Засыпь хоть всей землей Деяния тёмные, их тайный след Поздней иль раньше выступит на свет. Уильям Шекспир
Наше время, ночь на девятое ноября, Бухарест
Лансло нервно постукивает пальцами по столу, наблюдая за тем, как отчаянно мигает на экране маячок, отслеживающий «пропажу». Он многое не предусмотрел: чтобы отыскать Абеля понадобилось возвращаться в Бухарест, искать свободных от задач подчиненных, отдавать сотни приказов. Время играет не в пользу Неспящих, слишком привыкших к неспешности за вечность посмертия. Марий взял часть обязанностей на себя: по крайней мере, можно не сомневаться, что сборы пройдут по плану. На него всегда можно положиться — Лансло знает. Небольшой покинутый военный городок в предгорьях — не самая легкодоступная местность. Придется добираться по воздуху. Покручивает пуговицу на манжете, выдыхает, откладывает в сторону шариковую ручку, которой вот уже с десять минут бездумно рисовал узоры на неприятно-белом листе принтерной бумаге. — Вы не говорили, что на Ван Дейке жучок, — негромко отмечает Габриэль, оборачиваясь к Главе от окна. Дождь раздражающе тарабанит по стеклам, предсказывая неминуемую задержку. — Я не настолько доверяю ему, чтобы оставить без присмотра, — качает головой Лансло. Темные кудри успели растрепаться и теперь совершенно неприглядно спадают на плечи. — Как выяснилось, не зря. Не понимаю одного: как Карстен смог проскользнуть мимо нас? — Возможно, он контролирует марионеток лучше, чем мы рассчитывали? — слышится осторожное предположение. — Или ему помогли. Молчание. Габриэль вдыхает, будто собираясь еще что-то сказать, но двери кабинета открываются прежде, и на пороге возникает обеспокоенный Марий. — Вертолеты готовы, Глава ордена, но пилот говорит, нужно подождать, пока не пройдет ливень, — тревожный взгляд аметистовых глаз останавливается на Лансло. — С ним ведь все еще все в порядке? С ответом де Вер не спешит. Пару долгих мгновений гипнотизирует мигающую точку на экране, а затем, глухо выдохнув, поднимается из-за стола. Пока что он мог сказать лишь одно: ошейник находится где-то в богом забытой дыре. Остается надеяться, что и Абель неподалеку. Вампира нельзя убить, но есть множество исходов гораздо хуже банальной смерти.Наше время, ночь на одиннадцатое ноября, Румыния
Карстен распахивает двери палаты и нервно подлетает к окну за пару широких шагов. Осторожно подвигает занавески, рассматривая что-то во внутреннем дворе больницы. Абель не реагирует, ему больно даже пошевелиться. Изодранное тело регенерирует бесконечно медленно, а остатки драгоценной крови капля за каплей перетекают к девушке не соседней койке. Иногда он не понимает, где сон, а где — реальность и лишь из упрямства продолжает сопротивляться. Шум вертолетных лопастей касается его слуха, но отстраненно. Так, будто что-то происходит бесконечно далеко. Порой яркий свет фар все-таки пробивается сквозь толстую ткань гардин, развеивая могильный мрак комнатушки. — Уже пришли, — нервно шепчет Карстен. — Слишком быстро… Ты их как-то привел сюда, да? Абель не отвечает, но от него и не ждут. Похититель слишком занят: никому не хочется нос к носу сталкиваться с Неспящими. Слышится, как он отключает аппарат, приговаривая себе что-то под нос на немецком. Слабый женский стон выбивается инородной вспышкой из тревожной череды звуков, вызывая мелкие неприятные мурашки. — Тихо, милая. Не переживай, скоро мы будем далеко отсюда, — успокаивает Дели Карстен, нежно приглаживая ее волосы. — Я не дам тебя в обиду, нет. — В серьез считаешь, что сможешь уйти от Неспящих с трупом на руках? — скрипящим от усилий голосом интересуется Абель. Карстен оборачивается к нему, и на какие-то мгновения кажется, что вот-вот он открутит голову лишнему пленнику. Но нет. Он хватает что-то со стола, подходит ближе, а через миг Абель чувствует, как касается кожи тонкая игла. — До сих пор думаешь, что кто-то тебя спасет, mein lieber? — их взгляды встречаются, и в блеске серых глаз трудно прочесть что-либо, кроме желания уничтожить, растоптать. — Мастер Рудольф выбросил меня в первые же месяцы, посчитал, я не справляюсь… А с тобой он носился, пока ты же его и не прикончил. Сила твоей крови — она моя по праву. Я взял то, что и так мое… Мое и Дели. — Ох. А был бы ты чуть адекватнее, возможно, меня бы здесь вообще не было, — Абель усмехается. Да. Не откажись Рудольф от своего дитя, и, вполне вероятно, Ван Дейк стал бы очередным мелким фламандским живописцем с милой женушкой, детишками и могилой на местном кладбище. Но нет: он вампир. Дивное стечение обстоятельств. — Острый язычок, да? Жаль, я не увижу лицо вашего легендарного Главы, когда ты станешь чертовой марионеткой, — шипит Карстен в ответ, уже приставляя шприц к шее своей жертвы. Тяжелые шаги в коридоре заставляют обоих вздрогнуть. Спустя пару вдохов двери распахиваются, и свет на миг выхватывает из полутьмы угольно-черные кудри. «Лансло, мать твою, де Вер», — понимает Абель. Миг тусклого торжества сменяется оглушительным грохотом, когда два древних кровососа вцепляются друг в друга. Карстен со смелостью безумца бросается на Лансло, со звоном падает на холодный кафель старая медицинская аппаратура. Абель с трудом находит в себе силы, чтобы присесть на койке… Голова гудит, мышцы сводит от слабости. — Лансло, — хрипит, но голос тонет в шуме драки. Удар. Глава вжимает трепыхающееся тело преступника в пол, свободной рукой обнажая серебряную рапиру, а позади уже поднимается женская тень. — Лансло, сзади! Он оборачивается на окрик как раз вовремя, чтобы успеть неуклюже отшатнуться вбок, когда озверевшая Дели с ревом накидывается на единственный в палате источник крови. Не различая ни своих, ни чужих, она вгрызается в горло кричащего Карстена, почерневшими от грязи когтями разрывая его грудь в попытках достать больше бесценной пищи. Абель впервые слышит, чтобы человек, пусть даже и полумертвый, издавал такие вопли. Она орала, словно ночная птица или обезумевший от голода хищник. Лансло приходит в себя раньше — е его рапира насквозь прошивает сразу два тела, вынуждая Дели содрогнуться в предсмертной агонии прежде, чем ее голова отлетает в сторону, отсеченная с играющей легкостью. Изодранный Карстен еще дышит… Мгновение или два до того, как Глава добивает и его: обезумивших немертвых положено избавлять от мучений на месте. Абель дрожит, цепляясь за койку сломанными в кровь ногтями. В выражении почти безразличных глаз он отчего-то отчетливо читает: «Выглядишь, как дерьмо». Ага, он почти уверен, что его лицом после нескольких часов в комнате с марионетками можно пугать детей. — Здесь еще полно упырей, — шепотом предупреждает он, когда Лансло подходит ближе. — С ними разберутся. Идти можешь? Абель не решается признаться в слабости, но де Вер не пытается давить. Бегло осмотрев местами лоскутами висящие куски мышц, он молча поднимает Ван Дейка на руки. Пара дней, может неделя, и он восстановится, а сейчас сил не хватает даже на попытку сохранить остатки гордости. Абель не сопротивляется, покорно уткнувшись носом в чужое плечо. Все вопросы потом, сейчас бы до мерзкой консервированной крови добраться… Даже она сейчас кажется донельзя желанной. Его выносят из палаты, по заброшенной больнице все еще разносятся стоны, крики: бойня. Чувство безопасности в руках Лансло заставляет прикрыть глаза, расслабиться, лишь чудом не погружаясь в мертвецкий сон. — Глава ордена, — окликает смутно знакомый голос, искаженный эхом, — Левое крыло зачищено. Пауза. Наверное, Лансло одобрительно кивает. Абель слышит топот на лестнице и пытается открыть глаза… чтобы тут же наткнуться взглядом на Габриэля. Паршивец слишком близко. Ван Дейк вздрагивает, цепляется в плащ Лансло, но хрипящее горло вновь подводит. Враг быстрее. Игла вонзается в шею де Вера, он ошалело распахивает веки, выпуская из рук Абеля, а тот тяжело падает на пол. Ноги дрожат, отказываясь подчиняться, и он может лишь наблюдать за тем, как Габриэль отступает в тень, молча бросая перед рвано вдыхающим воздух Лансло опустевший шприц. Помутневшим взглядом Абель все же различает на нем знакомые цифры… Та самая вакцина, которую хотел вколоть ему Карстен? Внутренности застывают от ужаса. — Лансло! — хватается за штанину де Вера. — Лансло, ты меня слышишь?! В ответ лишь приглушенный болезненный стон, переходящий в утробный рык. Габриэль неотрывно наблюдает, как Абель пытается подняться, всхлипывая и цепляясь сбитыми пальцами за стену. — Он сопротивляется. Сила Главы действительно впечатляет. Вот занятно будет, когда он кинется на своих же, да? — Зачем, Габриэль?.. Тот усмехается резко и невесело, но уже спустя один удар сердца эта маска сменяется иной, полной праведного ужаса: в коридор сворачивают фигуры в черном. Неспящие. Габриэль тут же бросается к своим: — Ван Дейк вколол Главе какую-то дрянь из лаборатории Карстена! Скорее, что-то происходит, он… Но картина, разворачивающаяся прямо на глазах членов ордена, куда красноречивее любых слов. Лансло пошатывается, оборачивается, обнажая вытянувшиеся клыки. Некогда спокойное привлекательное лицо, искаженное гримасой безумного голода, заставляет нескольких вампиров тут же кинуться наутек, спасая свои жизни. И только Абель продолжает дрожать, вжимаясь в холодный бетон. Тот, в ком течет кровь десятков древних, занимавших пост Главы до него, — грозный противник и немногие из Неспящих способны сражаться с ним на равных. Между долгом и почти неизбежной гибелью, как часто даже лучшие из живущих выбирают первое? Лансло в зверином прыжке бросается на вампира, которому не посчастливилось оказаться к нему ближе прочих. Молоденькая Неспящая со вскриком отскакивает, но уже через миг раздаются выстрелы: она всаживает в спину де Вера, рвущему чужую глотку клыками, три серебряные пули. Абель не понимает, повезло Лансло или это его подчиненная побоялась стрелять в голову. В неразберихе Абель не замечает, как по лестнице спускается одинокая фигурка в кремовом пальто. Только вздрагивает всем телом, когда Марий вдруг бегло касается его ладони. Они встречаются взглядами всего на долю мгновения, прежде чем чей-то крик сплелся в тесных объятиях со звоном битого стекла. — Глава ордена! — не тратя время на бессмысленные вопросы, Марий подбегает к Лансло. За плечи пытается оттянуть его от уже едва трепыхающегося тела — и тут же оказывается отброшен в сторону, подобно тряпичной кукле. Абель замечает полосы крови на гладком белом лице. Габриэль помогает Марию подняться, пока трое Неспящих тщетно пытаются повалить на землю озверевшего Главу. Хуже: с лестничного пролета уже слышатся тяжелые шаги, и Абель чувствует, как тошнота подступает к горлу: марионетки. Сил едва хватает на то, чтобы просто стоять, он совершенно бесполезен. Он ничем не может помочь. Осознание обрушивается на плечи камнепадом, и он всхлипывает, понимая, что способен разве что наблюдать за тем, как все летит в Тартарары. Сложно представить: когда-то он был бы счастлив увидеть падение Лансло де Вера, а сейчас от этого самому хочется выйти под испепеляющие солнечные лучи. Последний рывок. Абель делает шаг, второй на дрожащих от слабости ногах. Ближе к Неспящим, сцепившимся в борьбе за свои жизни. Счет идет на секунды, а он едва ли может хотя бы доползти, не то что достучаться… Тем глупее очередное безумство: Абель повисает на спине Лансло, то ли пытаясь обнять, то ли в очередной раз лишившись чувств. Вдруг повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь хриплым скрежетом-стоном где-то позади: марионетки близко. Но Лансло останавливается. Замирает каменным изваянием. Не дышит, сердце не бьется. Руки Абеля все еще дрожат, когда он пытается осторожно развернуть создателя к себе. — Что он делает?.. — Какая разница? Пристрелить придется обоих, он же сам это… — Нет, погоди. Лансло бледен. Его лицо не меняется, хотя раны наверняка мешают, жгут изнутри. Абель успокаивающе гладит его по гладким щекам, лишь силой воли заставляя себя смотреть в опустевшие прозрачные глаза. Что было дано когда-то, то должно вернуться… Когда-то Марий спас от смерти самого Абеля, отдав свою кровь, теперь он в свою очередь пытается сделать то же самое. Даже если в артериях остались последние капли. Самопожертвование никак не входит в число достоинств Ван Дейка, и он пытается думать об этом, как о так и не сказанном за много лет: «Прости, я так сожалею». В конце концов, он пожил достаточно. И достаточно напортачил. Заставляет Лансло склониться ниже, подставляет шею… и глухо выдыхает, когда в сонную артерию впиваются острые клыки. Перед глазами темнеет, сильные руки вдруг сжимают его крепче. Кажется: вот-вот треснут ребра, переломается пополам позвоночник. Кто-то стреляет? В ушах шумит. Все застывает на мгновения... минуты? Ход времени перестает иметь какое-либо значение, пока боль медленно затухает, уступая сладостному забытию. Абель обмякает, не сразу осознав, что все кончено. Объятия по-прежнему холодны. По мышцам пробегает крупная дрожь. — Глава ордена?.. — осторожно спрашивает женский голос. Словно целая вечность прошла. — Где Габриэль? — Лансло звучит сипло и слабо. И так цепляется за Абеля, будто отпусти, и оба рухнут на пол. — Они с Марием наверху. Марионетки прорвались, кто-то должен был… — … Схватить его. Немедленно. Абеля вновь поднимают на руки, хотя он шепотом просит этого не делать. Лансло не слушает, они спешат куда-то, хотя небо за грязными окнами уже начинает светлеть: совсем скоро взойдет солнце, губительное для созданий ночи. Безликие коридоры сменяют друг друга. Абель цепляется за ткань плаща Лансло, а тот прихрамывает, порой шатается, останавливается, чтобы передохнуть, но упрямо продолжает держать свое дитя, словно то может вновь раствориться в утренней дымке. Запоздало доходит: Марий вместе с Габриэлем. Страх обдает могильным холодом. — На крыше! — восклицает кто-то. За запыленными стеклами уже дребезжит рассвет: безумие. Первый же солнечный луч… Абель бессильно хватается за ворот пальто Лансло, словно пытаясь остановить, и тут же сам вздрагивает от осознания: где-то там Марий. Глупое создание, так и не нашедшее свое место в мире тьмы. И все-таки он не хочет терять его. Минуты тягучие, Абель вязнет в них, словно муха в древесной смоле, теряется в бесконечности одинаковых больничных коридоров. Когда вдруг в глаза ударяет еще совсем тусклый свет, предшественник первых лучей солнца, волосы треплет порывистый горный ветер. Холодный даже для поздней осени. Габриэль действительно на крыше, и Марий с ним. Абель чувствует, как леденеют от ужаса конечности, когда замечает поблескивающую иглу шприца у шеи своего единственного детища. Аметистовые глаза смотрят испуганно, непонимающе, и все замирают на долгие мгновения, словно стремительно наступающее утро могло подождать, пока немертвые разрешат свои дела. — Вы дадите мне уйти или я вколю ему препарат! — восклицает Габриэль. Марий нервно оцарапывает его руку, но тот словно не замечая этого, лишь крепче прижимает его к себе. — Мне уже нечего терять! Лансло поджимает губы, спокойный и непоколебимый, будто скала. — Зачем тебе это? Мы можем решить все по закону, Габриэль. — Закону? — тот смеется, отчаянно и зло. — Какому такому закону? И кто будет меня судить? Ты, вечно держащий меня за мальчика на побегушках? Твои Неспящие?! Вы все презирали меня! — Помогать преступнику это, по-твоему, выход? — полушепотом спрашивает Марий. — Это теперь позволено только вам, высокородным? — шикнул Габриэль в ответ. — Если бы этот придурок Карстен был осторожнее, все бы получилось. У Лансло де Вера нет наследников крови! Я бы выпил ее. Абель ощущает, как напрягаются под одеждой мышцы Лансло, но для длинных разговоров и признаний не время и не место. — Рассвет, — шепчет он Главе. — Быстрее. Марий опускает взгляд. Вновь ложится на белые гладкие щеки тень ресниц: невольно этот образ запечатлевается в памяти Абеля, как достойный лучших полотен. — Значит, ты и мне лгал? Габриэль выдыхает, рвано и глухо. Его хватка ослабляется на какие-то мгновений. — Нет, тебе я… Я не хотел навредить тебе. Никогда не хотел. Первый луч, будто кнут, до кости прожигает спину Габриэля, и тот со вскриком отбрасывает от себя Мария. Светает стремительно, счет идет на секунды, мгновения, удары сердца. Абель и сам не понимает, как исхитряется выскользнуть из хватки Лансло, не осознает, откуда берет силы, но выскакивает из-под укрытия тени на открытый участок крыши. Марий пытается брыкаться, тянется к Габриэлю, когда Абель утаскивает его обратно, к темному проему дверей. Кожа уже дымится, готовясь вот-вот воспламениться. Габриэль же полыхает, будто сухая хвоя от единственной спички. Полные боли вопли, мясо, обращающееся в пепел — смерть вампира. Абель не выдерживает и прикрывает глаза Марию, отчаянно сжимая его в объятиях. Лансло неслышно опускается рядом, утыкается в плечо, поглаживая обоих по волосам. Все молчат, и в какой-то момент стихают даже крики. То, что когда-то было Габриэлем, разносит ветер, а вставшее над Карпатами солнце невыносимо ярко для глаз живого мертвеца. — Пора, — негромко произносит Лансло, но никто не двигается еще с несколько долгих минут, пока не находят на то силы.