***
Проверив телефон, Гилберт закатил глаза. Двадцать новых сообщений от Родериха. — Мудак ебаный, — пробормотал он, — Что ему опять надо? — Возможно, он хочет, чтобы ты закончил следующую главу, — сказал Франциск, поднимая свой чемодан, — Ну что, пошли? Гилберт кивнул и пошёл за Франциском к такси, которое ожидало их снаружи. Они прибыли в Британскую Колумбию, чтобы навестить могилу сводной сестры Франциска. Гилберт также планировал перемахнуть в Альберту и найти Спрингвудский приют. Даже если он уже закрыт, посетить само место стоило: фотографии никогда не бывают лишними. После получасовой поездки они въехали в маленький городок. Он напомнил Гилберту о «Говорящей с призраками». Встряхнув головой, Байльдшмидт усмехнулся: «Кто вообще теперь смотрит этот сериал?». Машина остановилась напротив небольшого дома, и они вылезли из неё. Франциск с чемоданом, а Гилберт с рюкзаком. Они зашли в их апартамент и устроились со всеми удобствами. Другими словами, Франциск начал распаковывать вещи, в то время как Гилберт завалился на диван и включил телевизор: — Так это твоя малая родина? Здесь много живописных видов. Франциск пожал плечами: — Я знаю. Если хочешь, мы можем пойти к ней прямо сейчас. Но по пути надо будет зайти к флористу и купить цветов. Гилберт улыбнулся: — Звучит отлично. Будет круто наконец познакомиться с твоей сводной сестрой. Через несколько минут Франциск собрался и был готов идти. Они вышли на улицу. Место выглядело изумительно. Сложно поверить, что в таком красивом городке с молоденькой девочкой, сестрой Франциска, могло произойти то, что случилось. Пока они шли по улице, Франциск показывал памятные места и рассказывал забавные маленькие истории из жизни. В конце концов, они дошли до цветочной лавки и зашли внутрь. За кассой стоял мужчина с причёской, отрицающей гравитацию, и сразу, как только увидел Франциска, помахал тому рукой: — Привет, Франциск. Снова приехал в то же время? Как поживает твоя семья? Франциск вздохнул: — До сих пор не могут оправиться от этой потери. Они продали дом и переехали обратно во Францию. Мужчина сказал: — Да, я видел объявление о продаже… Это твой друг? Франциск кивнул: — Да, это Гилберт Байльдтшмидт. Гилберт, это Ларс. Мы знакомы со средней школы. Гилберт кивнул и помахал Ларсу: — Как дела? — Живу помаленьку, — он вернулся к Франциску, — Красные и белые розы, как обычно? Франциск кивнул: — Конечно. Только её самые любимые.***
Забрав цветы, они направились на местное кладбище. Они поднялись по извилистой каменистой дорожке к скромному надгробию. Небольшие гостинцы были разбросаны у его основания. Франциск склонился над ним, убрал мёртвые цветы и вздохнул: — Мне стоит наконец поменять рамку. Гилберт пожал плечами: — Наверное, — он прочитал имя и нахмурился, — Матильда? Франциск кивнул, поднял портрет и дал его Гилберту: — Да, Матильда Бонфуа. Гилберт посмотрел на фотографию и похолодел: длинные, едва вьющиеся, светлые волосы завязаны в два хвостика, большие лавандовые глаза и яркая улыбка. Она выглядела как женская версия Мэттью: — Как она умерла? — прошептал Гилберт. Франциск вздохнул: — Её похитили и изнасиловали. В заключении судмедэксперта было написано, что она умерла от послеродового кровотечения. Они нашли её тело в сарае вместе с ящиком гниющих плодов… Не могу представить, через что она прошла. Гилберт сглотнул и передал портрет Франциску: «Охуеть! Мэттью — племянник Франциска! Пиздец! Так, надо сохранять спокойствие… У меня нет доказательств… Кроме того факта, что у меня есть фотография мертвой девочки того же возраста, что и мать Мэттью на момент смерти, и портрет девушки, которая выглядит так же, как и Мэттью…» — он посмотрел на постамент и увидел старый, поблекший серебряный браслет с золотыми листьями: «О… И этот браслет». Франциск вздохнул и посмотрел на Гилберта: — Что-то не так? — Этот браслет… — пробормотал Гилберт, — Принадлежал ей? Франциск взглянул на браслет и кивнул: — Да. Он был её любимым украшением… Забавно, что браслета с ней не нашли, и он просто появился здесь спустя тринадцать лет после её смерти. Гилберт медленно кивнул: «Бля… Мэттью — племянник Франциска». Франциск возложил розы к основанию надгробия и выпрямился, нахмурившись: — Гилберт, всё хорошо? Ты выглядишь так, как будто увидел призрака. — Да ничего, — пробормотал Гилберт, — Ничего важного… Просто думаю о разном… Франциск пожал плечами: — Ладно… Когда захочешь, расскажешь. Я буду рад послушать, — он опустил взгляд на могилу Матильды и вздохнул, — Так… Матильда, это Гилберт. Я уже о нём рассказывал. Сейчас он работает над новой книгой. Не хочешь о ней рассказать, Гилберт? Гилберт сделал долгий, глубокий вздох, нахмурился и начал: — Ну… Я пишу книгу о тентакула. Точнее, о парне, которого все зовут Измельчителем, но его настоящее имя Мэттью… У него очень тяжёлая жизнь, и я думаю, что лучше она не станет… Может, если бы у него была семья, всё сложилось бы иначе… Но приятно встретить действительно крутого родственника немного крутого Франциска. Франциск хихикнул над последней фразой своего друга: — Ты иногда такой нелепый. — Это потому, что я крутой, — сказал Гилберт, ухмыльнувшись, — Ладно, я оставлю вас наедине. Вам надо наверстать упущенное… Встретимся в отеле, хорошо? И, Матильда, очень круто, что мы наконец познакомились. — Спасибо, Гилберт, — тихо сказал Франциск. Гилберт улыбнулся и пошёл. Внешне он выглядел спокойно, но внутри него была буря. Мэттью — племянник Франциска. Этого уже нельзя отрицать. Мэттью и сам говорил, что его мать выглядела как он, и что её звали Матильда. Он понятия не имел, стоит ли об этом говорить Франциску. У француза были странные представления о семейных делах, в которых было два полюса: он мог как обрадоваться и немедленно принять Мэттью, так и напрочь отказаться от него. «Блять… Что же мне делать?» — взвыл он, — «Блять, какой же это пиздец!».***
Разговор после возвращения с кладбища никак не ладился. Франциск углубился в себя, в то время как Гилберт переживал внутренний конфликт. Чтобы немного отвлечься, он решил пока переехать через границу и обследовать Спрингвуд. Через пару часов Гилберт уже стоял напротив полуразвалившегося дома, который постепенно зарастал молодыми деревьями. Он нахмурился и сделал несколько фотографий фасада, а затем зашёл внутрь. Краска на стенах потрескалась и отслоилась, в некоторых местах уже виднелась подгнивающая древесина, а углы облюбовала плесень. Он сфотографировал лестницу перед тем, как аккуратно подняться и осмотреть второй этаж. Гилберт блуждал по дому какое-то время, перед тем как обнаружил открытую дверь с чёрно-желтой ограничительной лентой. Судя по толстому слою пыли на ней, никто не собирался возвращаться сюда когда-либо ещё. Гилберт надавил указательным пальцем на ленту, и она упала с треском. Он переступил через ленту и осмотрел комнату: глубокие косые порезы на стенах и засохшие пятна крови. Именно здесь Мэттью впервые совершил убийство. — О, Мэттью… — грустно сказал он. Гилберт сделал ещё несколько фотографий, прежде чем осмотреться получше. Он пригляделся к пятнам крови и различил три крупных лужи. Из того, что рассказал Мэттью, он знал, что двое мальчиков были убиты рядом с телом Кумы. Это объясняет самое большое пятно у дальней стены. Другая лужа находилась ближе к опорной стене, и скорее всего была от мальчика, который удерживал Мэттью. Последнее пятно находилось ближе всего к двери и, очевидно, осталось от Карлоса. Место выглядело жутко, но ему нужны были справочные изображения. Внезапно зазвонил телефон. Он вздохнул и посмотрел на экран. Он получил ещё одно сообщение от Родериха. Он нахмурился и вернулся к фотографированию. Если Родерих хочет сказать что-то важное, то он перезвонит ещё раз или дождётся, пока Гилберт вернётся в США. Он сделал ещё несколько фотографии, и его телефон зазвонил снова, в этот раз Гилберт неохотно принял вызов. — Привет, Гил, — довольным тоном произнесла венгерка. — Привет, Лиз, — ответил Гилберт, — Как дела? — Как сажа бела… Просто звонила узнать, как ты. Гилберт ухмыльнулся: — Я очень польщён, но ты мне неинтересна. — О, нет, ты увидел насквозь мой гениальный план по соблазнению, о мотиве которого я понятия не имею, — сказала она саркастично. — Сарказм — самая убогая форма остроумия. — Сказал человек, который говорит «круто» в каждом втором предложении. — … Ладно, ты победила, — сдался Гилберт, — Так зачем ты мне звонишь? Я работаю. — Как я и сказала, мне интересно, как у тебя дела. Гилберт вздохнул и почесал затылок: — Ну… Я сейчас решаю моральную дилемму… Что бы ты сделала, если бы знала о чём-то, что произошло с сестрой твоего лучшего друга, но что точно разрушит его мир? Элизабет подумала мгновение: — Зависит от того, что это… Что ты узнал? Гилберт нахмурился, немного колеблясь, стоит ли рассказывать Элизабет: — Окей, я расскажу тебе, но это должно быть строго конфиденциально. Ты не должна никому говорить о том, что я тебе скажу. — Я буду молчать, как рыба. Гилберт выдохнул: — Сводная сестра Франциска — мать Мэттью. — … Пардон? Мне что, послышалось, или ты сказал, что погибшая сводная сестра Франциска — мать Мэттью Уильямса, то есть Измельчителя? — переспросила Элизабет. Гилберт кивнул и отошёл от места преступления: — Да, она выглядит как женская версия Мэттью… Что мне делать, Лиз? Я же не могу просто сказать Франциску, что его племянник, о существовании которого он даже не догадывается, убил… бог знает сколько людей, и я также уверен, что не могу сказать Мэттью, кто его дядя! Кто знает, что он сделает? Лиза, что мне делать? — … Во-первых, ты ничего не скажешь ни Франциску, ни Мэттью до того момента, пока не будешь уверен, что они точно родственники, — сказала она спокойно, — Во-вторых, ты немедленно возвращаешься в США. — Хорошо! — согласился Гилберт. Он осторожно стал спускаться по лестнице, — И тебе стоит прекратить позволять твоему парню писать мне! Я, конечно, очень крутой и, вообще, передо мной трудно устоять, но чтобы закончить книгу, мне нужно работать в тишине! — Об этом Родерих и хочет поговорить, — тон Элизабет наполнился тревогой, — Я думаю, с твоей книгой что-то не так. Каждый раз, когда я её упоминаю и говорю, каким она станет бестселлером, он просто кивает и начинает говорить монотонным голосом, а затем садится за рояль и играет Шопена… Я за него беспокоюсь. Гилберт вздохнул и запустил ладонь в волосы: — Ладно, хорошо. Я вернусь через день или два. Скажи Людвигу, чтобы он не калечил Мэттью своими тупыми лекарствами. То, что я уехал из страны, не означает, что я перестал думать о том, в каком он состоянии. Он практически услышал эту ухмылку на другом конце телефона: — Мне кажется, или ты его защищаешь? Возможно ли, чтобы чёрствый Гилберт Байльдшмидт подпал под очарование миленького убийцы? Гилберт закатил глаза: — Я хочу, чтобы он был в состоянии разговаривать. И, к твоему сведению, люди больше расположены к общению тогда, когда не чувствуют, что их тело пылает от боли. С этими словами он сбросил звонок и вздохнул. Однажды эта женщина сведёт его в могилу.