Наибольшую боль причиняют мелочи. Януш Леон Вишневский. Повторение судьбы.
— Иорвет, постой, — женщина ускорила шаг и нагнала эльфа прямо у поворота на площадь Рундурина, корзинкой задев камень, разделяющий людские кварталы и остальной город. Иорвет нехотя обернулся и вопросительно выгнул бровь, впервые за долгое время не сложив руки при разговоре с травницей. Алиссия почему-то ощутила неловкость за то, что последовала за ним — во взгляде эльфа чувствовалась усталость не только от всего происходящего, но и от вмешательства её персоны в его планы. Он сам притащил её в их лагерь, но, по-видимому, не очень рассчитывал иметь с ней дело после поправки скоя'таэлей. Травница это понимала и старалась не перечить командиру, не высказывать свои недовольства и смиренно ждать, когда тот поднимет свой клинок против Акселя. Но общение с людьми и другими расами, которое за последние сутки увеличилось с одной особи до сотни, будто придало ей сил и ввергло разум в лёгкое, приятное помутнение. Как оказалось, ей очень даже приятно находиться среди подобных компаний. Пребывая на фронтах сражений, лекарка занималась только тем, что предписывал устав: стирала бинты, чистила инструменты и сверяла лекарства со списком поставок. У неё совсем не оставалось времени на общение, исключая общие приёмы трапезы и празднование побед. Которому, впрочем, она предпочитала поиск всё ещё живых солдат на поле боя. За это высшие воинские чины выписывали ей хорошего размера прибавку к жалованию, а солдаты думали, что делает она всё как раз-таки из-за этого. Но когда травница покидала полевой госпиталь и подлатывала раненых прямо во время битвы, семеня белой одеждой медика среди чёрных лат и цветастых шляп ландскнехтов, у нордлингов не оставалось сомнений, что она действительно верна своему делу и, что важнее, Северу. А она ведь просто пыталась спасти как можно больше жизней, не задумываясь о присяге какой-либо из держав. И тогда и сейчас Алиссия считала себя «гражданином мира». Ведь спасая своих воинов, она излечивала и наречённых врагов. — Я знаю виночерпия Саскии, он живёт в южном людском квартале. Здесь недалеко и я подумала, что можно навестить его там. Мы лишь потеряем время, если не найдём его в Замке. — И ты решила пойти со мной к этому dh'oine? Я сам разберусь в том, кого и где мне искать, — он опасно склонился над ней и лекарка уловила запах свежей травы и мяты, исходящий от эльфа. — А ты впредь держись ведьмака и не мешай мне. Я сообщу, если кому-то понадобится помощь, derwydd. Эльф развернулся и задел сапогом несколько камушков, которые громко ударились о твёрдые, холодные стены. Травница упростила ему задачу, указав на место проживания виночерпия — дело оставалось за малым. Но вначале атаман принял решение пройти мимо кузнеца: забрать вчерашний заказ и отдать тому меч на переплавку. Ходить скоя'таэлю безоружным даже по здешним улицам было не то, что опасно — больше стыдно, поэтому ему нужна была хотя бы временная замена клинку. Иорвет обернулся, убедившись в том, что травница за ним не последовала. Он решительно направился к краснолюду Тораку, мастерская которого была расположена чуть выше площади на скальной возвышенности. — Мастер Иорвет, ваши ремешки и кольчуга готовы, — от подобного обращения у эльфа дёрнулся здоровый глаз; а ещё он вспомнил, что травница называла так барда и нервно покачал головой. — Yea, gabhar. Ты занимаешься переплавкой стали? — Ну-с, да. Токмо за результат ничего обèщить не могу, а вы ещё и за эту работу не заплатили, — кузнец потёр чёрные от копоти ладони о потрёпанную тряпку, высунутую из кармана штанов. Два его подмастерья, раздувающие мех, прислушались к разговору и настороженно подняли раскалённые щипцы, закидывая в печь поленья. — Ты бахвалишься на каждом углу, что лучшая кузня в Вергене здесь. А сам не в силах выплавить glaeddyv, достойный эльфийской руки. Как ты смеешь тогда звать себя adearbhe sell? — Иорвет оскалился, запугивая кузнеца. Торак смерил его презрительным взглядом и присвистнул помощникам, которые всё это время будто только этого и ждали. Они с грохотом бросили щипцы и другие принадлежности, вытаскивая из-за спины оружие. Тот, что был с лысиной, одной рукой вцепился в секиру с длинной резной рукоятью; второй же, с пышной тёмной бородой и такого же цвета колпаком, потащил по каменному полу тяжёлый кузнецкий молот. Они встали с боков Торака и молча смотрели на эльфа полными злобы и ненависти глазами, ожидая указа кузнеца. — Ты мне тут свои зубы не скаль, эльф. Это моя кузня, а ты здесь токмо заказчик — так что не диктуй мне условий и не оскорбляй единственного, кто согласился тебе хоть что-то сделать... Поди прочь, и больше своей морды здесь ни ты, ни твои скоты пусть не кажут. Лучше бы все вы в своём Флотзаме и подохли, уроды. Торак плюнул эльфу под ноги, а его собратья противно хохотнули и снова нахмурили обгорелые лица. Иорвет встал прямо, словно по стойке, и молча смотрел краснолюду в глаза. Его желание вздеть эти тушки здесь и сейчас было сильно. Сильнее, чем обычно при общении с кузнецом. Ему хотелось стянуть с пояса поломанный меч и вонзить в кузнеца, прокрутив рукоять, дробя рёбра на мелкие осколки. Пока подмастерье в шапке поднимал бы молот, то он успел бы снести ему голову — даже без отколотых кусков клинок ещё был способен на это. От последнего краснолюда эльфу пришлось бы увернуться и ударом промеж глаз выбить из равновесия, оттолкнув к стене. Он бы медленно подошёл к тому, пока подмастерье собирал силы, и воткнул бы окровавленный меч туда, где минуту назал был его кулак. Иорвету резко стало наплевать на то, что кто-то в этом городе видел в нём не только душегуба, но и воина, готового защищать интересы жителей и Саскии. Ему стало плевать и на то, что подумает Дева. Краснолюд будто вернул его туда, в леса Севера, во Флотзам, в другие города, где к нелюдям и скоя'таэлям относились также: гнали взашей с любой лавки, с любого кабака и дома. Угрожали и творили свою расправу над его народом. И теперь, когда надежда на хорошую жизнь была уже не призрачной, он вновь почувствовал, что ему и таким, как он, здесь не место. Их будут ненавидеть также злостно, бояться также сильно, терпеть с такими же плевками под ноги и бранными словами в спину. Иорвет не хотел такой жизни ни для себя, ни для тех, кто пошёл за ним. И был готов попрощаться с этим шансом, убив этих dh'oine прямо сейчас. Иорвет повёл рукоятью клинка и упрекнул себя в том, что оставил сайдак с луком и стрелами в лагере. Он считал, что на этот день крови будет достаточно. Но судьба с его мнением считаться никак не хотела. Эльф вздохнул и сжал челюсть так, что послышался скрежет зубов. — Скажи это ещё раз, dh'oine, — Торака будто вбили в землю этими словами и краснолюд посчитал, что это может быть последнее, что он услышит в этой жизни. Он было открыл рот, чтобы пустить своих подмастерий в руки озверевшему от злобы эльфу, но тут же удивленно посмотрел тому за спину, не в силах стереть проступающие капли пота — то ли от жары в кузне, то ли от накалившейся обстановки. Эльфу не понравился взгляд краснолюда и он скривил рот, повернув голову в сторону и боковым зрением уловив движение у входа в мастерскую. Дверь здесь, по какой-то известной только Тораку причине, отсутствовала. Но Иорвет даже не уловил звука приближающихся шагов, разгоряченно потирая резной эфес меча. — Остановитесь! Тромфир, Вондал — опустите оружие, — лекарка не сдвинулась с верхней ступени, прикрикнув на краснолюдов достаточно серьёзным голосом. Ни Иорвет, ни Торак не обрадовались её приходу; но Тромфир и Вондал — так звали подмастерьев кузнеца — опустили руки. Первый убрал секиру обратно в кожаный чехол на спине, примотанный к телу ремнями, а второй просто подтянул молот ближе и опёрся на него рукой. Торак с горестным разочарованием взглянул на краснолюдов, но сам выхватить оружие из ближайшей к нему стойки побоялся. Иорвет лишь усмехнулся такой послушности приспешников кузнеца и полубоком обернулся к женщине — подставлять спину краснолюду даже сейчас было бы глупо. — Госпожа Травница, вы совсем не вовремя решили нас навестить, — лицо Торака сменило множество борющихся между собой эмоций, остановившись на легком удивлении. Он расслабил мышцы и выглядел так, будто никакой готовности надрать эльфячий зад несколько минут назад и не было. — Yea, Aevellenna, — Иорвет впервые назвал её так, и, как показалось травнице, сделал это нарочно — чтобы показать превосходство над краснолюдом хоть в словесном поединке, — что ты здесь забыла? — Свою поясную сумку, командир, — Алиссия передразнила тон скоя'таэлей перед своим бесстрашным атаманом и быстро поняла, что обращение к эльфу она уточнила зря. Иорвет полностью обернулся к ней и травница увидела, что он действительно удивился. Краснолюд испытал ту же эмоции: брови Торака поднялись так высоко, что лысина на лбу уже таковой не казалась. Он взмахнул рукой, будто прогоняя дурной сон. — Так ты что, к этим убийцам переметнулась? Ожидал я такого от молодых краснолюдов, что сражений ищут, но от тебя, госпожа... Проваливайте оба, а заказы оставьте — я их другим продам, кто со скотами не якшается. — Торак, следи за языком и помни, кто твоих детей от горячки лечил. Да и вы, — она обратилась к подмастерьям, — разве разделяете презренное отношение вашего мастера к скоя'таэлям? Там ведь ваши братья, их вы тоже скотами считаете? — Ты мне тут свои речи не толкай, иди на площади встань и горлопань. Нечего моим молодцам мозги пудрить. — При Саскии ты рот боялся открыть, — Иорвет вновь приблизился к Тораку и вытянул шею вперёд, смотря ему прямо в распахнутые зенки, — а теперь изо всех щелей гниль полезла. Ни один скоя'таэль больше не приблизится к твоей кузне. Я ясно выразился, bloede dh'oine? — Иди ты в самую тёмную жопу, эльф! Посмотрим, как ты без моих ремней и мечей людей драть будешь. Первым отступил Иорвет. Он грозно фыркнул в сторону краснолюда и травница заметила его схожесть с другими эльфами именно в этом жесте. Пусть Старшие расы утверждали, что люди ненавидят их, они не любили людей ещё сильнее. Только они с годами стали мудрее и перестали открыто вступать в конфликты с людьми, которые, в свою очередь, не учились на своих ошибках и всё ещё обвиняли во всех своих неудачах нелюдей. Алиссия сторонилась любых конфликтов, но всё чаще оказывалась в самом их сердце. Она ценила в окружающих их личные качества, а не принадлежность к какой-либо из рас. Большое влияние на её мировоззрение оказала жизнь в Махакаме и близкие отношения с краснолюдами, которые старались сохранять во всём нейтралитет. Но мир менялся и выходцы из Махакама начинали примыкать к тем, кто платил больше и кормил лучше. Таким являлся и Торак. Она делала вид, что действительно уважает его лишь до тех пор, пока его жена Иллидора была с ним. Травница считала их семью примером крепкого союза, который был бы неразрывен навеки, если бы не одно «но»: смерть наставника краснолюда, известного во всей долине кузнеца Балтимора, изменила его. Он огрубел, стал каким-то подозрительным и начал срывать свою злобу на жене и детях. Иллидора была не той, кто мог стерпеть и, собрав пожитки и отпрысков, направилась домой в Махакам. Травница получала от неё письма вместе с путниками, прибывающими в Верген оттуда. Иллидора была счастлива оказаться среди родных, но всё ещё беспокоилась о состоянии Торака. Алиссия всегда писала ей в ответ длинные послания, описывая жизнь в городе и события, о которых она слышала от людей в деревне. Почти как год письма из Махакама перестали приходить и женщина предположила, что с Иллидорой что-то случилось. Проверить это она, к большому сожалению, никак не могла. Не сейчас. Смерть Балтимора стала самым громким событием в городе той весной. Сама Саския держала речь на его похоронах. Только в небольшом деревянном гробу тела краснолюда не было — никто так и не нашёл его: староста Бурдон несколько раз собирал дружину и прочёсывал лес и старые каменоломни — всё без толку. Смерть Балтимора также была огромной утратой для войска Вергена: краснолюд ковал великолепные мечи и накладывал на оружие магические руны, которые никто так и не смог повторить. Ведь пропал не только кузнец, но и его чертежи. Травница считала, что именно это стало причиной изменений, происходящих с Тораком. Из-за смерти близкого краснолюды обычно упиваются в «Котле», а не сидят в мастерской сутками, а то и неделями напролёт. Алиссии вся эта история казалась странной, будто незавершенной; и если бы не её спокойный нрав, то она бы бросилась распутывать этот клубок. Но раз все уже позабыли о смерти Балтимора, то не пристало и ей ворошить прошлое. — Пойдём, Иорвет. Я обязательно сообщу о твоём радушии Сесилю, Торак. А вы, Тромфир и Вондал, можете больше не приходить ко мне со своими жалобами на чесание в промежностях. Травница вышла из мастерской и стала медленно спускаться по скальной лестнице, ведущей к площади — ей не хотелось задерживать в этом месте ни на секунду дольше возможного. Иорвет перехватил её сразу же, до боли сжав левое плечо. Женщина не сопротивлялась — дёрнется раз, эльф сожмёт в два раза сильнее. — Что ты творишь, beann'chy? Вы, люди, совсем не понимаете значение фразы «не мешай»? — атаман был явно зол и Алиссия в очередной раз вцепилась в свою корзину, будто ища на её дне спасение. Она понимала, что пошла за эльфом больше из интереса, а не из необходимости. Её азарт, когда она позволяла ему управлять своими действиями, всегда выходил боком. И сейчас: она пожертвовала расположением кузнеца, обозлилась на того столь сильно, что была бы не против посмотреть, как Иорвет надерёт ему зад. Разумеется эльф собирался сделать совсем не это, но Алиссия старалась увидеть в нём черты человека, а не бездумного линчевателя. Пока что выходило с трудом. — Я просто собиралась забрать свою сумку с медной бляшкой, — ей действительно нужно было это сделать, да только ещё неделю назад, — а потом услышала, как вы с Тораком... Агрессируете друг на друга. Это плохо кончилось бы: я уверена и в тебе, и в нем. — Уверена во мне и в нем? Думаешь, что я душегуб, террорист и насильник? Так ведь пишут на тех taflen, что развешены на каждом столбе каждого тракта? — эльф оказался в опасной близости и травница почувствовала его сбитое, горячее дыхание на щеке. По коже пошли мурашки, вызванные отнюдь не приятными ощущениями: ей казалось, будто кожу обожгли расплавленным металлом. Она медленно повернула голову и встретилась взглядом с Лисом. Сейчас был неподходящий для этого момент, но жизнь научила её примечать любые, даже маловажные детали. Левый глаз эльфа был цвета лесной травы и единственным, что его портило, были лопнувшие на поверхности капилляры — явный признак серьёзности испытываемых сейчас чувств. Шрам, что скрывался под карминовым платком, она до этого момента совсем не замечала. Это было странно, но она даже не задавалась вопросом о его происхождении и нужде в излечении. Судя по фиолетово-бордовому подтёку прямо на том месте, где должен был находиться правый глаз, его спасти не удалось. В голове травницы резко всплыла история, когда один чародей вырастил новое глазное яблоко на драгоценных камнях — но это был единичный случай. Алиссия могла бы излечить шрам, но видеть как раньше он не будет никогда. Да и Иорвет был одним из немногих, кто не обратился к ней за помощью в лагере, хоть и выглядел хуже того же самого Варнавы: недавно полученные шрамы на скуле, шее и около переносицы только сейчас покрывались коркой; что говорить о том, чего не было видно из-за доспехов. Но женщина понимала, что не сможет заставить его позволить ей осмотреть другие раны и излечить эти. Он готов позволить ей лечить скоя'таэлей, но не себя. Такая гордость и отчуждённость часто граничили с безумием. Таким и был эльф, который скорее скончается от полученных ран, чем попросит о помощи. А разве она сама не была такой? Не была той, кто скорее отдаст свою жизнь взамен чужой? Разве она не была схожа с ним? Только, в отличие от Иорвета, она не отнимала жизни, а безрассудно старалась их сохранить. Они оба были безумцами, но имели разные диагнозы. — Я верю тому, что вижу и слышу. Скрежет молота и секиры был громок, а твоя рука на поясе, — она указала на сломанный меч, — была готова дёрнуться в их сторону в любой момент. Торак не стерпит оскорблений в своей кузне, ты же реагируешь на любой акт агрессии ей же в ответ. Я не знаю, что пишут на листовках, но я вижу тебя здесь и сейчас. Ты ведь не убил краснолюдов сразу, хотя мог. Не убил меня тогда, когда я нагрубила тебе в ночи. Думаю, ты нашёл за что стоит бороться. Не позволяй кому-то отнимать у тебя надежду, тем более Тораку. Он сам не свой с тех пор, как умер его наставник. Ты не первый, с кем он собирается помахаться клинками, и явно не последний, — Алиссия выдохнула и нашла силы отстраниться от эльфа. Злоба в его глазах смешалась с удивлением, а потом он и вовсе выпрямился, делая шаг назад. — Не давай мне советов, derwydd. Ты жива до тех пор, пока не выздоровеет Саския. «Или не явится Аксель» — продолжила она у себя в голове и по коже вновь прошлись неприятные мурашки. — Теперь нужно искать другого gabharann, — Иорвет устало заправил ворот рубахи глубже под стёганку и, смотря куда-то вдаль, в несколько шагов преодолел лестницу до торговой площади. — Эй, командир, — она догнала эльфа и постаралась вернуть тот настрой, с каким они общались в лагере скоя'таэлей — строго и по делу, — подожди. Я знаю ещё одного кузнеца — он, правда, подмастерье, но мастера его никто не знает. Берёт он меньше, куёт хорошо, но застать его трезвым или не играющим в кости трудно. — Я не твой командир, — мужчина резко остановился и лекарке пришлось отклониться назад, чтобы не столкнуться с его спиной. — Где его найти? Ну же, beann'chy, не трать моё время. — Либо в таверне, либо в мастерской у дома Филиппы Эйльхарт. Всё зависит от фазы луны. — Он что, bleiddoine? — Иорвет насторожился, а женщина тихо кашлянула в кулак, заглушая нервный смешок. В компании Иорвета любая шутка грозила если не втаптывающим в землю взглядом, то явно весомой угрозой. — Нет, он краснолюд. Это шутка, — она обернулась к эльфу и была готова получить едкое замечание насчёт неуместного юмора, но забыла, что Иорвет был тем ещё шутником. Рассказами про то, что он обливал головы своих жертв мёдом и засовывал их в муравейник, люди запугивали своих детей. Травница округлила глаза, когда увидела, что эльф приподнял уголок губ в кривой улыбке и хмыкнул. — Неплохо. А теперь иди к чародейке и покупай что нужно. Я найду этого краснолюда, — эльф собирался красиво ретироваться меж ремесленных лавок, но в этот раз женщина схватила его за локоть и с силой потянула назад. Иорвет не сдвинулся с места, но голову повернул. — Что ещё? — Вицек-виночерпий на три часа. Иорвет склонил голову и послушно шагнул к ней, присматриваясь к людям и краснолюдам у овощной лавки. Он сразу узнал нужного — лысый мужчина в ободранной на плечах коричневой куртке и в зелёных портках. Эльф видел его в Замке до того, как попал на совет. Что-то подсказывало, что отравить Саскию виночерпий мог только с подачи кого-то наиболее смышлёного или, по крайней мере, богатого. Но он не был похож на того, кому хорошо платили. Иорвет сжал кулак в кожаной перчатке и настроился на серьёзный разговор с dh'oine, уже обходя низушек и краснолюдов с полными корзинами безделушек. Не успел Иорвет подойти к Вицеку, как сзади кто-то треснул его корзиной по ноге. — Худа прёшь, ирот! Совсем шо ли сляпой, али... — эльф обернулся и, увидев перед собой сгорбленную старушку, только заинтересованно повёл бровью. В этом городе ему стоило ожидать любых ударов исподтишка. Но не думал он, что и от людских женщин тоже, — А, так ты сляпой... Ну иди дальше, шо замер, эйф? Командир процедил сквозь зубы своё любимое обозначение человеческой расы и вновь набрался решимости для допроса с пристрастием. Но дойдя до нужной лавки, Вицека там не застал. Как и семенящей под ногами Травницы. — A d’yeabl aep arse, Aevellenna.***
Воспользовавшись суматохой, сбившей Иорвета с нужного пути, Алиссия спокойно прошла вдоль торговых рядов и судорожно кинув монету за покупку Вицека, подхватила того за локоть и повела в сторону краснолюдских кварталов. Если Иорвет её слушал, то он знает, где живёт виночерпий и направится первым делом туда. Поэтому нужно было огородить слугу от бессмысленного гнева эльфа. Вряд ли он будет разбираться, есть ли у мужчины семья или виновен ли он в том, что Саскию отравили — вдарит ему или пригрозит расправой; зная Вицека, тот скорее обоссытся и свалится замертво, чем скажет что-то внятное. Травница хотела помочь в нахождении отравителя, но не одобряла того, что Иорвет действовал сейчас скорее из личных мотивов: она помнила его горящие глаза и обжигающие слова, когда он пришёл в лагерь после совета. Но зла не держала. Видимо, их с Девой связывало что-то большее, нежели просто сотрудничество. Где-то в глубине души лекарка надеялась, что она сможет помочь ему отмыть свою репутацию, хоть сам он пока мало что для этого делал. — Куды ты ж меня вдёшь, лекарка? И почму уплатила? — Вицек хоть и пытался возмутиться, но дёргаться не стал. — Не переживай, Вицек. Глубоко дыши. Вот так, — она усадила его на каменную скамью в одном из переулков, немного не дойдя до Махакамских ворот. Поставила корзинку рядом с ним, а сама присела напротив, положив руки ему на колени. Вицек удивлённо раскрыл рот, но травница заткнула его ладонью. — Мне нужна твоя помощь, в уплату образовавшегося долга. Могу ещё мазей тебе додать сверху. Выслушаешь меня? Кивни. — Кх-мх, дх-ма, — виночерпий послушно кивнул. Алиссия медленно убрала руку от его лица и положила ладонь обратно ему на колено. Прикосновения друидки оказывали на кмета не просто успокаивающий, но и магический эффект. Такой слабый духом представитель этого мира как Вицек не смог бы солгать ей сейчас. — Расскажи мне всё, что знаешь о покушении на Саскию. — Я же ж ничего не сделал, я же ж ничего не говорил. Не знаю ничего и ничего же ж не видел, — виночерпий отмахнулся руками и взглядом забегал по скальным стенам. Травница улыбнулась и ногтями вжалась в его колени. Вицек охнул. — Вицек... — Ну ж я слыхал, — он согнулся и стал говорить так тихо, что женщине пришлось повернуться к нему ухом, — как жрец гутарил с прынцем. Святоша сказал, что Дева — настояшая бестия в людском обличии. — Какой жрец? Ольшан? — Да ж, убили которого. — Значит, теперь это никак не проверишь, — травница сжала колени виночерпия сильнее, но резко отпустила, приподнимаясь и одёргивая подол. — Могилой матери клянуся, чистая правда! — Боровик заёрзал на скамье и Алиссия поняла, что он всё ещё что-то скрывает. — Ты ведь слышал ещё что-то, я права? — Ну, как я прибирал комнату Саскии, так жрец пришёл. А у прынца комната рядом. Громко они гутарили... Но я ж слыхал, как жрец сказал: «Ты только отзови слугу из кухни, ничего больше». Только жрец Ольшан знает, что было дальше. — Мёртвые не слишком разговорчивы, — неутешительно выдала женщина и устало потёрла веки. — Так может после него что осталася ж? Следы какие-нибудь, или что. — Может и осталось... Ты кому-нибудь говорил об этом? — Нет, милсдарыня. Никому ж. Всё это, что вам надобно было узнати? — Да... Возьми, — она достала из корзины склянку с белой мазью и всунула виночерпию, — и спасибо. Только ходи пока как можно дальше от людских кварталов. — Это ещё почему ж? — Просто послушай моего совета, я желаю только добра тебе и твоей семье. Доброго дня, Вицек. Травница подхватила корзину и махнула мужчине рукой на прощание. Теперь она знала, что отравление Девы строилось вокруг двух особ — жреца Кревы Ольшане, покинувшем этот мир на поле переговоров с Хенсельтом, что она услышала ещё в деревне, и наследника престола Аэдирна Стенниса, коего за спиной называли крайне нелицеприятным словом. Алиссию не очень интересовали разборки во власти, но каждый, кто захаживал к ней, так и норовил принести то сплетню из таверны, то весть с рынка. В голове лекарки не укладывалось так много информации и она решила вести заметки, в которых отмечала важные события, происходящие в городе. Бумаги за эти три года было исписано порядочно, но благодаря этому она смогла понять, что ни Ольшана, ни Стенниса народ не любил: жрец прямо-таки пылал отвращением ко всему, что делала Саския для нелюдей, а принц был вельможей до самых костей и тоже не был согласен с Девой во многих вопросах. Саския нужна была ему живой только для того, чтобы её войско мятежников смогло удержать Хенсельта и позволить разрозненной армии Аэдирна собрать силы в столице и отразить удар. Но, видимо, что-то в его планах поменялось после прихода Мглы. В любом случае никто не поверит ни ей, ни Вицеку без весомых доказательств. А говорить о причастности и так ненавистного Иорвету принца было опасно. Стоило разыскать Геральта и натолкнуть его на след отравителя — ведьмак не проявлял рвения в вопросах принадлежности к какой-либо из образовавшихся коалиций, хоть и предпочитал компанию краснолюдов или скоя'таэлей. — Куда-то спешишь, derwydd? — кто-то властно прижал её к стене прямо на выходе из закоулка. Травница выронила корзинку, а холодный камень жёстко встретил её спину. Вицеку, ушедшему другой дорогой, повезло гораздо больше. — Как ты... — Пошёл по запаху твоей магии, — Иорвет не торопился ослаблять хватку. Тогда женщина подняла испуганный взгляд на эльфа и увидела в его глазах совсем не злобу или разочарование — лишь наглую ухмылку, заставляющую её сердце пропускать на пару ударов в минуту больше. — Плохая шутка, — Алиссия вжалась в стену сильнее, лишь бы не ощущать неприязненное дыхание эльфа не шее. Иорвет, конечно, мог отличиться особым обонянием, но почувствовать друидскую магию могли только её сородичи или умелые чародеи. — Разве, derwydd? — их отношения вновь вернулись к тому, с чего начинались. Только в этот раз эльф не приставил к её горлу лезвие. Травница переметнула взгляд на кожаный ремень, к которому утром каким-то хитрым образом был приделан меч и поняла, что скоя'таэль был безоружен. Иорвет заметил это и проследил за её взглядом, раздосадованно дёрнув щекой. — Что тебе сказал виночерпий? Это ведь ты увела его с рынка. — Я расскажу тебе всё только в присутствии ведьмака. Не хочу, чтобы в городе вершилась твоя вендетта, — лекарка постаралась успокоиться и строго посмотрела эльфу прямо в глаз. Игра в гляделки была проиграна даже не начавшись: атаман хмуро покачал головой и отступил, позволяя травнице собрать свои пожитки и перевести дух. Но она не двинулась с места, лишь сложила руки на груди, цепляясь тонкими пальцами за складки платья. Иорвет развернул ладонь, показывая, что ей стоит поторопиться или хотя бы начать двигаться в его сторону. — Ну? Мне тебя за волосы тащить? — Как ты нашёл меня? — Bloede arse, beanna, — эльф громко вздохнул, будто не первый раз ему приходилось рассказывать историю своих поисков друидов по закоулкам Вергена, — вас с тем dh'oine видело полсотни глаз. Я просто попросил указать мне дорогу. Cyfan? — Геральт будет ждать нас в «Котле», — травница подняла корзину и вышла на главную улицу через каменную арку. Эльф молча последовал за ней. Алиссия приметила, что он хоть и пытался показать свои обычные повадки, но пыл поубавил. Его лицо было уставшим, чуть хмурым, когда он сводил брови и то ли пытался о чём-то думать, то ли всматривался в очертания Замка поодаль площади. Атаман даже не воспротивился новости о раскрытии тайного разговора с Вицеком только в присутствии ведьмака — так ли безмерно он доверял ему или же ждал момента, чтобы вновь прижать её в каком-нибудь переулке и выпытать информацию самолично? Отчего-то женщине казалось, что ни один из вариантов Иорвету сейчас в голову не приходил. — Почему ты согласился на моё предложение? — она замедлила шаг, примыкая ближе к стенам домов, чтобы не сталкиваться с торговыми лавками и мельтешащими покупателями. — Мне казалось, что ты сам рвался наказать отравителя. А теперь спокойно идёшь рядом со своим, возможно, единственным адекватным информатором и даже не задаёшь вопросов. Я не сужу тебя по твоему прошлому, но это не очень похоже даже на того, кем ты предстаёшь сейчас... — Ты меня совсем не знаешь, derwydd. И я не хочу тратить время на пустые разговоры, — эльф сверкнул глазом в её сторону. — Всё равно ты всё расскажешь, даже если для этого придётся идти в этот гадюшник. Понимающе кивнув, женщина ускорила шаг. Нельзя сказать, что Иорвет был не прав — она ведь действительно уже чуть ли не бежит до таверны, чтобы сообщить об этой любопытной истории. Такого рвения поделиться чем-либо с другими она в себе не замечала никогда. Алиссия в целом предпочитала что-то делать, а не говорить. Но проживание в деревне, постоянные приходы разнообразных личностей и редкие вылазки в город сделали её общительнее, позволили утолить долгую сокрытую жажду разговоров ещё со времен её проживания на Скеллиге. Если у неё появлялась возможность поговорить с кем-то вне лечебных процедур, то она старалась её использовать. Но болтать попусту всё же не любила, предпочитая обсуждать вещи, в которых разбирается сама и которые могут оказаться кому-либо полезны. — Постой, сюда, — женщина свернула в проход, отдаляясь от шума улиц. Выдолбленное в скале жилище не отличалось от других краснолюдских построек. Но хоть здесь и проходила одна из сквозных троп к Махакамским воротам, ни одной живой души в округе не было. Иорвет нахмурился и, скорее по привычке, потянулся к мечу; но осёкся, не нащупав оружия. Ему удалось отыскать Тита Сороку в почти что трезвом состоянии в своей мастерской. Возможно из-за как раз-таки не выветрившегося самогона он оказал ему радушный приём и даже зарёкся о скидке на товары для белок. Дела у краснолюда шли не очень, но атаману не приходилось выбирать. Он оставил сломанный меч, сделал новый заказ. Выкупил у кузнеца чуть потрёпанную кольчугу, которая осталась ещё с битвы под городом и несколько кожаных ремней. Эльф не торопился искать друидку — не было смысла хватать добычу раньше, чем она попадёт в силки. И хоть выпытывать информацию из dh'oine у него получалось отлично, кмет скорее сбежал бы от него, чем выдал что-то ценное. Травницу же слуга знал и атаман был уверен, что у неё были свои рычаги давления в этом допросе. Более того, у неё был прямой интерес узнать всё об отравителе как можно скорее, чтобы Лис покончил с ним и приступил к спасению всех угнетённых Вороньим кланом. Поэтому Иорвет не сомневался в том, что это не ловушка. Хоть отдалённый закоулок действительно был хорошим местом для засады. — Куда ты идёшь, beanna? Эта дорога ведёт в лес, — эльф поравнялся с лекаркой, внимательно рассматривающей высокую красную дверь, — а эта дверь — в чей-то дом. Sinn neen illo. — Хм, не мог бы ты? — она приглашающим жестом указала командиру на тяжёлый амбарный замок и отступила в сторону, проигнорировав его слова. Как оказалось, Иорвету не нравилось, когда его не слушали. Он осторожно поравнялся с ней на низкой ступени и хитро прищурил глаз. — Зачем мне это делать? Хочешь обзавестись славой единственного домушника в Вергене? — Если я скажу, что это поможет найти виновных в отравлении Девы, ты сломаешь чёртов замок? — Алиссия занервничала. Скорее не из-за боязни прослыть незаконопослушным гражданином, а из-за интереса к тому, что они могут отыскать в доме жреца. Его убили, дом опечатал староста — хоть сюда и так никто не забредал, все боялись подхватить какое-нибудь проклятие; значит, там могли остаться доказательства его причастности к преступлению. Не стоило терять времени, ведь у горожан в любой момент мог проснуться интерес к магическому и денежному имуществу жреца. Иорвет присел на одно колено, обдумывая, как можно вскрыть замок. Набор отмычек и острый кинжал он предусмотрительно оставил в лагере, меча при нём не было — стоило заглянуть к кузнецу позже, а сбей он замок камнем, то на шум слетелись бы даже гарпии с отвесных скал за городом. — Так не пойдет, есть у тебя что-нибудь острое? — травница затаила дыхание и, опустив корзину, аккуратно отколола от плаща фибулу с длинной медной иглой. Она, в отличие от медицинских ножниц и пинцета, по размеру как раз проходила в щёлочку. Эльф придержал замок свободной рукой и стал фибулой водить из стороны в сторону. Он пару раз выругался, вытаскивая иглу и царапая ею оголённую кожу на локте. Травница уже после восьмой попытки поняла, что краснолюды были ещё и искусными мастерами амбарных замков. Иорвет не сдавался, но его терпение медленно подходило к концу. Алиссия оглядела стену с дверью внимательнее. Слева была каменная выемка, которой только и не доставало клумбы с цветами — единственное, что поместилось бы в ней и смотрелось бы гармонично. Справа же было небольшое заколоченное окно. Даже если бы они смогли выбить ставни, пролезть в него мог разве что ребёнок годов трёх от роду. Женщина перестала думать о вариантах с использованием грубой силы или хитрости — выманить ключ у Сесиля Бурдона вряд ли представлялось возможным, да и это лишь привлекло бы внимание к их расследованию. Узнает один, узнает другой, а потом весь город поднимет свои вилы и ножи на Стенниса и его дворян: не лучший расклад на политической арене, даже дурак мог это понять. Друидская магия здесь не поможет, но насчёт обычной её терзали сомнения — помнит ли она хоть одно заклинание, которое открывает замки? Ей показалось, что помнит. — Иорвет, отойди. Есть мысль. — Мысль? Надеюсь, твой мозг додумался привести сюда профессионального взломщика? — эльф чуть пыхтя поднялся на ноги и ступил на землю. — Нет времени, лучше прикрой лицо или вовсе отвернись. Не знаю, вроде там было что-то... — травница закрыла глаза, сосредоточенно пытаясь подобрать нужные слова и направив сложенные ладони в сторону замка. — Ik roep avelar abans... — Que? — Иорвет быстро сообразил, что к словам женщины стоит прислушаться. Он отскочил к стене и пригнулся, закрывая руками голову. Сквозь ресницы просочилась вспышка света — и тут же пропала. Когда травница перестала говорить заклинание, он высунулся из своего укрытия и увидел лишь сваленную с лестницы корзину и открытую дверь со слегка покачивающимся замком. — Bloede mannas, — эльф сделал шаг в дом и тут же принялся отмахиваться от летающей повсюду пыли, — что это было? — Я заучила несколько бытовых заклинаний, пока была в Настроге. Это открывало замки, но я не знала, как оно сработает. Получилось, — травницу грязь не смущала: она лишь спешно перебирала бумаги на столе у жреца. — Нельзя было сразу его использовать? — Лис чихнул, потирая нос перчаткой. — Почему здесь так пыльно? И в чей дом мы проникли? — Иорвет рискнул заглянуть в дубовый шкаф и выудил оттуда тёмную мантию с цветной вышивкой на подоле и капюшоне. Он сразу узнал это одеяние: такое же было на жреце Кревы, голову которого Хенсельт раздробил о камень. — Мы в доме Ольшана, так? — он потряс пыльной одеждой перед женщиной. — Как ты, — она отвлеклась от вникания в различные молитвы и рецепты отваров и перевела взгляд на эльфа, — да, твоя правда. Ольшан умер и все его заклинания, что он наложил для своего уюта, исчезли. Поэтому дом выглядит так, будто здесь сотню лет никто не жил. — И что нам здесь нужно? — уже с напором продолжил Иорвет. Он знал лишь имя жреца, потому что о его смерти с сожалением отзывалась Саския. Но не мог сказать больше. Травница, по-видимому, могла. — Он замешан в отравлении? — эльф вцепился в локоть женщины как в спасительную руку товарища на глубине, и резко развернул её к себе, — Ну? Я жду объяснений. — Не делай поспешных выводов, — Алиссия аккуратно стянула со стола первую попавшуюся бумажку, стараясь не смотреть на атамана. Женщине не хотелось отвлекаться на возникшее у него чувство линчевания и так мёртвого жреца. Она осмотрела рисунок и цокнула. — Вот же выродок... Эльф перевёл взгляд на лист бумаги и ослабил хватку. Он выхватил рисунок и, оперевшись руками на стол, внимательно его изучил. Это был чертёж кубка — того самого, из которого на совете пила Саския. Судя по заметкам вокруг, яд заливался в резную серебряную змею, служившую украшением-орнаментом, проходящим по всему диаметру кубка. — Как только вино касалось дна, срабатывал механизм и из клыков начинал сочиться тауматор. Добавить яд не в вино, а в кубок. Это очень умно, — травница старалась не замечать боли в предплечье и тоже рассматривала рисунок, склонившись над столешницей. От долгого молчания ей становилось всё хуже: голова гудела, желудок напоминал о том, что одними ягодами и корешками он сыт не будет, а пальцы всё ещё жгло в экстазе от испробованного заклинания. Иорвет молча пялился на бумагу, а желваки на его скулах пугающе рдели. Будто почувствовав приближающийся шторм, Алиссия принялась медленно подтягивать бумагу ближе к себе, но холодная кожаная перчатка накрыла ладонь и вжала в дерево. — Иорвет... Нужно рассказать обо всём Геральту и найти того, кто помогал Ольшану. Он явно затевал это всё не для себя. Эльф ничего не ответил. Травница посчитала, что оставить его одного сейчас — полного злобы и явно в голове держащего имена всех неугодных ему в качестве подозреваемых — было бы разумнее, чем попасть под раздачу. Но разум категорически отказывался потворствовать душевным порывам, которые сегодня склоняли её в свою безрассудную сторону. Алиссия, воспользовавшись тем, что с рукой Иорвета у неё возник почти что непосредственный контакт, прикрыла глаза. Магическое тепло разлилось по организму, невидимыми нитями передаваясь под перчатку эльфу. Тот чуть вздрогнул, пытаясь отвести руку в сторону, сопротивляясь успокаивающим его импульсам. Женщина не стала продолжать сеанс друидской магии против его желания, пусть в данный момент он нуждался в ней как никто другой. Она вытянула ладонь и сделала шаг в сторону, увлечённо прикалывая фибулу обратно на полы плаща. Иорвет поднял голову, переведя взгляд на полку со склянками и, неожиданно для себя самого, просто вздохнул, сильнее сжав кулаки. Женщина даже представить не могла, как сильно было его желание воскресить этого жреца и убить снова. «Его смерть была слишком простой, слишком безболезненной — этот dh'oine заслужил вечных пыток, а не покоя» — Иорвет дёрнул челюстью. Но покажи он сейчас всю свою злобу, разгроми он все эти банки, переверни стол и сдёрни ковёр на стене, это лишь подтвердит то, что о нём говорят. Лис лишь подтвердит свою репутацию, по деревьям развешенную жалкими кметами. Пусть временами ему действительно хотелось, чтобы имя его вызывало страх у окружающих, но сейчас ему, возможно впервые, нужно было поступить по закону. Если они хотят создать новое государство, то не стоит зачинать всё с убийства. Он этого не хочет. Саския этого не хотела бы... И Травница этого не хочет. Он, верно, пугал её сейчас. Она стояла в опасной близости к таящему невиданную доселе злобу командиру скоя'таэлей и просто пыталась не уколоть себя брошкой. Эта беспечность раздражала Иорвета и он бы с радостью окунул её головой в мёд, но отчего-то её постоянные повторения о том, что она не судит его по прошлому и не видит в нём угрозы всему человечеству, переубеждали его в своих намерениях. За долго время кто-то поверил в то, что он не плохой скоя'таэль. Что он просто эльф, попавший в подоплеку вечных конфликтов жадных до власти людей. — Идём, — Иорвет свернул бумагу в трубочку и грубо запихал её за кушак. Он выпрямился, в последний раз осмотрев жилище жреца. Травница не отозвалась, но он слышал, как та шуршит плащом. — Дар речи потеряла, derwydd? — Пальцы дрожат, не могу зацепить, — женщина застыла на месте, нервно держа действительно подрагивающей рукой фибулу, а другой неудачно хватаясь за растекающуюся ткань. Эльф сделал шаг к ней на встречу. С его лица сошла устрашающая гримаса и он ловко стянул полы плаща, нахлёстывая их друг на друга. — Аккуратнее, ослабь чуть, — Иорвет последовал совету и прикрепил фибулу, несколько раз ткнув иглой себе в палец — ничего не почувствовал из-за плотной перчатки. Травница вначале округлила глаза, получив от эльфа подобного рода помощь, но боялась даже вздохнуть, пока у него в руках было что-то острое. Командир отпрянул и хрустнул шеей, оборачиваясь к выходу. Травница благодарно кивнула уже ему в спину и вернулась к бумагам на столе. Ей показалось, что один из почерков был ей знаком. Она принялась раздвигать наваленные друг на друга листы и развёрнутые письма, пока не увидела иссиня-чёрное воронье перо, обёрнутое бумагой. Она приоткрыла рот, не веря тому, что видит. Подняла письмо на свет, исходящий из открытой двери, пытаясь разобрать почерк, каким писала сама. Грамматике учил её Аксель. Ольшану, жрецу Кревы из Аэдирна Я рад слышать, что Белисса ан Куркве поселилась рядом с Вергеном. Спустя столько лет Вороний клан сможет обрести покой, процветая дальше на благо Вороны-матери... Мы не нарушим своих обещаний. Все жрецы Кревы на островах будут находиться под нашей защитой и смогут спокойно проповедовать на южной части Ан Скеллиге, Ундвике и Спикерооге. Ежели сунутся на другую территорию, то я вынужден буду, при отсутствии сопротивления, отослать их обратно на Континент. Вместе с письмом отсылаю прошенный тобою тауматор. Для убийства крепкого мужика хватит трёх капель, для драконихи — не меньше пяти. Разделяю твои опасения касательно появления в городе «жемчужины третогорского двора», я много о ней наслышан и ведьма может лишь помешать нашим планам. Главное, держи её на расстоянии от Белиссы. Не подпускай к девушке никого, кто обладает магией или может её почувствовать. Прибуду в Верген после осеннего Эквинокция. Voerle, Olshann.Axel Tair-llygad aep Lofoten
Травница медленно подняла голову, взглядом встретившись с сушёной головой крысы, аккуратно лежащей меж магических склянок. Губы скривились, а передняя челюсть вышла чуть вперед. Она медленно сглотнула. — Ты прав, пора, — Алиссия подмяла лист под ладонь и сжала его. Иорвет многозначно промолчал, посчитав, что спрашивать о содержании записки было бы лишним сейчас — друидка как-то лично восприняла содержимое, по её выражению лица это было легко понять. Эльф лишь взял чёрное перо и аккуратным движением руки воткнул его в платок, обвязанный на голове: своё старое соколиное перо он оставил во Флотзаме, во время схватки с Роше. Травница быстро подхватила корзину, на самое дно запихивая клочок бумаги и дождавшись, пока атаман прикроет за собой дверь, направилась в сторону «Котла».