Сказание о пленниках, айнур и прочем безобразии

      В каменной нише под лестницей на самую крышу башни сыро и сифонит изо всех щелей. Холод стены чувствуется даже сквозь плащ и две шерстяные рубашки. Где-то в гулком получердачном помещении снаружи капает вода. Хотя Майрон был бы безумно рад оказаться в более приятном месте, он даже не думает двинуться из этой дыры. У его соседства со сломанными швабрами и гнилыми вёдрами есть одно преимущество: это последнее место, где майя станет искать Мелькор.       Победа над городом в горах оказалась со странным привкусом. Готмог погиб, и Саурон почти жалеет об этом. Вообще, балрогов он недолюбливает: слишком от них много проблем и шума. Но этот ревновал к нему повелителя – и тут-то их интересы были сходны, как две капли крови. Майрона не меньше беспокоили те моменты, когда всё внимание Мелькора приходилось на одну-единственную рыжую голову.       Маэглин, кажется, тоже не выжил в бою. Впрочем, судьба этого эльфа теперь не сильно его беспокоит.       Обняв одной рукой колени, Майрон задумчиво подкидывает в другой изящный нож и ловит его обратно. Хорошо сбалансированное оружие раз за разом удобно ложится в озябшую ладонь. Майя не нужно балрожье предупреждение, чтобы понять: от Мелькора, празднующего победу, стоит держаться подальше. Даже если вала не пьян. А в этом Майрон сильно сомневается.       Единственное, в чём Саурон не совсем сходится во мнении с самим собой, – это его отношения с повелителем. Большую часть времени с вала вполне приятно работать. Но иногда на него накатывает… что-то странное. Майя не может, положа руку на сердце, сказать, что секс с Мелькором ему претит. Просто без него однозначно спокойнее, и поэтому Саурон предпочитает не попадаться на пути вала в такие моменты. А заодно не появляется там, где тот может начать искать его самостоятельно. Большой помощью был Готмог: он-то совершенно спокойно пересекался с вала в любое время и часто предупреждал майя об обострениях. Если успевал…       Как правило, Мелькор не спрашивает майя о его желании общаться теснее обычного. Он просто ловит его где-нибудь – и вырываться, казалось бы, бесполезно… Это здорово выводит Майрона из душевного равновесия. По всем параметрам мозг классифицирует это как насилие. То, после чего стоило бы дать сдачи или как минимум свалить в другое место, но никак не продолжать мирно работать сообща. Майя бы сделал так. Наверняка бы сделал. Если бы не тихий, но очень язвительный голос в голове, напоминающий, что Майрон никогда не вырывался в полную силу. И, по большому счёту, даже окончательно против-то не всегда был.       Отпустил бы его Мелькор, если бы Саурон и вправду захотел уйти? Майя не до конца уверен, что хочет это знать. Ответом может стать лаконичное “нет”, а тогда... Саурон не хочет думать о том, что тогда. Он до чёртиков любит свою работу. Настолько, что вместо окончательных и бесповоротных разборок с Мелькором предпочитает делать вид, будто между ними вообще ничего нет. И периодически отсиживается по разным углам, чтобы это соответствовало действительности.       Грохот открывающейся двери заставляет вздрогнуть. Майя провожает чутким вниманием шаги, подходящие к самой лестнице – и поднимающиеся по ней. Дверь наверху хлопает дважды, и кто-то другой, с походкой более мелкой и лёгкой, совершает обратный путь. Просто смена дежурных наблюдателей на крыше. Четвёртая с момента его добровольного заключения в нише-кладовке. Стало быть, пошли вторые сутки…       Майя может обходиться без сна, воды и еды достаточно долго. Тело - фана - слабеет, но не так быстро, как слабело бы хроа эльфа или человека. Тем более, спать здесь мешает только холод, а ещё у него есть мешок орехов и фляга с глинтвейном – уже потерявшая своё тепло, но полная ещё на три четверти. Так что страдает у Саурона в основном феа. Сидеть на одном месте невыносимо скучно. Днём ещё ничего: тусклый свет, льющийся из окошка у потолка, позволяет худо-бедно разглядеть буквы, и Саурон коротает время за чтением. А вот по ночам помещение освещает один лишь факел над лестницей, и ниша оказывается в самой густой тени.       Сколько ему нужно проторчать здесь? Готмог больше не придёт и не скажет снисходительно-обидное: “Хорош тариться, рыжий, владыка в адеквате”… Выбираться придётся на свой страх и риск. По прошлому опыту, пары-тройки дней вала хватает, чтобы успокоиться или, может, найти кого другого. Саурону абсолютно всё равно. Пусть повелитель ищет общения хоть в казарме балрогов – главное, чтобы его не трогал. Итак, пара дней... Слишком хочется перестраховаться. На остатках вина и орехов, спешно захваченных из ближайшей кладовой, Майрон планирует провести здесь хотя бы ещё три-четыре дня...              Долететь резвым галопом до комнаты на своих двоих майя считает почти за счастье. Разумеется, по ночам он выползал из своей ниши разминаться: иначе это было бы совсем невыносимо. Однако утром шестых суток Майрон особенно остро почувствовал: за ещё один день безделья он точно поедет крышей. И малодушно рассудил, что повелитель, возможно, уже успел привести мысли и желания в порядок. А если нет, то вряд ли он сделает это и за неделю, и за две… Судя по разговорам орков-часовых, праздновать победу над Гондолином ещё даже не собираются начать заканчивать.       Скинув книгу на кровать и не глядя уже ни на что другое, Майрон заваливается в примыкающую к его покоям купальню, отогреваться после пяти дней в царстве сырости и сквозняков. Раза два майя меняет остывающую воду: он не намерен наслаждаться таким счастьем меньше трёх часов. Тело, не устававшее высказывать Саурону своё ценное мнение о его поведении, постепенно начинает менять гнев на милость.                     Впрочем, состояния “жизнь удалась” и “мы в глубокой жопе” способны очень энергично переходить одно в другое. Ничто так не портит день Майрона, как созерцание Тёмного Вала, сидящего на его кровати. Особенно если майя почти не ел пять дней. Особенно если он только что выполз из купальни в одном полотенце.       – У тебя было открыто, – пожимает плечами Мелькор, отвечая на немой вопрос застывшего Саурона. И встаёт, отходя к столу и окну. Майя пользуется этим моментом, чтобы срочно надеть штаны, а полотенцем начать-таки вытирать волосы. Капли с них падают на грудь и спину, быстро остывают и неприятно бегут по коже.       – Ну, и какого рауга ты игнорируешь приказ явиться? – задумчиво-спокойно говорит Мелькор. Как раз с той интонацией, которая предвещает ещё меньше хорошего, чем откровенно рассерженная.       – Я в первый раз его слышу, – честно отзывается майя.       – И это ты тоже видишь в первый раз?       Мелькор хлопает по столу, на котором лежат два куска бумаги. Записки? Извещения?       – Да. Повелитель, меня здесь пять дней не было.       Вала разворачивается и сокращает расстояние между ними. Не молниеносно, одним прыжком, как снежный пардус с Мглистых гор. Медленно. Угрожающе. Саурон сглатывает, стараясь сделать это как можно незаметнее. И стойко выдерживает его взгляд, замерев в нелепой позе с мокрым полотенцем на голове.       Мелькор подходит совсем близко, хватает за мокрые волосы и резко подтягивает к себе вплотную.       – И где же тебя носило?       Майя невольно фыркает и отводит взгляд. Сказал бы он, где. Если бы самому с себя досадно не было. Не прокатила самоизоляция…       – Все празднуют победу, работать почти невозможно. Неужели я не мог в таком случае отметить её тоже – где и как мне хотелось?       Мелькор улыбается одними уголками рта и отпускает его. Саурон понимает: мог. Но, видно, сердится вала не только на это. Мелькор снова отходит к столу, чтобы расслабленно к нему прислониться. Достаёт гусиное перо из стаканчика и, не задумываясь о том, вертит его в руке.       – Да, верно… Гондолин взят. А теперь давай и с тобой разберёмся.       Это предложение ставит майя в тупик. Он не помнит, чтобы был хоть в чём-то виноват. Крупных сбоев в последнее время тоже не было. Об этом он узнал бы даже из-под лестницы – из болтовни орков-часовых…       Вала ловит его взгляд, полный искреннего непонимания, и вздыхает о тщетности бытия.       – Майрон, я в курсе, что ты спал с тем эльфом. Он так орал, что с той стороны вот этой самой двери вас было трудно не услышать.       Саурон выпадает в осадок, как известь в ведре с водой. И всё-таки старается выбрать слова поприличнее – просто с учётом того, что вала в десятки раз его сильнее.       – Мелькор… Я понимаю, что твои эльфийские имена – Отец Лжи, Черный Враг Мира и что там ещё у них было – не с потолка взялись. Но вот чего я про тебя не знал – так это того, что ты любитель подглядывать в замочную скважину.       Вала выдает расслабленный смешок. Гусиное перо с треском ломается в ладони.       – Думай, что говоришь в ответ на то, что слышишь. Я не говорил, что стоял там долго. У меня было к тебе дело, но мне, как видишь, хватило такта остаться снаружи.       – Даже если и так – какая тебе разница, с кем я делю постель? Я не клялся тебе в верности до гроба. По крайней мере, не в этом контексте.       Мелькор вновь подходит к нему. Уже без угрозы, но Саурону по-прежнему стоит усилий не отводить взгляд. Не меняясь в лице, Мелькор мягко проводит пальцами по его подбородку. Почти ласково.       – Мне всё равно, с кем и как, Майрон. Но я хочу знать, почему. От меня ты отбиваешься уверениями в том, что тебе претит секс как факт…       – Как процесс.       – В Валиноре тебя это не беспокоило.       – Тогда меня это тоже прикалывало.       – А потом, значит, стало скучно? А с эльфом – обратно весело?       Грешным делом майя думает, что лучше бы Мелькор просто повалил его на кровать и отымел, ни о чём не спрашивая. Меньше всего сейчас хочется говорить о чувствах. В конце концов, он столетиями не заводил этот разговор, – и вот теперь вала, как последний рауг, сам решил расставить все точки над “и”. Оправдываться перед ним не хочется жутко. С какой стати? Правда, один Эру знает, что повелитель навыдумывает себе дальше сам.       – Мелькор… Как ты вообще догадался сравнить пленного эльфа с собой?       – Ну, знаешь ли… С ним ты спал. Со мной тоже. Но я не помню случая, чтобы мне ты дал на это прямое согласие. Или, скажешь, и эльфа ты драл не по доброй воле? Что он мог такого сделать, чтобы заставить тебя?       Майя вздыхает. И откуда берется это стремление докапываться до причины ответа “нет”?! Послали – иди!       “Ты сначала пошли нормально”, – осаживает его откуда-то с задворок сознания внутренний голос. И Саурон отвечает на заданный вопрос – с чувством, с толком и с расстановкой, чтобы уточняющих у вала не возникло.       – Эльда рассказывал мне про Гондолин. Нет, дело было не только в работе. Но ты – не как он. Да, мне было интересно – и кому бы не было? Эльф был искажён. Самоискажён… Я расшатывал его всё больше, просто чтобы узнать, насколько низко он даст себя уронить. Знаешь, Маэглин был мне игрушкой…       “Такой же, какой я порой чувствую себя в твоих руках”, – застревает конец фразы на языке майя. Хорошо, что застревает...       Мелькор касается ладонью голой и всё ещё влажной спины Саурона, слегка нажимая пальцами. Тот прикрывает глаза и про себя считает до десяти. Спина – слабое место, и повелитель нагло этим пользуется. И это ещё один момент, который выводит Майрона из равновесия. Да, он не соглашался. Да, сбежать ему Мелькор уже не даст. Но, рауг подери, вала честно делает приятно не только себе...       Стоп! Внимание привычно возвращается к тому, что повелитель по-любому не оставляет ему выбора. Нравится майя или нет, Мелькор добьётся своего, и это не может быть приятным. А сопротивление только его раззадоривает – равно как Маэглин был интересен Саурону до тех пор, пока в нём было, что ломать… Майрон не мог не заметить, что его поведение с эльфом в чём-то поразительно походит на то, как вала действует с ним.       От осточертевшего маятника мыслей Саурона отвлекает всё тот же повелитель:       – Выходит, секс сам по себе тебя не трогает, но играть ты любишь? Не вопрос, Майрон, давай поиграем. Только не здесь. У меня кровать удобнее.       Вала отлипает от Саурона и, проходя к двери мимо вешалки, кидает ученику его плащ. Майя машинально его накидывает – и только потом понимает, что ему предстоит. Идти вслед за айну по длинным коридорам туда, где тот собирается трахать его долго и со вкусом. И – ёперный валинорский театр! – думать примерно то же самое, что приходило в голову раугову эльфу, когда Майрон вёл его к себе из подвалов.       – Мелькор, я туда не пойду, – майя говорит тихо, но его тон не вызывает никаких сомнений в том, что так оно и будет. Мелькор выгибает бровь:       – Ты предпочитаешь здесь?       – Я не предпочитаю нигде.       – Тогда тебе без разницы, а я хочу там. Вперёд!       Мелькор хватает его за рукав и дёргает в сторону выхода. Саурон не двигается с места. От давно некормленного фана это требует определённых усилий.       – Нет, ну что ещё?! – не выдерживает вала и останавливается.       – Я сказал. Я своими ногами туда не пойду. Вообще никуда не пойду, – отзывается майя, устало смотря ему в глаза.       – Ладно.       Пожав плечами, Мелькор подхватывает майя на руки. И даже успевает вынести его в коридор, пока тот соображает, что произошло. А потом майя норовит вырваться и как минимум приложиться головой об стену.       – Какого рауга ты творишь? Я тебе Варда, чтобы таскать меня так?!       – А что ты ещё предлагаешь?! Прекрати вырываться, свалишься, – рявкает вала, пытаясь зафиксировать руки Саурона хоть как-нибудь. И с сожалением думает, что с Вардой было проще… Кто говорит, что женщины загадочны и противоречивы, тот просто не имел дела с его первым помощником!       В конце концов, не удаётся попытка. Сунувшийся было на шум в коридоре орк обозревает довольно непривычную картину. Злющий вала Мелькор, одной рукой потирая ушибленную челюсть, второй держит майя Саурона за шиворот и волоком тащит его по полу. Тот дышит злобой, но без особых пререканий позволяет себя тянуть. Волосы у него почему-то мокрые, а руки связаны ремнём на груди. Крякнув, орк спешит сдать задом туда, откуда вылез. Разбираться в странных действиях Владык совсем не в его правилах, в отличие от золотого принципа “тише едешь – дольше будешь”.       Майрон провожает его сверкающим взглядом. На счастье орка, нелёгкая не принесла его пятью минутами раньше. Живи, отродье…                     Веселее всего преодолеваются лестницы. Что-то не позволяет Мелькору тащить его волоком по ним: то ли жалость, то ли остатки совести. Хотя в наличии у него и того, и другого майя крепко сомневается. Тем не менее, при встрече с очередным ступенчатым исчадием архитектора вала наматывает ворот сауронова плаща на кулак и перекидывает через плечо на манер горловины мешка. И тогда айнур соприкасаются спинами… Саурону от этого не по себе. Скорее всего, Мелькор не придумал это специально – ему просто тяжело по-другому нести майя, весящего не намного меньше его самого. Но в то же время Майрон чувствует, как под его спиной напрягаются мышцы Мелькора, как двигается его лопатка… и просто не может об этом не думать.              Когда повелитель скидывает его на свою кровать, майя выдыхает почти с облегчением. Впрочем, расслабляться не приходится: это было даже не начало. Мелькор тоже умеет превращать удовольствие в пытку. И Саурон должен признать, что фантазия на этот счёт у его учителя куда богаче.       Интересно, что будет позорнее: выгибаться под ним и просить большего на манер Маэглина – или прямо сейчас, пока есть время, схорониться под кроватью и заставить повелителя выгребать его оттуда?       Хотел бы он посмотреть на это со стороны! Саурон смеётся – и становится немного легче. Ещё веселее становится, когда он встречает недоумённый взгляд Мелькора.       “У тебя там точно всё в порядке?” – будто спрашивает он. А может, майя действительно это слышит…       Майя отвечает, передавая по осанвэ образ своей идеи. То, как он это себе представляет. Изогнувшийся в дугу он сам – но почему-то черноволосый – в качестве альтернативы. Или полуголый Мелькор, который ползает на четвереньках вокруг кровати, тыкает в него шваброй, а сам он что есть силы держится изнутри за каркас – и орёт какой-то бред о том, что выйдет оттуда только через свой труп, пять бочек вина и драконьи какашки.       Вала грустно улыбается и проводит костяшками пальцев по шее Майрона. Рыжий срывается в хохот и смеётся до тех пор, пока лёгкие не отказываются качать дальше воздух, а мышцы пресса не начинают ныть. Едва отдышавшись, он прячет лицо в покрывале. Мелькор поглаживает его по плечам и бокам, вежливо обходя спину.       “Так ты всё из-за эльфа устраиваешь такой цирк?” – ласково улыбается он затылку майя, когда приступ истерики у Саурона сходит на нет. Тот зажимается почти привычно, пряча голову в согнутых локтях.       Богатство тараканов в голове первого помощника не перестаёт удивлять вала. Майрон, рассудительный и монументально спокойный во всём, что касается работы, в вопросе отношений оказывается более шатким, чем карточный домик. Что ж, зато с этим парнем вала никогда не соскучится…       – Рыжик, давно ли ты сам отчитал меня за то, что я сравнил себя с ним? Не занимайся той же ерундой, – настойчиво просит Мелькор, аккуратно перебирая рыжие волосы. Не нужно быть великим психологом, чтобы понять: сейчас майя очень уязвим перед ним. И гораздо более беззащитен, чем когда связан до полной невозможности двигаться, но находится в хоть каком-то подобии душевного равновесия. Если бы вала хотел сломать его, лучшего момента было бы не придумать. Да, ощущение полной власти над учеником опьняет – Мелькор не собирается врать себе в этом… однако сломанный Майрон ему совершенно не нужен.       – Я сравниваю себя не с ним, а с тобой. В “верхней” роли мы удручающе похожи.       – Вот оно что. Обижаешь, Рыжик. Знаешь, чем наши ситуации различаются принципиально?       Мелькор честно пытается изобразить нежность. В конце концов, он умеет быть и таким. Особенно если майя испуган до такой степени, что давить на него дольше уже просто нельзя. Вала поглаживает пальцами шею Саурона, подлезает рукой под ворот его плаща и ведёт пальцами к ключице. Майрону нравится, когда он просто его гладит. По крайней мере, успокаивается от такого Саурон чаще, чем раздражается. И вот, сейчас вала даже удостаивается сдавленного “М-м?” откуда-то из матраца… Не вытаскивая руку, Мелькор наклоняется к самому уху ученика, чтобы можно было говорить тихо и вкрадчиво.       – Ты узнавал от Маэглина про Гондолин. А мне от тебя ничего такого не нужно. Я сплю с тобой просто потому, что хочу. И потому, что ты меня тоже иногда хочешь, хоть и не признаёшься. Да не отпирайся ты, я ведь всё вижу, – добавляет вала, когда Саурон возмущённо к нему оборачивается.       – Нет. Это всё наглая ложь!       – Конечно.       Последнюю фразу вала шепчет уже в губы Саурона. Их совместные ночи не всегда начинаются так: то, что происходит сейчас, - ещё не самый худший сценарий. По крайней мере, сегодня майя не кусается в ответ и не скидывает его с себя. Мелькор уже давно отчаялся получить однозначное “да” и рад просто отсутствию явного сопротивления. Иногда ему кажется, что он действительно насилует майя… Вала в очередной раз кидает взгляд на зажмуренные глаза Саурона и ещё влажные рыжие пряди, попавшие между их лицами. Ненадолго отстраняется и, убрав их ученику за ухо, снова осторожно сминает его губы своими. Это – Майрон. Майрон, одно слово которого – закон для полчищ орков и отрядов людей. Майя, при появлении которого сам Анкалагон Чёрный вытягивается по струночке. И если бы ему действительно что-то не нравилось, то Мелькор был бы в курсе.       Внезапно Саурон переворачивается к нему лицом и упирается руками в плечи. Первый порыв – оттолкнуть, но затухает он как-то быстро. А ещё… Ещё Майрон приоткрывает рот пошире и чуть касается его языка своим – так, будто прикосновение это совершенно случайно. О Эру, Майрон, ты восхитительный – но себе-то врёшь зачем?       Вала аккуратно расстёгивает плащ Саурона, запускает руки под тёплую ткань и сквозь тонкие перчатки чувствует горячее тело. Ведёт ладонями вверх по животу, бокам, груди и ключицам ученика.       – Пожалуйста, перестань, – шепчет тот, запрокидывая голову. Мелькор влажно проводит языком вверх по его вытянутой шее.       – Майрон, я ещё даже не начал.       – Я н-не хочу.       – Не хочешь, – соглашается вала, продолжая ласки.       Контраст между тем, что майя говорит и что делает, почти вводит Мелькора в тупик. Интересно, это провокация, или он и вправду думает, что сбивчивый шёпот в сочетании с открытой шеей заставят вала прекратить? Списывая это всё-таки на беготню тараканов, а не на полное отсутствие у помощника инстинкта самосохранения, Мелькор разговаривает с ним, почти как с капризным ребёнком.       Майя же наслаждается тонкостью своей душевной организации в полной мере. Та сторона его разума, которая была решительно против и побеждала обычно, после пяти дней в холоде, полумраке и скукоте внезапно ослабла. И тогда откуда-то с задворок вылез голос, говоривший, что Мелькор вообще-то делает приятно. Мысли мечутся от одного к другому, и Саурон не знает, на чём остановиться. Поверх всей внутренней борьбы его припечатывает слабостью и лёгким головокружением – подарком от тела, недовольного продолжительной голодовкой.       Впрочем, то, что майя какой-то пришибленный, Мелькор замечает тоже. И это заставляет его крепко задуматься.       – Рыжик, хочешь, придумаем тебе стоп-слово? То, после которого я действительно остановлюсь… по крайней мере, сделаю для этого всё от меня зависящее.       Собственные голоса в голове Саурона дружно затыкаются от неожиданности, оставляя сознание болтаться в звенящей пустоте. Повелитель сам предложил ему способ его остановить? Такое возможно?       Вала даёт ему спокойно подумать. Наконец, Саурон выдаёт короткое “нет”, немало удивляя Мелькора свои выбором.       – Что так? Нам ведь обоим так станет спокойнее.       Майя отвечает не сразу. И не вслух. Мелькор чувствует, как сознания неуверенно касается чужая мысль – тихая и почти незаметная.       “Если оно будет, я должен буду отбиться им, чтобы не быть голословным. И ты остановишься. А я не хочу этого… Пожалуйста, ничего не говори”.       Мелькор молча поднимает глаза к потолку. Почти молча.       – Может, тогда ты и обычными словами не будешь просить меня прекратить?              Когда калейдоскоп лишних мыслей, наконец, выметается из головы, майя получает возможность посмотреть на себя со стороны более-менее трезво. Почти сразу его накрывает отвращением от собственной нестабильности и слабости. Да, Мелькор перегибает палку, но и он, Саурон, треплет ему нервы не меньше. Вот теперь действительно хочется сравнить себя с тем эльда – тот тоже ломался, метался из стороны в сторону и сам не знал, чего хотел. Сам он уже давно перестал бы уважать себя за это. Почему вала всё ещё с ним возится?       Однако самое страшное в том, что сейчас Саурон действительно не хочет, чтобы Мелькор прекращал. И тем не менее, напрямую согласиться он тоже не может. Ведь так нельзя будет больше оправдаться тем, что на всё была воля Мелькора, а его не спрашивали…       “Тебя спрашивают, – вылезает вдруг всё тот же ехидный голос с задворок сознания. – Пожалуй, в первый раз в жизни. И ты соглашаешься”.       Майя почти стонет. Он мог бы изобразить что угодно, убедить в какой угодно ерунде, но раньше – раньше! А теперь он и сам себе не поверит. Остаётся лишь как-то жить с тем, что есть.       Саурон оставляет диалоги с собой позади и снова обращает внимание на Мелькора, услужливо подождавшего хоть какой-то реакции. Майя слегка улыбается и проводит рукой по груди вала, обводит пальцами пуговицы его простой тёмно-серой рубашки. Что-то в нём внезапно отвечает повелителю взаимностью? Прекрасно. Значит, и в этом Майрон будет себе верен.       – Предлагаешь мне перестать протестовать? – переспрашивает он, расстёгивая воротник вала. – Да в этом же всё веселье!              “О Тьма, оно решилось!”       Саурон старается убедить сознание в том, что это – голодные глюки, а не чей-то не в меру довольный крик души.       Больше майя не говорит ничего. Просто выбирается из плаща и снимает рубаху с Мелькора. С нажимом гладит мышцы на груди партнёра и проводит большими пальцами по его рёбрам. Кожа повелителя неожиданно мягкая и тёплая. Майрон не замечал этого раньше... Ему в целом непривычно наличие свободных рук: как правило, Мелькор связывал их в самом начале, ведь иначе майя не сдавался без боя. Нельзя сказать, чтобы это было приятно. Однако во всём, отмечает Саурон, есть свои плюсы и минусы: теперь вот придумывать, куда деть ладони, приходится самому.       Майя послушно выгибается под ласками Мелькора и отвечает слегка неровным дыханием. Тот довольно хмыкает и проталкивает ладонь между матрацем и спиной майя. Начинает почёсывать его лопатку, а другой рукой проводит между ног Саурона. Эти ласки кажутся майя грубоватыми и порядком опережающими события… И тем не менее, ему не требуется много времени, чтобы начать подаваться им навстречу.       В конце концов Мелькор ставит майя на колени, грудью положив его на постель, и тянется к комоду за стоящей на нём бутылкой масла. Недолго думая, он решает забить на ожоги от Феаноровых камней и снимает перчатки с обеих ладоней. А потом тщательно смазывает пальцы и, начиная с одного, вводит их в Саурона.       Вала не жалеет на подготовку времени. Он старательно трёт и разминает вход в тело партнёра, но тот всё равно остаётся слишком узким. Делать майя больно Мелькору очень не хочется – только не сейчас, когда наконец-то удалось уломать его на почти нормальный секс… Главное – не потерять в процессе контроль над самим собой. Свободной рукой вала гладит Саурона по прогнутой пояснице, массируя сильные мышцы. Тот дышит глубоко и шумно, но ровно. Пока… Вала вводит один палец глубже и начинает массировать самое слабое его место. Со временем чувствительный бугорок становится плотнее, а майя реагирует всё большими сбоями в удобном ему ритме дыхания.       В какой-то момент Мелькор внезапно перебирается другой ладонью на спину майя, чешет и царапает между его лопаток и пускает в ход ещё два пальца. Саурон выгибается рассерженной кошкой и привстаёт на вытянутых вперёд руках. Оборачивается и говорит как можно серьёзнее:       – Не надо так делать. Пожалуйста.       – Не нравится? – выгибает бровь Мелькор. Хотя реакция майя говорит сама за себя, голос у него слишком уж уверенный…       – Нравится, – не пытается врать Саурон. – Но долго я так не смогу.                     Долго они не продержатся оба. Это Мелькор понимает, когда всё-таки разминает тугое кольцо мышц Саурона настолько, что в него свободно проходят собранные в кучку четыре пальца. На это уходит достаточно времени, но даже так нет гарантии, что больно майя не будет. Вала не очень уверен в своей аккуратности: при виде выгибающегося под ним рыжего демона постоянно пытаются улетучиться последние остатки самоконтроля. Было бы легче сдерживаться, занимайся они этим чаще… А может быть, и нет.       Майя прогибается сильнее, когда Мелькор вытаскивает два пальца из четырёх, и, раздвинув оставшимися стенки прохода, заменяет их горлышком стеклянной бутылки. Саурон крепко сжимается вокруг него, стоит маслу потечь внутрь. Холодное. Когда повелитель убирает сосуд, майя пытается удержать в себе то, что успело вылиться. Довольно безуспешно. Попавшая мимо жидкость по каплям ползёт по его промежности и яичкам, и он выдыхает, пряча лицо в покрывале. Мелькор замечает эту реакцию и уже специально льёт масло на его ноги, заставляя жидкость струйками поползти по внутренней стороне бедра. Когда скользкие дорожки вытягиваются почти до колена, вала растирает их рукой.       По мнению Саурона, всё это было бы уместно на втором заходе или третьем, или хотя бы в перерывах. Но точно не тогда, когда уже давно хочется просто кончить и, наконец, сбросить напряжение. Самообладание Мелькора не перестаёт его удивлять…       Смазав член маслом тоже, вала проводит им между ягодиц Майрона и в кои-то веки начинает входить – так медленно и плавно, как только может. Майя не сопротивляется ни на словах, ни на деле, не зажимается и даже не стонет. Только дышит через раз, прячет лицо в согнутых локтях и комкает ладонями покрывало. Мелькор закусывает губу и, не войдя и наполовину, подаётся назад. Выбирает не слишком быстрый темп, постепенно продвигаясь дальше. На каждом толчке Саурон упирается в постель руками и рвано выдыхает через рот. Как бы он ни пытался расслабиться, ему больно, а Мелькору – слишком тесно. Тот старается успокоить его и отвлечь: нежно покусывает ухо, одной рукой почёсывает между лопаток, второй – обхватывает начавший было опадать член и не даёт возбуждению пропасть до конца. Однако не помогает и это. В какой-то момент Саурона начинает мелко трясти, он зажимается – и становится ясно, что лучше уже не будет.       Краем глаза Майрон замечает на комоде ещё одну бутылку. Полупрозрачное стекло многообещающе показывает, что содержимого там – немногим меньше половины. Сквозь туман в голове проползает отчаянная мысль, что это может быть и заначкой со времени начала праздника.       – Мелькор… в той… в другой бутылке… алкоголь?       – Вино, – соглашается вала, переводя на неё взгляд.       – Дай мне выпить… Станет легче… Обоим.       Когда Мелькор переворачивает майя лицом к себе, отхлёбывает из бутылки сам и раз за разом передаёт жидкость с поцелуем, тот не возражает: сейчас его гораздо больше волнует другая проблема. Как любой айну, пьянеет он медленно и сейчас уповает в основном на то, что на голодный желудок его возьмёт и такое количество алкоголя. К счастью, фана услужливо в этом подыгрывает. Через некоторое время по телу распространяется тепло, частично снимающее боль и расслабляющее мышцы. Пожалуй, эффект оказывается даже сильнее, чем Майрону того хотелось: муть в голове становится гуще тоже.       Однако теперь дело идёт ощутимо быстрее. Мелькор плавно, но настойчиво вжимает Саурона спиной в матрац, а тот перекрещивает ноги на его пояснице и запрокидывает голову. Вала проводит языком по его открытой шее. Пользуясь свободой рук, Саурон обнимает его за плечи и до синяков сжимает их ладонями, когда, наконец, доходит до пика вслед за Мелькором. Мир не взрывается для майя россыпью ярких звездочек: алкоголь в крови притупляет и эти ощущения, – зато напряжение сходит, как волна с высокого берега. Саурон рад и этому.       А вот Мелькор заваливается рядом и несколько секунд просто пытается отдышаться. О Эру! Рыжий не сопротивлялся. Рыжий даже чем-то отвечал. Когда такое было в последний раз: в Утумно, в Валиноре? Что такого случилось с майя, чтобы сейчас он снова перестал стесняться, и как этого добиться? Так много вопросов и так мало ответов...       Вала подтягивает ученика к себе. В вечернем свете из окна его ярко-рыжие волосы отливают медью. Впереди ещё целая ночь, и Мелькор настроен ещё на раз-другой. Но для начала нужно дать партнёру как минимум час-полтора, чтобы восстановиться: вала может себе представить, насколько неприятным для Саурона было бы проникновение вскоре после предыдущего оргазма.       Долгий перерыв – непростая задача для Мелькора. Нужно не дать майя ни заснуть, ни потерять весь настрой обратно до “я сильный и независимый, отстаньте от меня срочно”. Хотя с первой частью утверждения и вправду сложно поспорить, оставлять Саурона в покое вала совершенно не собирается. С другой стороны, завести его слишком рано – тоже плохая идея.       К счастью, первое время после разрядки Майрон бывает согласен просто обниматься, и этот раз не становится исключением. Мелькор с готовностью этим пользуется, переплетаясь с ним ногами и пальцами рук. Неизвестно, как скоро ученику надоест нежно переминаться и касаться друг друга всем телом, но после этого Мелькору придётся очень чётко балансировать на его и своих ощущениях. А пока можно наслаждаться близостью поразительно спокойного майя и пытаться развести его на глубокие поцелуи. Майрон умеет очень приятно на них отвечать, если захочет. А это бывает нечасто.       Однако самого Саурона ещё не отпустило после стылой ниши-кладовки. Рядом с вала на удивление спокойно и тепло, и за это Майрон сейчас готов смириться со многим. Кроме того, сил в нём осталось довольно скромное количество... И, в конце концов, это же приятно обоим?..       “О Тьма! Что ж ты сегодня такой послушный? - задаётся Мелькор вопросом исключительно в своей голове. Саурон засасывает его язык и пробирается к нему в рот своим, в меру длинным и юрким. - В чём подвох?”                     Во второй раз Мелькор берёт его вдумчиво и глубоко. Прижимает майя спиной к колючему шерстяному покрывалу, с нажимом гладит по бокам. За волосы удерживает рыжую голову запрокинутой, пока вылизывает открытую шею партнёра. Медленно и вдумчиво он проводит языком там, где её расчерчивают неровные светлые линии. Мелькору нравится этот шрам. Когда-то ему самому пришлось зашивать дыру, которую оставили в шее майя клыки сильнейшего из волкодавов… Не самый приятный эпизод жизни вала. Зато сейчас этот след служит ещё одним вечным напоминанием, кто перед и под ним. С такими ранами не выживают. Майрон – выжил.       Вала целует одну из линий и, слегка прибирая кожу зубами, ставит на ней метку. Отпускает и любуется тем, как быстро краснеет это место. Такие следы не остаются навсегда, но сходят со светлой нежной кожи достаточно долго. И, по мнению Мелькора, потрясающе смотрятся вперемешку с полосками шрама. Пусть Хуан и оставил след, который не исчезнет через столетия – Мелькор же раз за разом будет метить своего майя заново. Впрочем, из уважения к последнему дальше Мелькор прихватывает его кожу ближе к ключицам: так, чтобы следы было легче закрыть воротом плаща. Майрон в принципе не бывает от них в восторге, но особенно он ненавидит те, которые нельзя спрятать…       Мелькор двигается медленно. Он надолго замирает внутри Саурона, а потом снова выходит из него почти до конца. На каждом толчке Майрон подаётся навстречу, а на выходе – сжимает повелителя в себе. Ощущение заполненности здорово его смущает, но, когда Мелькор действует так неторопливо и уверенно, ему хочется подчиняться. Впрочем, ощутимо пинаться за каждую метку на шее майя это совершенно не мешает.       Майрон послушно изгибается под ладонью Мелькора и бездумно шарит руками по его спине, раз за разом обводя пальцами жёсткие лопатки. В отличие от него, вала совершенно безразличен к прикосновениям в этом месте, но отзывчивость Саурона распаляет сама по себе. Единственное, что кажется Мелькору упущением, – это партизанское молчание его партнёра. Майрон вообще редко стонет, считая это совершенно ненужным проявлением слабости. Неровное дыхание, зажмуренные до боли глаза и резкие повороты головы во все стороны – вот тот максимум, в котором выражается весь накал эмоций помощника. Конечно, если достаточно сильно его задолбать, к списку добавятся сдавленные вскрики, но майя далеко не всегда отвечает так даже на откровенно болезненные действия. Гораздо проще Мелькору оказалось научиться определять, насколько хорошо под ним Саурону, по его молчаливым жестам, чем уговорить или заставить майя выражать всё это голосом…       Вала проходится языком вдоль острой скулы Майрона. Судя по всему, напряжение майя ещё совсем не в крайней стадии. А это значит, что он может добавить накала страстей…              Мелькор переворачивает партнёра обратно на колени и, намотав на пальцы рыжие волосы, крепко вжимает Саурона грудью в матрац. Тот шипит и пытается обернуться, но вала крепко фиксирует его голову и давит на спину локтём. Майрону ничего не остаётся, кроме как максимально прогнуться в пояснице, чтобы поместиться в выставленную Мелькором короткую рамку. И, уперевшись в постель локтями, чувствовать, как тот продолжает входить в него всё так же размеренно и глубоко, но под другим углом.       Сколько Саурон ни бьётся под вала, его метания почти незаметны: с такой силой удерживает его Мелькор. Что ж, майя и не пытался врать себе, будто на нём не сказывается почти недельная усталость… К тому же, он упирается что есть силы в локоть партнёра не ради движения как такового, а просто чтобы дать выход эмоциям. Слишком тесно между бёдрами вала и его железной хваткой на затылке. Слишком откровенно он, Саурон, выгнут с задранной кверху задницей. Слишком глубоко входит в него Мелькор и кажется, что стать ещё ближе уже невозможно. Не теряя опоры на один локоть, майя тянется второй рукой к своему члену.       – Руки завяжу, – предупреждает его Мелькор, наклоняясь к самому уху. Хотел бы он самостоятельно остановить майя за запястье, но не хватает конечностей: правой рукой он удерживает ученика под собой, а левой опирается на постель, чтобы придавливать майя только частью своего веса. Впрочем, его слова не особенно впечатляют Саурона, и приходится всё-таки сменить позу.       Мелькор встаёт на колени сам и поднимает майя за волосы. Первой же мыслью тот радуется, что повелитель наконец-то перестал выгибать его дугой, но почти сразу подкрадывается подозрение, что не всё так просто.       Мелькор выходит из Майрона и тянет его за собой с постели. Вала подводит партнёра лицом к изножью и заставляет его взяться за спинку кровати, сильно наклонившись вперёд. Ласково проводит пальцами вверх от его запястий до самого торса. Саурон беспокойно к нему оборачивается, и Мелькор касается носом его скулы, невесомо целует в шею. А после - толкается внутрь партнёра и резко отрывает его ноги от пола, хватая под середину бёдер. От неожиданности майя всеми силами вцепляется пальцами в кровать и крепко-накрепко перекрещивает согнутые ноги за поясницей Мелькора.       – …ть, Мелькор! – рычит он что-то ругательное на Чёрном наречии, повиснув между двумя этими опорами. – Какого рауга ты творишь?!       Вала прикрывает глаза, наслаждаясь моментом. Майрон так крепко обнимает его ногами, что сам вколачивает в себя до самого конца. А вокруг его члена он сжимается так сильно, что ещё чуть-чуть, и было бы почти больно. Переведя дух, Мелькор наклоняется к нему.       – Я ведь не мог контролировать тебя ни действиями, ни словами в прошлой позе? Значит, я поставлю тебя в ту, которая мне это позволит. Не сжимай меня так сильно: держу же. Не паникуй.       Майрон на пробу отрывает правую руку от спинки кровати, но до себя не дотягивается: нагрузка на оставшуюся левую возрастает, и каменный пол не по-хорошему манит лицо. Майя меняет руки местами. Так висеть легче, но пресс всё равно напряжён слишком сильно. Саурон понимает: даже если он будет себя трогать, лучше ему не станет. С рычанием он возвращает на место и вторую ладонь.       – Мелькор, это подло!       Вала, который снисходительно наблюдал за сауроновыми попытками пойти ему наперекор, только усмехается.       – Будет приятнее, если немного расслабишься.       Майя в отместку сжимает его в себе ещё сильнее. И теперь уже, пожалуй, перебор... Впрочем, Мелькора это только забавляет.       – Рыжик, я могу держать тебя так хоть всю ночь. Я вертикален, мне не тяжело. И, поверь, я буду ловить кайф всё это время. Мне нравится, когда ты дрожишь подо мной: от возбуждения ли, от усталости ли… А вот насколько будет приятно тебе?       Мелькор делает небольшую паузу и отклоняется от своей хвалёной вертикали, чтобы прошептать майя на ухо:       – Или, может, тебе уже всё по нраву? Сжимаешь меня и обнимаешь ногами, не давая двигаться… Насколько это приятно, когда я заполняю тебя так глубоко?       Саурон с трудом удерживает себя от саркастического "Показать?". Не стоит подавать Мелькору те идеи, которыми тот может загореться… Особенно если он сам не согласится на такое ни в ясном уме и трезвой памяти, ни в тех, в которых он сейчас. Майя роняет голову между своих рук и ограничивается малым:       – Мелькор, пожалуйста, иди в задницу.       – Ох, Майрон… Если ты не заметил, я уже там.              Немного привыкнув, Саурон всё-таки перестаёт сжимать вала ногами и опирается бёдрами на ладони партнёра. Тот удовлетворённо перехватывает его ближе к тазовым косточкам, чтобы снизить майя нагрузку на пресс. Двигаться он начинает так же неторопливо и настойчиво, как на кровати, и сейчас майя почти рад этому. При резких толчках его болтало бы вперёд куда сильнее. Мелькор меняет угол проникновения каждые три-четыре темпа, держа бёдра партнёра то выше, то ниже. Он знает, как нужно двигаться, чтобы быстрее всего довести Саурона до пика, а как ему нравится сильно меньше. И вала чередует направления так, чтобы поддерживать ученика возбужденным, но не давать ему приблизиться к самой грани. Саурон прерывисто дышит и время от времени перебирает пальцами по металлической жерди кроватной спинки. Это состояние почти привычно. Мелькор любит мучить его так, да и медленный секс в принципе нравится ему гораздо сильнее, чем майя. Справедливости ради, выдержка тут ни при чём: будучи хозяином положения, вала просто держит ученика намного более возбужденным, чем себя самого. Однако, как бы ни выматывало ожидание, хныкать и просить большего Майрон себе не позволит. Всё, что ему остаётся, – молча терпеть и, сжимаясь в нужное время, ускорять процесс для повелителя. Впрочем, Мелькор просто замирает и даёт себе выдохнуть, когда всё заходит дальше, чем ему хочется. Морально Саурон готовится к тому, что вала будет наслаждаться властью над ним долго.       В какой-то момент майя действительно начинает дрожать. Правда, он и сам не знает, от возбуждения ли это или просто от напряжения. Мелькор не питает иллюзий на свой счёт: он представляет себе, какой нагрузке подвергаются мышцы спины и пресса в таком положении.       – Обопрись руками на пол. Будет легче, – говорит вала и приседает пониже, чтобы Майрон, пытаясь последовать совету, случайно не опёрся на пол лицом.       Уставшие пальцы касаются каменного пола, и майя почти облегчённо выдыхает. Член всё так же просит внимания, в голове по-прежнему туман, но мышцам действительно становится лучше. В этой позиции он даже мог бы стоять на одной руке и всё-таки пройтись другой по своей плоти… Минут двадцать назад. А сейчас главное – чтобы руки не подогнулись в локтях. Разобравшись с равновесием, Саурон слегка подмахивает задницей, насколько это возможно из его положения. Мелькор продолжает двигаться, и – о Тьма! – наконец-то делает это быстрее, чем раньше. Майрон часто, но неглубоко дышит. Расставив руки как можно шире, он что есть силы пытается не шататься. Видя его затруднения, вала старается держать его чётко на одном месте.       Локти Майрона всё-таки подгибаются. Только на миг: не меняя в своих движениях больше ничего, майя ловит себя обратно. Мелькор решает было, что ему показалось, но вдруг это происходит повторно. Странно, что майя выдохся так быстро: уж в чём в чём, а в силе рук первого кузнеца Ангбанда Мелькор был абсолютно уверен...       – Мы можем сменить позу. Если ты не будешь себя трогать, – шепчет вала, наклоняясь к партнёру.       Саурон ожидаемо не говорит ничего. Зато он оборачивается к Мелькору и смотрит ему в глаза, чуть приподняв бровь: совсем без мольбы и чуть ли не без тумана во взгляде. Почти серьёзно. Он никогда не простит себя, если на такое согласится. Ведь тогда повелитель его отпустит, и придётся держать это унизительное слово. Только вот, если всё будет продолжаться, рано или поздно он рухнет мордой в пол...       "Как ты сделаешь, так и будет", – мысленно выдаёт он что-то послушно-нейтральное. И достаточно очевидное: уж с этим утверждением сейчас трудно поспорить.       Лицо майя абсолютно спокойно в этот момент, а дышит он глубоко и редко, стараясь восстановиться хоть в этом. Его рыжие волосы совсем растрепались, а щёки и шея заметно краснее обычного. Мелькор какое-то время не может оторвать от него взгляда. Машинально облизывая сухие губы, он пожимает плечами.       – Как хочешь.       Аккуратно он кладёт партнёра на холодный пол и, не выходя, переворачивает к себе лицом. Подбирает откуда-то справа свой ремень, уже помогавший ему по пути сюда, и снова связывает руки майя, но уже согнутыми за спиной. Тот не сопротивляется. Это вполне можно назвать компромиссом. Если бы только Мелькор ещё перестал тянуть время... Майя несколько раз сжимает в себе член повелителя и, приподнявшись, утыкается носом ему в плечо. Мелькор подхватывает его на руки и опускает спиной на кровать. За эти секунды объятий Саурон успевает потереться членом о живот повелителя и, будь постель чуть подальше, это стало бы последней каплей. Но вала успевает отстраниться и оттягивает вниз уже напрягшиеся было яички майя. Тот шумно выдыхает, до упора отворачивается вбок, открывая шею, и Мелькор ставит на ней ещё одну метку. Одной рукой он сдавливает плоть Саурона ближе к основанию, а второй пробирается между спиной его и постелью, вызывая ещё один шумный выдох.       – Знаю, Рыжик, ты хочешь кончить. Сильно. Я – пока не очень. Помоги мне ещё немного, и сделаем это вместе.       С одной стороны, Саурон послал бы повелителя к Валар с такой фразой. С другой – она означает, что и ему, наконец, надоело. Майя совершенно не против того, чтобы всё поскорее закончилось. Придерживаясь за Мелькора ногами, он принимает более вертикальное положение – и, не сводя с лица партнёра глаз, начинает покусывать его сосок.       На несколько секунд вала замирает, наслаждаясь моментом. О Эру, ну может же, когда захочет! С тихим стоном Мелькор запрокидывает голову. Ощущения – ещё ладно, но вот взгляд Саурона в этот момент трудно описать словами.       Мелькор приобнимает майя за плечо, облегчая ему задачу, и продолжает двигаться. На каждом темпе Саурон сжимает его в себе, не переставая попеременно вылизывать соски повелителя и обхватывать их губами. Интересно, что нужно с ним сделать, чтобы заставить ласкать член точно так же? Эта идея кажется вала абсолютно заоблачной – но не такой ли была и мысль о том, что Майрон делает наяву вот в это самое время? Впрочем, в одном Мелькор не хочет заблуждаться. Совершенно не факт, что Саурону действительно нравится: вполне возможно, что он окончательно задолбался и уже просто не может не реагировать никак.       Мелькор крепче обнимает майя рукой и почти ласково целует в макушку. Приближаясь к финалу, он решает, что будет хорошо дать ученику кончить первым. Вала разжимает руку на его члене и, обхватывая ствол ладонью, грубовато трёт его в такт своим толчкам. Майрон срывается в четыре сдавленных вскрика, когда, наконец, доходит до грани. Кроет его долго. Мелькор чувствует, как майя сжимает в себе его член, и замирает, пока помощник не рухнет спиной на постель и не расслабится. А потом выходит из тела партнёра и кончает не в него, а в свою руку.       Впрочем, Саурону немного не до того, чтобы это оценить. Он шумно и глубоко дышит, смотря куда-то вдаль. И даже тихо стонет, когда вала развязывает его и перекладывает головой на подушку. Мелькор расстилает постель, вытягивая из-под своего майя покрывало, и ложится рядом. Разворачивает едва отдышавшегося Майрона к себе, сгребает обниматься и укрывает одеялом их обоих.                            Самое замечательное во всём процессе – утро после. Это Саурон придумал не сам и по-настоящему понял только после первого раза. Действительно ведь: когда ты втянут в ощущения по уши, мимо сознания пролетает куча важных деталей, а вот утро следующего дня сложно не заметить.       В этот раз он просыпается раньше Мелькора. Хотя спящий вала по-своему мил, телячьи нежности остались в дне вчерашнем. Про себя величая Мелькора по матери, Майрон вылезает из того узла рук и ног, в который они умудрились завязаться перед сном. По крайней мере, пытается… Осознание, насколько плохо его слушаются все конечности, накрывает слишком внезапно. Настолько, что дальше майя отлипает от Мелькора рывком корпуса – и едва не воет от боли в перенапряженной вчера пояснице. Впрочем, больше всего пугает не это, а то, что мышцы внутренней стороны бедра и часть пресса не работают совсем – будто они и не мышцы вовсе.       Это чувство хорошо знакомо майя по работе в кузнице. Если сильно увлечься, пока делаешь что-то очень важное, то теряешь связь с телом и работаешь до упаду почти в прямом смысле. Совсем перегруженные мышцы не болят: просто отекают и не слушаются, их как будто нет. А боль – она приходит потом, когда начинают подживать микротравмы, и подвижность восстанавливается. Саурон бы усмехнулся, если бы было, чем: что ни говори, а без пресса это делать неудобно. Судя по всему, следующие несколько дней обещают быть очень весёлыми.       Кошмарнее всего то, что по-тихому свалить к себе сейчас точно не получится, и придётся валяться в этом состоянии перед Мелькором. Который, собственно, во всём и виноват. Саурон раздражённо смотрит на дрыхнущего повелителя и борется с желанием придушить его подушкой.       – Рыжик? – сонно приоткрывает один глаз Мелькор, явно чувствуя взгляд. – Доброе утро.       – Добрее не бывает.       Лёжа на спине, Саурон отворачивает от вала только голову, чтобы не тревожить лишний раз всё остальное. Но Мелькору его печали становятся известны, только когда майя бьёт его в челюсть и кроет Чёрным наречием всего лишь за безобидную попытку подтянуть к себе. Впрочем, даже это у Майрона получается отвратительно: рука от боли совершенно не такая тяжёлая, какой могла бы быть, и орать на кого-то без пресса – то ещё удовольствие.       Зато из потока слегка сдавленных ругательств и неестественных движений майя Мелькор примерно понимает, в чём дело.       – Это тебя за один вечер так накрыло? – удивлённо задаёт вала именно тот вопрос, которого Саурон боялся больше всего.       – Я не слабак, понятно? Я пять дней до этого жрал два килограмма орехов и сидел почти без движения в постоянном холоде. А тут ты со своей… я не знаю, как это культурно назвать.       Мелькор выгибает бровь. Такое объяснение рождает больше вопросов, чем ответов.       – Интересный способ отпраздновать военную победу.       – Пожалуйста, Мелькор, иди в за…кат. На Запад иди.       Усмехнувшись заминке, вала аккуратно растирает плечи и бока Саурона. Тот шипит, но не сопротивляется. Усилить кровоток – разумный способ лечить перенапряжённые мышцы, так что хуже от этого точно не будет.       Для вала всё почти проясняется. Теперь понятно, почему Саурон был такой пришибленный: трудно спорить с кем-то, когда фана разве что на силе фэа держится.       – Почему ты мне ещё вчера не сказал?       – Тебя бы это остановило?       – Нет, но я бы понимал, с чем имею дело. Знаешь, есть куча способов заниматься сексом, куда менее экстремальных.       Многозначительно хмыкнув, майя оставляет свои соображения на этот счёт при себе.              Всё утро Мелькор честно помогает ему справляться с последствиями их вчерашнего общения. Несмотря на все протесты, в купальню он относит майя на руках и сам моет его в приятно-тёплой воде. Потом притаскивает откуда-то нормальную еду, первую у майя за рауг знает сколько времени. А дальше – дальше вала оставляет его в покое наедине с книгой. И вот за это Саурон благодарен ему, пожалуй, больше, чем за всё остальное. Ему до боли хочется просто побыть одному. И позорно затрястись в беззвучном смехе истерики, уткнувшись носом в подушку.       В том, что случилось, Майрон Мелькора почти не винит. В конце концов, от стоп-слова он отказался сам. И, будь у него больше сил, отделался бы слегка тянущей болью в пояснице. Вопрос только в том, что пять дней под лестницей он сидел тоже из-за повелителя. И добираться до кухней за более основательными запасами еды было слишком рисковано: что нашлось в ближайшей кладовке, то и взял.       В следующий раз он будет играть в прятки, перемещаясь от места к месту. Или вообще сваливать из крепости, экстренно находя себе работу вне её стен. Главное – найти способ определять настроение Мелькора, не встречаясь с ним напрямую. Может, наложить чары на крепостные зеркала или стёкла? А ведь неплохая идея – уметь видеть всё, что отражается в них, в любой момент времени…       Мозг загорается новой мыслью, и Саурон поднимает лицо от подушки. Коротким карандашом начинает записывать что-то на задних листах книги, куда не дошло перо её автора. Работа – вот чего ему так не хватает. Работа успокаивает, помогает найти себя и даёт смысл жить, менять мир согласно своим замыслам. Когда в крепости, наконец, закончат праздновать победу, майя сможет в кои-то веки к ней вернуться… Нет, не так. Лучше он сам проследит, чтобы эти глупые гулянки прекратились – как только снова сможет нормально ходить...       Строя большие планы, майя записывает в столбик всё, что нужно привести в порядок при первой возможности. А ещё – заматывается шерстяным одеялом и тянется к прикроватной табуретке Мелькора за кружкой травяного чая, размерами походящей скорее на ведро. С наслаждением Саурон делает большой глоток, чувствуя, как от пряного напитка по горлу расходится тепло. И почти умиротворённо отмечает, что жизнь определённо идёт на лад.