буквами по коже

Первое сентября — день волнительный и праздничный, даже если это уже седьмое первое сентября в твоей жизни. Кеша день знаний любил — раньше ему не терпелось вернуться в школу, ведь лето в деревне было скучно до невозможности, проведённое в компании книг он даже и не загорал ни капли, лишь больше горбился. Но сейчас он смотрит на себя в зеркало: на свою загорелую кожу, небольшие, ещё незажившие царапинки и веснушки, что лишь стали ярче, и улыбка становится шире. Это лето было особенным и многое поменяло, но совсем чуть-чуть, самую капельку, Кеша боится, что всё вновь вернётся на круги своя. Он думает об этом с момента, когда его нога ступила на электричку, как он махал в окно ускользающей бабушке, а потом и вовсе уснул на половине пути, воспользовавшись Игорем как подушкой. Он думает об этом, когда сам Игорь прощается с ним, убегая в свой подъезд и таща сумку за спиной. Он думает, но успокаивает себя. Игорь обещал, Игорь обещания держит. Так ведь? Отец довольно хмыкает, когда он заходит на кухню. Окидывает оценивающим взглядом, качает головой. Кеша теряется на секунду: новая форма великовата ему в плечах и ткань перекашивается, а галстук так и норовит развязаться. Но отец, кажется, остаётся довольным.  — Удачи в школе, — произносит он, и лицо его скрывается за газетой. Кеша хлопает глазами, теряясь на мгновение. Он надеялся, что отец пойдёт с ним — хоть раз сделает исключение. Но Николай Борисович — занятой человек, ценный и нужный экспонат в НИИ. Он не делает исключений — работа не позволяет. Кеше хочется стать похожим на отца — быть таким же умным и уверенным в себе, точно знать своё место в жизни. Но иногда ему кажется, что присутствие мамы здесь было бы куда важнее. Поэтому он покорно берёт стоящие в банке хризантемы — прямо с бабушкиной клумбы — и уходит. Талая вода с тряпки капает на ботинки, и Кеша морщится, поправляя спадающие на нос очки. Школа недалеко, так что хризантемы тащить совсем немного, и он просто надеяться, что в конце концов его ботинки не будут совсем испорчены, иначе отец очень сильно разозлится. А злить отца Кеше хотелось меньше всего. Дети стекаются к школе потоком: тараканчиками туда-сюда бегают перепуганные первоклашки, заливаются смехом девочки из параллели, по-братски обнимаются старшеклассники, отправляющиеся в свой последний класс. У Кеши дыхание перехватывает: он со своим букетом и вновь перекосившимся галстуком чувствует себя совсем крохотным, песчинкой в кошмарной буре. В ушах звенит тревога колокольчиком, он сглатывает образовавшийся в горле ком, впивается пальцами в жесткие стволы хризантем. Всё будет хорошо, твердит он себе, пробираясь сквозь толпу и отчаянно пытается найти свой класс. Взгляд его цепляется за компанию мальчишек из параллели: сердце зайчонком сжимается в груди, норовя вот-вот выскочить. Он скрывается прежде, чем они замечают его: не хочется получить тычков в первый же учебный день. На Прасковью Сергеевну он буквально налетает — она оборачивается, взметая полы тёмно-зелёного платья. Тяжелые кудри волнами стекают по плечам. Он пищит что-то нечленораздельное, протягивая ей букет, и она улыбается так тепло-тепло, что Кеше даже легче становится.  — Мои любимые, — говорит она, принимая у него цветы. Кеша кивает, вытирая руки о штанины. — Помнишь, конечно. Спасибо, Иннокентий, — она с нежностью касается желтых лепестков, а потом оживляется, будто вспоминая, зачем они здесь. — Вставай к ребятам поскорей, сейчас всё начнётся ведь! Кеша кивает, поспешно выполняя указания. Он встаёт с краю, поворачиваясь к одноклассникам — те за лето, как и он, выросли и повзрослели, да вот только по-прежнему внимания на Кешу не обращают. Кеша хмурится, выискивая знакомое лицо, но тщетно. Игоря среди одноклассников нет, и он чувствует, как в груди отчего-то тяжело-тяжело становится. Закусывает губу изнутри, выпрямляет спину. Вылетающий из носа воздух свистит, он впивается ногтями в ладонь. Это глупо, думает он, пока директор с крыльца говорит речь, ничуть не отличающуюся от прошлогодней. Прокручивает в голове воспоминания прошлых лет: калейдоскоп размывается, Игорь в них то появляется, то ускользает. Кеша вздыхает. Волнение в груди со странной злостью и обидой мешаются. Неужели обманул? Но Игорь, как всегда, превосходит все ожидания. Они уже идут в класс, и Кеша отстаёт, плетясь едва ли не в самом конце, как вдруг из-за плеча Игорь саранчой выскакивает — улыбается во все тридцать два, глаза будто бензином сверкают. Хватает Кешу за плечо.  — Ты чего скис, попугайчик?! Кеша едва не вопит, сбрасывая его руку. В сердцах стукает Игоря ладонью по плечу — совсем бешеный, дурак?! — но Игорю это, что горох об стенку. Он смеётся, на Кешу глядя чуть голову наклонив, и Кеше от этого смеха легче становится, будто с ног оковы падают, в колодец тянувшие. Игорь хватает его за руку и в класс тянет, и Кеша позволяет, лишь успевая уворачиваться от конечностей одноклассников: Игорь сквозь толпу змеёй проскальзывает и Кешу за собой тянут. Они в класс едва ли не самыми первыми попадают, и Кеша тащится к первой парте, но Игорь качает головой.  — Ну уж нет, попугайчик, и так с тобой внимание учителей всё на нас, а тут ещё первая парта! Его возражение перетекает в спор, оканчивающийся, как Кеше кажется, победным компромиссом — вторая парта в третьем ряду, где Игорь у окна сидит. Учительница на них смотрит вопросительно-удивлённо, но оно и понятно: в прошлом году они сидели на разных краях класса, да и дуэт у них достаточно колоритный… Но это лишь укрепляет уверенность Кеши, что в этом году всё будет по-другому.  — Надо же, — удивляется Прасковья Сергеевна, открывая журнал. — Быть может, в этом году на одного хорошиста станет больше. Игорь в ответ лишь закатывает глаза, бурча себе под нос что-то, за что получает тычок коленкой от Кеши. Взгляд Прасковьи Сергеевны становится жестче.  — Но смотри, Игорь, испортишь мне отличника, я тебя достану.  — Как я могу, Прасковья Сергеевна, — улыбка Игоря больше всего Кота Чеширского напоминает из той странной сказки, что дала прочитать ему библиотекарь. Кеша глаза лишь может закатить в ответ на довольную усмешку Игоря, и его танцующие брови. Щеки невольно краснеют при мыслях о всех тех пьяных ночах, что они провели вместе. Действительно, как он может… Уроки пролетают быстро, почти незаметно, так что Кеша глазами хлопает, когда Прасковья Сергеевна провожает всех домой. Ему надо зайти в библиотеку — отец не успел получить учебники, ему пришлось пользоваться комплектом Игоря, так что вдвоём они направляются туда. Тетя Дуня встречает его радушной улыбкой, улыбаясь так широко и по-доброму. Она болтает с ним о разных вещах — о лете, о бабушке, о его загаре и кудряшках, и Кеша отвечает с улыбкой, быстро втягиваясь в разговор. Они с тётей Дуней сблизились за прошлые годы, когда он проводил в библиотеке все перемены, а порой даже оставался после классов. Тётя Дуня его опекала, как и все женщины, но в отличие от других, она порой рассказывала ему о маме, причитая, как сильно он на неё похож. Быть может поэтому здесь Кеша чувствовал себя куда уместнее, чем в квартире с отцом. Когда Игорь уходит с Дуней в подсобку за комплектом, Кеша остаётся один. Точнее, не совсем один, но осознаёт он это лишь оказываясь меж стеллажей. Чуть глубже в помещении находился столик, где обычно он делал свои уроки. Сейчас же там сидели девочки-старшеклассницы: имя он знал лишь одной из них — Галя, белокурая девочка, что жила в соседнем подъезде. Её одноклассницу с короткой стрижкой и коричневым платьем, чьи края она так нервно теребила, он видел впервые, и уже хотел уйти, чтобы вдруг не попасться, как вдруг…  — Ну же, как это было? — с нетерпением спрашивает Галя, хватая подругу за руку. Та смущается, чуть отстраняясь. Она рукой касается края своей манжеты, и издалека Кеша видит скрывшиеся под одеждой чернила. Грудь сдавливает.  — Это просто предположение, Галь, мы ведь даже…  — Ну же, Алиса! Ну ты же почувствовала что-то да?  — Да, — почти шепотом отвечает Алиса, и Кеша ловит себя на том, что подслушивает, ловя каждый девчоночий вздох. Он сразу понимает, о чём шла речь, и пусть он знал свой сборник от корки до корки, ни один пересказанный факт не мог сравниться с настоящим опытом.  — Ну и как это было? Лиса!  — Тепло, — шепотом отвечает Алиса, у взгляд её с нежностью опускается на запястье. — И волнительно. Будто там звёзды покалывают, понимаешь?  — И после этого ты взяла и упустила его?! — негодующе восклицает Галя. — Поверить не могу, что ты просто так…  — Кеш, — Кеша вздрагивает, едва не подпрыгивая на месте, и повернув голову, видит стоящего рядом Игоря. Лицо его едва видно за кипой учебников, что он держит в руках. — Идём? Я, конечно, сильный и всё такое…  — Да, да, — торопливо кивает Кеша, оглядываясь на девочек. Те смотрят на него через пространство меж полками. Алиса поджимает губы, убирая руки под стол, Галя хмурится. Кеша вновь кивает, поворачиваясь к Игорю. — Пошли. Они уходят из школы, ни о чём не говоря по дороге. Игорю тяжело, а Кеша слишком смущен и сбит с толку подслушанным разговором. Несмотря на неясность определения, данного Алисой, Кеша, неожиданно, прекрасно понимает, о чём идёт речь. Будто звёзды покалывают — точнее и нельзя описать, на самом деле, да вот только Кеша смущен, ведь точно знает, что испытывал такое. И тепло, о котором говорила девушка, тоже грело его метку, и он не понимает…  — Чай будешь? — спрашивает он, когда Игорь сваливает учебники на пол в его комнате. Отца дома, как обычно нет — весь в работе, и у Кеши почему-то в груди щемит от перспективы провести оставшийся день в одиночестве. Игорь смотрит искоса, разведчиком обстановку выверяя — для него смятение Кеши мимо явно не прошло, даром что эмпатичный такой. От того Кеша смущается больше, неловко переминая края рубашки пальцами. — Там ватрушки остались. Ватрушки действительно остались — золотистые, с творогом, ещё бабушка передавала. И Кеша облегченно выдыхает и улыбается, когда Игорь кивает уверенно, а затем ухмыляется, взъерошивая его чуть прижавшиеся кудри. Вдвоём они кипятят чайник — Кеша рассказывает о своих впечатлениях и ожиданиях от предстоящей учебы, пытаясь заглушить ноющее чувство в груди. Но затем Игорь смеётся над его попыткой зажечь газ, и поднимается, чтобы помочь и подколоть, конечно. И окна квартиры открыты нараспашку, и в комнаты проникает свежий, пахнущий зеленью воздух. Тогда чувство, наконец, пропадает в стрекотании сверчков, когда на ещё не потемневшем небе выступают первые звёзды.