***
С Ван Артами Готье прощался как нельзя помпезно. У парадного входа его белокаменного дворца выстроилась целая шеренга слуг, и лишь шофёр помогал убрать чемоданы в багажник автомобиля. Вышли все кроме Ники. Эрнест, когда забывал натянуто улыбаться или же когда Готье расцеловывал Мию в обе щеки, исключительно по-французски, обращал свой взор на окна дальней спальни, где и пряталась Доминика-Патриция. Ему хотелось её увидеть в последний раз — что-то в голове нашептывало ему, что дальше будет только хуже, и что этот год был последним, когда они сидели по разные концы зала во время потока. Но Доминика не появилась. Пряталась за больно жгущими роговицу бликами полуденного солнца. Эрнест понимал, что стоит торопиться — и пусть они летят до Бельгии частным самолётом, любезно предоставленном Бертнами, но солнце всё равно оставалось летним обжигающим солнцем, противопоказанным вампирам. Эрнест видел, как по виску его отца пробежалась капля пота. И снова тополи, стражи забытого богом рая на земле. Длинные петли дорог, ведущих в никуда. Работницы на плантациях винограда выпрямлялись, чтобы, спрятав лицо в тени от ладони, проводить уезжающую машину. — И как только Готье удается поддерживать всю эту старинную эстетику? Машины начала века. Им же больше сорока лет, механизмы старые, запчасти не купишь больше нигде, — признался Эрни, подняв глаза на отца, который сидел напротив. — Легко. Закупают у Сицилии детали, старый механизм которых собран на современный манер из современных материалов. Тот юноша, которого ты мог видеть на вечере… — Который сын мафиозника? — Кхм, да. — Мия, что слушала разговор, усмехнулась и подперла голову рукой. — Амато Берталиони имеет такую же страсть к старой эстетике, что и Готье Бертран. — Ах да-а, — протянул Эрни. — В Италии же особо развито машиностроение. — Верно. Машиностроительная промышленность Италии считается одной из важнейших и наиболее динамичных отраслей экономики страны. Совсем недавно главными её центрами являлись Турин, Милан и Генуя. В настоящее время эта сфера распространилась и на другие регионы государства. Теперь значительные машиностроительные мощности находятся в Венеции, Болонье и Триесте. Берталиони имеют узкопрофильный завод на севере Флоренции. Эрнест скривился. — Что-то мне это всё не нравится, — проворчал он, расстёгивая удушающий ворот рубашки. Совершенно позабыв, что именно этот ворот в его мечтах должен был спрятать шрам на шее от отца. — Почему же? — переспросил Виктор, внимательно заглянув сыну в глаза. И тут же у юноше по коже побежали мурашки от ужаса, когда он почувствовал, как опустившийся взгляд Виктора споткнулся о его шею. «Чёрт! Заметил!» — запаниковал он. Стараясь унять сердце и меньше вытирать о бёдра взмокшие ладони, юный Ван Арт постарался увести разговор в прошлое русло. — Выглядит так, словно две семьи заведомо договорились о будущем крепком союзе. У одной главы сын, у дрогой — дочь, — размышлял Эрни, кивая головой в разные стороны. Чуть лишь закончил, спрятав сложённые лодочкой ладони между бёдер: Как был дело свадьбой не кончилось… — Боюсь, так и будет, милый, — выдохнула Мия, откинувшись на спинку кресла. — Чего?! Темя отозвалось жгучей пульсирующей болью, а в глазах защипало, словно в них кинули песком. Честно говоря, этого Эрнест боялся больше всего. После минувшей ночи особенно. Где-то там, далеко, Мия что-то рассказывала о сохранившихся устоях, о том, что девушки столь состоятельных и влиятельных семей воистину несчастны, выступая скорее оружием для поддержанием мира между сильными кланами, но Эрнест её не слушал. Он не слышал. Ничего, кроме пульсирующего сердцебиения в ушах и разбушевавшихся мыслей, жалящих черепную коробку. Он не хотел мириться с этим бредом. Не мог его принять. Юноша сидел молча, отвернувшись, отрешённо глядя в окно и рассматривая оживлённые улицы будничного города. Он думал лишь о том, как несправедлива к некоторым бывает судьба. Почему кому-то дозволено ощутить нежность материнских объятий, тепло домашнего очага и радость семейной жизни, свободу свиданий, искренность браков и простой тишины, когда другая половина человечества и не только мёрзнет от холода монет? Эрнест был убеждён, что сказки «Утиных историй» — жестокое оправдание и романтизация. Что в море металлических денег легко занырнуть невозможно, плавать в них тем более. Что это лишь мечты когда-то бедного человека. Что с таком количестве металла ты скорее будешь захоронен заживо или просто разобьёшь голову при прыжке с высоты. Машина остановилась на светофоре, на долгом красном. Взгляд юноши остановился на бездомной женщине. Пожёванная и выплюнутая жизнью, она сидела на тротуаре возле облезлой лавки, рядом с переполненной урной, и просила милостыню. «С другой стороны», — продолжил Эрни, — «деньги всё же важны.» Он пытался понять и обратный вариант, ему не знакомый. Когда семья, полная, счастливая, живет, бед якобы не зная. Где каждый из родителей после утомительного и маловыгодного дня поворачивается спиной к супругу и ломает голову о том, где взять денег, чтобы оплатить следующий семестр в колледже, чтобы их ребёнок смог получить хоть какое-то образование. Чтобы хоть кто-то в их большой семье смог выбраться из долговой ямы бедности. Это сложно, искать меньшее из зол. Когда ты окружён лишь крайностями, когда вынужден выбирать между безденежьем и абсолютным богатством, лишающим счастья. Эрни не хотел больше думать об этом. Он вообще больше не хотел думать о чём-либо. Хотел лишь домой, в родную Америку. И курить. Последнее особенно. Остаток пути отозвался лишь морем смазанных незнакомых лиц и сухим запахом солнцепека и аэропорта. Гул колёсиков чемоданов. В частном самолёте вновь удалось подремать, но стало хуже — тело только начало отдыхать, как его выдернули из сладкой неги и вновь заставили идти. Аэропорт Остенде встретил сыростью дождя, спешившим теперь во Францию. Выйдя на улицу, Эрни сладко потянулся и сладко зевнул. Растёр лицо ладонями. Ещё чуть-чуть. Снова турникеты, неизвестные лица и гул голосов. Восточная Фландрия вернула юношу в современную цивилизацию. На парковке ждал новенький электромобиль. Виктор сел за руль. Стоило ему легонько нажать на кнопку пуска, автомобиль тут же завёлся, приготовившись в недолгой работе. Спустя около часа машина притормозила у знакомых кованных ворот. Мия, достав из бардачка сенсорный ключ, протянула его Виктору. На территории замка ничего не менялось. Всё те же многовековые дубы, тёплые огоньки редких фонарей. Серебристый каплевидный автомобиль, схожий чем-то на космический корабль, чувствовался исключительно инородно. Вневременно. «Снова в прошлое», — с усмешкой отметил про себя Эрни, тихо хлопая дверцей авто. Тут же блаженно прикурил сигарету, умывшись сизыми завитками дыма. — Ты идёшь? — обернулась Мия, ушедшая на несколько шагов вперёд. — Пять минут. Эрнест поднял глаза на замок. Их замок. Эрни в детстве просто обожал это место. Когда он светился изнутри и цвёл. Для маленького мальчонки замок был не просто замком, а местом, где жила самая настоящая сказка. Здесь жило Рождество. Мия всегда говорила, что это очень старый замок. Что он почти живой. Бывали вечера, когда молодая женщина не брала в руки увесистый сборник сказок в кожаной обложке и с золотым срезом и выдумывала собственные небылицы… — Эта история о замке, в котором жил грустный-грустный принц. Замок жил вместе с ним, старея с чужим взрослением. Этот замок до сих пор стоит среди густых лесов и хранит в своих стенах признания в любви, свадебные клятвы и первый крик долгожданного младенца. Точно самые драгоценные сокровища Замок прятал от чужих глаз юные страхи и переживания. Но потом случилось горе… — Ой! — всегда пугался крохотный Эрни, натягивая выше одеяло. — Какое горе? — Принц уехал. А Замок остался ждать. Терпеливо ждать, каждые пятнадцать лет разжигая все камины и заваривая самый вкусный из имеющихся чаёв. Замок ждал, трепетно ждал. Однако Принц вырос, стал прекрасным мужчиной. Мужчиной, чьё сердце терзалось от горечи потерь и воспоминаний. И, отыскав в его глазах равнодушие, Замок отпустил. Оставил, остыл. — А что потом? — Потом повзрослевший Принц привел в замок Принцессу… — Она была красивой? — Самой прекрасной принцессой, солнышко. И рассмотрела Принцесса важность бастиона стен. Она захотела быть здесь дома. Хоть сначала и испугалась… — Чего испугалась? — Холода, что поселился в замке. Испугалась она холода, а потом поняла, что любит она Принца… — Сильно-сильно? — Сильнее всех на свете. И смогла она своей любовью растопить весь лёд. Она распахнула все ставни, все скрипучие створки огромных окон, посадила самые красивые цветы. Но потом она поняла, что Принц давно оставил Замок, сделав его символом своего горького прошлого, что не нужен он ему. Что Замок не нужен и ей тоже. Что тратить силы на его оживление — пустое. Лишь детская надежда вернуть сказку… Но сказка не может жить без любви… Поэтому Принцесса вложила свою руку в раскрытую ладонь Принца и жили они долго и счастливо на Новых Землях, откуда Принцесса и была родом. — Это конец? — Нет, мой котёнок. Спустя много-много лет у Принца и Принцессы родился Сыночек. Однажды очень холодной и снежной зимой познакомили Сыночка с Замком. И снова зацвёл замок, потому что Сыночек полюбил его всей своей огромной душой. Сыночек верил в сказки, он не хотел взрослеть. Хотел лишь поскорее прибежать в свою тёплую спаленку на третьем этаже и слушать мамины сказки перед сном, — улыбаясь, Мия совсем неощутимо коснулась пальцем кончика крохотного носика уже засыпавшего сына. Лишь подрастая, Эрни начал догадываться, что это тоже далеко не конец красиво сказки про Замок. Что поправляя одеяло и гася свет, мать гасила мысли о том, что Сынок тоже вырастет. Перестанет верить в сказки и Замок перестанет быть нужным и ему. Больше никому и никогда. Ведь нет сказки. Нет детства и веры во что-то хорошее. Многовековой дом охладел. Он больше не будет согрет теплом очага. В каминах лишь пепел прожитых лет, а пепел не горит. Вслед за первой сигаретой ушла вторая и третья. Знобило. Эрнест, держа пальцами три окурка, направился в сторону парадных дверей. В замке словно никого не было — стояла тишина и запах пустоты. Лишь тихо потрескивали поленья в недавно разожжённом камине. Заскочив на кухню, Эрнест выбросил мусор и, прихватив пару печений, поспешил к себе. Он лихо взлетел по крутой лестнице, ступени которой скрипели под каждым шагом. Неожиданно на губах засветилась сентиментальная улыбка. Он вспомнил, как тяжело было одолеть эту чёртову лестницу. Вспомнилось давнее Рождество… В том году зима в Бельгии выдалась на удивление очень снежной, не сильно холодной. Сказочной. За окном медленно падали крупные хлопья снега, оседая на промерзлой земле высокими сугробами. Маленький пятилетний мальчик бежал по длинному коридору старого замка, ничего не различая перед собой. Его заносило на поворотах, от чего маленькие черные туфельки забавно скрипели. Мягко притормозив около высокой деревянной лестницы, малыш с опаской посмотрел вниз и, подтянув свои маленькие классические шортики и поправив ремешки подтяжек, ухватился за перила и начал аккуратно спускаться спиной вперед. Всё-таки, такая высота ступеней для него еще великовата. Когда мальчик преодолел последнюю ступеньку, и его ножки коснулись дубового пола, в нем вновь заработал маленький моторчик. Малыш разогнался и побежал на запах любимых имбирных пряников, звонко смеясь. Однако, он тут же врезался в чью-то ногу. Чтобы не упасть назад, ему пришлось ухватиться за плотную ткань чужих брюк. Подняв голову, малыш наткнулся на строгий взгляд янтарных глаз, который в это же мгновение стал мягким, тёплым и полным любви. Большая прохладная ладонь с длинными пальцами легла на детскую макушку и погладила ребенка по мягким чёрным, словно вороново крыло, волосам. — Эрнест, малыш. Если ты в следующий раз решишь оббежать весь дом, то будь добр, смотри под ноги и следи за шнурками. — Виктор присел перед сыном на одно колено и ловко завязал аккуратный бантик на его туфельке. Подхватив сына на руки, он вновь повернулся к источнику аромата хвои в доме — огромной пышной елке. Она вся искрилась миллиардами огней, а хрустальные позолоченные шишки тихонько звенели, создавая волшебные блики. — Наденем звезду, ммм? — Да! Да! Да! — Малыш живо потянул свои крохотные ладошки к елочному украшению. — Вы Эрни не видели?! — Артур, приглашённый на праздник, можно сказать ввалился в зал. Выражение его лица было очень нервным, граничащим с испугом. Виктор с сыном на руках встал за елкой так, чтобы их не было видно. Жестом указав мальчику вести себя тихо, Ван Арт, сдерживая улыбку, достаточно строгим голосом произнес: — Что ты имеешь ввиду? Вы же должны были играть в прятки. Малыш Эрни прикрыл маленькими ладошками-звездочками широко улыбающийся рот. В его ясных голубых глазах, искрящихся аквамаринах, совсем как у мамы, заплясали хитрые огоньки. Виктор скосил на него глаза. Мягкая улыбка тронула и его губы тоже. — Вот черт… — Артур? Что-то не так? — Виктор немного выглянул из-за елки и, изогнув бровь, пристально посмотрел на друга. — Мы слегка заигрались. — Я тут! — Эрни вскинул свои ручки вверх. Его заливистый смех заполнил собой тихую гостинную звоном маленьких колокольчиков. Виктор, глубоко вздохнув, вышел из своего укрытия… Здесь коридоры были другими. Более узкими, более плотными и рябыми. Портреты на стенах всегда пугали Эрнеста своими злыми заунывными взглядами, поэтому, недолго думая, он поспешил их миновать. Дойдя до конца, юноша шагнул в свою комнату, тихо отворив тяжёлую дубовую скрипучую дверь. Всё та же большая кровать, дубовый шкаф у стены напротив, большое вечно зашторенное окно. На полках красивые переплёты любимых сказок и безумно красивые игрушки. Каждая — почти произведение искусства. Поезд и железная дорога, модели старых машин, отличающиеся от настоящих лишь размером, пожелтевшие слегка листы нот. Произведения, написанные специально для Эрни рукой отца. Тяжело выдохнув и откусив кусочек сахарного хрустящего теста, Эрнест рухнул на кровать. В точности поперёк. Они с матерью жили здесь когда-то. Когда в Америке было слишком опасно из-за ежедневных восстаний и забастовок. Кризис снёс головы не только людям, но и вампирам. Тогда даже метро работало с перебоями, что уж говорить про автомагистрали. Тогда-то Эрни и Мия и переехали в Бельгию под покровительство Алена Равеля. Князь был лишь рад помочь старому другу в сохранении самого дорогого. Правда пришлось задержаться — Эрнест не был дома порядка двух лет. Но это было весёлое время, тихое. Они с матерью даже приютили заблудшую в их края собаку… Была гроза, в которую мальчик все-таки выбежал из семейного замка, хоть мама и строго-настрого запретила это делать. Эрни тогда отчетливо слышал, как капли воды крупной картечью били по черепице, по зеленым листьям, смывая с них всю пыль. Ему вспомнился тот восторг от увиденной радуги, а совсем рядом с ней паралельно молнию. Черное небо посветлело всего на миг, прежде чем появилась белая трещина, а после страшный грохот. Он подумал, что это проснулся гигантский великан, и он хочет растоптать всю планету, поэтому так сильно гремит. Отсюда и грохот. Был ужаснейший ливень, под которым мальчик промок до нитки за пару секунд. Эрни вспомнил, как вода капала с кончика носа, волосы липли к лицу, футболка к телу. Он отчетливо ощутил тот холод, охвативший за секунду. Когда еще раз прогремел гром, пёс, наплевав на свой страх, выбежал и потащил хозяина за штанину в дом. Он от Мии получил огромный кусок мяса, а Эрнест нагоняй и неделю без сладкого. Оно того стоило… Стало гаже. Эрнест ненавидел этот замок. Сердце здесь щемило слишком больно. Здесь он слишком сильно скучал.***
В общей сумме он проспал порядка десяти часов. Сначала Эрни проснулся в обед, потому что громко захлопнулось из-за сквозняка окно. Юноша подскочил на месте в настоящей панике, потому что звук скорее похож на выстрел, нежели на хлопок закрывшегося окна. Ван Арт встал на нетвёрдые ноги, затравлено огляделся, а после истерично посмеялся, не особо обрадовавшись собственной реакции. А после снова залез на кровать. Спать, правда, больше не хотелось. Тогда он взял ноутбук. По глазам снова ударил холодный свет экрана. Надо было хотя бы включить торшер… Но, быстро привыкнув, Эрнест сел на кровати по-турецки и открыл поисковик. Работать не хотелось тоже, собственно как и читать, смотреть сериал или хоть что-то. Проблема решила себя сама — пришло оповещение об СМС. Открыв почту, юноша удивился. Оно было от Доминики. Пришло, как обычно, с фейковой страницы. «Отправлено пару часов назад…» Девушка интересовалась добрался ли Эрнест домой и всё ли с ним хорошо. Улыбнувшись, парень ответил, что лучше не бывает. В ответ же поинтересовался о её самочувствии. Письмо прилетело тут же. «Всё хорошо.». И следом: «Спасибо.» Наверное, о большей откровенности он просить не мог. Не имел права, хоть нутро подсказывало быть ближе. Честнее. Но это была Доминика, а с ней подобная наглость не прокатывала. Маленькая кошка. За ноутбуком Эрнест просидел достаточно долго. В итоге у него разболелась спина, и парень лег на живот, взяв в руки телефон. В конце концов программа одна и та же, поэтому можно было побездельничать минут пятнадцать и так, хоть это он просто ненавидел. Ноутбук лучше: больше экран, больше клавиши. Больше память. Ну… По крайней мере она там есть, в отличие от более мелкого гаджета, где полторы тысячи фотографий, почти пять тысяч скриншотов и три тысячи картинок, загруженных из интернета. И нет, удалять ничего он не собираюсь. Ему это надо. Тогда парень даже не заметил, как уснул. В итоге еле-еле открыл глаза спустя семь часов и, простонав что-то нечленораздельное, кое-как перевернулся на спину. Тошнило, болела жутко голова. Он все семь часов лежал на животе, благо хоть голову немного повернул в сторону, чтобы не задохнуться. Под ним была рука с телефоном. Гаджет, естественно, был все время включен, поэтому очень нагрелся. Рука онемела. Шея тоже. На лице уйма помятостей из-за складок плотной ткани подушки. Ван Арт не сразу понял, как с него скатился плед, которым был заботливо накрыт, а рядом на журнальном столике стоял поднос с горячим тыквенным супом-пюре и хрустящими гренками. Есть не хотелось совершенно. Ужасно хотелось спать. А ещё больше умереть. Эрнест со скрипом вспомнил, что его, кажется, пытались разбудить. Помнил поцелуй в висок. Внутри стало до одури приятно. А ещё очень голодно — ароматный суп настолько сильно раздразнил обоняние, что желудок забурлил кипящим котлом, а киты запели нём свои песни. Блюдо тоже было безупречным. Отставив тарелку обратно на поднос, юноша встал и сложил аккуратно плед, он всё ещё был тёплым. Хотелось забыться в нём ещё на пару деньков, но остатки здравого смысла твердили, что пока не стоит. Эрни просто нужно разгуляться. Ван Арт спускался всё так же заспанно, падая на каждую ступень и гремя подносом. Однако это не помешало разговору на первом этаже. Эрнест и позабыл, что в Бельгию приехали ради того, чтобы лично пересечься с Ноэлем. «Взрослые» сидели в гостинной. Отец стоял у огня, его напряжённое лицо выдавало картину происходящего с потрохами — случилось явно что-то нехорошее. Да и названный дедушка не стал бы сидеть с матерью, что судорожно перечитывает какие-то письма. — Но, Ноэль, но этого не может быть! Вы же сами всё прекрасно понимаете, они не могли! — Конечно, Мия. Я верю в их невиновность. Но не волки. И уж тем более не китайский князь. — Безумие какое-то! Говорили на английском. Специально, чтобы блуждающая старушка-смотрительница и её внучка, что работала и кухаркой, и уборщицей, не смогли понять сути диалога. Молоденькая девушка подоспела вовремя. — Monsieur, puis-je prendre le plateau? — А? — Эрнест не сразу понял, что обращаются к нему и, собственно зачем. — А, да, да, — он повернул голову к низенькой девушке всего на миг, стараясь внимательно слушать разговор в зале, — oui, s'il te plaît, tiens, prends ça. Небрежно всучив девчушке поднос с гремящими тарелками, Эрнест поспешил присоединиться, тем самым наконец сумев привлечь к себе внимание. — Здравствуйте, мистер Миллер. — Добрый вечер, молодой человек. И пусть Ноэль и был «отцом» Виктора, роль «дедушки» принимать он отказывался наотрез. Их отношения походили скорее на отношения между троюродным дядей и неродным племянником, которые видятся раз в год, не чаще. Но Эрнест его, честно говоря, побаивался. Он Ноэлю не доверял — «слишком добрая улыбка для злющих глаз. Непростой он, очень-очень непростой». Эрнест тихонько присел на краешек небольшой тахты и затих, надеялся на продолжение обсуждений. Но этого не случилось. Видимо, парень сбил деловой настрой. Мия согнулась пополам, на миг уронив лицо в сложенные ладони. Но, собравшись с мыслями, подскочила и, уперев руки в бока, выдохнула: — Надо срочно ехать туда и разобраться. Это дело нельзя пускать на самотёк. — Куда ехать? — встревожился Эрни. — Что случилось? — Князь, под чьё покровительство попадают такие провинции Китая, как Цинхай, Тибетский автономный район и Сычуань, убеждён, что новоявленные стражи не справляются со своими обязанностями. — Виктор отвернулся от камина и сел на диван рядом с супругой, перебросив ногу за ногу. — К тому же, по его убеждению именно стражи поспособствовали началу конфликта между вампирами Китая и волками, проживающими в России. — Подозреваемых без какого-то суда и следствия просто забросили в доисторическую тюрьму, — добавила Мия. — Мы узнали об этом лишь благодаря Ноэлю и его связям. Так же нам известно, что в конце недели их должны казнить за разжигание войны. Я обязана разобраться в чём дело. — Это же бред. — Я знаю, Эрни. Поэтому рано утром лечу туда. — Ясно. Я так понимаю, утром мы разойдемся? — Верно. И именно поэтому, если ты хорошо чувствуешь, я бы хотел провести с тобой тренировку. Я должен убедиться в уровне твоих навыков. — Сейчас? — Да. Повторюсь — если ты хорошо себя чувствуешь. — Я в порядке, просто… — Эрни мялся, глядя в окно. — Сейчас же ночь. — Полнолуние, верно. Тренировка будет происходить на улице. Эрни понял — отец хочет перевести его на новый уровень. Обычно «занятия» происходили либо в арендованном зале, либо в их дворе, но и там, и там отец и сын были ограничены пространством. Сегодня же они одни на несколько километров в округе — лишь небольшая и почти позабытая деревенька к югу. Никто не сможет им помешать, даже если бессмертные захотят переместиться вглубь леса. Тем более сегодня полнолуние. Виктор был сильнее. Даже злее, казалось. Он почти всё время наступал, оттого Эрнесту ничего не оставалось, как отходить назад и ставить блоки. Было страшно сражаться с Князем, обретшим полную силу, пусть даже этот Князь — твой отец. Виктор бил сильно — если бы не регенерация, то синяки сходили бы несколько недель. Но, всё-таки Эрнесту удалось уловить момент и уйти отцу за спину — разбежавшись и оттолкнувшись от дерева, юноша напрыгнул отцу на плечи и сковал того в удушающем захвате. Сердце билось дико от выброшенного в кровь адреналина. Но он снова ошибся. Вампирам не нужен кислород, и потому Виктору ничего не стоило сделать перекат назад и бросить противника с себя. Эрнест, весь чумазый и всклоченный, пружиняще подскочил на ноги. Он устал. Он начал задыхаться, а в боку кололо. Ему показалось, что помимо бордового огня в глазах ему удалось увидеть усмешку на побелевших губах напротив. Виктор снова сделал выпад в его сторону, не моргая и не отводя глаз. И мир слегка померк и ушёл на второй план. Бордо радужки словно подсветился изнутри, а в голове эхом отдавался глубокий голос — «Не двигайся». Иногда Виктор совмещал рукопашный бой и умение противостоять воздействию на сознание. Второе Эрни удавалось крайне редко, зачастую уроки кончались для парня обмороком и носовым кровотечением. Виктор всегда предупреждал о ходе и планах тренировки. Но сегодня особый случай. Сегодня все, как в жизни — либо ты, либо тебя. Никаких поблажек. Снова тишина и вакуум. Удивительное спокойствие нарушало лишь кричащее «осторожно» и «опасно» подсознание. …Понимаю тебя, мне тоже иногда бывает грустно и одиноко. В эти моменты хочется сбежать от всех… …Сбежать от себя… От своих мыслей… …Хочется порой взлететь вольной птицей, да?.. …Ты мне должен, помнишь?.. …длинные когтистые пальцы зарылись в волосы, сильно сжимая их на затылке… Эрнест запаниковал. Снова образ той вампирши возник перед глазами, а шрам на шее больно запульсировал. Он пропустил сильный удар и повалился на землю, ударившись спиной о ствол дерева. Мия, что стояла на крыльце, ахнула. Она не ожидала, знала, что её сын сможет среагировать. Он всегда реагировал. Тем более Мия знала, что Виктор ни за что не навредит ему, не перешагнёт грань. Но сейчас удивился даже вампир. Он подошёл к лежащему на боку и тяжело дышащему сыну. — Вставай. Тихий сильный голос сверху похоронил под снегом. Равнодушнее, чем хотелось. Безжалостнее, всластнее. Отец так не скажет. Приподнявшись на локтях, Эрнест постарался встать… Вампиры. Демоны в плоти человеческой. Души, утратившие свою святость и пытающиеся её вернуть за счёт чужой жизни. Доброй, щедрой, юной и старой. Горячей, медовой, пьянящей и бегущей ровными пульсациями по венам. В вампирах их демоническая сущность вросла в пустые тела, в бренные сосуды, став и частью, и полным естеством. Здесь нет пути назад — всё перманентно. Эрнест же вампиром не был, и человек в нём сражался с демоном наравне. Последний уходил в тень. Побеждённый. Слабый. Лишь помогал иногда бороться со страхом — когтистые лапы теней переставали пугать. Эрнест был единственным. Эрнест многого не помнил, словно и не было. Прошлого, врачей, исследований. Лабораторий и анализов. Слишком много, слишком часто и противно. Эрни не помнил, как его проверяли на аллергию, как сравнивали кровь отца, матери. Не помнил, как брали в банк кровь снова и снова, поняв, что ни одна не подходит. Не помнил, как выходил измученный и зеленый. Все приходилось делать потому, что Мия не была человеком. Эрни не был тем мутантом, о которых упоминалось в старых писаниях. Эрнест был другим. Рос не так. Его сила была не такой. Он был более развит. А в полнолуние иногда, будучи голодным, когда человек в нём просто больше не мог справиться, когда демон освобождался, мальчик видоизменялся. Потом с возрастом стало понятно, что это не животные инстинкты, а некая броня. Потому что кожа становилась значительно крепче. Внимание и реакция острее. Организм входил в боевую готовность, у которого предназначение — убить. Возможно отбиться. Однажды Мия и Эрни неожиданно переехали. Мальчик несколько месяцев жил вдали от отца. Почему — не помнил. Ничего совершенно. Но он помнил иное детство, помнил немного другой школы, самой обычной. Помнил из крохотную квартирку в верхнем Ист-Сайде с рядом припаркованных машин у подъезда вместо леса и шумными соседями. Помнил их крохотную кухоньку с круглым столом, яркими шторами цвета свежескошенной травы, недавно повешенными на карнизы огоньками и тёплым светом. Было шумно, тепло и очень вкусно пахло: Мия, успевшая с дороги лишь помыть руки, готовила пасту на ужин. С томатным соусом, свежим базиликом и нервущимися нитями расплавленного сыра. Мама стала чаще оставаться дома. Она больше не заказывала готовые блюда из ресторана, стараясь готовить самостоятельно. Хоть и яичница часто горчила горелыми краями, а кофе постоянно вылетал из турки на конфорку. От сахарных хлопьев Эрни иногда икал, да и суетящаяся Мия, опаздывающая на работу, отвлекала не хуже болтающего фоном телевизора, которого в родном доме никогда не было. Они часто смеялись за просмотром какой-либо доброй комедии перед сном, ходили каждые выходные в центральный парк кататься на велосипедах и есть клубничное мороженое, а на ужин заказывали пиццу. Часто в гости заезжали Фоллы. И, кажется, всё наладилось, они оба расправили свои крылья, только вот Мия убедилась, что совсем не знает сына. Ей становилось неловко, когда на очередную протянутую пачку чипсов её сын скептически изгибал бровь, говоря что «что они слишком вредные, будут отёки» или же когда он напоминал ей пристегнуть ремень. Мия пыталась. Пыталась дать мальчику упущенное идеальное, по её меркам, детство, только ему это и не было нужно. Эрни хотелось домой. Каждую ночь Эрнест просыпался посреди ночи попить воды. Каждую ночь он проходил мимо спальни матери, из которой в четыре часа утра горел свет настольной лампы. Каждую ночь видел её отражение в зеркале. Лежащую на боку к нему спиной, задумчивую, измученную, ничего не видящую перед собой, ни на что не обращающую внимание. Иногда и вовсе тихо-тихо плачущую. Уже тогда он понял слова отца о том, что «женщины всё равно остаются женщинами, какой бы мужской силой и отвагой они не обладали». В один миг перестали пугать когтистые лапы на стенах, исчезли врачи. Демон ушёл — его не тревожили слишком долго. Оттого он сам, голодный и злой, прорвал себе путь наружу. Эрнест потерял себя, бессознательно превращаясь в крохотное животное. С красными глазами, белой-белой кожей. Он рвал и метал, нередко рычал, как вампир в самую острую стадию голода, и жаждал крови. Мальчик почти упал на пол — ноги перестал держать. Закатились глаза. Он вновь потерял сознание. Очнулся на руках отца — видимо, тот приехал сразу, как только Мия позвонила. Эрни колотило. Он, бледный, покрытый испариной, с тёмными кругами под глазами, горел на руках Виктора, сидевшем с ним на полу, и лишь ледяная большая ладонь на горячей щёчке удерживала здесь. — М-м-м… — Эрнест! — Мне больно… — Мальчик мой, посмотри на меня. — Почему мне так больно?.. — Эрни! Тогда Мия растерялась. Взвизгнула, тут же зажав рот рукой, совершенно бесполезная, беспомощная, напуганная и сжавшаяся в комок в кресле. Она совершенно не знала что нужно делать, оттого и позвонила, как оказалось, уже почти бывшему мужу. Виктор как раз летел в их сторону с недельным запасом донорской крови, — видимо, сердцем чувствовал беду. Но помогла ледяная втора положительная, которую мальчик глотал так жадно, так отчаянно, из стакана в чужих руках, вцепившись к него своими тоненькими пальчиками. — Ещё!.. И ему дали ещё. — Что это? — Это кровь, мой мальчик, — с мужских губ слетел усталый тихий выдох, пропитанный какой-то тихой грустью. Уголок кипельно белого платка мягко вытер испачканную верхнюю губу. — Отныне она станет неотъемлемой частью твоего рациона. В широко распахнутых глазёнках было неправильно много удивления, обожания и какого-то разочарования, когда мальчонка пил и смотрел на отца, не моргая… — Отец… — Да? — А ты заберёшь нас домой? Виктор не ответил. Лишь повернул голову в сторону своей всё ещё горячо любимой супруги, не смея поднять глаз. Из-за спины отца выглянул Эрни. Мия сидела в самом дальнем углу комнаты. Спрятав побледневшие губы в ладони, она словно отощала. Подняв на сына уставший взгляд, дважды кивнула, не проронив ни слова. Юноше со своим личными демоном удалось подружиться — Виктор понял, что обращение подвластно разуму. Составил диету, начались тренировки. Демона призывали, а тот послушно являлся. Сегодня же сил на это не было… — Я не могу больше… — Можешь. — Я устал. — Понимаю. Но ты не человек, Эрнест. Ты сильнее. Выносливее. Ты мужчина. Ты воин. Как бы мало сил у тебя ни оставалось, ты должен поднять последнее и выжить любой ценой.