Как люди ни хитры, пора приходит - И все на воду свежую выводит. Уильям Шекспир. Король Лир.
— В яблочко, — Лавранк’х поднял глаза с выцветшей страницы книги, исписанной древними эльфийскими письменами. Он произнёс эти слова с крайним безразличием, декларируя это как данность, которая случается уже не в первый раз за то время, что они провели в этом шатре. Ахорн хитро улыбнулась и прокрутила кистью в воздухе, указывая на продолжение веселья, протянув раскрытую ладонь в сторону эльфа. Тот даже не отвлекаясь от своего занимательного чтива, повёл пальцами, на кончиках которых появились зелёные искры и тут же исчезли, оставляя после себя небольшое свечение. Пара наточенных кинжалов направилась в сторону воительницы. Женщина резко повернулась вокруг своей оси и, пригнувшись, перехватила их за рукояти. Лавранк’х закатил глаза от такой театральности, а Ахорн улыбнулась во все свои ещё целые зубы, неприятно оскаливаясь в сторону режущего по ушам звука в другой стороне шатра. — Может, пойдёшь точить своего «Агнца» наружу? Голова раскалывается, — она так же театрально приложила руку к виску, имитируя головную боль. — Может, ты перестанешь метать свои скверные клинки в портрет Хенсельта? — камень резко соскочил с лезвия, и Ахорн стиснула зубы. Марина поднялась со скамьи и удобнее взяв меч за длинную рукоять красного цвета, дёрнула полу шатра и пересела на скамью снаружи, оставляя небольшой просвет между тканью. — Нас могут обвинить в измене только за то, что Вильям подрисовал ему усы... — себе под нос обозлённо прошептала женщина, начиная чиркать камень о меч с новой силой. Поведение убийцы ведьмаков в последнее время не давало ей покоя: любое её неаккуратное движение или слово могло завершить их пребывание в лагере короля кровавой бойней. Мало того, что отношение к ним и так было крайне настороженное, так ещё и снующие вокруг их шатра солдаты очень нервировали всех членов «Железных соколов»*. Нильфгаардцы, по-видимому, следовали указаниям друида и пристально следили за тем, чтобы они ничего не разболтали о своём заказе; каэдвенцам было просто интересно окинуть похотливым взглядом воительниц и прокричать пару оскорбительных фраз в сторону эльфов. Самыми надоедливыми и дотошными оказались бывшие люди ныне почившего Фольтеста — специальное подразделение «Синие Полоски», что гостили на земле Хенсельта и были такими же нелюбимыми местными обитателями, как и Соколы. Эта ненависть не способствовала их сплочению, ведь цели они преследовали разные: одни выполняли заказ нильфгаардского посла, что был продиктован тому странным дедом-друидом, другие же искали справедливости за смерть своего любимого короля. Командир темерского отряда и вовсе обходил их шатёр, что находился на пути к лесу, за несколько вёрст. Но люди его наблюдали за Соколами и те не вели столь успешную деятельность, если бы не заметили такую примитивную слежку. И пусть Ахорн метала им под ноги кинжалы, вселить в них безмерный страх перед этим шатром ей не удалось. Им и этого делать не следовало, ведь главное — не привлекать внимание, но уж слишком их компания была заметна на фоне общечеловеческой ненависти к другим расам. Та же самая Ахорн — чистокровная Aen Seidhe, бывшая глава одного из отрядов скоя'таэлей, которая узрела милосердие королевы Лирии и Ривии Мэвы и последовала за ней через пепелища Аэдирна. Она прошла его, Махакам, болота Ангрена и помогла вернуть этой женщине свой трон. Мэва настолько вдохновила Ахорн на благородные свершения, что она была готова присягнуть той на верность и продолжить верой и правдой служить королевству. Мэва по-достоинству оценила её заслуги, но принимать в армию отказалась: слишком напряжённой оставалась на Севере ситуация с другими расами, да и подпускать так близко бывшего скоя'таэля было неразумно с политической точки зрения. Поэтому Мэва предложила ей занять место подле Гаскона, что одно время командовал собственной вольной компанией. Но Гаскон Броссард сбежал, а, вместе с тем, исчезла и компания. Ахорн слепо следовала приказу Мэвы держаться рядом с ним, веря, что это её особенная миссия, порученная самой королевой. Воительница никогда не отличалась особым умом, но её навыки обращения с любым видом оружия просто поражали. И в этот раз Ахорн отправилась на поиски Гаскона. Отыскала она его в таверне в Третогоре и единственное, что он сказал, так это предложил сыграть партейку в Гвинт. Он знал, что Ахорн рано или поздно найдёт его. А учитывая методы её «поисков», решил позволить ей самоудовлетворить свои навыки ищейки. Гаскон поручил ей несколько заданий подальше от себя, в Аэдирне и Каэдвене, дабы не провалить всю свою конспирацию в качестве шпиона Лирии и Ривии. Ахорн же посчитала, что теперь её верность принадлежит ему, поэтому с радостью приняла такое серьёзное предложение. Она собрала отряд из ещё нескольких своих бывших подчинённых и пары наёмников и направилась подальше от Гаскона. Он с облегчением вздохнул, понимая, что только что даровал свободу действия настоящему чудовищу. Ахорн ведь убивала много, и делала это с таким безразличием, что можно было подумать, будто она пересчитывает овец на грядущий сон. Ей не доставляло удовольствия рассекать чужие артерии и на куски разрезать плоть, да и садистских наклонностей у неё не проявлялось. Она просто делала то, что у неё получалось — убивала. Ей не был дан поэтический слог или сладкий голос, а для речей у неё не хватало ума. Работать руками всегда было проще, а когда за это тебе платили хорошие деньги, совесть ни к чему уже не взывала. Ахорн была главой отряда скоя'таэлей, а теперь она глава вольной компании «Железных Соколов» на Востоке. И добилась она этого лишь своим упорством и силой. Отряд «Соколов» выступал здесь в качестве наёмников, что на самом деле собирали информацию о Нильфгаарде и Каэдвене: королеве Мэве нужна была подстраховка на случай, если империя решит напасть на Лирию и Ривию, поэтому она заключила тайный союз с Реданией; король предоставил Железным Соколам право действовать на их территории свободно и посвятил их в сети, что плели его собственные шпионы. Соколы быстро поняли, что действий в качестве вольной компании слишком мало, чтобы узнать ценные сведения. Поэтому некоторые отряды отделились от них, продолжая свою деятельность в тени преступного мира. Ахорн из-за своего прошлого и репутации определённо больше подходила на роль командира чего-то подобного. Следуя за нильфгаардской делегацией, они не могли просто находиться у тех на хвосте. И им удачно подвернулся старый друид, что предложил довольно интересную сделку. Верт и Вильям, наиболее противоположные друг другу члены их отряда, — один всю жизнь был беспринципным вором, а второй являлся бывшим солдатом Ахорн и отличался особым чувством справедливости — посчитали подобное предложение очень странным. Ведь мало того, что друид путешествует с нильфгаардцами с самой Цинтры, так ещё и приказывает их солдатам, что делать. Раньше, встречая нильфгаардского воина с золотым солнцем на груди, люди обычно убегали как можно дальше, а особенно друиды, которых в Нильфгаарде после Второй войны перерезали под чистую. Старик же вёл себя столь нахально, что даже Ахорн пару раз хотела запустить в него что-нибудь тяжёлое. Но его отношение к делегации и к ним крайне разнилось: отряд он лишь иногда поторапливал, в их расследование не лез, в шатёр без предупреждения не входил. Он проявлял уважение, а его двуличие ещё сильнее раздражало воительницу. Его заказ был столь важен, что он решил не оказывать абсолютно никакого давления? Поиск темноволосой девчонки затягивался из-за чёртовой Мглы, через которую старик запретил им идти. Видимо боялся, что умрут или же сбегут от страха перед драугирами. Но им не впервой было встречаться с призраками, даже с теми, кто орудовал мечами не хуже живых. Всё же сейчас они не могли нарушить приказ. Марина давно спланировала, что как только они найдут пропажу, то не сразу доставят её в лагерь: есть предчувствие, что эта девушка так сильно нужна Нильфгаарду и друиду не просто так. Возможно, она им чем-то насолила, или же вовсе обладает какими-то способностями, что помогут империи в её планах. Им стоило допросить её прежде, чем выдавать заказчику. А после этого, если от них не захотят избавиться, что являлось бы очень вероятным исходом этой сделки, им следует найти кого-нибудь из реданской разведки и сообщить о планах нильфов. Пока же нужно просто ждать момента, когда одна из сторон снимет проклятие. Как объяснил старик, вергенцам тоже невыгодно, чтобы туман застилал округу: Мгла становится больше и скоро может приблизиться к воротам города. Поэтому он не сомневался, что находящаяся там ведьма Эйльхарт, чью, как он выразился, «грязную» магию можно учуять на другом конце Континента, уже ищет способ снять проклятие. Им же беспокоиться не о чем, ведь на их стороне целых два чародея, которые ведут себя так, будто кроме них в войске Хенсельта больше никто ничего и не делает, и старик-друид, что лишь курит трубку с чёрным дымком и сидит в шатре посла круглыми сутками. — Не спится? — Марина давно заметила чуть подрагивающую от света единственного факела на балке тень, что виднелась из-за соседнего шатра. Она знала, что таким образом может спугнуть чью-то разведку, но также и покажет, что они прекрасно осведомлены о слежке, и мириться с этим во время своего отдыха не будут. — То же самое хотел спросить у тебя, наёмница, — тень приблизилась и по её очертаниям женщина смогла понять, кто перед ней. Да и этот низкий, немного хрипящий от постоянного курения голос, который точно не спутаешь ни с кем другим. Разведчик склонил голову, рассматривая точильный камень у неё в руках, ухмыльнулся и присел на другой край скамьи. Он выудил откуда-то из-под сине-белого гамбезона небольшую трубку. Пока Марина продолжала делать вид, что не замечает подобного соседства, он начал шуршать небольшим бумажным свёртком табака, выбирая тот, что не промок из-за местного климата. Аккуратно засыпав тот в трубку, немного приподнялся, поднося её к факелу. Вернувшись на место, он вновь заговорил: — Кто же мог подумать, что моя маскировка настолько херова, — воительница продолжала точить лезвие, но движения её стали медленнее, а звук тише. Она сделала это совсем машинально, а собеседник явно посчитал, что она заинтересована в этой беседе. Резкий запах табака ударил в нос, и женщина покрутила головой, развеивая серый дым. — Прятаться в тени собственного шатра глупо, если с той же стороны есть источник света, — Марина протёрла рукой лоб, на котором уже собирались капельки пота. Пусть на улице и было достаточно прохладно, но столь усердная работа руками заставляла её испытывать некоторую усталость. Женщина одним точным движением воткнула меч в землю подле скамьи, отложила точило на край, и откинулась на натянутую полу палатки позади. Она медленно повернула голову в сторону темерца и наградила того возможно слишком усталым взглядом. Мужчина же продолжал курить трубку, рассматривая поблескивающий вдали Понтар. — Вернон Роше, — он убрал трубку ото рта и грустно улыбнулся, протягивая ей руку. Марина немного опешила от подобного жеста: пусть лично к командиру она не испытывала никакой неприязни и, в какой-то степени, прониклась к нему уважением, но водить с ним дружбу и какой-то диалог не планировала. Его действия сейчас не были пронизаны скрытыми намерениями, ведь у женщины на подобное был особый нюх, но она ясно понимала, что он затеял. Решив дать ему почувствовать превосходство в этой игре, одарила его самой скромной улыбкой, на какую была способна. — Марина Клемменс, — женщина стянула с руки перчатку и пожала ему руку. Роше весело фыркнул на проявление манер в подобном месте и шутливо поклонился, отставляя руку с трубкой в сторону. — И как же столь воспитанная девушка попала в ряды наёмников? — нарочито незаинтересованно спросил он, отворачиваясь и делая ещё одну затяжку. Но тут же обернулся к Марине, услышав звонкий смешок. Он немного округлил глаза с такой реакции на свой вопрос: такое высказывание могло бы поразить бордельных девок, что остановились недалеко от лагеря, но никак не серьёзную на вид охотницу за головами. Мужчина непонимающе свёл брови. — Девушка... — Марина хохотнула ещё раз, но уже тише, в поднесённый ко рту кулак. — Меня так лет сорок не называли, — командир Полосок нахмурился ещё сильнее. Лет сорок? Она чародейка? Не похоже. Зачем тому, у кого есть магия, меч? И не эльфийка — не те черты, да и клыки на месте, что он успел рассмотреть во время её представления. — В любом случае, выглядишь достаточно молодо, — он недоверчиво покосился на неё и вновь вернулся к рассматриванию Понтара. Не его дело, что она за создание. Ему нужно совсем другое. — Не помню, чтобы мы переходили на «ты», — интонация её голоса всё ещё выдавала её приподнятое настроение. Действительно, когда тебя, семидесятилетнюю, называют девушкой, это не может не повеселить, — Я полуэльфийка. Кажется, Вернон Роше только что чуть не умер от удушья собственным табаком. Курение убивает, но новость о том, что в этой шайке наёмников есть ещё эльфийка, пусть и наполовину, не радовала. Он мог спланировать, как отвлечь эльфа-мага, другого молодого эльфа, что постоянно вынюхивал что-то у чужих шатров; да даже человека по имени Вильям, — что явно было не настоящим — который почти всё время проводил в передвижном борделе. Но как отвлекать эльфийку по имени Ахорн, только от вида которой бывалому военному Роше становилось не по себе и эту Марину, о существовании которой в этом отряде он узнал только вчера, он не знал. Он уже подсылал к Ахорн Бьянку, якобы решившую предложить им вместе сходить на реку и сполоснуться; но та мало того, что попыталась её облапать, так и умудрилась вывести темерку из себя. Бьянка тогда ясно дала понять, что больше к ней не приблизится. Оставалось найти подход хотя бы к Марине — именно этим он сейчас старательно занимался. Проблема в том, что ловеласом Роше был никудышным, а с женщинами общался только на службе. С удовлетворением мужских потребностей прекрасно справлялись дамочки из столичного борделя: Роше всё же капитан, поэтому ему не пристало пользоваться услугами каких-то не имеющих лицензии куртизанок. Бордель он посещал больше от нужды расслабиться после сложных дней, и большее время платил за то, что просто там спал. Да и вряд ли его лицо, которое представительницы женского пола считали слишком грозным и довольно непривлекательным, способно так скоро завладеть сердцем полуэльфийки. Пожалуй, весь тот фарс, что происходил сейчас, накрылся медным тазом из-за его незнания, что делать дальше. — Вы, капитан, нормально себя чувствуете? — Марина наклонилась вперёд, рассматривая Роше немного снизу. — Побледнели. — Это всё лунный свет, — он сухо кашлянул и тут же глубоко вздохнул. Отняв трубку ото рта, он последовал за Мариной и опасно приблизился к её лицу. Женщина не отвела холодного взгляда даже когда почувствовала неприятно щекочущий нос запах дешёвого табака. — Что, правда настолько бледный? — Как снег, — Роше скривил губы, возвращаясь на своё место. Марина же медленно встала, вытаскивая свой меч из земли. Другой рукой она подняла точильный камень и даже не разворачиваясь, бросила его за спину. Стоящий там же, где ранее прятался Роше, Вильям, поймал его одной рукой и довольно улыбнулся. — Я оставлю вас, мальчики, — Марина повернула голову в бок и Вернону показалось, что зелёный цвет её глаз только что недобро сверкнул в сторону сокомандника. — Приятно было познакомиться, Вернон Роше. Последнюю фразу она сказала довольно дружелюбно и Роше показалось, что даже чересчур. Но зацикливаться на Марине было бесполезно: он сразу понял, что никакой информации от неё не получит. А вот мелкий выродок Вильям определённо мог подсобить ему. Воры падки на деньги, а у Роше в руках находилась довольно внушительная сумма, да и на такое дело можно было вложить деньги темерской казны, малая часть которых хранилась на «Персифале» до их прибытия на собрание в Лок Муинне. То, что командиру Синих Полосок удалось узнать об этом воре, не делало ему хорошей репутации: Вильям, или, как гласило его дело, собранное разведкой Темерии, Эний Варс, был человеком без чести и совести, и действительно мог продать родную мать за чьё-либо расположение или сотню оренов. Но его преданность этому отряду наёмников вводила Роше в ступор, ведь он старательно избегал его солдат, которые подходили к нему с различного рода предложениями. Неужели изменился? Роше прислонил трубку к губам и задумчиво вгляделся в лицо вора, который уже вошёл в поле его зрения и жевал зелёное яблоко, чей хруст показался Вернону уж слишком противным. Капитан хитро сощурился и встал, краем шаперона задевая нижнюю часть факела. Он подошёл к вору вплотную, нарочито выдыхая ему в лицо табачный дым. — Ну и чем займёмся, дорогуша? — достаточно неразборчиво произнёс Вильям, откусывая новый кусок, и в глазах его на мгновение блеснула азартная искра. — Устроим прогулку при луне?***
— Bloede mannas, открывай! — Иорвет уже несколько минут стучал в дверь чародейки Эйльхарт обоими ногами. Он совершенно точно слышал внутри дома возню и тихие вскрики, значит, Филиппа должна быть там. Ему было глубоко наплевать на личную жизнь чародейки, но если из-за её утех со своей помощницей Алиссия пострадает ещё сильнее, то он точно исполнит своё давнее обещание перерезать ей глотку. Эльф ещё сильнее ударил носком сапога по низу двери, стараясь не трясти девушку в своих руках. Всё то время, пока Иорвет тайными тропами пытался выйти к дороге в город, Алиссия не издала не звука. В один момент ему показалось, что она не дышит — Иорвет замедлил шаг и склонил голову к её груди, но услышав слабое сердцебиение, немного умерил свой пыл. Времени одевать её не было, да и платье после столкновения с джинном вовсе оказалось полностью в воде. Ведьмачий плащ, который был ей не по размеру, не смог скрыть все открытые взору участки её тела. Иорвет ещё в пещере спешно стянул с себя верхние слои доспехов и одежды, оставшись в одной белой рубахе. Он аккуратно, но быстро одел травницу в свой гамбезон, что ей доходил до самых колен, а сверху накинул красную безрукавку. Это должно было согреть её. Пусть на улице было уже позднее утро, но вода с её волос и тела никуда не исчезла. Не то, чтобы он задумывался о её комфорте — просто принеси он друидку в таком виде в город, местные жители могли бы обвинить его во многом, в чём подозревали ранее. В особом зверстве и распутстве, к примеру. Иорвет был уверен, что делает это только из-за беспокойства о собственной шкуре. Но что-то внутри его не позволяло принять это за истину. Эта слабая женщина, что сейчас беспомощно свисала с его рук, спасла его. На самом деле, за время их знакомства она делает это не впервой, но только сейчас это было так заметно. Он точно мог сказать, что делает она это не только из-за жажды выжить и отомстить: тот блеск, с которым она тогда говорила о Саскии, был ему знаком. Пожалуй он сам восхищался Девой и её деяниями, и сам бы пошёл на всё ради неё. Но не мог. Не знал, был в смятении и ярости, когда узнал, что её отравили. Он не думал о том, что все их планы были растоптаны в мгновение ока. Он думал лишь о том, что Саския была единственной женщиной в этом мире, в которую он верил. И которая поверила в него в ответ. Он был там ослеплён собственным чувством мести, что стал забывать про истинную цель их прихода в Верген. Но рядом с Алиссией он ясно помнил об этом. Именно она сказала ему много правдивых слов. Именно она каждую минуту явственно боролась со страхом его присутствия рядом и переборола его. И именно из-за неё он чувствовал к ней сейчас то же самое, что и к отравленной Саскии. Его пожирала ненависть к самому себе за то, что не смог уберечь ни одну из них. Почему-то сейчас он не мог сказать, что Саския — единственное светлое пятно в его жизни. Ему что-то не позволяло. Снова. Он чувствует к Деве многое... Чувствовал более ясно до встречи с друидкой. Накинув девушке на плечи плащ, Иорвет удобнее перехватил её под коленками и уложил голову к себе на грудь. Это положение было наиболее удобным для того, чтобы быстрым шагом, срываясь на бег там, где нет кочек и провалов, добраться до города. Почему-то эльф никогда не задумывался, отчего в Вергене нет лошадей? Считают ли здесь их такими же разумными существами, не подлежащими использованию в качестве рабочей силы? Что же, Верген — довольно необычный город со своими, не всем ясными законами и особым, нелюдским менталитетом. Да и использовать лошадь в лесу, где меж деревьями даже он еле протискивается, действительно было бы глупо. — Да что ты себе поз... — недовольная на лицо и довольно потрёпанная на вид Филиппа Эйльхарт в длинной ночной рубашке тёмно-красного цвета резко распахнула дверь. Выбившаяся из причёски прядь прикрыла ей один глаз, но и по остальному Иорвет мог догадаться, что действительно застал чародейку в момент бурной физической активности. Промелькнувшая у неё за спиной Цинтия с красным румянцем на щеках, спешно хватающая туфли и тёмные брюки, скрылась в глубине дома. Филиппа лишь повела щекой на шорох позади, но сразу замерла, всматриваясь в очертания под капюшоном. Иорвет немного приподнял Алиссию и не растрачивая времени на приветствия, обошёл чародейку и найдя у окна бархатную кушетку, уложил её туда. Филиппа даже подобное место смогла превратить в дворцовые покои: плотные шторы с золотистой вышивкой, два красных кресла, такая же кушетка и, конечно же, кровать с огромным балдахином. Не хотелось бы знать, что на ней происходило всё это время — именно по этой причине атаман не понёс девушку туда. Стянув с неё плащ, он опустился на пол, раскрывая прикрытые глаза. Травница всё ещё не реагировала на свет. Филиппа, мягко говоря, недовольная приходом эльфа, громко захлопнула входную дверь и тут же облокотилась на неё. Чародейку начало мутить, бросать в жар и косить в сторону: именно такое влияние оказывала на неё витающая в воздухе друидская магия и то, что ощущалось ещё явственнее — магия гения воздуха. Эйльхарт сменила возмущение от внезапного визита на сильную заинтересованность в происходящем. Единственное, что всё ещё безумно раздражало её, так это её собственный внешний вид. Она не могла позволить Иорвету увидеть себя в подобном неглиже, а потому шепнула заклинание и взмахнула рукой, которую опустила уже на чёрно-оранжевую ткань подола. Проведя руками по волосам, магией собрала те в две аккуратные косы. Филиппа быстро проделала эти манипуляции и, схватив со стола небольшой красный рубин, подошла к кушетке. Иорвет поднял на неё свирепый взгляд и будь чародейка менее заинтересованной в такой необычной энергии, одарила бы его колкостью в ответ. — В сторону, — приказным тоном она отправила эльфа в сторону кресел и небольшого стола. Но Иорвет не мог даже думать о том, чтобы оставаться в стороне. Филиппа не должна была узнать о ней таким образом, никто не был к этому готов. А спокойствие чародейки только пробуждало в нём ещё большее сомнение в чистоте её мотивов. Эйльхарт — не простая гадалка, что за медяк нагадает безоблачное будущее. Филиппа Эйльхарт, пожалуй, самый опасный враг, которого можно заполучить. Она умна, хитра, амбициозна и обладает огромной магической силой. Иорвет не сможет ей противостоять, но всегда старательно делает вид, что готов убить её в любую секунду. Сейчас же эльф просто не имеет иного выхода, как довериться ненавистной ведьме. Она точно должна понять, что вылечить Алиссию — это заведомо спасти Саскию. Его личные интересы не окажут никакого влияния на неё, но вот жажда получить власть над Саскией и долиной Понтара — вполне. Филиппа, которая даже стоя на коленях выглядела грациозно, как и подобает уважающей себя чародейке, уже избавилась от завязи на гамбезоне и отогнула ворот безрукавки, порвав его в некоторых местах — но Иорвету было на это абсолютно всё равно. Он подошёл ближе к окну, которое, по неизвестному замыслу архитектора, выходило прямо на скальный свод, и развернулся. Откинувшись на подоконник и сложив руки на груди, он ожидал, что чародейка спросит у него про Алиссию. Но там молчала, напряжённо прикладывая драгоценный камень к разным частям тела, но всё время возвращая в ложбинку на ключице. В конце концов, когда камень, наконец, начал мерцать, на лице Филиппы отразилось некое холодное, но облегчение. Она оставила камень в ложбинке, где он продолжил сиять красный светом, а сама поднялась с колен, поправляя подол платья. Теперь она смотрела на эльфа, что не сводил взгляда с магического артефакта. — То, что эта женщина жива, уже невероятно! Так что ты можешь сказать мне всё, что угодно — я поверю всему, — эльф резко перевёл взгляд на чародейку, улавливая в её голосе упрёк и такой же ясный сарказм. Ему бы не хотелось выдавать сущность Алиссии, но Филиппа уже почувствовала её магию, а значит врать о её происхождении было бессмысленно. — Я жду объяснений, сидх. — Сначала спаси её, — он сделал шаг к ней навстречу, — а потом будут тебе объяснения. — Ха, — Эйльхарт развела руками, — думаешь, всё так просто? Ты приволок в мой дом друидку при смерти с гением внутри, и хочешь, чтобы я спасла её? Глупец! Знаешь, какова цена за такую магию? — Филиппа повторила его действия и теперь их разделяла лишь вытянутая рука, но этого было достаточно Иорвету чтобы почувствовать, как волосы на затылке начали подниматься от агонии в глазах ведьмы. — Её жизнь! Если захотел получить силу гения, будь готов потерять себя полностью. Как думаешь, почему Джоффрей Монк использовал бутылки для их заточения? Да потому что гении — это паразиты, которые сжирают магию волшебника до самой последней капли. Эта девка смогла призвать и связать джинна, но это лишь половина дела. Её тело не справится, а её магия, — Филиппа ещё раз внимательно посмотрела на камень, который продолжал всё также ярко светиться, и немного сбивчиво, продолжила, — всё ещё борется... Видимо, она очень сильна, раз ещё дышит. — Она тебе не девка, bloede mannas, — Иорвет кулаком ударил по книжному шкафу, что стоял у стены справа от него, и с верхней полки слетело несколько толстых фолиантов, которые раскрытыми страницами переплелись на деревянном полу. Эльф наступил на одну книгу, страницы которой с треском последовали за его сапогом. Алиссия говорила, что призыв джинна для друида — безопасно. Что с ней ничего не случится. А потом нашла силы признать, что он разорвёт её изнутри. Но в её голосе не было волнения или сожаления: она будто была готова к смерти. Была готова к тому, что умрёт в той пещере. Но ничего не сказала ему. Почему? Думала, что он отговорит её от этого, вступится и найдёт другой способ помочь Саскии? Раньше он даже не подумал бы о таком, а скорее всего сам и отправил бы её в эту злосчастную пещеру. Но если бы он только знал, чем обернётся эта затея, то точно не позволил бы ей жертвовать собой. Живая друидка всё ещё нужнее мёртвой. — Да, женщина, — Филиппа хмыкнула на выходку эльфа и развернулась к кушетке, задумчиво хмурясь. — Чуть больше тридцати, судя по цвету кожи — откуда-то с Юга, — она протянула руку к глазам Алиссии и чуть приоткрыла их, а затем тоже сделала и с губами. — Радужка серая, но это не врождённое. Скорее всего неудачно использовала тёмную друидскую магию. А зубы ровные, значит, жила в достатке или же имеет хорошие гены, — тут она склонилась прямо над камнем и на мгновение Иорвету показалось, что рассматривает она совсем не побрякушку, а чуть оголённую грудь. У чародеек всегда были странные пристрастия, но чтобы даже в такой момент подмечать это? Видимо та Цинтия изрядно наскучила страстной Филиппе. — Она травница из Леворшины. Мы покупаем у неё всё для отваров и порошков, — а вот и вторая чародейка, уже в полном комплекте своей обычной одежды и с подносом в руках. Только вот на нём был не кувшин с вином и не ароматные фрукты, а какие-то закрытые медные баночки и стеклянные флаконы. Филиппа, имеющая с Цинтией особую связь, телепатически подозвала ту со всем необходимым. Цинтия встала подле Филиппы и перевела взгляд на бессознательную Алиссию. Лицо чародейки на момент исказила гримаса недоброго удивления, которая не осталась незамеченной для Иорвета. На него самого Цинтия не обратила никакого внимания и теперь смотрела исключительно на Филиппу, принявшуюся смешивать свои магические штучки в серебряной чаше. — Травница... — Филиппа внимательно осмотрела бирюзовую субстанцию в прозрачной склянке и влила её в красную смесь. — Почему же я не почувствовала её раньше, м? — обращалась она больше к себе, чем к окружающим. — Потому что она этого не хотела, — Иорвет подошёл к чародейке из-за спины и внимательно следил за процессом. — Какая молодец, — Филиппа направила в сторону Цинтии злой взгляд, мысленно отлупливая ту за то, что не распознала в торговке друидку, — удивительное мастерство. Ещё бы были мозги, чтобы не лезть к гениям, так могла бы стать великой друидкой. — Она сделала это для Саскии, — рука Филиппы чуть дрогнула, и серый порошок посыпался мимо чаши, прямо на поднос. — Не ты ли сказала, что тебе нужен источник энергии? — Я же не просила джинна в друидке! — Филиппа крикнула и с горящими злобой глазами обернулась к эльфу, ткнув того острым ногтём в грудь. — Вам с ведьмаком ничего нельзя доверить! Он вообще не должен был говорить тебе о том, что нужно для её выздоровления! Теперь мне спасать эту деревенщину, хотя она явно не та, за кого себя выдаёт! Уйди, эльф, пока я не превратила тебя в белку! — Я буду ждать за дверью, — Иорвет ответил женщине сквозь зубы, и пнув один из фолиантов в сторону, вылетел за дверь. Сейчас ему нужно совладать с собой. Кулак сжался так, что кожаная перчатка издала протяжный треск. Он встал прямо у двери, оперевшись на каменную стену, и поднял глаза к небу. Какие же они с Геральтом идиоты... Они могли бы распотрошить всех гарпий келайно в округе, и пусть на это ушло бы несколько дней, но достали бы хотя бы один кристалл. Может, его бы хватило для Филиппы, а может нет. Но призывать джинна — неконтролируемого и, как оказалось, смертельно опасного духа стихий, было огромной ошибкой. Иорвет редко корил себя за промахи. На войне любая его оплошность могла привести к летальному исходу — и он был к этому готов. Ведя партизанскую войну в лесах Севера он тоже много раз ошибался и оказывался в ситуациях, выхода из которых просто могло и не найтись. Он никогда не жалел о содеянном. Он лишь учился на ошибках, пытался больше никогда их не повторять, думал не так, как раньше. Эльф легко подстраивался под ситуации. Но когда в его подчинении оказались не солдаты, безоговорочно следующие его указам, а отряд из преданных не ему, а идее нелюдей, ему пришлось взять на себя ещё большую ответственность. С тех самых пор Иорвет не ошибался. Всё, что он делал, всегда было верно. Он не бросался сломя голову на ненавистных ему dh'oine, а тщательно продумывал свою тактику. И в этот раз должен был думать не о том, как скорее спасти Саскию и отвязаться от травницы, а как не совершить ошибки. Он не воспринимал её как часть своего отряда и считал, что не несёт никакой ответственности за неё — и жизнь ей сохраняет только из-за её навыков и знаний. Рядом с ней он позволил себе стать уязвимым: много раз угрожал ей и другим, попадающимся под руку вергенцам; что-то портил, открыто высказывал своё презренное отношение к людям. Раньше он показывал это всё ради провокации какого-нибудь врага, а теперь вёл себя так постоянно рядом с Алиссией. Она была просто средством достижения цели, и была совсем не против. За всё происходящее сейчас Иорвет чувствовал свою вину. Он не мог обвинить девушку в том, что она не сказала, как это будет опасно — может она и вовсе не знала? Не мог винить и в том, как самоуверенна она была, когда призывала гения неизвестной силы. Он видел во всём свою ошибку. И теперь ему оставалось только ждать, пока Филиппа вытащит из неё джинна. Тем временем чародейка перестала обсыпать ничего не слышащего эльфа бранными словами, чьему количеству позавидовал бы любой член «Синих Полосок», и двумя руками аккуратно подняла с подноса серебряную чашу. В ней была жидкость почти чёрного цвета, имеющая едкий запах зелёной плесени. Филиппа привыкла к ароматам, которые источали магические субстанции ещё в Аретузе и поэтому, не поморщив носа, поднесла кашицу к Алиссии. Имеющая крайне острый для человека нюх Цинтия чихнула, отставляя поднос на столик между кресел. Она внимательно наблюдала за действиями своей наставницы и пыталась понять, что та будет делать. Ведь Цинтии нужно... Нет, необходимо доставить именно эту женщину Шилярду. На портрете, что она получила несколько дней назад, точно была изображена она. Только лет на десять моложе, но, благо, время не особо изменило черты её лица. Цинтия знала, что искомая была наделена магическими способностями, но чтобы всё было так серьёзно, не предполагала. С другой стороны, ей ведь нужна эта женщина живой, а вот про гения внутри никто ничего не говорил. Или же нарочно упустили? Плевать. Но Эйльхарт ведь не отпустит её просто так? Очень плохо, что Филиппа узнала про её силы... Раньше Цинтия чувствовала у травницы друидскую магию и решила присмотреться к ней, ведь предчувствие шпионки редко подводило её. А потом, спустя какое-то время появился посол с указом доставить её к нему. Бегать через Мглу втайне от Филиппы было довольно сложно, а тем более, что только вчера она принесла нильфгаардцам Трисс Меригольд, помещённую в артефактную компрессию. Теперь пути назад не будет, и как только Филиппа оставит травницу одну, Цинтия воспользуется шансом и доставит её Шилярду. Лишь бы не вмешался вечно снующий под ногами Иорвет: ночью, когда она возвращалась с той стороны Мглы, мало того, что увидела вдали двух ведьмаков, которые были подручными чародейки Шеалы, так ещё и рыскающего по округе Иорвета. У Цинтии возникло чувство, что Мгла волнует только горожан, а остальным на неё глубоко плевать. И будто не магический барьер отделял Верген от каэдвенцев, а дверь, что открывалась для каждого, кто подберёт верный ключ. Всё же переход через Мглу был вполне возможен, а всех беспокоило лишь то, что происходит там внутри: поле битвы каэдвенцев и аэдирнцев за долину Понтара, что окончилась печально для обоих сторон. Но всё сражение кипит в центре, а по краям, где валяются горы мёртвых людей и призраков, можно и перейти на другую сторону. Провести армию будет проблемно, но для одиночки в лице Цинтии это не являлось проблемой. — Цинтия! — Филиппа, видимо, не одну секунду протягивала своей помощнице полупустую чашу и уже начала было злиться, как Цинтия уже состроила у себя в голове план по похищению ослабшей друидки и приступила к выполнению своих основных обязанностей. Она неловко улыбнулась и кивнула, перехватывая чашу и ставя её на поднос. — Что ты собираешься делать? — Цинтия выглянула из-за плеча у чародейки, наблюдая, как та начала рисовать на лице, шее и руках женщины магические руны. Цинтия получила должное образование и являлась образцовой чародейкой, но даже она не смогла разобрать значение этих символов. — Выйди за дверь, — даже не оборачиваясь приказала ей Филиппа. Цинтия скривила губы, но послушно проследовала к двери. У неё не было причин останавливать Эйльхарт, ведь та определённо не упустит шанс заполучить в должники Иорвета или друидку. Когда Цинтия проскользнула на улицу, Филиппа осмотрелась. Нельзя было, чтобы кто-то, обладающий магией, был рядом — эти руны могли поглотить его силы полностью, но не распространялись на того, что их нарисовал. Эйльхарт прикрыла глаза и сложила ладони, переплетая изящные пальца с несколькими крупными перстнями и кольцами. — Ert var hug d'jinni, ante llar isar, mag tru ep baren gef. Филиппа знала, что делает всё правильно. Она ни секунды не сомневалась в том, что избавлять это тело от джинна уже поздно — он прирос к её внутренним органам, к её магии, и, вытащи она его наружу, то друидка просто умрёт. Она уже давно должна была умереть! Но если рядом всё время находился человек с таким огромным магическим потенциалом, то почему она не нашла её раньше? Друиды хоть и умело маскировали свою магию, но на ней не было следов подобных заклинаний. Возможно, это была её собственная ошибка, что не изучила окрестности города и не нашла такую драгоценность раньше этого душегуба... Да, Филиппа сама далеко не святая, и точно не станет ей**, но то, что творила она, ни в какое сравнение не идёт с действиями Иорвета в рядах Врихедд и скоя'таэлей. Кровью с его рук можно наполнить несколько Великих морей. А сейчас он приволок к ней полуживую женщину в его же одежде, которая, неожиданно, решила помочь выздоровлению Саскии. Но если Филиппа даже представит вариант развития событий, в котором друидка использует магию джинна для спасения Девы, то она могла и распознать изменённый рецепт противоядия, разработанный чародейкой. Этого не должно было произойти, а раз эльф так волнуется за свою подстилку, то это может пойти Эйльхарт на пользу: стоит только привести её в чувства, чтобы Иорвет не ошивался у её дома сутками и сказать, чтобы они принесли ей кристалл келайно, а друидку больше не тревожили. Но и придержать её рядом подольше тоже хотелось, ведь какая удивительная стойкость и сила так и требовали быть изученными. Чародейка не стала разглашать то, что разглядела в её внешности перед Цинтией или Иорветом, да и сама ещё сомневалась в своих выводах, но её кожа, волосы, черты лица выдавали в ней кровь высших сословий. А примечательные родинки над и под губой были ей смутно знакомы: однажды ей удалось увидеть портрет дочери одного нильфгаардского аристократа, у которой родинки были расположены точь-в-точь как и у друидки, а волосы её были цвета спелого апельсина. Это не слишком похоже на простое совпадение. Филиппа повторила заклинание ещё раз. Она полностью сконцентрировалась на той силе, что плескалась вокруг неё синими волнами, не различимыми обычному глазу. Руны на теле травницы начали светиться также, как и камень на её груди. Красный свет озарил помещение, а чародейка успела разомкнуть руки и сбросить с ключицы девушки камень, который уже покрылся мелкими трещинами. Как только он соприкоснулся с полом, его свечение угасло. Эйльхарт положила ладони Алиссии на живот, и прошептала заклинание третий раз. Свечение, будто разрывающее её изнутри, хлынуло наружу красными потоками, что закружились вместе с лазурными волнами вокруг Филиппы, которая не позволяла им выйти за пределы комнаты. Она ни разу не практиковала это заклинание, но верила, что её мастерская рука точно справится со всем этим. Разделить человека и джинна — сложно, а ослабить гения и запечатать его в человеке — чертовски опасно. Но другого варианта просто не было. Чародейка сразу поняла, что будет делать, и до этого момента всё шло так, как и должно. Но один из магических потоков, что окутывали обоих женщин с ног до головы, стал намного сильнее: синее свечение стало ярче и быстрее закружило комнату в магическом смерче. Филиппа на мгновение засомневалась в том, что сделала всё верно, ведь магия джинна никоим образом не должна вытеснить её собственную, подконтрольную особым друидским рунам, что усиливали её магический потенциал. Сейчас друидка должна была бороться сама, изнутри подчиняя джинна и его силу. И не дай Мелитэле она не справится... Встав на ноги настолько твёрдо, насколько это позволяли магические потоки, что уже начали отходить от определённого им радиуса и поднимать вверх предметы интерьера и разбросанные книги, Филиппа создала вокруг себя защитный барьер, который временно отгородил её от порывов магического ветра. Она не сводила глаз с друидки, которая начинала подавать первые признаки жизни: на её лбу появилась испарина, а мышцы на ногах и руках стали хаотично сжиматься. Эйльхарт довольно улыбнулась: хоть это сражение ещё не было выиграно, но эта девушка усердно боролась. У неё ещё оставалась цель в этой жизни, и если эта цель — спасения Саскии, то она была глупа настолько же, насколько и благородна. Расходовать такую силу на несложное заклинание — это тратить золотые орены на покупку тухлой капусты. Не стоило не усилий, ни времени, ни результата. В один момент, когда поток магии джинна настиг дверь и начал тягать медную ручку вверх-вниз, а саму её и вовсе закрыл на засов, красная вспышка вернула его обратно к телу девушки. Барьер Филиппы постепенно начинал разрушаться, но она уже отошла на более безопасное расстояние у чистой стены, чтобы не быть задетой стеллажом или падающими полками. Друидка сжала ладонь в кулак. Послышался протяжный крик, который из-за прекрасной звукоизоляции был слышен только в этом доме. Потоки синего магического ветра постепенно уменьшили свою скорость и вернулись к телу девушки. Её собственная магия приняла их, поглощая их и перемешивая. Теперь один единый поток цвета сирени окутывал кушетку и девушку, чьё сбивчивое дыхание почти повторяло оставшиеся дуновения магии джинна. Всё, что в комнате успело подняться ввысь, с грохотом и даже треском попадало на землю. Филиппа дёрнулась, когда на подол её платья посыпалась сухая земля из цветочного горшка, разбитого прямо у её ног. Но больше её интересовала не потеря изысканного вида комнаты, а то, как магия джинна приживётся в друидке. Силы друидов и гениев имели много схожести, именно поэтому друиды пытались захватить различных гениев, чтобы черпать силу из них, а не из окружающей их среды. Известно, что они быстро поняли, что это бесполезное и крайне опасное занятие, потому и прекратили пытаться их приручить. А теперь в этой хрупкой женщине находится такая сила... Она станет желанным объектом для экспериментов для многих представителей магического сообщества. Филиппа, в отличие от них, хотя бы не собирается резать её как лягушку. Ей бы понаблюдать со стороны, а потом и подробнее узнать, как ей удалось сдержать джинна и при этом не умереть. Девушка на кушетке вздрогнула. Длинные ресницы резко разошлись, а глаза открылись, пытаясь привыкнуть к свету, исходившему из маленького окошка и магических светильников. Алиссия приподнялась на локтях, подмечая, что у неё ничего не болит, кроме как головы, а одета она не совсем в то, во что привыкла. Она медленно повернула голову в сторону Филиппы, что с крайне заинтересованным лицом протягивала ей кусок хлопчатой ткани, но травница лишь отрицательно повела головой. Эйльхарт выгнула бровь, но полотенце отложила. — Что последнее ты помнишь? — чародейка приблизилась к друидке, склоняясь над кушеткой. — Я помню... Маму.