буквами по коже

Конец августа знаменуется особенно жаркими днями. Солнце палит беспощадно, достигая своего пика в их последний день здесь. С самого утра тридцатого августа оно заглядывает в окна, будто желая как следует проводить мальчишек. Поэтому, вместо запланированного сбора вещей, Кеша поддаётся на уговоры Игоря, и разрешает утащить себя на озеро. Во многом на решении сказалось то, что у озера было куда прохладней, чем в самой теневой точке сада. Они обосновываются у корней плакучих ив, где расстилают рубашки. Кеша планирует читать — из-за столкновения с Игорем, его планка чтения заметно снизилась, но не сказать, что Кеша сильно переживает. Хотя сейчас ему всё же хочется ознакомиться с учебником физики — она, как раз, начиналась в этом году, и уже сейчас метила на место любимого предмета. Так что в итоге Кеша благополучно усаживается на рубашку с книгой в руках, пока Игорь, едва не на ходу сбрасывая вещи, ныряет в воду, чуть обрызгивая Кешу, конечно же. Ещё в первые недели их совместного времяпровождения Катамаранов предпринимал попытки затащить Кешу в озеро и научить плавать, но все они заканчивались одинаково: Кеша орал так, что у уток уши закладывало и вис на шее друга с удивительной для своего небольшого веса силой, из-за чего оба они едва не тонули, и, в конечном итоге, Игорь выносил его из озера на руках, потому что идти по илистому дну Кеша напрочь отказывался. Да и загорать особо не любил, хотя порой решался снять футболку, оставшись в одних лишь шортах. Но такое случалось редко: пусть с Игорем Кеша чувствовал себя вполне комфортно, его внимательные взгляды, направленные на живот Иннокентия, очень и очень смущали. Но сегодня обычный день, так что Кеша, чуть закатив рукава футболки, устраивается в тени, поджав под себя колени и внимательно изучая параграф. Материал усваивается на удивление легко — Кеше очень нравится раздел, посвященный электродинамике, и он уходит в него с головой, совсем забывая о времени. А потому внезапное прикосновение ледяных рук воздействуют уж слишком сильно.  — Игорь! — вопит он во всю мощь лёгких, и выскочивший из-за спины Катамаранов заливается смехом. Он мокрый с головы до пят: отросшие чёрные волосы липнут на лоб, а капли воды сбегают по изгибам загорелых плеч. Кеша смотрит на него осуждающе, пытаясь испепелить взглядом, но в его положении смотрится это не слишком внушительно. Игорь фыркает.  — На тарзанку хочу.  — Сдурел совсем?! — восклицает Кеша. Тарзанкой, как называл её Игорь, была обычная верёвка с широкой палкой на конце, которую мальчишки постарше из соседнего посёлка привязали на одну из ветвей ивы ещё в июле. Игорь захотел туда, как только увидел, но Кеше каким-то образом удавалось его отговорить. Хотя сейчас что-то подсказывает ему, что никакие уговоры Игоря не остановят. Катамаранов пожимает плечами.  — Когда, если не сейчас?  — Расшибёшься.  — Вот ещё.  — Расшибёшься говорю. Я на твоих похоронах плакать не буду.  — Придёшь — и того будет достаточно, — ухмыляется Игорь, а затем прыжками поднимается наверх. Кеша качает головой, взгляд с трудом отрывая. Не смотреть, говорит он себе. Не смотреть, а то совсем страшно станет. Воображение Иннокентия никогда не подводило, и хруст рвущейся под Игорем верёвки он слышит уже сейчас. Но любопытство, беспокойство, точнее если быть, сильнее, и он всё же поднимает взгляд. Как раз вовремя — Игорь стоит на бугорке земли, сжимая палку в руках. Заметив, что на него смотрят, мальчишка ухмыляется, взмахивает рукой. Кеша поджимает губы, наблюдая, как Игорь отходит назад. Разбегается. Бежит вперёд. Кеша отворачивает голову. Раздавшийся плеск будто по голове ударяет. Кеша поворачивает голову, вглядываясь в поверхность озера. Тихо и гладко, будто ничего и не было. Сердце начинает биться быстрее. Неужели ударился? Воображение начинает рисовать страшные картины — коряга, зацепившая ногу, камень с острым сколом, заросли особенно цепких водорослей. Он пытается успокоить себя, сосредоточившись на учебнике. Просто там глубоко. Сейчас он всплывет. Но через пять секунд он уже стоит у самого края воды, с прищуром глядя вперёд. Может всё-таки…  — Игорь! — кричит он, чувствуя, как губы начинают дрожать. От собственной беспомощности становится противно. — Игорь! Раздаётся всплеск, и из-под толщи воды показывается чёрная макушка. Кеша выдыхает уж слишком облегченно.  — Ты чего, напугался, попугайчик? — спрашивает Игорь в какой-то странной манере: нотки забавы перекликаются с кротким беспокойством. Он хлопает глазами, отряхиваясь, будто собака. Кеша морщится, когда капли попадают на страницы.  — Ещё чего, — он шмыгает носом. — Читаю. Глаза Игоря расширяются удивлённо.  — Над физикой плачешь?! — Кеша поднимает голову, выразительным взглядом демонстрируя сухость, ну или по крайней мере, не особо сильную влажность собственных глаз. Катамаранов облегченно выдыхает. — Фух! А то я уж подумал… Ну, если уж ты над физикой плачешь, то что делать остальным? Кеша закатывает глаза, пряча короткую улыбку меж страниц. Игорь фыркает и вытягивается на солнце, положив руки под голову и закрывая глаза. Кеша вновь пытается сосредоточиться, но ничего не выходит — слова Игоря напоминают ему о столь близком начале учебной поры, а следовательно — грядущей встречи со старыми обидчиками, которые наверняка окрепли и подросли за лето, набрав силы и тупости, которую вполне могут и будут вымещать на нём. И от мысли этой радость Кеши мгновенно улетучивается, а желание отбросить учебник в сторону, будто тот — распространитель ужасной заразы — лишь растёт. Они возвращаются домой, когда солнце начинает садиться. Кеша плетётся позади, из-за чего Игорь то и дело возвращается, наклоняя голову и заглядывая Кеше в глаза. Тот на его неозвученный вопрос лишь тяжко вздыхает и махает рукой. Игорь молчит, попыток расспросить не предпринимая: то ли не знает, как подобраться, то ли знает, что Иннокентий сам расскажет. Но не то чтобы тишина удручает хоть кого-то из них. Дома выясняется, что ужин лишь на первой стадии приготовления, а потому бабушка, вооружив их тарелками с залитыми кефиром ягодами, отсылает прочь. И они направляются в своё излюбленное место — поваленное бревно в конце участка. В саду хорошо: закатное солнце освещает его тёплым золотистым светом. В воздухе пахнет подсушенной травой и яблоками, а от этого становится тепло-тепло и кажется, будто ты в сказку попал. Они садятся на бревно: Игорь подминает под себя ноги, сразу начиная есть, и солнце лучами играет в его ещё влажных волосах. Кеша же ногами болтает, носком землю вороша, и к еде не приступает, лишь мнёт ягоды ложкой, наблюдая, как кефир окрашивается, мешаясь с их сладким соком. Он чувствует тычок в бедро и поднимает голову. Игорь смотрит прямо на него, чуть склонив голову. Над верхней губой у него кефирные усы, что делает его лицо ещё забавней и выразительней. Кеша усмехается: даже без слов Игорь умудряется его смешить. Тычок повторяется, и Кеша понимает — Игорь хочет, чтобы он говорил. Кеша вздыхает, топя ягодку в кефире.  — С-сейчас начнётся учебный год, — осторожно говорит он, и Игорь хлопает ресницами. Кажется, он наконец ощущает усы, и слизывает их быстрым движением языка. Кеша ухмыляется, но тут же становится серьёзным вновь. — И всё… и всё будет как раньше? Утверждение звучит вопросом, потому что сам Кеша не уверен. Слишком внезапно они встретились, слишком внезапно сблизились, слишком быстро Кеша привязался, уже забыв, когда стал мысленно называть Игоря другом. Единственным другом. И мысль о том, что теперь им придётся расстаться, болезненна, как воспалившийся зуб. Он вздыхает, а затем вдруг чувствует очередной толчок, и, подняв глаза, видит на лице Игоря улыбку.  — Прорвёмся, попугайчик, — он перехватывает тарелку, и подвигается ближе, обнимая Кешу за плечи освободившейся рукой. Цепкие пальцы ворошат кудряшки. — Куда уж ты без меня теперь. И от этих слов Кеше вдруг становится легко-легко. Он будто на мгновение превращается в крохотное семечко одуванчика, вольное лететь, куда захочет ветер, и от этого чувства становится так просто дышать. Он улыбается, пряча улыбку в чужом остром плече. У него всё будет хорошо, думает он. Наверняка странно и непривычно, но хорошо. Иначе с Игорем и быть не может.