Можно жить с улыбкой и с улыбкой быть подлецом
Уильям Шекспир
Наше время, ночь на девятое ноября, Румыния
Пахнет сыростью, разложением и плесенью. Веки кажутся Абелю свинцовыми, он с трудом заставляет себя открыть их, и вновь едва не проваливается в мертвецкий сон. В голове туман, каша. Взгляд выхватывает поросший мхом потолок, блеск металла поблизости, капельницу… Пару раз картинка перед глазами снова мутнеет. Тошнит. И жажда уже выпускает свои коготки в плоть, дерет изнутри, не позволяя полностью отключиться. Нужна еда… Мысль пробивается сквозь вату, в которую обратился мозг Абеля, и тот пытается пошевелиться. Тело тут же раздается странной колющей болью, и только сейчас он вдруг замечает прозрачную трубку, тянущуюся от его руки к аппарату для переливания крови. Осознание приходит медленно, пока Ван Дейк пытается разглядеть человека на соседней койке. Вернее, не совсем человека. Молодая темноволосая девушка уже мертва, в том сомнений нет, но все же Абель слышит, как приглушенно бьется ее сердце, когда по венам разливается чужая жизненная сила. Сила другого вампира. Ужас становится комком поперек горла. Абель дрожащими пальцами тянется к катетеру. Ослабевшие мышцы не хотят подчиняться. Старая дверь открывается с оглушительным скрипом в проржавевших петлях. — Не советую этого делать, mein lieber. Абель вздрагивает и поднимает голову, тут же встречаясь взглядом со своим похитителем. Вампир, от одного вида которого мурашки бегут по спине. Светлые волосы острижены чуть выше плеч, хищный взгляд, острый нос с выраженной горбинкой и длинные узловатые пальцы — облик коршуна. Абель представлял Карстена молодым и зеленым, такие часто совершают глупости, лишившись своих создателей слишком рано, но нет. Этот кровосос старше, чем тот же Лансло, которого многие по праву считают старейшим в Ордене. И его кровь разит знакомой силой… Той самой, что вот уже несколько веков дает жизнь самому Ван Дейку. Слова застывают на губах, так и не посмев с них сорваться, и Абель замирает загнанным в ловушку зверем, неотрывно наблюдая за тем, как Карстен подходит к столу, заваленному какими-то склянками, шприцами, неиспользованными иглами. Постепенно начинает доходить: его притащили в заброшенный госпиталь. Побитые стекла, старые граффити на облупившейся за годы запустения краске, типовая плитка на полу… Все в кабинете, давным-давно оставленном людьми, было знакомо, но от того не менее жутко. — То, что ты делаешь, — Абель нервно сглатывает, — это не поможет. Воспаленное сознание отказывается складывать дважды два. Последнее, что он помнит, — нападение Габриэля, но как после этого Ван Дейк оказался в логове преступника? Ответ напрашивается сам собой: Неспящий связан с Карстеном. Только вот причины остаются загадкой. Страшно, и каждое движение дается тяжело. Спросить напрямую? Нет. Карстен словно и не замечает Абеля. Подходит к девушке, присаживается рядом и, достав расческу из внутреннего кармана, начинает нежно приводить в порядок угольно-черные пряди. Полная идиллия, вот только любовница злодея совершенно точно не жива, но и не обращена в полноценного вампира. Она разлагается. В тесном помещении сладковатый запах гнилья особенно невыносим. Можно бесконечно долго делать ей прически, красить ногти и губы, но труп уже не оживет. — Ты не слышишь? — снова обращается к Карстену Абель. Голос неприятно хрипит. — Моя кровь ее не спасет! Если уже не получилось с твоей, то моя тем более… Ты только продлеваешь агонию. Наконец его похититель поднимает взгляд. Совершено пустой: вряд ли Ван Дейк интересует его сам по себе. Возраст, кольцо, неоспоримая сила Уз… Ответ напрашивается сам собой. Впитав силу Рудольфа, Абель перенял и его родственные связи с другими немертвыми. Ни о каких детях старик никогда не упоминал, но, возможно, для этого были причины? — Моя кровь слаба. Дели не обратилась, — негромко произносит Карстен, поглаживая девушку по голове. — Твоя почти такая же, как у Рудольфа. Она сильнее. С твоей кровью Дели поправится. — Нельзя обратить труп! — восклицает Абель, будто кого-то в палате еще можно призвать к разуму. — И все те марионетки… Ты кормил этими людьми ее, да? Кормил, а она передавала заразу. Подобных Дели упырей Неспящие убивают сразу. Те самые монстры из румынских сказаний, по ночам нападающие на путников. Если погибнуть от укусов такой твари, спустя один закат встанешь таким же. Дикарем. Одержимый недообратившейся подружкой Карстен едва заполонил этими монстрами весь Бухарест. Безумец устало качает головой. Коротко касается поцелуем бледных губ трупа, а затем неспешно поднимается. — Я изгоняю смерть, — пауза. Карстен подходит к Абелю, ласкающим движением, словно домашнего котенка, гладит его голову, чешет за ушком, не обращая ни малейшего внимания на крупную нервную дрожь своей жертвы. — Ее рассудок скоро прояснится. Не пытайся сопротивляться, mein lieber. Мы семья. Я не хочу вредить семье. Касание длится целую вечность, пока Абель сжимается всем телом, ожидая худшего, но Карстен так же легко отстраняется. Не прощаясь, он покидает палату, оставляя своих «родственников» тет-а-тет. Ван Дейк смотрит на Дели, пытаясь бороться с отвращением и ужасом. Бедняжку давно уже пора предать земле, а не растягивать мучения в попытке превозмочь саму смерть. Касается шеи: ошейник на месте, значит совсем скоро Лансло со своими подручными должны найти пропажу. «И я прибью гада, если все это ловля на живца», — скрипя зубами думает Абель, отсоединяя катетер от своей вены. Дели тут же морщится, но не открывает глаз. Убедившись, что упырица не проснется, Ван Дейк пытается встать на подрагивающие от слабости ноги. Он потерял слишком много крови, отсюда и желание уснуть, но, не сдавшись в темнице Неспящих, он и сейчас собирается бороться до конца. Бросается к столу. Перед глазами все плывет, Абель едва ли может различить надписи на многочисленных колбах. Шум в ушах мешает сосредоточиться. То ли позади кто-то шевелится, то ли снова скрипят дверные петли — он не понимает и хватает первый попавшийся шприц с иглой. Все равно использовать, как любое другое оружие: сейчас Абель слишком слаб, чтобы пытаться прервать страдания Дели голыми руками. Он пошатывается, оборачиваясь, а в следующее мгновение чья-то стальная хватка вдруг сжимается на запястье. До того сильно, что кости хрустят и трескаются. Собственный крик оглушает, пальцы разжимаются. Что-то пластиковое звучно падает на холодный кафель. — Сказал же, не сопротивляйся, — шепчет Карстен на ухо, пока Абель всхлипывает, парализованный болью. — Знаешь, что в шприце? Один укол, и ты станешь таким же, как Дели сейчас. Только бесполезным. Я долго работал над этой дрянью... Или Неспящие действительно думали, что каждую марионетку обращали лично? Он отпускает, но только затем, чтобы ухватить за волосы. Абель не может устоять на ногах. Спотыкается, бьется коленями о пол, но Карстен продолжает тащить дальше, заставляя сдирать кожу о плитку, ощупывать боками и ребрами дверные косяки. Вялые попытки вырваться остаются незамеченными: вампир в полной мощи способен прихлопнуть ослабевшего сородича, словно надоедливую мошку. Щелкает ключ в старом замке. Абель не сразу понимает, что их путь закончился, но Карстен уже отпирает двери в крохотную одиночную палату, насквозь провонявшую трупами. Вмиг на незваных гостей обращаются взгляды десятков оголодавших глаз марионеток. Даже те, что обгладывали останки сотоварища в дальнем углу, словно очнулись, учуяв более аппетитную дичь. — Это наказание, — произносит Карстен, прежде чем швырнуть Абеля в руки оголодавшему зверью. — Нет! Вскрик не дает ничего. Палата погружается во мрак. Абель ошалело бросается к закрывшимся дверям, колотит по ним здоровой рукой, будто его мучителю не все равно, и тут же ревет от боли, когда в его плечо вгрызаются чьи-то зубы. Когти и клыки впиваются в плоть, рвут ее на куски, сосут драгоценную кровь, которой и так осталось до опасного мало. В тесной конуре не протолкнуться. Абель пытается сопротивляться со всем отчаянием смертника: отталкивает, бьет и ломает сгнившие кости, пока еще может. Для немертвого есть вещи гораздо хуже, чем гибель… Продолжать существование, обращенным в кашу из ошметков мяса, — последнее, о чем Ван Дейк может мечтать.