Отвар из волкобоя

Часто горе придает людям сил, таких сил, которых они раньше в себе не знали, а порой горе, наоборот, отнимает все силы. Берли Догерти. Здравствуй, Никто.

— Маму? — Филиппа удивлённо свела брови и протянула свои тонкие пальцы к лицу женщины, на что та лишь прикрыла глаза. С рук чародейки сорвались алые искры, которые теплой волной прошлись по коже женщины. Алиссия вздрогнула, но не решилась поднять глаза, боясь встретиться лицом к лицу с той, от кого её предостерегал Аксель. Образ великой чародейки, что создала Эйльхарт вокруг себя, вселял страх в сердца многих; девушка видела её пару раз издалека и уже тогда восхищалась её статностью, что абсолютно отличала её не только от простых горожан, но и от местных дворян: вся роскошь, которой была овеяна чародейка, была настолько благородной и чистой, что не могла сравниться с тем, что из себя представлял принц Стеннис. Сейчас же, прямо перед ней на коленях сидела Филиппа, от которой не исходило ни капли прежней уверенности: её взгляд метался вокруг Алиссии, а ладони подрагивали, и травнице показалось, что ещё немного, и она замертво свалится на свой дорогой по виду ковёр. Прядки, выбившиеся из некогда аккуратной косы, прилипли к бледному лицу чародейки. Она громко вдыхала и с приглушенным стоном выпускала воздух из легких, после чего сразу же схватилась за ребра и начала водить по ним руками, шепча исцеляющее заклинание. Алиссия резко выпрямилась и потянулась к светящимся ладоням Филиппы, чтобы хоть как-то облегчить её боль; женщина сверкнула в её сторону опухшими глазами, напряглась, и тут же поднялась на ноги, выпрямляя подол платья. Немного отдышавшись, проверила, может ли теперь свободно вздохнуть и не сломала ли сила гения ей ещё пару рёбер. Как только магия подействовала, Филиппа истерично засмеялась. — Маму... Маму она видела! — Филиппа провела рукой по причёске, приводя ту в порядок. — Посмотрите на неё! Вместо того, чтобы бороться с джинном внутри, она видит прекрасные сны! Не в ту сказку ты попала, красавица. Чуть не угробила нас обеих и своего ненаглядного. — Что? — Алиссия округлила глаза и только сейчас поняла, что её грудь, и всё, что находилось выше, оголено и разрисовано магическими рунами. Не вдаваясь в их суть, она резко натянула на себя тёмно-зелёный плащ и зачем-то поднесла его край к носу. Он пах Иорветом, а значит, что именно он принёс её к чародейке. Травница задумалась, вспоминая то, что происходило несколько часов, дней, недель назад. Сколько времени прошло? Джинн теперь запечатан в ней? Никто не пострадал? И всё ли в порядке с Иорветом? Она прикусила нижнюю губу, бездушно смотря куда-то на стеллаж, что стоял у стены напротив. Филиппа помахала перед её лицом рукой, привлекая внимание. — Ты умом не тронулась после ритуала, друидка? — Филиппа уже знала, что она не простой человек — и от этого Алиссия ещё глубже погрузилась в собственные мысли. — Говорить умеешь? — чародейка перешла в наступление и щёлкнула девушку по лбу. Алиссия насупилась и пустыми глазами посмотрела на неё. — Точно свихнулась. Цинтия! Филиппа отступила от травницы, косо посматривая в её сторону, будто опасаясь, что та сорвётся с цепи и разнесёт её дорогие скляночки. Другая чародейка, дожидавшаяся команды, с ноги открыла дверь и в помещение проник прохладный воздух. На улице было раннее утро, но солнечных лучей сквозь серые тучи видно не было: Алиссия заподозрила, что такое изменение погоды вполне могло было быть связано с джинном. Она вздрогнула от одной только мысли, что внутри неё теперь находился гений. Не сомневаясь в своих силах, она сама решилась на это. И теперь её пугало не то, что если она воззовет сама к себе, то услышит чей-то ответ, а то, что она не услышит ничего. Она чувствовала себя опустошенной, будто от души оторвали самый важный кусок. Только какой, она ещё не могла понять. Когда перед ней предстала недовольная Цинтия и стала что-то громко обсуждать с Филиппой, она их не слушала: она всматривалась в серость за открытой дверью и искала там хотя бы намёк на знакомый силуэт. Но там не было никого ровно до тех пор, пока Филиппа с помощью магии не захлопнула дверь, и даже надежда на то, что её вот-вот выдернут из этого ужасного сна, рассеялась. Алиссия понимала, что она не может оставаться рядом с этими чародейками. Что Филиппа, что её помощница — они обе не внушали доверия. Если о Филиппе травница была наслышана и представляла, с кем имеет дело, хоть очень этого и не желала, то Цинтия для неё являлась тёмной лошадкой. Она выглядела ничуть не хуже Филиппы, но своими движениями и мимикой больше походила на боевого чародея Нильфгаарда, которых Алиссия видела издалека во время битв, чем на чародейку «на поводке». И именно сейчас в голове травницы стали появляться мысли о том, что Цинтию она действительно боится. Было ли это вызвано пережитым стрессом или путающимися мыслями и опасением, что Аксель подобрался совсем близко, неясно ей самой. Цинтия стала приближаться и травница не заметила, когда та уже приподнимала её за плечи и вела в сторону другого помещения. Ноги Алиссии предательски подкашивались, а сама она продрогла от холода, что шёл изнутри её самой, и не смогла предпринять ничего того, что хотела бы сделать. Она даже не смогла ничего сказать Филиппе, а перед уверенными действиями Цинтии не имела и шанса. С каждой минутой ей становилось всё хуже, и это заметила не одна она: Филиппа расхаживала по комнате, яростно пиная книги и уже разбитые банки с зельями, и говорила сама с собой. Алиссия не поняла ни слова, хоть и пыталась вслушаться. Но судя по тону чародейки, она явно не была довольна тем, что у неё в доме оказалась друидка. А раз она не была довольна, значит, что план с гением провалился. — Она не смогла его извлечь? — пока Цинтия с помощью магических искр, срывающихся с её пальцев, грела бадью с водой, Алиссия стояла у каменной стены, собрав все силы в кулак и стараясь не упасть на ещё более холодный, чем она, пол. Все разрушения и эта низкая температура явно проделки гения. Не может быть иначе. — Нет, — Цинтия фыркнула и опустила руку в воду, проверяя, прогрелась ли та, — ведь если бы смогла, то ты бы уже бегала вместе с единорогами на Острове Яблоне, — чародейка подошла к двери и что-то шепнула в сторону замка, после чего тот окутали золотистые искры. Алиссия не отводила от чародейки взгляд, и ещё сильнее вжалась в стену. Цинтия слегка дёрнула дверь на себя и, убедившись, что та не поддалась, обернулась к Алиссии, опасно сверкнув глазами. Она резко оказалась подле неё и пальцами впилась в её лицо, продавливая длинными ногтями тонкую кожу, и начала что-шептать. Её руки стали источать фиолетовый туман и искры, которые стал обволакивать Алиссию. Травница хотела её оттолкнуть, но еле шевелила даже пальцами. Попробовала закричать, но как только открыла рот, то Цинтия, взгляд которой спокойно наблюдал за дрожжью девушки, сократила то небольшое расстояние между ними и впилась ей в губы. Она не предпринимала попыток углубить поцелуй, только лишь сдерживала стоны и мольбы Алиссии, не позволяя ей раскрыть губы. Она стала зубами давить ей на нижнюю губу, которую травница уже до этого прокусила до крови. Алиссия дёрнулась, когда какой-то магический разряд прошёлся по её телу, а само оно начало тяжелеть, будто воздух вокруг стал давить на неё в тысячу раз сильнее. Цинтия всё ещё сжимала её лицо, но теперь её хватка стала слабее — по-видимому, она добилась желаемого эффекта и её заклинание успешно начало действовать. Разум Алиссии, между тем, стал проясняться. Цинтия навряд ли хочет её убить, но тогда зачем она ей? Почему именно сейчас, прямо под носом у сильнейшей чародейки Севера, Цинтия решила что-то с ней сотворить? На плечи будто положили по пудовому слитку железа, и Алиссия почувствовала, что теперь ей стало тяжело дышать. Она попыталась закинуть голову, но Цинтия прижалась к её лицу сильнее, не позволяя ей даже дёрнуться. Алиссия только сейчас поняла, что прикрыла глаза. Ей просто хотелось, чтобы всё происходящее было просто неприятным сном. Ей просто хотелось вернуться домой, пойти в свой сад и собрать свежих трав, чтобы сделать из них душистые отвары. Вернуться в лагерь к скоя'таэлям, проверить, держаться ли наложенные ею швы и все ли остались целы после их постоянных тренировок и выходов в лес. Хотелось бы просто придти в таверну, где её ждут друзья, где пахнет кислой капустой и дешевым спиртом. Ей больше не хотелось бежать. Не хотелось быть одной. Она была на войне и каждый день для неё мог оказаться последним. И она не боялась смерти и ждала её, как старую подругу, что нежданно заглянула в гости. Но почему-то именно сейчас она боялась умереть. Она станет неупокоенным духом, что будет обитать на окраине Вергена и сожалеть о том, что не смогла помочь в спасении Саскии. Она будет винить себя за то, что имела столько талантов, и не смогла сделать совершенно ничего на благо окружающим её людям. Она была просто бесполезна, скрывая свою сущность. Не хотела принимать то, чем наградила её природа, что так мечтал заполучить Аксель. Ей говорили, что использовать свою силу плохо. Что от неё одни несчастья и беды не только для всего живого, но и для неё самой. Она боялась, что из-за её силы её не примут. И сейчас, когда она только обрела близких людей... Когда кто-то поверил в неё и её силы и последовал за ней, Алиссия не может оправдать их надежд. Она снова подводит тех, кто стал ей дорог. Она понимает чувства Акселя и уже готова пойти вместе с ним, лишь бы никто из окружающих её людей не пострадал. Лучше они разочаруются в ней, чем пострадают из-за их доброты к ней. Но в планы Акселя явно не входило её возвращение на Скеллиге, о чём говорила его сделка с Нильфгаардом. Им она точно не может позволить использовать свою силу, тем более тогда, когда внутри неё теперь таится гений воздуха. Только из-за этого она уже должна найти в себе силы жить. Уголок губ друидки дернулся. Будь здесь Иорвет, он бы точно накричал на неё. Алиссия понимала, что он носится с ней лишь потому, что она пообещала помочь в спасении Саскии. У него нет других причин спасать её. Саския встанет на ноги, Аксель будет повержен и все они разойдутся по своим дорогам, которые их больше не сведут. От этой мысли у травницы кольнуло сердце. Такой конец станет ещё реальнее, если кто-то из них умрёт. И она чувствовала, что это будет именно её судьба. Для неё это будет достойным концом, если она сможет спасти этот мир от таких, как Аксель. Она уже поняла, что в этой сказке она станет той красавицей, которая не очнётся от вечного сна. Алиссия подняла опухшие от слёз глаза на Цинтию и вперилась в неё полным ненависти взглядом, которым ясно дала той понять, что сегодня она не собирается попадать под чьи-либо чары. Цинтия стала давить ей на лицо ещё сильнее и с большей силой впилась ей в губы. Она почувствовала, что с заклинанием что-то не так: артефактная компрессия, которой она уже подвергла раненую Трисс Меригольд, так удачно приземлившуюся в лапы к местному троллю, требовала большой силы и концентрации, и во второй раз провести этот ритуал было намного сложнее. Она ещё полностью не восстановила свои силы, а та энергия, которая волнами стала исходить от друидки, и вовсе меняла суть заклинания и мешала его действию. Цинтия занервничала: если Филиппа почувствует такую сильную магию, то непременно проверит её источник. А быть пойманной тогда, когда её идеальный план почти удался, чародейке очень не хотелось. Она не могла подвести свою страну и дать слабину из-за того, что внутри этой девушки находится гений. Возможно, стоило превратить её в нефритовую фигурку раньше, когда она ещё не была связана с Филиппой. Руки чародейки стали гореть синим огнём, а губы начали набухать и трескаться. Цинтия цыкнула, разрывая поцелуй, и гневно посмотрела на Алиссию. Она ошарашено отступила и выйдя из ступора окунула руки в тёплую воду. Магический огонь никуда не пропал, а напротив — теперь вся поверхность воды была охвачена ярким синим пламенем, которое издавало громкий, протяжный треск. Цинтия взревела, когда огонь стал распространяться по её телу с новой силой, а её саму схватили за шею и прижали к горящей воде лицом, не позволяя даже произнести заклинание. Цинтия попыталась выкрутиться и посмотреть на Алиссию, которая несколько мгновений назад беспомощно опиралась на стенку, а теперь с силой бравого солдата вдавливала её с головой в бадью. Расплескавшаяся от движений Цинтии вода, а вместе с ней и огонь, попали на пол, выложенный в нескольких местах прогнившими досками. Сухое дерево в тот же момент вспыхнуло, пламя перешло на другое предметы интерьера: скамью, небольшой шкаф и ведра, которые стояли у самой двери. Магический огонь поглощал всё на своём пути, не оставляя после себя даже пепла. Лишь такого же глубокого лазурного цвета туман тотчас окутал комнату и девушек. Когда пламя добралось до двери, заклинание Цинтии стало искриться и со звонким писком блеснуло, развеявшись в огне. Дверь стала трещать, сжимаясь под действием магии. С другой стороны послышались шаги и голос Филиппы, которая с помощью заклинаний попыталась задержать распространение синего огня в другие комнаты, где хранились её свитки и старые книги. В умывальне раздался пронзительный крик. Филиппа занервничала и стала сильне размахивать руками, в попытках потушить пожар магией. Но огонь исчез сам, а клубы горького дыма скрылись за остатками двери. О магическом пожаре напоминали только прожженные в дереве дыры. Филиппа выбила дверь заклинанием и стрыгой влетела в комнату, опасливо озираясь по сторонам. Она замерла на месте, как только увидела друидку и то, что осталось от её помощницы. Тело Цинтии, которую теперь было не узнать, лежало на полу, прямо возле ног Алиссии. Лицо чародейки было мертвенно бледным, с темно-синими ожогами и ссохшимися дырами вместо глаз. Её одежда была пропитана магией и поэтому была на месте, но торчащие из неё конечности нельзя было назвать чьим-то телом: сухие руки, покрытые яркими голубыми венами и чёрными дырами; ноги, неестественно согнутые и переломанные в нескольких местах, выглядели так, что дотронься до них, и те рассыплются в прах. Эйльхарт от удивления раскрыла рот, но тут же взяла себя в руки. Она не могла поверить, что кто-то мог сотворить такое с человеком. Во всякому случае, в этом доме. Ей не хотелось знать, что за чудовище это сделало, но ей пришлось поднять глаза, чтобы убедиться в своих догадках и горько усмехнуться. Прямо напротив неё стояла Алиссия. Её волосы стали намного темнее, и даже холодный свет, что исходил из маленького окошка, не смог оставить на них свой блик. Ближе к лицу одна из прядей стала седой, но даже седина эта оставалась белее, чем снег. Встретившись с друидкой взглядом, Филиппа сделала шаг назад и впилась в стену спиной. По всему телу прошлась дрожь, которую Филиппа не ощущала, пожалуй, уже много лет: с тех самых пор, как архимагстра Тиссая де Врие преподала ей пару уроков с помощью магии за излишне жестокое поведение. — Друидка, слушай меня внимательно, — голос Филиппы немного дрогнул, когда она обратилась к Алиссии. — Тебе нужно подчинить эту силу. Ты должна понять, что если ты не сдержишь гения, то никто больше не сможет. Убьешь и себя, и весь Верген, и своих дорогих эльфов. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя кто-то пострадал? Кроме того, посмотри, что ты сделала с ней, — чародейка дёрнула носом, указывая в сторону Цинтии. — А если бы на её месте оказалась я? Или Иорвет? Ты хоть понимаешь, что бы тогда произошло? Филиппа старалась держаться достойно. По крайней мере, она все ещё может превратиться в сову и улететь из этого города куда-нибудь подальше, избежав гнева этой девчонки. Вопрос лишь в том, успеет ли она. Чародейка внимательнее всмотрелась в лицо травницы: оно было покрыто магическими рунами, которые светились также ярко, как и её глаза, в миг ставшие стеклянными, как топазы; такими чистыми, что не было видно и зрачка. Магия, которая исходила от рун по всему её телу и этих холодных глаз, заставила Филиппу сжать челюсть. Если она так просто справилась с Цинтией, которая была для своих лет очень одарённой волшебницей, то стоит ей применить немного больше усилий и Филиппа падёт перед ней таким же бездыханным, осквернённым тёмной магией телом. У друидки, помимо силы гения и своей энергии, сил вполне хватило бы, чтобы на равных противостоять Филиппе – это она поняла ещё тогда, когда Иорвет принёс её сюда. Раз она смогла стать сосудом для гения, значит, её тело было укреплено немалой магической силой. И сейчас эта сила была крайне опасна. Филиппа продолжала тихо дышать, не сводя глаз с Алиссии. Для того, кто только что зверски избавился от человека, у неё было слишком спокойное выражение лица. Спустя некоторое время, магический свет, исходящий из рун на теле девушки, стал гаснуть, оставив после себя лишь чуть заметные синеватые следы. Алиссия прикрыла глаза, и с усилием распахнула их, наблюдая за Филиппой уже тёмно-серыми радужками. Не прекратив переглядки, она ногой поддела плечо Цинтии и подтолкнула его, полностью разворачивая её всем телом к Филиппе. Эйльхарт выдохнула, опустила глаза и сложила на груди руки, вернув себя в обычное состояние. — И что ты мне показываешь? Свое творение? — Брошь, — Алиссия присела, протягивая руку к украшению. За то время, пока пыталась убить её, Цинтия успела показать свою истинную сущность. — Она шпионка Нильфгаарда. Филиппа дёрнула плечами и нахмурилась. Она нехотя подошла к Цинтии и опустилась, резко отрывая брошь от чёрной мантии. С секунду повертела её в руках и, выпрямившись, со всей силы бросила в стенку. Брошь отскочила и упала на пол, погнув о камень несколько зубцов-лучей нильфгаардского солнца. — Зараза! Как я была глупа! — чародейка уже позабыла о том, что находится в одной комнате с друидкой, которая могла убить и её. Но ненависть к Цинтии полностью застлала ей глаза. — Смотри, смотри друидка! Нильфгаардская дешевка обманула Филиппу Эйльхарт! Если бы только она была жива, то мы бы с ней потешились, как никогда прежде! А потом бы она пожалела, что ее мать не сделала аборт! — Филиппа развернулась на каблуках и пнула тело Цинтии. — Неплохой способ ты нашла избавиться от шпионки, похвально. Только вот ты вместе с ней чуть не сожгла мой дом! Нельзя так использовать данную тебе силу, сначала обучись контролю. — Это тяжело, — Алиссия прикрыла глаза и провела рукой по распушившимся волосам, оголяя шею, на которой синели руны. — Я только что убила человека, но почему-то ничего не почувствовала. Словно... Волкобоя сорвала. — Это всё джинн. Он глубоко в тебе засел, нужно проверить, привязался он к твоей магии или же к душе, — чародейка взглядом оценила изменения в девушке и хмыкнула. — Нужно провести несколько опытов. — Опытов? — Алиссия склонила голову. — Плохо слышишь? Тебе гений ещё и мозг высосал? — Не боишься? — совершенно безэмоциональная угроза друидки заставила Филиппу прищуриться. — Тебя? — она приблизилась к травнице. — Нет. Ты ведь не хочешь разрушить город? А ты это сделаешь, поверь мне. Я лучше всех знаю, какие беды приносят гении. И главное, — лицо чародейки оказалось прямо перед Алиссией, но та даже не моргнула, — я единственная, кто может помочь тебе сохранить это в тайне. И более — научить это контролировать, пока джинн не сожрал тебя изнутри. — Не думаю, что ты когда-либо прикасалась к такой силе, — Алиссия прошептала это ей на ухо, и в тот же момент отстранилась, сжимая её шею пропитанными магией пальцами. Филиппа зарычала, закатила глаза, шепча заклинание, и дёрнула рукой, впечатывая светящийся шар друидке в живот. Алиссия ослабила хватку и осела наземь, ударяясь головой о каменную кладку. Филиппа дотронулась до горящей на шее кожи и тут же одёрнула руку, чувствуя, что не может себя исцелить. Она посмотрела на травницу сверху вниз и поставила руки на бёдра. — Ты даже не представляешь, с какой силой я имела дело, змея.