Monsters

— Какое ужасное интервью! — Воскликнула Элизабет. Она только что прослушала копию записи о моменте изменения Мэттью. Очевидно, её это никак не обрадовало, — Я не могу понять этих мальчиков и Карлоса! Как такое могло случиться с милым медвежонком? Если это не триггер для изменения, то я не знаю, что им ещё могло бы быть.       Гиберт кивнул, соглашаясь, и глотнул пиво: — Да… Триггер всегда потрясает. Это постоянно что-то такое жуткое… И я думал, что слышал обо всех: растление малолетних, алкоголизм, наркомания, наблюдение за убийством родителей, изнасилование… Но я ни разу не слышал, чтобы это происходило из-за кучки детей, убившей питомца.       Элизабет поёжилась: — Просто… Это так неправильно. Не думаю, что кто-то мог бы обвинить его в убийстве в таком юном возрасте… Черт возьми! — воскликнула она, — Я хочу обнять его и сказать, что всё хорошо!       Гилберт усмехнулся. Он чувствовал то же самое, но когда работаешь в этой сфере так долго, то быстро учишься, что эмпатия к убийцам — опасная ошибка. Они могут попробовать использовать его в своих интересах, попытаться получить нелегальные товары или сигареты. Эта неприятная часть, но ему каждый раз необходимо входит в доверие к преступнику. Всего лишь маленькое необходимое зло для получения истории.       Элизабет вздохнула и откинулась на спинку стула: — Так… Что ты думаешь о Мэттью? Хороший он человек? Или плохой? — Он кажется хорошим парнем, — сказал Гилберт, — Он довольно безобидный, и обычно задаёт себе вопросы о правильности своих поступков. Он хочет, чтобы кто-то понял его и признал, что он не монстр… Может быть, если кто-нибудь это сделает, он сможет простить себя, — он вхдохнул и отпил ещё пива, — Но я не эксперт в этом, так что моё мнение можно не учитывать. — Людвиг пришёл к тому же выводу, — сказала Элизабет, улыбка тронула её губы, — Я полностью прочитала его психологический анализ. Тот, который находится в твоем документе, просто краткое обобщение. — Я так и думал, — с обидой пробормотал Гилберт, — Я совсем не хочу иметь дел с Найтингейл. Родерих не даст мне сделать ничего хорошего… Лиз, ты могла… — Не могла бы я разбираться со всем, что касается Найтингейла, чтобы тебе не пришлось? — спросила она, — Да, договорились.       Гилберт улыбнулся: — Круто.       Элизабет сделала несколько глотков из чашки с горячим шоколадом и нахмурилась: — Тебе стоит быть осторожным с Мэттью, тем не менее… Были… инциденты. — Угрожающие жизни? — спросил Гилберт с интересом.       Элизабет кивнула: — У него ужасная склонность к манипуляциям. В некоторых отчётах сообщается, что он умеет внимательно читать выражения лиц, из-за чего ему легко понять, что следует сказать в любом случае. — Многие жертвы насилия, сексуального или физического, лучше в чтении выражений лиц, — проговорил Гилберт, — Это вопрос выживания для них. Кратчайшая эмоция, промелькнувшая на лице, может заставить их изменить тактику своего поведения так, чтобы уменьшить количество причиняемой им боли.       Элизабет закатила глаза: — Хорошо, умник. Но тебе всё ещё стоит быть осторожным.       Гилберт усмехнулся и прислонился к спинке кресла: — Со мной всё будет хорошо. Многие преступники пытались манипулировать мной. Сколько из них преуспело? Ни одного. Что заставляет тебя думать, что с Мэттью будет иначе? — Что заставляет тебя думать, что ты неуязвимый? — спросила Элизабет. Она вздохнула и поставила чашку на кофейный столик, — Послушай, Гил, ты в этом деле уже очень, очень долго. Ты видел и слышал такие вещи, которые многим нормальным людям снились бы в кошмарах до конца жизни.       Гилберт ухмыльнулся: — К чему ты клонишь? — Ни к чему, — отрезала Элизабет. Она скрестила руки и нахмурилась, — Я просто говорю о том, что ты не несокрушимый. Ты всё ещё человек. Что-то всегда может пойти не так, и ты не сможешь с этим справиться. — Со мной всё будет хорошо, — повторил Гилберт жёстче, — Вообще-то, это ты первая захотела, чтобы я занялся этим делом! — его начинало бесить, как окружающие говорят о его работе. То напуганы и хотят, чтобы он прекратил, или просто сообщают ему о том, какой же он дебил, раз взялся за что-то настолько тупое.       Элизабет помассировала виски: — Я знаю. Я знаю… Просто не хочу, чтобы ты сделал что-то глупое! Он очень хитрый! — И какую херню он сделал? — огрызнулся Гилберт. Он не считал, что Мэттью способен манипулировать хоть кем-то. Также долго надо было привыкать к мысли, что парень кого-то убил. Он выглядел слишком невинным для подобного, даже несмотря на то, что Мэттью уже успел рассказать о себе. Это всё было слишком трудно уложить в голове.       Элизабет прикусила нижнюю губу: — Это произошло в то время, когда Мэттью только привезли. Они пытались рассчитать дозировку лекарств, чтобы усмирить его, и он смог вырваться. Убил несколько докторов… Потом ему несколько раз меняли лечащего врача, потому что те приобретали неприятные склонности к суициду, помешательству и навязчивому желанию вытащить Мэттью оттуда.       Гилберту не понравилось, как это прозвучало. Он встречал серийных убийц, которые делали похожие вещи, чтобы получать от людей желаемое. Это часто было похоже на промывку мозгов. — Я буду осторожен, — пробормотал он, — Я не позволю ему проникнуть в свою голову. Я слишком крут для того, чтобы он смог мной манипулировать.       Элизабет кивнула и взяла чашку в руки: — Сменим тему. Как поживает Франциск? Он собирается снова поехать в родной город?       Гилберт пожал плечами: — Да, наверное… Это в его стиле, он каждый год уезжает в Британскую Колумбию. — Никогда не спрашивал, почему? — спросила Элизабет. — Ни разу, — честно ответил Гилберт, — Франциск навещает родителей каждый год в одно и то же время. По нему можно время сверять, до ужаса точен. — Это странно, — проговорила Элизабет, — Как твоя подруга и начальница, приказываю тебе спросить, что не так. — Не сейчас! — возразил Гилберт. Но, внезапно, идея посетила его голову, — Хотя, на самом деле… Если я поеду с ним в Канаду, то смогу отследить, где находится мисс Кэт… Смогу узнать её точку зрения. Это будет очень круто! Чем больше ссылок, тем лучше!       Элизабет закатила глаза: — А ты не такой уж и плохой друг. Отправляешься в Канаду с душещипательной целью понять, что же с ним не так. Какой же ты хороший друг. Я аплодирую стоя тебе и твоей самоотверженности. — Ты хочешь, чтобы я дописал книгу, или нет? — оборвал её Гилберт, — Тогда заткнись!       Эта женщина однажды сведёт его в могилу.

***

      Мэттью тихо вздохнул и аккуратно потянул провода, прикреплённые к его голове. Электроэнцефалография — отстой. Ему сказали вести себя как обычно, но провода постоянно лезли в глаза, без конца раздражая его. «Хотел бы я, чтобы они оставили меня в покое», — подумал он с горечью, — «Я хочу домой… Хотя, кого я обманываю? Это место — единственный дом, который мне повезло узнать. Единственный, который мне позволено узнать за всю жизнь… Насколько это печально?»       Он нахмурился и перевернулся на бок. Да, это место его дом, к лучшему или к худшему, в болезни и в здравии, сейчас и навсегда. Дом. Везде, где бы он ни жил до этого, его отвергали. В этом новом доме было все: врачи, постоянные тесты 24/7, камеры, следящие за всем, что он делает, как только он выходит из комнаты, терапевты, задающие глупые вопросы, смирительные рубашки, используемые при введении экспериментальных лекарств, и люди, пытающиеся узнать случайные факты из его жизни.       По крайней мере, здесь он не чувствовал себя отвергнутым изгоем, как это бы наверняка произошло в настоящем мире. Он усмехнулся этой мысли. Настоящий мир, нормальный мир. Просто вопрос восприятия. Мир снаружи не казался ему ни настоящим, ни нормальным. Жизнь, полная побегов, крови и сожалений совсем не была настоящей.       Внезапно, дверь открылась и пропустила Феликса с коробкой в руках: — Привет, лицо в проводах! Шоколада?       Мэттью улыбнулся и неторопливо поднялся: — Нелегальная контрбанда? Как ты это пронёс мимо охраны? — Торис, — восторженно сказал Феликс, пока открывал коробку, — Он стал, типа, совсем милым зайчиком и принёс мне немного сладостей. Я уже съел весь клубничный шоколад, а он взял парочку плиток с фундуком. Ты тоже можешь взять несколько.       Мэттью не глядя вытащил несколько из коробки. Он взглянул на одну из них и улыбнулся: — Карамель.       Феликс хихикнул и начал есть новую плитку: — Так… К чему эти провода? Смотрят, можешь ли ты зажечь лампочку силой мысли? — Я бы не удивился, если бы они это и делали, — пробормотал Мэттью. Он откусил кусочек и проглотил, — Тёмный шоколад. Теперь посмотрим, что врачи увидят в моих мозговых паттернах по осям X, Y и Z.       Феликс пожал плечами и откусил кусочек рахат-лукума: — Мне больше нравится эта штука, а не та, что покрыта шоколадом… Кстати, как у тебя с Гилбертом? Есть изменения?       Мэттью пожал плечами и съел покрытую шоколадом мятную конфету: — Не то, чтобы много. Я кинул ему кость, рассказав о моём превращении. Затем подбросил немного трогательной фигни… Наполовину правда, наполовину ложь, — Честно говоря, он тогда говорил правду, но постоянно всё приукрашивал. Он был рад, что случайно не взболтнул лишнего: это было бы полной катастрофой. — О, тебе действительно стоит научиться использовать то, что у тебя уже есть, — сказал Феликс, надув губы.       Мэттью хихикнул: — Окей, тогда расскажи мне, Феликс, что мне сделать, чтобы соблазнить его?       Феликс улыбнулся и подпрыгнул: — Очень рад, что ты, типа, спросил, — он схватил Мэттью за руки и поднял его на ноги, — Давай посмотрим… У тебя тотально милое и невинное лицо, даже если ты, типа, убил миллион людей.       Мэттью закатил глаза: — Меньше сотни. — Без разницы, это не важно, — сказал Феликс. Он наклонил голову вбок и обошел вокруг Мэттью, — Твои волосы довольно красивые, они ограничивают твое лицо очень хорошо… Думаю, всё дело в твоей одежде. Она такая… стандартная и простая. Ты совсем не выделяешься.       Мэттью нахмурился и посмотрел на Феликса. Они носили одинаковые серые рубашки и треники: — Эм… Без претензии, но ты носишь то же самое.       Феликс фыркнул: — Ну да, но моя рубашка на размер меньше. А твоя немного мешковатая. Тоже самое с твоими штанами. Они слишком большие для тебя. Нужно что-то более обтягивающее… Что-то, что обнимет твою попку и покажет твою подтянутую грудь. Что-то, что просто прокричит: выеби меня.       Мэттью покраснел: — Что? Я не хочу с ним секса! Сколько раз я должен это повторять? — До тех пор, пока я тебе поверю, — проворковал Феликс. Он стянул с себя рубашку и протянул её Мэттью, — Типа, надень это. Очень хочу увидеть, как это смотрится на тебе! И не вздумай нести мне всякую чушь про провода. Я знаю, что они подключены к какой-то сенсорной панели на твоей спине.       Мэттью вздохнул. Спорить с Феликсом бесполезно, пока тот в таком настроении. Он снял с себя рубашку и надел то, что протянул ему Феликс. Рубашка оказалась слишком маленькой: она облепила его туловище, растянулась на груди, сжала руки так сильно, что почти причиняла боль, и была настолько короткой, что не закрывала живот. — Это глупо, — прошептал Мэттью. — Знаешь что, — сказал Феликс, — Ты, типа, посмотри на себя! Ты и так выглядишь как идиот из-за проводов!       Мэттью закатил глаза: — Это не моя вина! Врачи решили, что так надо! Мне повезло, что я не в камере для смертников! Тогда бы они воткнули электроды прямо мне в мозг!       Феликс рассмеялся и засунул кусок шоколада Мэттью в рот, чтобы заставить его замолчать: — Окей, новый план! Я знаю девушку, которая стирает всю одежду и она, типа, тотально мне обязана. Я раздобуду тебе рубашку… на размер меньше, чем у тебя, и достану штаны… на два размера меньше. Серьёзно, ты не настолько жирный, чтобы носить такие штаны. Ты же чертова жердь! Немного подкаченная жердь, но всё ещё очень худющий!       Мэттью закатил глаза, снял рубашку и протянул её обратно Феликсу: — Спасибо… Наверное… Но я не желаю заставлять его хотеть меня.       Феликс засмеялся и надел рубашку обратно: — Похоть, типа, величайший грех и мощнейшее оружие. Надави на похоть Гилберта и ты обведешь его вокруг пальца в мгновение ока. Заставь эту марионетку танцевать для тебя!       Мэттью усмехнулся и надел свою рубашку: — Ладно, ладно, хорошо. Я использую свою чувственную силу тонкого манипулирования и обольщения, чтобы заставить его повиноваться моей воле. Кто знает? Может быть он сможет помочь мне сбежать из этой тюрьмы.