Ты говоришь, что нет любви во мне. Но разве я, ведя войну с тобою, Не на твоей воюю стороне И не сдаю оружия без боя? Уильям Шекспир
Наше время, ночь на третье ноября, Бухарест
Отвратительная вонь разлагающейся плоти чувствуется уже с лестничной клетки. Трупы? Лансло переглядывается с побелевшим Габриэлем, прежде чем первым сделать шаг в логово. Абель устремляется за ним, ловко выскользнув из хватки Мария, попытавшегося было остановить его. Впрочем, не слишком ретиво: если бы Глава ордена не желал видеть свою ищейку на месте преступления, то ее бы попросту не взяли. Очень быстро становится ясно, откуда запах: уже в коридоре Абель переступает через обескровленный труп кошки. Стоит открыть двери в спальню, и обнаруживается целое множество подобных «подарочков» то тут, то там: в вещах, на люстре, под ногами. Тошнота подкатывает к горлу, и Абель невольно прикрывает нос ладонью. Неожиданно из другой комнаты раздается возмущенная тирада на чешском (Абель плохо знает язык, но достаточно, чтобы понять: Мартин только что выругался), а затем пояснение для всех: — Здесь старая кровь! Прямо в тазиках! Лансло брезгливо надевает перчатки, прежде чем начать осматривать бумаги, безликой кучей сваленные на рабочем столе. Движения нервные, резкие. Обычно совершенно ему несвойственные. Тянет сквозняком: кто-то не выдержал и открыл окна. Беспорядок навевает мысли о психической болезни. Вещи свалены на кровати, коричневые пятна на полу, плотно заклеенные газетами окна — не похоже на обиталище хитрого и совершенно неуловимого преступника. Обычно утратившие разум вампиры попадаются Неспящим в первые же месяцы… — Ты умеешь пользоваться компьютером? — неожиданно интересуется Лансло. Надо же. Первое прямое обращение после ссоры… Абель хочет съязвить, но уже принимается искать провод, чтобы подключить к розетке побитый жизнью системник. Логично, что-то из жизни загадочного создателя марионеток можно найти в нем. — А сам? — Не умею, — честно признается Лансло. Абель едва сдерживает смешок, но вовремя вспоминает: кажется, теперь ему доверяют еще меньше, чем раньше. Хотя, казалось бы, куда уж? Дьявольская машина работает издевательски медленно. Настолько, что даже ужасная вонь за время обыска немногочисленных папок и почты становится почти привычной. Ничего, ничего… Абель находит несколько своих фотографий с выставок и морщится: ну вот, повезло же обзавестись личным сталкером. Только для дела это не дает ничего, пока вдруг Ван Дейк не натыкается на PDF с автобусными билетами. — Его фамилия Карстен. Он покупал два билета до Ширнеа день назад, — негромко. — Возможно, эта информация здесь специально, чтобы вы покинули Бухарест? И почему два? Слабо верится, что Дели еще жива. Габриэль мышкой проскальзывает в комнату. — Глава ордена, кажется, он поил кого-то кровью через трубки. Там… оборудование, если это можно так назвать. На простое переливание не похоже. Да и в таких условиях его не проводят, — он замечает открытый файл и останавливается за спиной Абеля. — Ширнеа? Решил подышать горным воздухом? — Эту нить стоит проверить, — кивает Лансло. Неосторожное движение — кипа бумаг падает на пол, а вместе с нею и что-то маленькое, металлическое. «Перстень», — понимает Абель, уже наклоняясь к безделице. На миг он замирает, заподозрив, что украшение сделано из серебра, но нет. Обыкновенный холодный металл… Толстая печатка с резьбой. Мурашки пробегают по спине. Он вспоминает, как точно такое же кольцо когда-то оцарапывало его собственную шею. Абель всматривается, пытаясь найти опровержение своей догадке, но инициалы «RL» не дают обмануться. Рудольф Лихтенберг.Февраль 1618 года, Королевство Богемия, Прага
— Ты представляешь, что натворил?! Испокон веков в семье лишь двое: создатель и его дитя. Ты ставишь под угрозу само существование нашего рода! — от крика Рудольфа дрожат стекла в обветшалых рамах его пражского особняка. Абель даже не опускает взгляд. «Нас всегда было вовсе не двое», — думает он, мимолетно вспоминая Лансло де Вера. Сердце отзывается на это пронзительной болью, но сейчас важнее иное. Марий стоит за его спиной и, кажется, дрожит. Прошло не более одной луны с обращения. Он еще слишком слаб. Пустой кувшин разбивается о пол. Осколки летят во все стороны, и Абель невольно прикрывает глаза. Он боится. Он так сильно боится, а отступать нельзя. — Посмотри на него. Он жалок! Ты спрашивал его перед тем, как сделать одним из нас? Ты выбирал, присматривался или дал выпить своей крови первому же, кто приглянулся?! В груди Абеля вспыхивает ненависть. Да как Рудольф смеет говорить о добровольности? Как такой, как он, может рассуждать о выборе, когда сам пошел против всех законов лишь затем, чтобы иметь влияние на будущего главу Неспящих?! Черт… Марий решился на это, влекомый чувствами, Абель же стал лишь пешкой в чужой игре, сумевшей продержаться подольше благодаря хорошенькому личику. — А ты, значит, долго присматривался ко мне, прежде чем вломиться ночью в мастерскую? Или просто хотел досадить де Веру? — пара шагов вперед, и вот Абель уже стоит с Рудольфом лицом к лицу. — Дело сделано. Я выбрал его и не отступлюсь. — Думаешь, выстоишь против Лэнса? — почти выплевывает Рудольф. Абель не успевает увернуться — тяжелый удар древнего вампира отбрасывает его в посудный шкаф. Боль пронзает тело, битое стекло вонзается в плоть, вспарывает кожу и мышцы. Человек бы уже не поднялся, но… Марий кричит, вцепившись в руку Рудольфа, воняет горелой плотью. Из последних сил, пошатываясь, но Абель встает на слабые ноги. Разум мечется в панике, и он, не думая, снимает со стены коллекционную рапиру — а уже через пару мгновений ее острие пронзает насквозь того, кого он так сильно презирал все эти годы. — Я же сказал, что не отступлюсь… Решение кажется простым, как дважды два: Абель яростно вгрызается в шею Рудольфа.Наше время, ночь на третье ноября, Бухарест
— Это кольцо Рудольфа, — руки приходится опустить на колени, чтобы скрыть нервную дрожь. Не может быть. Старый ублюдок совершенно точно мертв, ведь Абель сам избавился от него. Лансло оборачивается, и в прозрачных глазах Главы читается точно та же мысль. Невозможно. Рудольф сгорел в пламени, а останки были выброшены на солнце, чтобы его лучи не оставили даже пепла. Откуда же… Абель лихорадочно пытается припомнить, куда дел вещи своего не-создателя, но в те дни они с Марием так торопились сбежать из Праги, что на обстоятельные сборы не хватило времени. И кому может быть нужен какой-то там дешевый перстенек? Догадка дикая и не подкреплена ничем, кроме подозрений. — Может быть, у Рудольфа было свое дитя? — предполагает Абель. Лица Неспящих полны скепсиса. — Я забрал его силу и его кровь, но, если она же течет еще в ком-то, ясно, почему марионетки имеют связь со мной. Лансло презрительно фыркает и направляется к выходу из комнаты: — У Рудольфа не было детей. Хватит путать следы. — Это я путаю следы?! — тут же вспыхивает Абель, подскакивая на ноги. — Или, может быть, ты сам не хочешь искать другого козла отпущения?! Остановившись в дверях, Лансло коротко выдыхает, а затем раздраженно оборачивается: — Мы едем в Ширнеа. Ты останешься в Бухаресте. — Ну уж нет! Как ты там говорил, я один его чувствую? На кухне раздается грохот и новая порция чешской ругани, а Габриэль тем временем кошкой проскальзывает к Лансло: — Глава ордена, при всем уважении, будет лучше взять господина Ван Дейка с собой. Если там найдутся следы преступника, он заметно ускорит поиск. Молчат. Наконец, Лансло кивает и ускоряет шаг. Абель кидается за ним и совсем скоро они вновь оказываются наедине с выкрашенными в мерзкий зеленый цвет стенами подъезда. Глава спускается вниз по лестнице, хотя прекрасно знает, что за ним следуют. — Подожди! — Абель хватает его за рукав. — Мать твою, де Вер! Я не обманывал тебя! Я действительно не знаю, кто такой этот Француз! — Тогда почему не сказал о письмах сразу? — Лансло оборачивается, перехватывая его руку. — Я послал Габриэля проверить только потому, что ты постоянно лжешь, Абель. — Я лгу? Возможно, дело в том, что в прошлую нашу встречу ты посадил меня в подвал и пытал, пытаясь убить? Играют в гляделки, пальцы Лансло на какие-то мгновения сжимаются сильнее. Он бросает короткий взгляд на дверь квартиры, а затем произносит едва слышно: — Я хотел усыпить тебя на время, чтобы потом дать начать с чистого листа. Как, по-твоему, должен был поступить Глава Неспящих, когда его бывший любовник нарушает закон? — качает головой. — Я делал все, чтобы ты выжил. Просто ты так и не научился мне доверять. Абель делает глубокий вдох, словно собираясь что-то ответить, но слова застревают в горле, а Лансло не ждет. Быстрым шагом он уходит, оставляя Ван Дейка наедине с тревожными мыслями. … Неужели он действительно понял все не так?Сентябрь 1620 года, Франция, Париж
Жажда почти невыносима. Она мучает так сильно, что глубокие ожоги от солнца и серебра кажутся не более чем комариным писком — ерунда. Абель откидывается спиной на влажную каменную стену, прикрывает глаза… В уме он где-то далеко от Парижа и темницы Неспящих. Он хочет покинуть Старый Свет, переплыть океан, только бы не сталкиваться снова с проклятым орденом и всеми, кто хоть как-то связан с ним. Но вот он здесь. В каменном мешке, до самых потолков заставленным гробами, где в вечном мучительном сне пребывают вампиры, некогда преступившие закон. Теперь Абель знает, что для этого достаточно полюбить и пожелать оставить человека навечно рядом с собой. Теперь Абель знает, что человек может переметнуться, даже если когда-то клялся тебе в вечной верности. Снова шаги на лестнице. Не Марий… Тот ходит легко и грациозно, словно лань, а это хищник. Пантера. Абель открывает глаза и видит Лансло де Вера. Тот замирает по ту сторону серебряной решетки, далекий и отрешенный. Давно ли он стал таким? Или великолепный Глава всегда походил на каменную статую? — Что, поглумиться пришел? Ха-ха, вот я здесь, вот ты там. Вот мой любовник в твоей постели. Поздравляю, ты всех переиграл, — растягивая гласные почти напевает Абель. Лансло на какой-то миг опускает взгляд. — Хватит. Пытаясь спровоцировать меня или сыграть на чувствах Мария ты делаешь только хуже. Сдайся. Абель щурится: — Сдаться? Как мило. Преступник пытается судить меня за то, что совершал и сам, — зло шипит он. — Вот только Марий согласился добровольно, а вы с Рудольфом не оставили мне выбора! Он поднимается на дрожащие ноги и приближается к решетке, зная, что выглядит ужасающе. Иссохший и слабый, куда больше Абель напоминает мумию, чем цветущего юнца со все еще по-детски пухлыми щеками. Его кожа походит на пергамент, а ввалившиеся глаза пылают безумной яростью. Он хватается за прутья, ладони тут же обжигает болью, плоть скворчит и дымится. — Я говорил, ты должен был дать мне умереть тогда. Теперь жалеешь, что не сделал этого? — голос срывается на крик: — Скажи, де Вер, ты жалеешь?! Лансло поджимает губы, глядя на свое создание с необъяснимой тоской. Он касается рыжих волос в подобие ласки, а затем отворачивается, отходит обратно к лестнице. — Да. Прощальный ответ, как пощечина. Абель отшатывается назад, нервно хохоча вслед: — Какое совпадение! Я тоже жалею, что встретил тебя! Слышишь?! Лучше бы ты никогда не появлялся в Ипре! Ненавижу тебя! Ненавижу! — дверь закрывается, и Абель без сил оседает на пол, давясь слезами: — Ненавижу… ненавижу…