандуил не оценит подобного проявления чувств. Однако Леголас постоянно с жадностью присматривался и прислушивался к отцу, пытаясь уловить то, что увидел в нем однажды вечером – истинные эмоции, настоящие чувства, ту самую невероятную беззащитность, которая так глубоко тронула принца. Чаще всего Леголасу казалось, что его Король абсолютно неприступен. Но порой на самом краю восприятия вдруг мелькало что-то, что Леголас сначала принимал за случайность – теплота тона, обманчиво сознательный взгляд на самом деле слепых глаз, или чуть сильнее сжимающиеся на его ладони пальцы. И пусть мгновения эти были несомненно мимолетными, все внутри у Леголаса пело и кричало, что это не почудилось, не померещилось, так на самом деле и есть. Надежда неотвратимо расправляла в груди свои крылья, и Леголасу нужно было всего лишь чуточку смелости, чтобы преодолеть собственные странные страхи и неуверенность. По ночам принц мерил шагами цветущий Лес и пытался с ним говорить – множество неуловимых голосов на все лады хвастались, радовались, жаловались, грустили, волновались, жили... Леголас жадно слушал и отчаянно жаждал рассказать обо всем этом отцу. В один из светлых летних вечеров Трандуил, прежде чем лечь в постель и отправиться в свои странные, не эльфийские сны, вдруг естественно и мягко привлек сына к себе и по-отечески поцеловал его в лоб. Всю ночь Леголас бродил между деревьями и глупо улыбался, впервые за долгое время напевая что-то в унисон с соловьями.