Back In the City, I'm Just Another Guy In a Sweater

У Джина было такое чувство, что если он будет слишком долго смотреть на Намджуна, то ситуация только обострится. Сидеть друг напротив друга в каком-то модном, высококлассном ресторане после нелепой ссоры было уже достаточно неловко и без злобного взгляда, который он бросал через стол. Честно говоря, они оба могли бы обойтись и без этого. Но Джин, чувствуя себя немного мелочным и сильно разочарованным, ничего не мог с собой поделать. Его руки были крепко скрещены на груди, он сидел, откинувшись на спинку кресла, и каждый раз, когда официантка подходила, чтобы наполнить их бокалы, он молча поднимал руку, чтобы остановить её, и ждал, пока она уйдет. Она не появлялась уже двадцать минут. В конце концов Джин проворчал: — Я просто не знаю, что с этим делать, Ким Намджун. Я не хочу быть слишком прямолинейным, но неужели ты действительно сошёл с ума? Последовала короткая пауза, а затем Намджун усмехнулся. — А знаешь что? — сказал он чётко и громко, как раз когда его взгляд метнулся от изображения горизонта за окном к раздражённому взгляду Джина. Этот человек хорошо делал, что держал рот на замке. Он пытался вообще избежать разговора, многозначительно глядя на город за рестораном. Теперь же он выглядел слишком взволнованным, чтобы молчать. Это было ясно по тому, как дрожал его голос, когда он предупредил. — Я думаю, тебе нужно остыть. — Что ты сказал? — Я сказал, мне кажется. Тебе нужно. Охладиться. Джин не мог… он не мог… чёрт возьми, если раньше он не злился, то теперь, когда муж пытался заткнуть его метафорическим носком, он был в ярости. Он никогда не умалчивал о том, что ему не нравилось, и Намджуну следовало бы знать это лучше. Это был не первый раз, когда Намджун пытался заткнуть его, но это был единственный верный способ проникнуть под кожу Джина, разозлить его до невозможности. Он всегда это ненавидел. — Ты что, издеваешься надо мной? Охладиться? Боже, не смей!- — Нет. Джин, — резко сказал Намджун, подняв руку, чтобы остановить мужчину. Джин онемел от шока, а вовсе не от желания подчиниться, и Намджун проворчал, — Ты придираешься к каждой мелочи, которую я делаю. Ты топаешь по отелю, бормочешь себе под нос, повсюду таскаешь мои долбаные бумаги для конференции- — Я же говорил тебе, что это было не нарочно, — огрызнулся Джин. Намджун ухватился за стол и наклонился вперед, издав низкий рык, когда он прошипел: — А ты не думаешь, что у тебя проблемы? Ты действительно собираешься продолжать обвинять меня так, словно я засунул тебе палку в задницу? — Мне кажется, ты забыл, с кем разговариваешь. — Я точно знаю, с кем я разговариваю. С моим проклятым мужем. И чтобы ответить на твой нелепый вопрос, Ким Сокджин, я не сошёл с ума. Что я сделал, так это принял несколько стаканчиков от коллеги, потому что, слава богу, моя корейская задница пыталась быть вежливой. У Джина дрожали руки. Его шея болела от того, как напряжённо он сидел в своем кресле, и единственное, что удерживало его от того, чтобы переползти через стол и задушить самого Намджуна, — это бумажная волокита, которая должна была из-за этого возникнуть. Такое катастрофическое событие случалось только один раз в голубую Луну, и Намджун и Джин непременно начинали драться изо всех сил. Лучше было поспорить об этом здесь, на другом конце страны, вдали от детей, где единственными, кто погрузился в эту кучу дерьма, были они вдвоём. — Вежливым? — тихо спросил Джин. — Он откинул голову назад и постучал пальцем по подбородку. — Прости, я, должно быть, неправильно тебя понял. Возможно, я не расслышал ту часть истории, где она пригласила остальных четверых участников вашего проекта в бар и купила им выпивку. Глупый Намджун-а, ты должен был сказать мне об этом заранее! — Джин весело ухмыльнулся, а затем облизал зубы, — О-о-о, нет, нет. Подожди секунду. Не та история. Это случилось со мной и моими коллегами. Твоя коллега, должно быть, забыла о других людях в вашем исследовании… может быть, она ищет немного больше, чем вежливость, один на один, не так ли? — О, заткнись, — выплюнул Намджун, и слова его прозвучали коротко и насмешливо. Когда он откинулся на спинку сиденья и снова посмотрел в окно, Джин увидел его покрасневшие от гнева щеки. — Ты знаешь, что я думаю, Джин. — И что же? — Я думаю, что ты чертовски ревнуешь, и это делает тебя злым. — Я вовсе не ревн- — И грубым. — Это не так. — И несправедливым. Ты ведёшь себя как сука. — Прошу прощения? — воскликнул Джин. — Мы уже делали это раньше, а ты всё ещё отказываешься признать это. По какой-то странной причине ты думаешь, что ты выше этого мелочного поведения, потому что ты избежал в парке аджумы, которая, как ты думаешь, не имела бы со мной никаких шансов. Но образованная молодая леди возглавляет одно из самых важных исследований в моей докторской карьере и приглашает меня отпраздновать его, и ты теряешь свои яйца. Ты чувствуешь угрозу, начинаешь злиться и срываешь злость на мне, — спокойно сказал Намджун. Когда он снова взглянул на Джина, то увидел лишь лёгкую тень недовольства под его бровями. — Это поведение тебе не идёт, детка. Я бы прекратил. — Она позвала тебя, Намджун, — сказал Джин. — Она пригласила тебя на свидание, и ты вернулся домой в три часа утра, такой счастливый, каким я тебя не видел уже несколько месяцев, совсем спятивший, болтающий то да сё и просто так… — Ты думаешь, я её трахнул? — Что? Нет, я- — Ты так считаешь. — Нет, — настаивал Джин. — Тогда что это такое? — спросил Намджун, указывая между собой и Джином. — Что мы сейчас делаем? Какого хрена ты так расстроился? Ты думаешь, она даже хотела позвать меня домой? «Дело не в этом», — подумал Джин. Такого просто не может быть. Намджун не стал бы ему изменять. Намджун никогда бы так не поступил. Конечно, Намджун этого не сделает. Он не хотел уходить. У него были дети, и был муж. Умный, привлекательный, молодой муж, который мог помогать ему во всём, если это поможет ему быть счастливым. Он не хотел уходить. Он не мог уйти. Но Джин был слишком расстроен, и во рту у него всё кипело от злости. — А что бы ты сказал, если бы она это сделала? — тихо спросил Джин. Он почти не мог поверить, что спрашивает об этом. Потому что было ясно, что Намджун не обманщик. Большинство людей хотели забрать Намджуна домой, и какая разница, чего они хотели, если они не могли это получить? Намджун всегда говорил нет. Он всегда стоял у стойки бара, получал бесплатную выпивку, напивался, шёл домой и прижимался к Джину, пахнущему дорогим одеколоном, на который он любил тратить свои деньги. Намджун был прав. Джину не шло такое поведение. Он даже не мог объяснить, почему так разозлился, а теперь и так разозлил Намджуна, что тот весь дрожал. Его муж сейчас выглядел просто ужасно. Таким раздражённым. Ему было больно. Ни в одной черточке его лица не было скрыто ни одного хорошего чувства — ни в тёмных глазах, ни в сверкающих зубах, ни в звонком смехе, которым Намджун всегда его благословлял. Теперь это было просто отчаяние и страдание. — Я вернулся к тебе. Я всегда буду возвращаться к тебе. И я… — тихо произнёс Намджун надтреснутым голосом. Он покачал головой и посмотрел на свои колени. — Моё сердце разрывается, когда я понимаю, что ты мне не доверяешь. — Конечно я доверяю тебе, Намджун. Намджун снова покачал головой. Когда он снова поднял голову, его глаза остекленели. Он взглянул на стойку бара и поднял руку, но официантка подскочила к ним так быстро, что Джин не успел ничего сказать. Впрочем, он и сам не знал, что бы сказал. Прошло так много времени с тех пор, как Намджун плакал в последний раз, что Джин почти думал, что слезы, собирающиеся в уголках глаз Намджуна, были тем же самым лихорадочным сном, что и тот болезненный и извращённый кошмар, в который их загнал он сам. — Мы готовы заплатить, — сказал Намджун, доставая бумажник и кладя на середину стола золотую кредитную карточку. Он встал, скрипя стулом по полу, и потянулся за пальто, висевшим на спинке стула. Даже не взглянув на Джина, он сказал: — Когда закончишь, обязательно принеси её обратно в отель. — Намджун, — взмолился Джин, внезапно отчаявшись что-нибудь сказать, прежде чем тот успеет уйти. — Подожди. Намджун с трудом влез в пальто и принялся застегивать пуговицы. Джин никак не мог собраться с мыслями. Его тело вспыхивало от адреналина каждый раз, когда пуговица проскальзывала в одно из отверстий. Он пытался что-то сказать в мёртвой тишине между ними. Как только пальто было застегнуто, Намджун сунул руку в карман и вытащил ключи от машины. Потом он шмыгнул носом и внимательно посмотрел на Джина. — Я так чертовски сильно тебя люблю, ты знаешь это? Так чертовски сильно. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, никогда не забывай об этом, — затем, прежде чем Джин успел вставить хоть слово, он положил ключи на стол и сказал: — Не потеряй карточку. Я поймаю такси.

***

Трудно было сидеть в гостиничном номере и ждать возвращения Намджуна. Потому что больше всего на свете Джин понимал, что он беспокоится. Тревога была немного похожа на червяка — нет, на паразита, — и хотел ли Джин признать это или нет, но с того самого дня, как Намджун надел ему на палец это золотое кольцо, он боялся, что кто-то будет оправданием тому, что этот человек должен будет снять его обратно. Это была тревога, которую он не хотел признавать, но которая была почти неизбежна с таким умным, красивым и совершенным мужем, как Ким Намджун. Дорога от ресторана до отеля заняла у него меньше часа, и всю обратную дорогу он старательно придумывал слова извинения. Всё казалось ему неуместным. Но, в конце концов, это уже не имело значения, потому что, войдя в темную и пустую комнату, он забыл всё, что хотел сказать. Когда его желудок упал к ногам, он огляделся вокруг, и ни одна идея не была неуместна. Намджун ещё не вернулся. Джин медленно включил свет и начал раздеваться. Он вылез из пальто, сбросил туфли у двери, стараясь не поддаваться абсолютному страху, который полз вверх по его спине. Если он сейчас позвонит Намджуну и спросит его, где он находится, вся ситуация превратится из «ужасной» в «катастрофическую», потому что это заставит вспомнить то, что Намджун уже думал в своём обвинении: что Джин ему не доверяет. И это не могло быть правдой. Неправильно удерживать мужа, если ты ему не доверяешь. Поэтому Джин отправился в спальню их отеля один. Он разделся в абсолютной тишине и натянул свободные пижамные штаны. После того как он почистил зубы, вымыл волосы и вытер лицо, он направился к кровати, полностью ожидая, что заберется туда и будет ждать там Намджуна. Но в последний момент он подошел к большим окнам — стеклянным панелям от пола до потолка, которые были скрыты занавесками, — и отдернул ткань в сторону, чтобы осветить комнату искусственным светом города. Это была прекрасная часть вечера, когда всё вокруг пребывало в постоянном движении, а город не слишком бодрствовал и не слишком спал. Мерцание огней проезжающих мимо машин, редкие гудки, болтовня людей внизу, если он прислушивался достаточно внимательно, мягкий стук в окно, когда начался дождь. Как бы тихо ни было в его комнате, приятно было сознавать, что мир всё ещё существует. Всё ещё вертится. Намджун тоже был где-то там. Джин посмотрел на свою руку, лежащую на занавеске, и на обручальное кольцо, ярко сверкавшее на его пальце. — Блять, — прошипел он. Он склонил голову и зажмурился, стараясь сдержать подступающие слезы. Он действительно был таким идиотом. — Блять, блять, блять. Джин тихо заплакал. Он позволил себе это сделать. Он был расстроен, одинок, скучал по своим детям, чувствовал, что на этот раз переступил границы дозволенного и фактически испортил свои отношения с мужем. Его муж — тот самый человек, в которого он влюбился много лет назад из-за учебника лингвистики и нескольких несвоевременных шуток. Тот самый мужчина, который впервые повёл его в кино и глупо целовал во время страшных сцен, потому что боялся, что они не понравятся Джину. Человек, который положил свою голову на колени Джина и беспокоился о том, что он не будет хорошим родителем, но который был идеальным воплощением отца с того самого дня, как Юн появился на их крыльце. Этот муж. Этот человек, Ким Намджун. И когда Намджун наконец вернулся, Джин едва удержался, чтобы не упасть на колени и не возблагодарить Бога за то, что этот человек нашёл повод вернуться. Джин знал, что так и будет, и всё же было так приятно видеть, как он входит в эту дверь. Намджун, спотыкаясь, зашёл. Он закрыл свой зонтик, борясь с его ручкой, когда она непрерывно открывалась и покрывала стену маленькими капельками воды. Сам человек не остался невредимым под стихией. Его волосы прилипли к лицу, пальто насквозь промокло, потемнело от воды, и когда Намджун повернулся, чтобы повесить зонтик на крючок за дверью, губы мужчины влажно блестели. Джин шмыгнул носом, потёр лицо и быстрыми широкими шагами пересёк комнату. — Чт-детка, оу, — взвизгнул Намджун, падая обратно в дверь под тяжестью Джина, бросившегося в его объятия. Дверь захлопнулась, и один из них зашипел, хотя Джин не был уверен, кто именно. — Мне очень жаль. — Конечно. Да. Ладно, детка, я понял- — Нет, послушай меня, — перебил его Джин. Его лицо было спрятано в тёплом изгибе плеча Намджуна, подбородок покоился на мокром пальто мужчины. Он хотел — должен был -извиниться, потому что если он не может проглотить свою гордость и сделать это, то какой же он тогда супруг? Он хотел быть хорошим для Намджуна, и хотел как следует извиниться за то, что был придурком. Быстро шмыгнув носом, отвратительно мокрым от забившегося носа и рвущихся наружу слез, Джин сказал: — Я не имел права говорить тебе ничего из этого. Это было нехорошо. Это было… чёрство и неотесанно, и я… мне следовало бы знать лучше. Ты всегда был верен мне, и дети и я доверяем тебе. Правда, правда. Я доверяю. — Тогда что с тобой происходит? — спросил Намджун. Наконец-то он снова обнял Джина, притянул его к себе и, наклонившись, поцеловал в лоб. Джин был не намного меньше, чем Намджун, но уткнулся в его тело, носом подталкивая шею, и его руки аккуратно оплелись вокруг его талии, так что верхняя часть лба была единственным местом, до которого Намджун мог нормально достать. — И что случилось? Чёрт возьми, Джин хотел бы знать. Случилась тревога. — Она накапливается уже несколько дней. — Я понял, что несколько. Что накапливается? — Сама мысль об этом… — Джин замолчал. Он глубоко вздохнул и откинулся назад, вытирая несколько капель дождя с подбородка Намджуна. Они стекали с его волос до подбородка, и пока Джин смотрел, как они двигаются вдоль загорелой линии кожи, он в последнюю секунду разгладил их пальцами, сказав: — Намджун, я думаю, что действительно сойду с ума, если ты найдешь кого-то, кто будет соответствовать твоей жизни лучше, чем я. — И кто же там лучше тебя вписывается в мою жизнь? — спросил Намджун. — У нас есть дети, Джин. У меня есть мои дети с тобой. — Я понимаю. Блин. Я знаю, я знаю, я знаю. Действительно. Как будто в одну секунду я знаю, что ты не уйдешь, а в следующую ты входишь, пахнешь кем-то другим, и я… я ничего не могу с собой поделать, я просто думаю: а что, если… А что, если в один прекрасный день я стану слишком для тебя? Или ты обнаружишь, что я не совсем тот, за кого себя выдаю? Или ты найдёшь там свою вторую половинку, кого-то, кто снова собьёт тебя с ног- — Остановись, — предупредил Намджун. Его голос звучал так сурово, но взгляд стал гораздо мягче. — Для меня нет ничего подобного. Я выбрал тебя и продолжаю выбирать каждый день своей жизни. Я от этого не откажусь. Ты должен верить мне, когда я говорю это. Я подарил тебе это кольцо и умолял хоть немного поверить в меня, и я ещё не подвёл тебя. Так что не поступай так со мной, ладно? Не заставляй меня думать, что я теряю тебя. Джин надолго уставился на Намджуна. Он наблюдал за тем, как эмоции плясали на его лбу, как Намджун вздохнул и прижался к двери, когда он закончил говорить, как он посмотрел на губы Джина, потом на его глаза и снова на его губы. Джин слишком сильно любил этого человека. И это звучало как глупое признание, хотя он знал это уже много лет. Он проводил дни, недели и месяцы, любуясь лицом этого человека ранним утром, просто наблюдая за тенями и линиями, когда их спальня была освещена, и каждый раз приходил к одному и тому же выводу. Намджун был создан для него. Он был вылеплен там, среди звезд, и помещён прямо сюда, чтобы Джин поглотил его. Действительно ли Намджун чувствовал то же самое, Джин никогда не узнает. И никогда не будет никакого способа узнать это. Его выбор состоял только в том, чтобы быть и оставаться безумно влюблённым, и также довериться. Поверить. Джин снова зажмурился и уронил голову Намджуну на плечи, пряча покрасневшие глаза и насморк, когда снова заплакал. Намджун слегка усмехнулся. Это был более сухой смех, чем обычно, но он не был фальшивым, как и знакомый способ, которым он обхватил Джина за талию и сжал его. Они долго стояли там вдвоём, пока не наступила настоящая ночь и их ноги не начали неметь. Намджун пробормотал: Давай ещё поговорим об этом утром, мм? Мы должны позвонить детям у виска Джина. Джин наклонил голову и прижался губами к подбородку Намджуна, извиняясь снова и снова и снова, пока Намджун не заставил его остановиться, вместо этого сжав их губы вместе. Они ещё немного постояли вдвоём в дверях отеля, Намджун промок до костей от дождевой воды и любви Ким Сокджина, а Джин упорно напоминал себе, что мужчина, который сейчас целует его по-дурацки, — это тот самый человек, который будет делать это через тридцать с лишним лет. Доверие. Что Джин может купить за бутылку доверия? То же самое, что Намджун смог купить за бутылку терпения. Чертовски хорошего мужа.