***
— Папа, как ты думаешь, Санта принесет нам много подарков? — Ммм, я не знаю, Куки, — промурлыкал Джин. — Ты был хорошим мальчиком в этом году? — Я был хорошим. Очень хорошим. — Это так? — спросил Джин. Он сидел на краю кровати Чонгука и гладил мальчика по голове, убирая мягкие пряди со лба, чтобы тот успокоился и заснул. Комната Чонгука была украшена рождественскими гирляндами, и Джин наблюдал за отражением цвета в глазах мальчика, когда он радостно щурился, дрыгая ногами под одеялом. — Я думаю, он принесет мне оленя. Джин откинулся назад, и его рот приоткрылся в притворном удивлении. — Оленя? Ты думаешь, что готов позаботиться о целом олене? — Я точно к этому готов. — Мм… я думаю, что ты будешь кормить его и играть с ним, но ты действительно готов собирать все какашки? — пробормотал Джин, недоверчиво склонив голову набок. — Фу. Северные олени не какают! — Нет, это не так. Все какают. И если у тебя есть олень, то он какает, но у него ещё и нет рук. Это значит, что ты должен быть его руками и собрать его для них. Чонгук хихикнул и поплотнее закутался в одеяло, продолжая улыбаться. Он был таким милым прямо сейчас, болтливым, потому что его воображение становилось больше, чем его тело, и ему нужно было где-то отдохнуть. Джин станет именно таким местом. Мягко фыркнув, он наклонился и уткнулся носом в щёку Чонгука, целуя его раз, другой, третий в теплую кожу. Чонгук вытащил руки, обхватил ими шею Джина и прижал его к себе, и всё ещё дрыгал ногами и издавал радостные звуки в глубине горла. От него пахло мягким средством для стирки белья, которым Джин стирал его одежду. От него пахло горячим шоколадом и сахарным печеньем. От него пахло маленьким домом, и Джин прижался к нему ещё крепче, внезапно почувствовав, что защищает своего младшего сына. — Я люблю тебя, Чонгуки, — прошептал Джин. — Моя маленькая звёздочка. В соседней комнате Намджун укладывал спать остальных детей. Хосок закричал и засмеялся, а затем послышался голос Чимина. Чонгук выпустил шею Джина и посмотрел на него. — А теперь мне обязательно спать? — Нет, но чем скорее ты уснёшь, тем скорее придет Санта. — Они играют… — Чонгук замолчал, лицо его немного насупилось. Мальчик ненавидел, когда его хёны были вовлечены во что-то без него, и приглушенные звуки обычного дома — просто хихиканье, глухие удары и случайные крики, — проникали сквозь стены. Это действительно звучало так, как будто другие мальчики веселились. Их сопротивление сну не было преднамеренным; это было фатальное сочетание сахара и нежелания Намджуна дисциплинировать их во время каникул. Джин не был шокирован тем, что они всё ещё не забрались в постель. Но Чонгук не уснёт, пока остальные не успокоятся. — Может ли хён пойти спать сюда? — Какой хён? — тихо спросил Джин. — Мы можем проверить. -…Тэхёни. — А, хитрый Тэхён, — прищёлкнул языком Джин. — У меня такое чувство, что если он войдет сюда, вы оба вообще не будете спать. Как думаешь? — Мы будем. Это, скорее всего, была ложь. Милая ложь. Джин рассмеялся и похлопал Чонгука по подбородку, затем он обернулся через плечо и закричал: — Тэхён-а! Тэхёну потребовалось всего мгновение, чтобы появиться в дверном проеме. Его щёки пылали, он тяжело дышал, а под мышкой у него был один из плюшевых мишек Чимина. Неудивительно, что тот выскользнул из-за угла и через секунду врезался в Тэхёна, случайно толкнув его в дверь. Они оба отскочили от неё и рухнули кучей смеха, и после этого вся комната разразилась приступами хихиканья. Высокий звенящий смех Чонгука и фырканье Чимина, когда он перевернулся и схватился за живот. Джин покачал головой и ущипнул себя за переносицу. Такими темпами дети будут бодрствовать до семи утра. — Хорошо, вот что мы сделаем, — четко произнёс Джин. Он встал и потянул одеяло Чонгука, пока оно не скаталось к его ногам, и мальчик задрожал, перекатываясь ближе к стене. Тэхён встал и помог подняться Чимину. — Вы оба пойдете сюда и ляжете в постель, а я почитаю вам сказку. — Какую сказку? — спросил Чимин, подскакивая к кровати. — Ну, какую бы сказку вы, ребята, ни захотели. После этого мы будем спать, потому что если мы этого не сделаем… — Джин замолчал и стал ждать. — Санта не придет? — попытался Тэхён. — Абсолютно правильно. У него, знаете ли, время поджимает. Чонгук ахнул, полностью раздосадованный. Чимин забрался на кровать и прямо на тело Чонгука, дыша малиной на его щёку, пока мальчик не начал извиваться и кричать, чтобы Джин помог ему. Тот вздохнул и, схватив Чимина за плечо, перевернул его на спину, а затем Тэхён наконец забрался в постель. — Хорошо, мои малыши. Выберите книгу. А где Хоби и Юнги? В постели? — Да. Папа рассказывает им сказку, — сказал Тэхён. — Примерно про тот раз, когда он встретил Санту в супермаркете. Джин постарался не закатить глаза. Рассказ Намджуна совершенно не соответствовал идее о том, что Санта-Клаус приезжает только раз в год, и то лишь для того, чтобы доставить подарки. Все дети (кроме Чонгука) знали, что фальшивый Санта в торговом центре был просто подражателем. Настоящий Санта был волшебником, который врывался в дом ранним рождественским утром, чтобы дать им то, что заслужено. Юнги был единственным ребенком, который больше не верил в Санту, но он сидел рядом и следил за тем, чтобы другие никогда не сомневались в волшебстве праздника, помогая Намджуну выдумывать глупые маленькие истории вроде этой. -А, да, он часто с ним встречается, — пробормотал Джин. — Тогда ладно. Давайте. Название книги. Неудивительно, что все трое выкрикивали разные названия. Затем были десять минут поиска компромисса, в течение которых Чимин сумел убедить своих младших братьев начать с Гринча — похитителя рождества. Джин подошёл, чтобы взять книгу с полки, а затем подтащил крошечный табурет Чонгука к кровати, чтобы ему было где сесть. Кровать была уже занята, так что он мог только сгорбиться на табуретке, сделанной для младенцев и маленьких детей. Когда он начал читать, дети прижались друг к другу. Чонгук выбыл ещё до середины рассказа. Тэхён выбыл до его окончания. К тому времени, как Джин закрыл книгу, не спал только Чимин. Мальчик явно боролся со сном, но смотрел на лицо Джина с каким-то мягким вниманием, которое Джин мог понять только потому, что оно отражало его собственное лицо. Чимин был его малышом, его средним ребёнком. Джин протянул руку и осторожно провел пальцами по волосам Чимина, помня о братьях, которые обвились вокруг его тела, как маленькие кальмары. — Спи, малыш. Я буду здесь утром. Тянулись минуты. В доме было тихо, и с каждым движением его пальцев по голове Чимина глаза мальчика слипались всё сильнее, пока не закрылись совсем. Только после того, как Джин услышал глубокое и ровное дыхание всех троих, он встал и положил всё на свои места, оставив тепло крошечной Рождественской пещеры Чонгука, чтобы проверить других своих любимых.***
Бокал вина и теплая кушетка. Вот для чего жил Джин. Пока дети спали, а впереди была только тихая ночь, Джин удобно устроился на диване, обхватив пальцами ножку бокала и положив ноги Намджуну на колени. Он, наверное, постарел лет на десять с тем образом, который создал себе: старый учёный, у которого не было сил заниматься ничем, кроме как бездельничать и ждать следующего дня, пока его дети спят. Намджун баловал его, как домашнюю хозяйку, хотя это было гораздо больше связано с праздничным весельем, чем с обычным желанием растереть узелки на ногах мужа, но потом он отвлекся на телевизор, и теперь они сидели так удобно, так тихо вместе. И у Джина было вино. Намджун засмеялся над чем-то в телевизоре, а Джин склонил голову набок, пока его щека не уперлась в спинку дивана. Он задумался, был ли Намджун так же счастлив, как он сейчас. Это не было постоянным счастьем. Естественно, бывали дни, когда Джину хотелось рвать волосы на голове. Дни, когда ему приходилось прикусывать язык, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. Дни, когда его терпение иссякало, и он запирался в ванной, маскируя передышку под приятную тёплую ванну. Но в большинстве случаев всё было не так. По правде говоря, он уже и не помнил, когда в последний раз нуждался в отдыхе. Может быть, это действительно был сезон; может быть, у Намджуна был веский аргумент, чтобы возносить Рождество. — Джуни, — позвал Джин, крепче прижимая стакан к груди, чтобы не расплескать его. Намджун отвернулся от телевизора и сжал его ногу. — Джинни, — ответил он. Джин фыркнул: — Счастливого Рождества. Намджун улыбнулся. На самом деле он не переставал улыбаться с самого начала дня, но теперь его щёки были так высоко подняты, что ямочки на щеках казались опасными. Мужчина был в очках, его волосы были откинуты назад, и они с Джином были одеты в дурацкие пижамы, которые были украшены снежинками и неловкими сезонными фразами. Намджун выглядел таким красивым, что Джин был немного ошеломлен этим (это было обычным явлением — он был уничтожен красотой Намджуна с того самого дня, как впервые пожал ему руку). Теперь же то, что было более заманчиво, чем всё остальное, так это чувство восторга, которое пришло вместе с ним. Джин хотел запереть его в бутылку и отложить на будущее, чтобы они могли получить доступ к этим чувствам в любое время года, а не только когда погода испортилась и было слишком холодно, чтобы чувствовать себя комфортно. И не только тогда, когда огонь был зажжен и печенье лежало на тарелке на стойке для Санты. Разве не здорово было бы иметь такую возможность? Просто собрать все свои хорошие чувства в бутылку и отложить их на время, когда придут тучи? Нога Джина дернулась на коленях Намджуна, когда тот снова принялся растирать ему ногу. — Счастливого Рождества, детка, — сказал Намджун. Мгновение ни один из них не говорил. Джин отхлебнул вина и вернулся к просмотру Рождественского звона по телевизору. Это была программа, которая показывалась каждый год, несколько певцов и танцоров, которые праздновали сезон, демонстрируя свое мастерство. Намджун её обожал. В середине сцены стояла девушка и представлялась. Она была из Тэгу, сказала она, и пришла сюда, чтобы спеть я видел, как мама целует Санта Клауса. Джин поверхностно понял эту песню. Он слышал её миллион раз по радио, но не был человеком, говорящим на английском, и никогда не делал попыток перевести её. Когда она началась, самое большее, что он мог сделать, — это подпевать. Он не был полностью удивлен, когда Намджун действительно начал петь, он был просто… сбит с толку тем, насколько это было по нотам. — Вчера вечером я видел, как мама целовала Санта-Клауса под омелой, — пропел Намджун. Он откинул голову назад и постучал в такт песне по ноге Джина. — Она не видела, как я крался вниз по лестнице, чтобы подглядеть. Она думала, что я крепко сплю, свернувшись калачиком в своей спальне… — И что это значит? — внезапно спросил Джин, крепче прижимая стакан к груди. Намджун поднял брови, не пропустив ни одного такта, пока песня продолжалась. Он снял ноги Джина со своих колен и осторожно повернулся, чтобы оказаться на нём. На этот раз, когда он пел, он пел по-корейски. — «А потом я увидел, как мама щекочет Деда Мороза…» — чёрт возьми, Намджун прольёт его питьё, если они не будут осторожны. Джин фыркнул и ещё глубже опустился на диван, держа бокал вина перед собой, чтобы напомнить Намджуну, что он вообще есть, — «под его бородой такой снежно бееееелой…», — Намджун взял бокал и осторожно поставил его на пол, — «О, какой это был бы смех, если бы папа только видел его! -» — Намджун, тише, дети, — фыркнул Джин, изо всех сил стараясь не рассмеяться над тем, как плохо Намджун держит ноты теперь, когда они стали длиннее и выше. Намджун не выглядел пристыженным. Ямочки на его щеках всё ещё оставались очень, очень глубокими. — «-мама целовалась с Дедом Морозом прошлой ночью.» Намджуна на коленях было слишком много. Мужчина напевал мелодию, потому что проигрыш был всего лишь инструменталом, и он наклонился, чтобы украсть поцелуй, который Джин очень хотел получить. Пальцы Джина нежно пробежали по подбородку Намджуна, когда он наклонил голову и глубоко вдохнул счастье своего мужа; губы мужчины были теплыми, а его большое тело прижимало Джина к дивану, и он мог бы сказать, что жил для вина и дивана, но на самом деле он жил для веса Намджуна на своих бёдрах, когда мужчина оставлял мокрые следы на своём пути между губами Джина, так что это был идеальный и единственный способ провести эту ночь. Намджун на секунду отстранился и пробормотал: — Лучше бы я не видел, как ты целуешься с Санта-Клаусом под омелой. — О боже, — рассмеялся Джин, дыша Намджуну в губы и снова целуя его. — Ты такой чертовски банальный. Я люблю это. — Я серьезно- я наклею бумаги о разводе на ту новую кофеварку Койриг, которую он купил для тебя. Я знаю, что он пытается сделать. Джин слишком громко рассмеялся. Вино согревало его, и погода тоже согревала, и одна из рук Намджуна лежала у него на талии, так что Джин обхватил руками шею Намджуна. Это было слишком по-домашнему, почти больше, чем он когда-либо мог желать. Невозможно было не рассмеяться. Как же ему так повезло? — Что же он пытается сделать? — тихо спросил Джин. — Скажи мне. Намджун немного отстранился, и когда он снова заговорил, его глаза остановились на губах Джина. — Ну, во-первых, он пытается жениться на тебе. Сбежать с тобой на какой-нибудь солнечный остров, чтобы он мог завести с тобой семью, может быть, завести миллион детей- — О, серьёзно? — Ага. Он хочет, чтобы ты надел его кольцо и его одежду, — сказал Намджун. — Он хочет, чтобы ты все время думал о нем. Ты знаешь. О его руках и губах. О его мышцах. Его члене. — Санты? О мой… — прошипел Джин. — Мм, этот весёлый негодяй. Я слышал, что у него большой член. — О боже, — задохнулся Джин, впадая в истерику при одной мысли об этом. Осквернять Рождество было вовсе не смешно, но Намджун был… ну, Намджуном. Непредсказуемым мужчиной, умником, лучшим грёбаным мужем во всем чёртовом мире. Джин совершенно не мог с этим справиться. Он смеялся до тех пор, пока у него не заболели бока и не задрожали лёгкие. Он смеялся до тех пор, пока Намджун не начал смеяться. Он смеялся до тех пор, пока Намджуну не пришлось поцеловать его, чтобы заставить замолчать, легко скользнув языком между его губ, а затем хихикая в его открытый рот. Он заговорил только после того, как слизал всё вино с языка Джина. — Знаешь, я думаю, что он хочет, чтобы ты остался только с ним, — задыхаясь, проговорил Намджун. А Джин наклонился и прикусил челюсть Намджуна, отвечая, почти пища: — Я чертовски на это надеюсь.***
Санта не принёс Чонгуку северного оленя. Но он принёс меньшую, более смирную замену. Полосатый кот по кличке Тулуза выскочил из маленькой коробочки с запиской, прикреплённой к ошейнику.До меня дошли сведения, что вы все были очень хорошими. К сожалению, я не могу подарить вам ни одного из моих оленей — каждый из них является важным членом моей семьи, и я не знаю, что бы я без них делал. Я надеюсь, что взамен вы примете моего нового друга, которому нужен дом. Его зовут Тулуза, и он уже так сильно вас любит. Счастливого Рождества, семья Ким, и счастливого Нового года. — Папа Ноэль.
Чонгук плакал, потому что плакал Хосок, а потом дети вместе провели остаток дня, приветствуя своего младшего брата в семье, игнорируя все остальные подарки под елкой. Когда Чонгук сложил письмо Санты и засунул его за пояс джинсов, Джин ничего не сказал. В конце концов он найдёт записку на следующий день на комоде мальчика и засунет её в щель между зеркалом и деревянной рамой просто для сохранности. Скоро Чонгук будет танцевать чечётку с Мэрайей Кэри на кухне. А пока мальчик был счастлив, что его завернули в толстое одеяло рождественской магии.