Ведь мальчики не могут быть друг с другом

Крупные капли воды успокаивающе разглаживали натянутые от усталости и напряжения мышцы, скрытые бледной кожей. Локоны красивых волос безбожно тёмно-коричневой акварелью частично растеклись по плечам и шее, прилипая даже ко лбу и щекам. На этот и на прошлые разы он не забыл полотенце – может себе позволить и мокроватую голову до конца дня; всё-таки американские вышибалы куда подвижнее привычной для него программы по физкультуре в его родной школе. Подумать только! Столько времени прошло... Привычные звонки от родителей, его собственные вещи, взятые из дома воспоминания... Ничто из этого сейчас не щекотало до боли в сердце, что ноюще отдавало в запястьях. Сердце трепетало лишь от другого. Все как-то быстро покинули душевую – последний урок. Все хотят домой, всем нужно на занятия. Художники, театралы и дискуссионный клуб, к счастью, отдыхают. – Тебя ждать? – раздалось еле слышное, после мерного плеска воды по полу. Кивнул, всё так же повернувшись к проходу спиной, растирая мыло по плечам и животу. Слегка ссутулился, представив взгляд, изучающий его голую спину. Красивые линии лопаток, выступающие рёбра и ряд позвонков, еле заметные на боках острые лепестки шрама и ямочки на ягодицах. По крайней мере, ему хотелось бы ощущать эту исследовательскую деятельность на себе. Вновь раздались плескания – ушёл. Юноша тут же принялся шлёпать себя по щекам. Мокрые... Добавляли некий пошлый булькающий звук к лёгким ударам. Соберись! Ты не можешь так думать!! Под скрип закручиваемых маховиков с красной и синей сердцевиной вода наконец успокоилась. Пару секунд постоял, закинув голову, потянулся. Белое махровое полотенце уже давно ожидало его, зацепившись на жёлтом облезшим крючке, который был прикреплён чуть выше его лба к стенке треснутого посеревшего в нескольких местах кафельной кабинки. Медленно обтёрся полотенцем, старательно растирая каждый сантиметр, боясь пропустить назойливую каплю в самой незаметной складке своего тела. Выдохнул, вдохнул. Вновь выдохнул, но чуть резче, опоясывая себя полотенцем выше пупка, постыдно в который раз, стараясь, спрятать свой изъян. Полотенце тоже не резиновое – лишь прикрывало половину бёдер. Нахмурился, ссутулился. Медленно, скрещивая ноги в коленях, прошлёпал к выходу. На дверь черноволосый даже не отреагировал, всё продолжая что-то искать в своём шкафчике. Под тихое и раздражённое "спиздили" Какёин пошёл вдоль рядков покоцанных шкафчиков. Душок потных подростков радиактивным осадком въелся в воздух и мебель. Он уже не обитал, а был частью стен и вечно мокрых полов, готовых убить каждого неуклюжего юношу. Этот удушливый запах с тошнотворным луковым оттенком отравлял похотливые разумы, приглушая или же раздражая их ещё больше. Куджо обернулся через правое плечо, когда вишнёвоволосый проковылял мимо него. Широко расставленные колени, скрытые чёрными джинсами, потёртыми в некоторых местах, служили подлокотниками для его рук, что перебирали вещи в шкафчике. Эти трусы и носки лучше взять домой и постирать, вот эти баночки от геля для душа и шампуня скоро закончатся, а вот тут нужно принести из дома новую мочалку – старая порвалась ещё на прошлой неделе: – Ты в туалет? – А? – не останавливаясь и не оборачиваясь, будто бы Джотаро голодным призраком набросится на него. – Странно идёшь, – хмыкнул, повернулся к шкафчику. Что-то вновь переставил, вновь вытащил; шумно захлопнулась синяя железная дверца. В обыкновенной толкотне его перемещения не замечались, тем более, что толпе не было до него особо дела. – Ага, бывает, – Какёин сильнее ссутулился, наклоняясь к своему ящику. Куджо медленно, не торопясь встал со скамейки, прошёл широким мягким шагом к другу. Замок вновь не поддавался – мятая в двух углах и середине дверца натужно скулила, задыхаясь от тщетных усилий парня. Коршуном навис над тонкой фигуркой, кидая хмурый прищур то на парня, то на будущий металлолом. Лопатки разведены, между ними изящной змеёй извиваются позвонки – немного елозит торсом. Розовые пятки придерживают зад, скрытый полотенцем, которое уже начало сползать. Еле слышно вздохнул, замешкавшись. – Помочь? Нориаки вздрогнул, даже подскочил, резко поворачиваясь на звук. Не удержав равновесие, он упал, шумно соприкоснувшись правым плечом и затылком о шкафчик, затронувший своих соседей, передавая звякающую какофонию из груды трёхмерного прямоугольного железа. Вишнёвоволосый поморщился, прикрывая руками живот и сводя вместе ноги, чтобы скрыть стыд и срам одновременно в двух местах. Черноволосый вопросительно вскинул брови и тут же свёл их вместе. Что-то бурча и извиняясь, он протянул руку и слегка наклонился к парню, предлагая свою бескорыстную помощь. Нориаки зажмурился, будто бы ему кто-то слепил фонариком прямо в лицо посреди ночи. Перевалившись на правый бок он согнулся, полностью скрыв своё уродство. Затем приподнялся на локте и стремительно встал на колени, отвернувшись полностью от Куджо. Прислонился с облегчением головой к дверце, которая от удара уже успела открыться, выдохнул, опираясь о металл. Тело горело, а уши пылали. Казалось, что бурлившая внутри него кровь сейчас бурным фантаном выйдет из его носа, тем самым освобождая место для других чувств. Джотаро аккуратно притронулся к его плечу. Кожа холодным разрядом мурашек бурно отреагировала на касание: – Извини, но тот мяч, видно, всё же прилетел со всей силы мне в голову, – на дрожащих руках поднялся. Рука уже не обжигала и не холодила его – её попросту не было. Какёин поправил полотенце на талии, оттягивая ткань от греха и от пупка подальше. – И мыло забыл... Бесшумный кивок и тихий скрип двери. Вода вновь потревожена шагами. Но прежде чем начать одеваться, стоит всё же убедиться, что он в порядке, на всякий случай зажимая нос двумя пальцами.

***

– Нет! Ну кто так делает? Дай сюда... Д... Да я сам это сделаю! Толкаются, пихая друг друга локтями и плечами. Немного истерично и нервно он пытается оттеснить эту непоколебимую стену от мольберта с куском изрисованной грифелем бумаги. Будто бы боясь, что всё пойдёт насмарку, юноша старался перехватить погрызенный в трёх местах длинный карандаш, острой иглой мелькавший в уверенных жестах другого. Карандаш с лёгким межзубным рыком оказывается в руках, а затем со скулежом трётся о будущую работу. Тихо хихикнув, хотя скорее несколько раз резко вытолкнув воздух носом и слегка приподнимая плечи, он стал наблюдать. Холодный невидящий взгляд, поглощавший блики и свет. Чуть ли не соприкасающиеся полоски бровей. Сжатая до побеления верхняя губа, вытеснившая бледно-розовый лепесток нижней. Пальцы при этом легко и непринуждённо держали карандаш, дирижируя процесс появления вазы и пары книг. Резко, слегка нажимая, уверенно и неуклонно. Он перекрывал неуклюжие и старательные шажки своего юного, в этом деле, друга. Казалось, оторви ты его от этого дела, и карандаш войдёт в тело, как нож в масло. Быстро и без промедления. За этим можно наблюдать вечность. Спина ссутулена, иногда нервно выпрямляется, будто бы какой-то назойливый взрослый в голове напоминает о здоровье и красивой осанке. Уже плавные движения рук, словно в танце, повторяющиеся ровные движения здесь и с противоположной стороны. Голова немного в бок, затем, будто маятник в часах, выпрямляется и падает, отклоняясь уже в другую сторону. Взгляд проясняется, отрываясь от белоснежного полотна, въевшегося в глаза, обжигая сетчатку. Остановился. Немного приподнялся и снова плюхнулся. Выглядывает, словно заяц в зимнем лесу высматривает хищников. Раз! Юркнул. Снова выглянул, внимательнее пригляделся: рисунок – ваза, ваза – рисунок, рисунок – Джотаро. Внимательный взгляд изучающе и непроизвольно проскользнул лёгким ветерком по лицу, чему-то кивнув, будто бы оценив что-то про себя со знанием знатока, повернулся обратно к композиции, вытягивая уже руку с карандашом. Такой может по первости показаться забавным для того, кто случайно забредёт в чертоги юных художников куинской старшей школы. Этот танец с бубном, палитрой и карандашом всегда позволял вывести на безжизненном и пустынном от своего сияния листе что-то поистине впечатляющее. И даже если сегодня он не сможет вновь взять инструмент в руки, он сможет понаслаждаться этим милым его сердцу зрелищем.

***

Привычная скамейка. Расходящиеся по домам подростки, одуревшие от усталости и гормонов. Лёгкий гололёд, опасно блестевший темнеющему небу. Скрип колодок под неуверенными водителями. И новое непривычное щёлканье колёсика серебряной зажигалки. Аккуратно, но и крепко сжимается в руках прямоугольник, частично отражающий нахмуренный лоб и сдвинутые брови. Большой палец нажимал аккуратно, боясь сломать подарок, использование которого ещё не вошло в привычку. В любом случае торопиться было некуда. Смуглые пальцы слегка дрожали, немного вырывались из уст кряхтения. Щ-щ-щёлк! Пара искр, а огня всё нет. И снова нужно прокрутить. Вишнёвоволосый внимательно наблюдал за его действиями, которые уже начинали становиться всё более нервными. Даже уже слегка помятая сигарета начала томно клониться к земле. Хотелось уже помочь, взять в руки, достать зажигалку из пальцев. Резко и бесстрашно крутануть колёсико подушечкой пальца и, укрывая якобы от ветра, протянуть к пухлым губам, стискивающим такую нужную для них скрученную бумажку, набитую травой на каком-нибудь заводе. Смог. Затянулся. Тяжёлое и протяжное "ф" сквозь зубы внутрь вместе с дымом. Взгляд слегка затуманился, выдавая успокоительную задумчивость в бирюзовых глазах. Джотаро даже ссутулился, расслабленно поведя плечом. Такой успокаивающий ритуал в этих повторяющихся действиях. Два пальца, сигарета. Губы, втянул. Пепел, стремительный дым. По кругу! По кругу! Изо дня в день, даже несколько раз. Убивает лёгкие, расслабляясь от ядовитого дыма и компании. Попробуешь, не вернёшься. А вернёшься, вновь попробуешь! Порочный круг разорвать сложно, но легко в него попасть. Отвернулся, под внимательный взгляд порылся в сумке: – Сможешь наполнить? – Дымом? – спустя минуту ответил; на то утвердительный кивок. Куджо настороженно посмотрел на Нориаки, но, хмыкнув, принялся откручивать красную крышку. Внутри капли начали одна за другой медленно сползать по стенкам ко дну, помятому в трёх ножках. Бутылка была очищена от этикеток и давно вымыта, но лишь специально поцарапанная крышка могла намекнуть, что в магазинном прошлом там была газировка. Зажав бутыль меж ног, он затянулся, придерживая крышку двумя пальцами левой руки и её же ладонью прикрываю горлышко, оставив лишь небольшое отверстие. Затяжка была дольше чем обычно – чуть не закашлялся и тут же прислонил к губам руку, выдыхая дым, стремительно пробиравшийся в сосуд и мохнатыми серыми концами облизывавший влажные стенки. Джотаро тут же передал бутылку Какёину. Рука, сменившаяся со смуглой на бледную, вздрогнула, не сразу вернувшись к хозяину. Ссутулился, отвернувшись. Уверен ли он? Вполне. Безумен ли он? Быть может. Былая рациональность его действий и мыслей таяла с каждым взаимодействием. Слегка протянув губы к отверстию, он медленно и бесшумно начал всасывать. А что он, собственно, ожидал. Лёгкая горькость дыма смело, но аккуратно исследовала слизистую. В носу щекотно, на языке лёгкий осадок. Не более. Нахмурившись, он выдохнул через нос; щёки от обиды надулись. Джотаро усмехнулся, туша носком сигарету: – Завтра за обедом тоже доедать до меня будешь? – губы удлинились. Вишнёвоволосый мотнул головой, выпуская из бутылки дым. Бездумный поступок, рискованный. Но такой манящий в теории. А что ещё могло произойти в теории? Этот дым коснулся губ обоих...

***

– А я точно не... – Да похуй... – Тебе? – Им. Лишние свидетели не нужны. Ноги в руки, сумку в зубы – быстрее на второй этаж. Подгоняемый мягкими нажимами рук на его ссутуленные плечи, он передвигался на цыпочках, чуть ли не скользя по полу из-за скорости своего друга. Первая-дверь-налево-первая-дверь-налево-первая-дверь-налево-первая-дверь-налево. Лестницы даже не скрипели. – Джотаро? – обеспокоенно, внезапно. Даже не вздрогнув, черноволосый повернулся к ней. Аккуратные, элегантные очки. Домашнее платье, чуть скромнее её обычных выходных нарядов. Руки потирает, скромно смотрит на внука – всего-навсего не знает куда себя деть. Словно своя собственная дочь. – Может вам чаю? – заметила. Чёрные массивные брови легко взлетели на миг, шумно упав, тем самым омрачив лицо и взгляд. Куджо отвернулся вполоборота, желая ретироваться как можно скорее. Старушка положила руку на плечо, скрытое тёмно-синей кофтой. Нежный солнечный взгляд старался заглянуть в эти бирюзовые окна. Лёгкая и даже наивная улыбка. Ну как он может... – Ладно, – даже скорее отрезал. Туго-туго, а затем шмяк! Нож соприкоснулся с разделочной доской. Такой шмяк будет, если столкнётся с дедом... Тот вернулся, но сам не свой. Задерживается в офисе, но тет-а-тет им так и не удалось столкнуться и, к счастью, поговорить. Старик всё намекал, что, появись у него свободная минутка, а лишние глаза пойдут играть в бинго, он сразу возьмётся за него. Но что-то обладательница голубых глаз всё не уходила пить чай к подругам. Поэтому ли Джозеф задерживался? Избегал её? Реально ли работа? Примерный семьянин, а после деловой поездки сбегает от жены. Оно и к лучшему. Обрадованная Сьюзи по-детски хлопнула в ладоши и приподнялась на цыпочки, начиная что-то тараторить о печенье, конфетах и возможной аллергии гостья. Как хочешь. Всё равно. Нет. Отмахиваясь и не давая до себя дотронуться, Куджо бурчал ответы под нос, стараясь ретироваться к лестнице. Судя по звуку, Нориаки спокойно прошмыгнул в его комнату, ровно как они и договаривались. Но что-то ему не давало покоя, что-то предательски щемило в груди, заставляя задумываться о возможных событиях. Бабушка наконец-то отстала от него, шурша тапочками по паркету. Изначально они ходили по дому без уличной обуви, как это принято в Японии. Удобство внука превыше всего! Как ты сам это не понимаешь? Вот так привычка и прижилась в доме Джостаров и юного Куджо. Лёгкий щелчок. Нориаки уже раскладывал вещи на столе, внимательно рассматривая содержимое массивного книжного шкафа, важно стоявшего напротив кровати. Повернулся, в руках так и остались ручки: – Заметили... – выдохнул черноволосый, кидая на кровать свой рюкзак. Книги с глухим шумом охнули, встретившись с мягкой поверхностью, содержимое бутылки задорно булькнуло. Немного взволнованные аметисты отвернулись к письменному столу, идиллию которого нарушили вещи Нориаки. – Не страшно. Если у тебя нет аллергии. – Аллергии? На что? – слегка усмехнувшись, он закрыл свою школьную сумку, аккуратно, будто бы боясь сломать мебель, ставя её возле стул. – А-а... Ну там эти... Орехи, мёд... Вишня и что-то ещё, – хитрая задорная улыбка расплылась на бледном лице, даже немного коварно. Будто бы в предвкушении, Какёин выдохнул, слегка прикрыв глаза. – Всё в порядке. Мило с её стороны позаботиться об этом. Под тихое "как знаешь" Джотаро вышел, направившись в уборную. Здорово, что мистер Хамфри позаботился об иностранном ученике, впихнув его в пару к Джотаро для работы над небольшим докладом. "Полезно ещё раз освежить память перед соревнованиями!", "Вы, как я погляжу, часто вместе и помогаешь ты ему часто, почему бы и нет?" или что там было у этого усача на уме, когда тот дома, распределяя ребят по парам, составлял план домашних заданий на будущую неделю в своей толстой потрёпанной тетрадке. Вообще, стыдно это признавать, но часть нужных книг о морских обитателях лежат именно в этой сакральной комнате. Вместе с газетами о бизнесе и журналами со сплетнями о селебрити хранятся небольшие пара книжек, пропахшие пылью местной библиотеки, с грустно облезлыми корешками в некоторых местах. – Далеко ты? – громко и хрипло окликнули его по выходе из туалета. Тут же остановился, крепче сжимая сборник материалов исследований. – Я всё хочу поговорить с тобой, а тут свободная минутка. Свободная минутка? Поговорить? Старик, у нас гости, ничего как бы не смущает?! Впервые за долгое время Джотаро начинает закипать. Шумно вздыхает, расправляя крылья носа. Челюсть напряжена, пальцы побелели. Медленно поворачиваясь, он старался принять лицо. Взгляд все же сделался тяжелее. Смотря немного свысока на эти морщины и аккуратную белёсую бороду, хотелось вновь поднять глаза и под невнятное "раздражаешь" уйти куда подальше. Можно было это сделать давно... Но не делалось. Ни страха, ни чувства вины. Будто бы некое почтение к старикам, вшитое в генетический код далёкими предками. Однако... Отец вызывал у него другие чувства. – Джотаро... – бесшумно и одновременно. Напряжение в воздухе лопнуло, содрогнувшись с телами людей в коридоре. Сьюзи и Нориаки смущённо переглянулись, не сразу поняв, что позвали черноволосого одновременно. Одна ещё с лестницы, держа большой поднос с миниатюрным чайничком, аккуратными сервизными чашечками и добротной горкой из печений и бисквита. Другой же просто выглянул из комнаты. Джозеф, наверное, давно пожалел, что ничего в доме не скрипит – узнал бы, что гость в доме, а жена поднимается на второй этаж. Лишь удивлённо моргнул. – Ох, раз все здесь, то предлагаю спуститься в гостиную! Сластей и чая на всех хватит! – добродушная улыбка засияла на лице. Нориаки не знал, что делать дальше. Это рознилось с продуманным сценарием событий, составленным из инструкций, которые дал ему Куджо. Его заверения, что никто не помешает и даже не заметит их за работой, с позором треснули на гладкий паркет. Главное самому ему не треснуть от неловкости. Всё же... Знакомство с родственниками своего... Друга... Это большая ответственность!

***

Вы слышали? У него в шкафчике нашли... Не вру! Я слышал это от самого... Я про него никогда бы не подумала... Что он такой вот... Даже противно! А ведь он мне нравился! Как думаешь, а мог ли он вместе с этим верзилой... М-да, не красиво копаться в чужом белье, но ещё хуже хранить такие вещи в нём! Ой, что же будет... Выпрут, не выпрут? А ты на что ставишь? Ха-ха! Ну и дела-а... А я всегда думал, что за такими скрываются маньяки, а ты всё приятный да милый... Аж противно... Фу-у! Такое вообще возможно?! Да ну, бред. А ты не знаешь, кто он? Я слышал, что он уже не одного вот так вот...  А ты думал, почему он побывал в разных школах?! С одной стороны, если я опубликую в школьной газете, то сенсация... С другой... С другой стороны без одобрения наставника...  А тот ведь не пропустит... Эх! Узнал бы я об этом раньше, вдарил бы ему как следует! Ой что будет... Ой что будет?! Ну и урод... Пробираясь сквозь толпу, тут же расступающуюся перед ним, словно перед прокажённым. Ощущая всем телом толчки, шлепки, взгляды, насмешки и шепотки. Боясь лишь одного. Боясь увидеть разочарование и презрение в этих породнившихся ему за эти недели глазах...