Истина в твоей крови: Исповедь

Ведь хуже горьких мыслей Отравы нет: неслышно проползают Они нам в ум, а чуть проникнут в кровь, Вспыхнут вдруг, как копь горящей серы! Уильям Шекспир

Наше время, ночь на седьмое ноября, Румыния, окрестности деревни Ширнеа       Хорошо, что Неспящие могут позволить себе вертолет: меньше всего Абелю хотелось трястись в автобусе или машине днем, рискуя попасть под обжигающие солнечные лучи из-за недостаточно плотно задвинутых шторок. Тем более, что в самой высокогорной деревушке подозрительных приезжих не нашлось. След вел дальше, к небольшому хутору, скрытому в густом сосновом бору.       Волнение мешается в дивный коктейль с напряжением, атмосфера в салоне натянута, подобно гитарной струне: Абель не решается сказать ни слова за весь путь. Сидя у иллюминатора, он лениво делает зарисовки пейзажей Западных Карпат углем, словно мягкая пластичность материала может хоть немного сгладить послевкусие окончательно разрушенных отношений. Силуэты гор и верхушки многовековых деревьев, теряющихся в густом ночном тумане: в такой глуши ничего не меняется столетиями. Абель не особенно удивится, узнав, что эти виды сохранились со времен Влада Цепеша.       В какой-то момент Ван Дейк, законченный портретист, все-таки добавляет к своему импровизированному пленэру набросок спящего Мария. В мертвом забытье он кажется пленительно умиротворенным. С этого лица стоит писать иконы. Лансло совсем иной. Абель чувствует, как ходит по грани, в пару умелых линий вырисовывая идеальный греческий профиль и пышные кудри.       Их взгляды сталкиваются, и Абель тут же пытается изобразить интерес к живописным вершинам гор. Тем более что Габриэль уже садит вертолет: нашли.       … Небольшие деревянные домики, обычные для сельских регионов Румынии, окутывает зловещая мгла. Тишина, даже ночная птица не поет. Лансло смотрит на наручные часы, и Абель понимает: слишком рано для отхода ко сну. Стоит ли надеяться, что загадочный убийца предпочел питаться лесным зверьем?       — Держитесь за мной, — коротко командует Лансло Марию и Габриэлю. Абель, стоявший левее, недовольно поджимает губы, но принимает этот укол, как должное.       Пусть. Не сможет же упрямец де Вер игнорировать его вечно. Или сможет? Немертвым торопиться некуда.       Переживания обрывает стук в дверь. Никто не открывает, даже свет в окнах не зажигается.       — Кто-то ходит в хлеву, — вдруг нарушает тишину Марий и, прислушавшись, Абель тоже различает звуки чьих-то шаркающих шагов.       Габриэлю хватает одного взгляда Лансло, чтобы опуститься на колени перед дверью и начать возиться с ключами и отмычками. Время тянется невыносимо долго, а дурное предчувствие лишь нарастает. Настолько, что Абель чувствует, как холодеют конечности, хотя он утолил голод совсем недавно.       Мышкой он скользит к Лансло:       — Нам нужно поговорить.       — Потом, — следует резкий ответ.       Абель фыркает и нагло присаживается на плетень. Потом… И что он собирается сказать? «Прости, я обвинял тебя во всех своих проблемах и все еще считаю тебя тем еще мудаком, но, кажется, мы можем попытаться снова», — внутренний голос звучит как-то особенно издевательски. Марий словно читает мысли своего создателя и подходит ближе, берет его за руку и склоняется к уху:       — Ты в порядке? Вы оба сами не свои.       Абель качает головой и хочет уже наплевать на гордость, уткнувшись в плечо Мария носом, как тут старая дверь с протяжным скрипом отворяется, и все трое оборачиваются к ней.       Лансло заходит сразу за Габриэлем. Марий тенью за ним, но Абель не спешит, оставаясь на крыльце. Совершенно не хочется ступать в непроглядную тьму сеней. Лунный свет выхватывает из мрака силуэты грубо сколоченных гробов. Абель испуганно распахивает глаза, вдруг осознавая, что повсюду вспыхивают нитей кровных Уз. Целое множество.       — Марионетки!       Его окрик не поможет: поздно. Из дома раздается знакомое утробное рычание, а в следующий миг из земли рядом с домом вырывается наружу полусгнившая рука.       Абель слышит, что в доме что-то начинается, но предпринять ничего не успевает. Доски под ногами лопаются, разлетаются вдребезги, и он спрыгивает во двор, отчаянно пытаясь не угодить в чью-то голодную пасть.       Он ненавидит, когда сердце колотится так быстро. Неприятно, почти больно. Лучше бы стояло, как положено у мертвецов. Вот только оставаться спокойным, когда живые трупы оттесняют все дальше в лес, словно загоняют добычу, не удается. Испуг встает поперек горла, кричать не выходит — Абель отталкивает прочь одну из марионеток и бросается прочь, к невспаханным огородам. 1618 год, Королевство Богемия, Прага       Абель смутно помнит, как обращали его самого. Разум красной нитью прошила нечеловеческая боль, а перед глазами, стоит лишь вернуться мыслями к той ночи, предстает лишь бледное лицо Лансло де Вера, худое, искаженное страхом и гневом. Вязкое болото из ужаса, ненависти и предчувствия неизбежной смерти — вот как Абель Ван Дейк встретил свое новое рождение.       Он знает: с Марием все должно произойти иначе. Абель не допустит, чтобы такое светлое существо страдало, как страдал он.       Комната, которую снимает юный актер, бедно обставлена и темна. Ставни закрыты, шторы задвинуты: Абель знает, как чувствительны вампиры в первые месяцы после обращения. Он в последний раз проверяет, не может ли случайно просочиться солнечный свет, прежде чем обернуться к Марию.       Тот сидит на постели, нервно перебирая пальцы. Молчит. Даже на таком расстоянии Абель слышит, как быстро бьется его пульс. Отказаться от всего, чтобы навечно остаться вместе, ну что за наивная сказка? Ван Дейк бы рассмеялся в лицо каждому, кто скажет подобную чепуху, но сам ослеплен любовью. Он уже представляет, как они оставят Рудольфа и уедут прочь, куда-нибудь, где смогут жить в свое удовольствие, не оглядываясь на тех чудовищ, что когда-то оборвали жизнь одного подмастерья живописца. К черту Лансло де Вера, у Абеля будет Марий. Ласковый, податливый, полностью открытый ему.       Присаживается рядом с возлюбленным, берет его за руку, наслаждаясь теплотой кожи. Еще живой… Последние часы, пока смерть разделяет их, а не соединяет навеки. Марий нервно выдыхает, кусает губы, и Абель тут же подается навстречу, сцеловывает с них вкус неуверенности и опаски.       — Мы можем не торопиться, знаешь…       — Нет, — Марий перехватывает его руку, сжимает пальцы. Взгляд аметистовых глаз полон отчаянной решимости: — сейчас. У меня такое чувство, будто стоит помедлить, и земля разверзнется или молния ударит прямо в нас.       Абель тихо смеется. Нет. Не нужны они ни Аду, ни Раю. Последний поцелуй долгий и нежный. Хочется запечатлеть в памяти каждый миг, пока это сердце еще бьется. Аккуратно распускает шейный платок, спускает с плеч рубашку, обнажая нежную розоватую кожу.       Абель понимает, почему Лансло так боялся коснуться его до обращения: соблазн слишком велик. Кровь и страсть всегда ходят где-то рядом.       Марий покорно подставляет шею, и Абель вонзает клыки в бьющуюся на ней сонную артерию. Тело в его руках коротко вздрагивает, а по венам растекается ни с чем не сравнимая эйфория. Объятия становятся все крепче. Ван Дейку хочется слиться с Марием воедино, поглотить, сделать его своим до последней капли. Его вкус восхитителен.       Лишь ощутив, как возлюбленный начинает обмякать, Абель усилием воли заставляет себя отстраниться. Нельзя! Не его… Смотрит в побледневшее лицо, слышит, каким рваным стало дыхание, в после — прокусывает собственное запястье уже знакомым жестом.       Подносит его к губам Мария:       — Пей.       Тот всхлипывает отчего-то, но затем вдруг вгрызается в открытую рану с нечеловеческой жадностью. Судорожно глотает, едва ли не захлебываясь. Боль пронзает Абеля, но он терпит, чувствуя, как вместе с кровью утекает и сила. Та ее часть, что обещана дитю по праву рождения.       Минута, две… Голова кружится, и Абель все-таки отнимает свою руку у Мария. Тот тянется следом:       — Еще… пожалуйста…       — Нет, нельзя.       Дивные глаза наполняются почти детской обидой, но возразить Марий не успевает: он неестественно изгибается в спине, заходится криком. «Началось», — понимает Абель.       Он тут же обнимает свое любимое создание, притягивает к себе, падая с ним, извивающимся в агонии смерти на постель. Гладит волосы, целует, пытаясь хоть немного заглушить те адские страдания, что уготовано перенести каждому немертвому.       Терпи, терпи… Скоро все закончится. Наше время, ночь на седьмое ноября, Румыния, окрестности деревни Ширнеа       Марий едва успевает выпрыгнуть наружу, чтобы не оказаться зажатым марионетками в тесных сенях дома. В лодыжку тут же впиваются чьи-то клыки, и он всаживает в голову твари две пули. Та трескается, словно переспелый арбуз, но даже ужасаться открывшейся глазам картине времени нет. Полуобращенные повсюду. Лезут из земли, цепляются за Лансло, кое-как выбирающегося на крыльцо, словно собираясь похоронить могущественного вампира под своим весом. Он стряхивает одного, другого, но на смену сразу приходит кто-то следующий, не позволяя обнажить серебряную рапиру.       Звук выстрела вновь пронзает слух — один из монстров безжизненно спадает с плеча Главы. Габриэль отлично стреляет.       Наконец, пространство рассекает смертоносная сталь, а Марий спрыгивает в траву, отстреливая марионеток, окруживших дом. В какое-то мгновение кажется: сражение не займет много времени. В конечном счете, разве мало таких существ он уже перебил на своем веку? Но беспокойством отзывается в голове одна и та же мысль: «Где Абель?».       Рыжее недоразумение нигде не видно. Убежал в лес? Безоружный он может и не справиться с превосходящим силами противником.       Щелк…       Марий испуганно выдыхает, понимая, что в магазине закончились патроны. Будто назло, в тот же миг с крыши скатывается гниющий живой мертвец. Разлагающееся тело сбивает Мария, коротко вскрикнувшего от неожиданности, с ног. Зловонная пасть слишком близко. Челюсти смыкаются на подставленном им дуле пистолета, а Марий отчаянно пытается сбросить с себя врага, пока сверху не навалилось еще четверо.       Когда вдруг гремит выстрел. Мертвая мерзкая кровь марионетки брызгает на лицо — пуля входит в затылок монстра, и Марий спешит сбросить с себя его. Габриэль присаживается рядом, осматривает с нескрываемым беспокойством, словно на вампире любая рана не заживет за считанные часы.       — Со мной все в порядке, — блекло улыбается ему Марий. Находит взглядом Лансло, протирающего свою рапиру, но по-прежнему не видит Абеля. — Ван Дейк пропал. Он в опасности…       — Хватит. Ты о себе думай, не о нем, — просит Габриэль. Он осторожно поправляет растрепавшиеся волосы Мария, а тот в который раз понимает, что толком не знает, как относиться к этим знакам внимания. Все знают: он любовник Главы, и только Габриэль раз за разом не скрываясь пытается показать свою симпатию.       Хотя ему, быть может, и стоит сидеть тише воды, ниже травы. Дитя преступника, слабый и еще совсем молодой. «Выскочка», кажется, так его зовут за глаза Неспящие. Но Марий верит Лансло, а тот не приблизит к себе кого попало. Бесспорно, Габриэль имеет множество талантов, подчас недоступных древним вампирам, заставших осень Средневековья, Французскую революцию и даже падение Берлинской стены.       — Разделимся. Он должен быть где-то поблизости, за это время далеко не уйдет, — командует Глава, а им двоим остается только подчиниться. Сентябрь 1620 года, Франция, Париж       Кровь струйками стекает по запястью Мария, пропитывает белоснежную ткань его рубашки. Ненавистное, но такое любимое дитя смотрит на Абеля полными надежды глазами, сейчас такими огромными, а он, полубезумный от жажды и одиночества, не сразу понимает, чего от него ждут. Зачем? Еще недавно эти руки пытали его, причиняли невыносимую боль и пытались сломить, теперь же — тянутся навстречу, обещая спасенье.       «Новая ловушка Лансло?» — вспыхивает в уме полная подозрения мысль.       Лунный свет проникает сквозь люк, бликами оседая на русых волосах. По гладким бледным щекам текут слезы. Почти, как тогда… Вот уж правда, смерть оставляет своих детей застывшими во времени, словно лики на старых портретах. «Зачем, Марий?» — вертится вопрос на языке, но задать его вслух Абель не имеет сил. Он слаб настолько, что едва исхитряется взять чужую ладонь в свою.       Голод сильнее рассудка. Он впивается в открытую рану, пьет кровь дрожащего от боли Мария крупными жадными глотками. Сила и жизнь перетекает из дитя в его создателя неумолимо: кажется, в эти самые минуты Абель может иссушить предателя до последней капли, а тот и не подумает сопротивляться. Глупая жертвенность, которую даже смерть не смогла выбить из него.       Абель прерывается только когда Марий вздрагивает, едва не падая на холодные плиты. Бледный, пустой, едва ли не полупрозрачный. Он сжимает ослабшее тело в объятиях, гладит по голове и лицу, целует холодные губы, в последний раз ловя ускользающий взгляд. Еще пара глотков, и Марий бы не выжил. Возможно, верным было бы убить его, но…       — Давай пообещаем друг другу, что больше никогда не встретимся, Марий. Наше время, ночь на седьмое ноября, Румыния, окрестности деревни Ширнеа       Последнюю марионетку удается повалить скорее чудом. Абель пятится, зажимая кровоточащую шею. Откуда только столько этих тварей? Небольшая поляна становится спасеньем: по крайней мере, здесь он наверняка увидит и услышит каждого преследователя. Устало он опускается в пожухлую траву, пытаясь перевести дыхание. Должно быть, Неспящие его ищут… Почти наверняка. Сколько времени понадобится Лансло и его подручным, чтобы найти в окрестностях хутора одного единственного Абеля?       Короткий взгляд на небо успокаивает: до рассвета наверняка справятся. Не хватало еще зарываться в землю, пытаясь спасти шкуру от палящих лучей, как в вампирских романах, которые Ван Дейк порой почитывал ради развлечения.       Итак, если откинуть переменные, Карстен заманил их на этот хутор. Зачем? Был ли у него какой-то план или все ради попытки убить непобедимого Главу кучкой полутрупов? Нет, глупо… Хотя чего ждать от сумасшедшего? Даже сам факт наличия долгоиграющих планов у безумца — нечто сродни фантастике. Вспоминая состояние его квартиры, Абель скорее готов поверить, что в голове такого вампира вместо мозга суп.       Ветки по ту сторону поляны трещат под чьими-то шагами, и Ван Дейк тут же вскакивает, опасаясь быть застигнутым врасплох. Не сразу он различает в силуэте знакомые черты, но вскоре на свет выходит Габриэль. Темная одежда Неспящего измазана кровью, но в остальном он цел и невредим. Стоит думать, Лансло с Марием тоже не пострадали.       Абель выдыхает и расслабленно поправляет волосы, надеясь скрыть нервную дрожь. Отлично, все кончилось. Скоро они вернутся в Бухарест и… Даже думать о продолжении расследования как-то не охота.       — Господин Ван Дейк, вы в порядке? — подходя ближе интересуется Габриэль с учтивой улыбкой офисного клерка. — Вы ранены?       — Ерунда. Немного поцарапали шею, — отмахивается Абель. — Где остальные?       — Мы разошлись, чтобы быстрее прочесать округу. Можете опереться о меня.       Абель не против. Он принимает руку Габриэля, а тот приобнимет его, но не шевелится. Внимательно осматривает, словно разыскивая что-то. Дурное предчувствие настигает поздно, когда игла шприца вдруг входит в сонную артерию.       Абель делает судорожный вдох, пытаясь ухватиться за ускользающее сознание, но…       — Вот и все.       Тело тяжело падает в сухую ноябрьскую траву.