Ты мой яд.

      Была глубокая ночь. Серое небо плотной стеной заволокло тучами, маленькие капли уже падали с неба. Только одна фигура совершенно не вписывалась в антураж загадочной ночи. По мнению самой фигуры, он вообще никуда не вписывался. Он чувствовал себя здесь чужим, все здесь было не его. Это лицо с вечно натянутой улыбкой, эта улочка которая вообще находилась в двухстах метрах от его дома, да даже сигарета, которую он курил, была не его. Он еще вчера вечером изьял ее у Светы под предлогом «Курить вредно!». Света… Эта девочка всегда била под дых выбивая из легких воздух, она всегда стремилась бить по больному, так чтобы до крика, это привлекало в ней и отталкивало.       Он сделал затяжку, легкие наполнились дымом. Пора бы выбросить эту сигарету. Пепел уже обжег кончики рук со сбитыми костяшками. На телефоне 120 пропущенный, от мамы, или от еще кого — то, он не вдавался в подробности. Если бы звонила Света, он бы может и ответил, но по злой иронии судьбы как раз она точно позвонит. Мысли в голове роились как мухи и скорее мешали, собирать их во что — то целое не было не сил не желания. На глазах блестели то ли дождинки, то ли слезинки. Былых чувств уже не было, была только боль, холодная, режущая, уничтожающая изнутри. Это была не любовь. Когда твой соулмейт втаптывает тебя в грязь, стараясь сломить, это не любовь. Когда каждое слово отзывается новыми шрамами на теле и новой кровящей раной на сердце, это не любовь. Кожанка вымокла насквозь, тапки тоже сухостью не отличались, здравый смысл твердил о том, что нужно найти место, где можно переждать дождь. С таким количеством пропущенных домой идти не вариант, по крайней мере, для самоубийства есть менее извращенные способы. Можно было бы пойти к друзьям, но их нет, зато есть Света. Думаю, она не сильно будет против, кажется ее родители сегодня на дежурстве. Илья бросил окурок на землю, он упорно старался гореть дальше, но лужа была слишком большой, как символично, весь этот мир огромная большая лужа в которой нет места ярким чувствам. Погасла последняя искра.       Рыжик стоял перед дверью в квартиру подруги, и видимо пытался выебать ее мозги звонком. Варианта не открывать двери не было, а посему хозяйка, представшая перед гостем в черной майке с сердечком и коротких джинсовых шортах, оглядела пришедшего с ног до головы, и бессловно пригласила входить в дом.       — Привет… — начал Илья заходя в квартиру.       — Ну здравствуй, блудный сын. — ответила она с привычной язвинкой.       Они зашли на кухню, Света жестом приказала садиться за стол, на котором сиротливо ютилась тарелка с какой — то без форменной жижей, по запаху напоминающей борщ.       — Не преувеличивай, это вполне съедобно, и вообще, пришел бы раньше, он был бы еще теплым.       Сказав это, девушка и вульгарно приземлилась на кресло, складывая ноги (в черезчур коротких шортах) на подлокотник кресла. Илья тем временем принялся за суп. В общем — то выбора особо не было, отказаться от еды не прилично, да и желудок уже битый час напоминал о своем существование.       — Знаешь, я даже не буду спрашивать, где ты шлялся весь день и почему не пришел в школу, мне это даже не интересно. Просто знай тебе пиздец, причем полный и безоговорочный. — холодно заявила Света, и если голос не выдавал ее, то дрожь в пальцах во время перемешивания карт сдавала ее с потрохами. — Вся школа твердит о том, что цитирую: «Мистер всезнайка, заучка и язва не пришел сегодня в школу!»… — она сделала паузу, ожидая хоть какую — то реакцию от своего «не друга», но тот молчал, продолжая медленно уничтожать борщ, в конце концов она не выдержала. — Да ответь ты уже что — нибудь, хоть я и не верующая, но ей Богу, я уже начинаю переживать!       — Откуда такая информация, что прям ВСЕМ интересно, что меня нет в школе?       — Попробуй посидеть в столовой с выключенными наушниками, узнаешь много нового.       — Знаешь, Света, меня все заебало.       — У — у — у, какие плохие слова мы знаем.       — Да, заебало. Я хочу соответствовать своей маске, но мне трудно каждый день приходить в школу и смотреть в глаза любимому человеку, зная что он меня ненавидит. Я ненавижу его и люблю. Это вообще возможно?! Каждый день я стараюсь забыть его, и каждый день он напоминает о себе новыми шрамами. Даже сегодня, когда меня вообще в школе не было, он три, нет четыре раза поливал меня «добрым словом», ты хоть представляешь, чего мне стоит не посылать его в ответ, ведь одно неверное слово и наша блядскя связь раскроется!       — Понятненько… — протянула девушка, она не знала, что ответить, хотя ответа и не надо было.       — Понятненько? Что тебе понятно, ты бездушная кукла, сама — то поди НИКОГО НЕ ЛЮБИЛА! — только в последний момент он понял, что кричит, и что наверняка его слова ранили «не подругу»…       — Выговорился? Легче стало? — ее тон как всегда холоден. Возможно у нее правда нет чувств… Или она отомстит позже.       — Да… Прости меня за…       — Я не обижена, в чем — то ты прав. — на минуту девушка о чем — то задумалась, а потом в ее глазах загорелся какой — то не хороший блеск. — А теперь иди в душ, заболеешь — лечить не буду!       — Я только что мок под дождем, чтобы сейчас мокнуть под душем?       — Какая проницательность, Шерлок.       Илья открыл кран, холодная вода окатила тело, вместе с влагой по телу растеклась боль. Кожа рассекаемая шрамами горела, но эта боль не шла ни в какие сравнение с той, что пульсировала в сердце. Изрезанная и исковерканная душа все никак не хотела забывать обиды. Швы лишь маскировка. А что под ними? Оголенная плоть, с мерзкими, не сросшимися краями, кровоточащая и до сих пор больная. Илья слишком часто зализывал тут свои раны, чтобы продолжать чувствовать что — то кроме боли. Он пытался вспомнить когда впервые улыбался по настоящему, и не вспомнил. Мокрая одежда отправилась на сушилку. Обработав новые «Урод», «Крыса, «Пидор» и «Тварь», он направился к выходу. Из одежды лишь шорты, которыми так любезно запульнула в него Света со словами:"Я чисто морально еще не готова лицезреть ТАКОЕ»       У дверей его встретила Света.       — Наконец — то ваша королевская задница решила одарить меня своим присутствием. — усмехнулась девушка, изображая какой — то замысловатый поклон. — Что делать будем? До школы еще четыре часа. О, и только не говори спать, из твоих уст это будет звучать слишком двухсмысленно.       — Я об этом даже не помышлял, эта ночь слишком хороша, чтобы тратить ее на сон. Предлагаю партейку в карты.

***

      — Что ж, тогда на тебе девятку, козырку и я пуста! — победно воскликнула девушка.       — О да, маэстро, этот раунд ваш. — Илья поднял руки в примирительном жесте, ожидая гибели.       — Что ж… Я хочу… — она протянула последнюю фразу с неким детским азартом. — Я хочу, что бы ты завтра пришел в школу в юбке!       — Что?! Ты в своем уме?!       — Ну не в твоем уж точно. Тем более чему ты удивляешься. У тебя вся одежда мокрая, штаны в том числе, свои я тебе предлагать не буду, при всем уважении у нас разные габариты, остается только юбка.       Как бы не хотелось ей возразить, логика в ее словах была, да и карточный долг, долг чести.       — Хорошо, но если ты меня поцелуешь. — он был уверен на 100% что она этого не сделает, да и сказал чисто ради шутки, но.       — Да не вопрос. — ответила она, в ней горел азарт.       Их губы соприкоснулись, его, грубые и сухие со вкусом запекшийся крови и сигарет, и ее, со вкусом ванили и мятной жвачки. Поцелуй углубился лишь на мгновение, горячие руки прикоснулись к холодному лицу, но она разорвала связь.       — Это не правильно. Ты этого не хочешь, по крайней мере не со мной. А где — тона другом конце города проснулся мальчик с золотыми волосами, в душе гнездилась какая — та тревога, будто он упускает, что -то очень важное.