***
Когда тарелка с обедом, над которым он так усердно трудился, была брошена ему в лицо, Себастьян на мгновение был слишком ошеломлен, чтобы отреагировать. Он уставился на своего господина, зная, что его лицо должно быть пустым от шока, и попытался переварить это новое унижение. Мальчик был освежающе требователен и удивительно порочен в своих требованиях к совершенству. Сначала он отчитывал Себастьяна за неудачи, а потом начал швырять на пол неподходящую посуду, заставляя Себастьяна убираться. Но бросать их ему в лицо? Это было ново, и Себастьян не мог сказать, что приятно. — Ты искусно имитировал внешний вид, но это всего лишь колорит, — холодно заметил его молодой господин. — Вкус пресный. Почувствовав, как отвратительная смесь пищи начала капать с его лица, Себастьяну пришлось потратить секунду, чтобы загнать в угол внезапное желание свернуть мальчику шею. Конечно, он не в первый раз убивает одного из своих хозяев, но не при таких обстоятельствах. Кроме того, с момента заключения контракта прошло меньше недели. Его никогда не волновало положение, которое он занимал среди других демонов, и все же, он так быстро разорвет контракт? Неприемлемо. — Прошу прощения, — пробормотал Себастьян, покорно опустив глаза, хотя и знал, что мальчик его не видит. — Я немедленно переделаю. Он направился к двери, но голос мальчика остановил его, и на этот раз он прозвучал еще холоднее. — Я заключил с тобой контракт. Если ты собираешься стать дворецким, выполняй свои обязанности должным образом. Гнев был чувством, которое Себастьян почти забыл. Его существование было мирским и бесстрастным так долго, что даже малейшее шевеление чего-то, кроме голода, было откровением. Он мог быть несовершенным демоном среди себе подобных, но среди людей? На людей так легко произвести впечатление. Это никогда не требовало никаких усилий, и все же в течение последних четырех дней неприятный ребенок, которому он служил, осыпал его такими оскорблениями, каких он не получал за всю свою жизнь. Хуже оскорблений и постоянных унизительных заданий было неподдельное недовольство, которое Себастьян ощущал внутри себя. Его молодой господин был не просто труден, он был действительно недоволен его услугами. Помимо того, что он не был впечатлен, он рассматривал Себастьяна как нечто низшее, и одной мысли об этом было достаточно, чтобы послать слабые, неожиданно теплые искры гнева через него. Интересно. Себастьян прошел на кухню, открыл холодильник и продолжил готовить. Он все сделает правильно. Раздражающий ребенок будет ценить каждое блюдо, приготовленное Себастьяном, и он попросит дополнительные порции. Себастьян добьется этого любой ценой, даже если ему придется потратить еще одну тонну человеческих ингредиентов.***
— Ошибка, — заключил Себастьян, хмуро глядя на свиток бумаги, который передал ему хозяин. — Только три из восьми расчетов верны. Вы ужасно невнимательны, и ваш почерк оставляет желать лучшего. Это номер один или номер семь? — Один, — кисло проворчал мальчик. — Вам придется переделать пять расчетов и переписать все это на чистый лист. Теперь раскройте руки. Мальчик в замешательстве уставился на него. — Что значит "раскройте руки"? — спросил он, и Себастьян с улыбкой показал ему линейку. Глаза его господина расширились. — Ты собираешься ударить меня? — недоверчиво воскликнул он. — Но мои родители никогда... — он замолчал, не закончив фразу, все еще недоверчиво глядя на линейку. — Я же говорил вам, что я строгий учитель, — заметил Себастьян. — В ваших обстоятельствах, молодой господин, вы должны учиться в два раза быстрее, чем обычно. Наложение наказания за каждую ошибку — эффективный способ гарантировать, что ваше внимание не дрогнет. Мальчик нервно прикусил губу. Неуверенность и страх, которые так ощутимо просачивались в его вены, опьяняли, и Себастьян глубоко вдохнул, позволяя горькому аромату распространиться по его легким. Когда господин наконец протянул к нему руки, Себастьян не смог сдержать голодной ухмылки. Он поднял линейку и ударил, намеренно ловя тонкие пальцы, чтобы удар был более глубоким. Задыхаясь, мальчик отпрянул от него, прижимая к груди раненую руку и глядя на него таким предательским взглядом, что удовольствие от этого грозило стать непреодолимым. Себастьян поднял бровь, выжидая, наблюдая, как задрожала нижняя губа его господина. Будет ли он плакать? Удар, несомненно, был болезненным, особенно для такого хрупкого ребенка, как этот. Неожиданность также должна была сыграть свою роль, пробудив эмоции, которые мальчик не хотел показывать. Что он сделает, если Себастьян снова попросит его открыть руки? Он всегда мог проверить. — Еще один удар, — протянул Себастьян, наслаждаясь вспышкой шока и ярости в глазах мальчика. — Плачь, — тихо приказал он, когда тонкая нить тьмы отделилась от него, стремясь дотянуться до мальчика и поглотить все болезненные эмоции, которые он испытывал. Какими на вкус будут его слезы? — Ладно, — неожиданно сказал господин, и Себастьян удивленно заморгал. Он не ожидал, что тот согласится, тем более после такой реакции. Но мальчик снова держал руки раскрытыми, сверкая глазами, так что Себастьян поднял линейку и нанес еще один удар, на этот раз мимо пальцев. Мальчик ничего не ответил. Он вытащил чистый лист бумаги и начал писать снова, очень аккуратно, хотя его руки дрожали. Себастьян не мог отвести от него глаз до конца урока, удивленный и неохотно впечатленный. Мальчик был упрям. Он явно придерживался тех же высоких стандартов, которые требовал от Себастьяна, чего нельзя было сказать обо всех его прежних хозяевах. Да, эта душа действительно заслуживала его внимания.***
— Себастьян? Открой руки. Еще одно почти забытое, смутно знакомое ощущение вспыхнуло в его груди. Удивление. Искреннее и абсолютно неожиданное, более сильное, чем любое другое чувство удивления, которое он испытывал до сих пор. Себастьян шагнул к столу, послушно протягивая руки, все еще сомневаясь, что мальчик сделает это, и в следующее мгновение обжигающая горячая жидкость покрыла его пальцы, вскипятив кожу и посылая слабые стоны боли по всему телу. — Это не чай, — мрачно сказал господин, хмуро глядя на него. — Это цветная вода. Начни сначала. — Да, милорд, — слегка поклонился Себастьян, удаляясь на кухню. Темнота в нем сердито шипела — он видел неясный отблеск своих крыльев, которые пытались прорваться сквозь его человеческую форму, требуя возмездия. Быть наказанным ребенком, таким унизительным способом... Себастьян предпочел бы получить удар ножом или пулю, чем это. Однако, несмотря на свое возмущение, он только усмехнулся и отмахнулся от темноты. Каким непредсказуемым и восхитительно злобным может быть его господин... Себастьян закрыл глаза, представив себе, какова будет на вкус душа такого уникального существа. По какой-то причине он был абсолютно уверен, что вторую чашку чая снова бросят в него, даже если он сумеет приготовить что-нибудь по вкусу своему господину. Два удара, два случая обжига. Его господин был мстителен, в этом не было никаких сомнений.***
— Останься со мной, — выпалил ребенок, широко раскрыв глаза и испуганно дрожа от последствий своих снов, и Себастьян изо всех сил старался не скривить губы. Кошмары. Как это скучно. Предполагалось, что ночь — это время, когда он может отдохнуть от бесконечных требований и перестать притворяться человеком, но его маленький господин, казалось, был настроен завладеть даже этой частью его графика. Он пробормотал слова согласия, взял канделябр и подошел к окну. Мальчик бросил на него печальный взгляд, и Себастьян почувствовал, как что-то мелькнуло в его душе, сильное и непонятное желание чего-то. Оно было так сильно, что Себастьян с любопытством наклонил голову, ожидая какого-нибудь приказа, но мальчик лишь зарылся под одеяло и закрыл глаза. Люди были чрезвычайно увлекательны, но понять их никогда не было проблемой. До сих пор. О чем только думал мальчик? Неспособность понять своего господина равнялась неспособности достойно исполнять свои обязанности, и этот другой пример его несовершенства раздражал Себастьяна больше, чем он был готов признать. Лучше поскорее покончить с этим вопросом. Если он придумает, как остановить кошмары своего господина, то сможет вернуть свои ночи назад, не изображая озабоченного слугу, который каждый раз, когда мальчик просыпается, проверяет, все ли в порядке. Все, что ему нужно было сделать — это узнать, что означают ночные кошмары. На следующее утро Себастьян непоколебимо оставался рядом с господином, оставляя его только чтобы готовить, подавать и переделывать еду. Согласно собранным им фактам, ночные кошмары были вызваны иррациональными страхами и неуверенностью, поэтому, если он оставался рядом со своим господином в течение дня, предлагая тихую защиту, его ночи были бы спокойны. В этом плане был только один изъян — сам ребенок. — Перестань таскаться за мной, как собака, — прорычал он, и Себастьян нахмурился, не понимая, почему его усилия снова игнорируются. — Я только хочу, чтобы мой господин чувствовал себя в безопасности, — сказал он так мягко, как только мог, и ребенок задохнулся от возмущения. — Мне не нужно, чтобы ты преследовал меня из-за этого! Если незваные гости придут, ты разберешься с ними, как всегда. Кроме того, приходи только тогда, когда я позову тебя. Я не хочу видеть тебя больше — и перестань стоять так близко! Ты меня душишь! Разочарование было еще одним новым чувством, которое быстро становилось ему знакомым. Себастьян поклонился, с любопытством наблюдая за маленькими вспышками негодования, которые продолжали нагревать его кровь, и ушел, чтобы начать готовить обед. Может быть, мальчику нравились кошмары, и он не хотел от них выздоравливать. Это было предпочтительнее, чем думать, что Себастьян опять что-то неправильно понял. На этот раз, в сотый раз пытаясь приготовить съедобную еду для своего господина, Себастьян принес на кухню книгу с рецептами. Он нашел его в обширной библиотеке поместья, и хотя большинство рецептов выглядели в лучшем случае странно, один привлек его внимание. Оно было подчеркнуто красными чернилами и сопровождалось словами "Излюбленное блюдо Сиэля". Если ему удастся приготовить хотя бы один хороший обед, он сможет понять предпочтения мальчика и приспособиться к ним соответственно. Этот ненавистный процесс, безусловно, станет более терпимым после этого. На этот раз Себастьян полностью проигнорировал свои собственные идеи и убеждения, следуя подчеркнутому рецепту слово за словом. Половина ингредиентов казалась ему несмешиваемой, но он все равно добавлял их, наполовину ожидая, что все взорвется у него перед носом. Странно, но ничего подобного не произошло. Когда Себастьян подал еду господину, тот наградил его подозрительным взглядом. Мальчик попробовал свой обед, прожевал, проглотил, а затем уставился на Себастьяна с недоверием, ясно написанным на его лице. — Это действительно съедобно! — воскликнул он, и чужое щекочущее тепло расцвело в груди Себастьяна. Удовольствие. Ему никогда раньше не приходилось много работать, чтобы добиться успеха. Кто бы мог подумать, что после всех этих сражений победа будет такой сладкой на вкус? — Я рад, что это удовлетворяет вас, господин, — сказал Себастьян, впервые не чувствуя ничего, кроме искренности. Приготовление пищи было самой трудной частью его работы, и теперь, когда у него был конкретный рецепт в качестве основы, это должно было стать намного более увлекательным. Его господин запросит дополнительную порцию. Очень скоро.***
Ребенок начал улыбаться ему. Поначалу Себастьян решил, что это реакция на их взаимный прогресс — они оба значительно улучшили выполнение своих обязанностей, но чем больше проходило времени, тем более натянутыми становились эти улыбки. Его господин терял остроту, которая так очаровывала Себастьяна. Калейдоскоп новых, неизведанных чувств, которые он находил освежающими, быстро угасал, сменяясь более чем знакомыми ощущениями скуки и отвращения. Он ошибся в оценке души мальчика. Поначалу он мог показаться безжалостным и интригующим, и какое-то время он был восхитительно подозрителен и требователен к нему, но теперь, по-видимому, он начал привыкать к его обществу, и это смягчило его до невыносимой степени. Резкость исчезла из его голоса, когда он отдавал приказы. Он начал тянуться к Себастьяну, как маленький, изголодавшийся по ласке щенок, и чем больше он искал его присутствия, тем сильнее Себастьян старался избегать его. Тошно было видеть, во что превратилась его почти совершенная душа. Он должен был дважды подумать, прежде чем заключать контракт: сознание детей постоянно менялось, так что то, что он выторговал в один день, могло радикально измениться завтра. Одно было ясно — этот ребенок не достоин всех усилий, которые Себастьян вложил в служение ему. Еще несколько месяцев, и он забудет о своей мести, что даст Себастьяну прекрасную возможность поглотить его. Эта душа будет простой быстрой закуской вместо вкусной еды, которую он так ждал, но это было и к лучшему. Он всегда мог найти себе нового, более достойного господина. Он получил предлог раньше, чем ожидал. Пришло письмо от самой Королевы с приглашением мальчика на церемонию, и, стоя в глубине комнаты и наблюдая, как его официально признают графом, Себастьян чувствовал себя умиротворенным. Их контракт подходил к концу, он уже чувствовал это. Сегодня или завтра это должно было случиться — его хозяин должен был оступиться. Мальчик выбрал именно этот момент, чтобы обернуться и поискать глазами Себастьяна, как бы желая убедиться, что тот наблюдает за ним, и приятное предвкушение начало тихо гудеть в жилах Себастьяна. Значит, сегодня. Он нежно и ласково улыбнулся мальчику и получил в ответ сияющий взгляд. Какой слабовольный, податливый человечек. — Статус, состояние, прекрасная невеста — все это теперь ваше, — сказал Себастьян, опустив глаза, чтобы скрыть голодный блеск, который, как он знал, горел в них. — Так как насчет этого? Неужели вы откажетесь от такой глупости, как месть, и будете жить в таком счастье? — Звучит неплохо, — согласился мальчик, и это было все, что требовалось Себастьяну. Оскалив улыбку, он потянулся к своему господину, не обращая внимания на то, что его тело начало терять человеческий облик, испуская первые завитки тьмы. Его когти почти вонзились мальчику в затылок, тело затрепетало в голодном предвкушении, когда грубое слово прорвалось сквозь туман. — Но!... В эту самую секунду мальчик повернулся к нему лицом, и Себастьян едва успел отдернуть руку. — Я вернулся не для того, чтобы обрести счастье, — сказал он, и его голос был полон тихой, яростной решимости. — Я вернулся, чтобы сражаться. Что? Себастьян ошеломленно уставился на него, чувствуя, как его захлестывают все новые и новые незнакомые чувства, более сильные, чем все, что он испытывал за последние столетия. — Нет другого пути, кроме как идти вперед, — мрачно добавил мальчик. — Клянусь этим проклятым именем, что я отомщу! Себастьян знал, что он, должно быть, издал какой-то звук, но, черт возьми, он не мог вспомнить, что именно. Что-то шевельнулось в его груди, скрутив самую сердцевину, освободив ее и сосредоточив на мальчике, который стоял перед ним, мальчике, чья душа была освещена мрачным, слепящим светом тьмы. Красивый. Безжалостный. Благородный. Но он ошибся. Какую бы слабость ни проявил мальчик, это было лишь эхо того, кем он был на самом деле — эхо, которое можно было легко подавить. Это действительно была душа, с которой он заключил контракт. Этот мальчик действительно был его господином . Впервые за все время своего существования Себастьян охотно опустился на колени, но не потому, что ему нужно было одеть или искупать мальчика, а потому, что он признавал уважение, которое тот вызывал у него. Он никогда не преклонял колени перед кем-либо из своих прежних хозяев, если только ему не приказывали, но здесь, сейчас, он чувствовал себя почти беспомощным перед лицом этих новых, удивительных чувств. — Да, милорд, — сказал он, не пытаясь изобразить благоговение в голосе. Мальчик протянул руку, и Себастьян с готовностью принял ее, крепко сжав в своей. — Я обязательно вручу вам венец победы, - пообещал он, прежде чем прикоснуться губами к маленькой руке в перчатке, вдыхая аромат разгоряченной кожи, который не могла скрыть никакая ткань. Да, он получит эту корону для своего господина. Он отнесется к его желанию со всей серьезностью и станет самым совершенным дворецким, о каком только может мечтать человек. Он будет взращивать эту душу, и когда придет время, он будет поглощать ее кусочек за кусочком, упиваясь отчаянием и ужасом, которые неизбежно последуют за мальчиком, когда он поймет, что все кончено. Это действительно стоило того, чтобы подождать.***
Мальчик оказался гораздо более проницательным, чем полагал Себастьян. Трудно сказать, как ему удалось выяснить все это во время их поездки домой, но он понял — и потребовал ответов. Сначала Себастьян подумал, что было бы забавно посмотреть, как его господин отреагирует на правду. По этой причине он легко признался в своем намерении обмануть и поглотить его сегодня, задаваясь вопросом, вернется ли восхитительное выражение предательства, которое он видел на лице мальчика, когда он впервые ударил его во время их уроков. Так оно и было, но реакция, последовавшая за этим, была последней, которую ожидал Себастьян. Оглядываясь назад, он должен был быть более неопределенным в своем ответе. Он был так занят приготовлениями к ужину, что не заметил, как мальчик вышел из дома. Когда печать на его руке внезапно загорелась, Себастьян почувствовал, как его глаза расширились от изумления. Затем он бросился туда, где был мальчик, пытаясь понять, как он мог не заметить незваных гостей, но безуспешно. Он бы почувствовал, что кто-то приближается. Нет, какая бы опасность ни угрожала его господину, она должна быть случайной или вызванной самим собой. Себастьяну удалось добраться до обрыва как раз вовремя, чтобы подхватить падающего мальчика. Крепко прижав его к груди, он рывком поднялся и поставил его сверху, уставившись на него, как на удивительное, невозможное существо, которым он был. — С какой стати вам делать что-то подобное? — спросил он. Он действительно не понимал. Только сегодня мальчик заявил о своем намерении отомстить, а теперь пытается покончить с собой? — Я проверял, достоин ли ты поглотить мою душу, — сказал ему господин, и горячая волна шока пробежала по телу Себастьяна, лишив его дара речи. Мальчик бросился со скалы, чтобы проверить, удастся ли ему спасти его? Что это за безумие? Как он ни старался, Себастьян не мог понять мотивов такого неразумного решения. Неужели его господин начал сомневаться в его силе? Но были и более безопасные способы проверить его способности, те, которые не предполагали риска для его жизни. Заинтригованный, он наклонился ближе, задаваясь вопросом, может ли запах эмоций мальчика дать ему подсказку. Однако прежде чем он успел разобраться в них, маленькая рука с удивительной силой ударила его по щеке. Это было не особенно больно, но все же повергло его тело в ступор. Себастьян уставился на него, все его чувства на время отключились, чтобы осмыслить это непонятное действие. Он слушал холодные, страстные слова мальчика, и каждое из них трепетало где-то в его груди, вызывая теплое, трепетное ощущение, поднимающееся внутри. К тому времени, как мальчик закончил, Себастьян был опьянен эмоциями, которые производило его собственное тело — все новые и захватывающие, рожденные из подлинного шока. Было нелегко застать его врасплох, но его господину удавалось делать это снова и снова. И его душа, с аппетитным вкусом, пахла теперь еще лучше, ее цвет потемнел до туманно-белого, густого и трудноразличимого цвета. Его очарование, вновь вспыхнувшее после сегодняшнего дня, засветилось сильнее, ярче, превратившись в жажду столь сильную, что она переступила порог интереса, приобретя форму одержимости. Это была первая ночь, которую Себастьян провел в предвкушении утра, страстно желая снова оказаться рядом со своим господином, чтобы насладиться обновленным, невероятным ароматом его души. К его неприятному удивлению, утром господин не захотел иметь с ним ничего общего.***
В течение следующей недели Себастьян был вынужден признать, что отношения между ним и его молодым господином изменились. Мальчик был холодным, собранным и отстраненным, отказываясь даже смотреть на него без необходимости. Исчезли улыбки и более мягкие взгляды: теперь общество Себастьяна было явно нежеланным. И по иронии судьбы, чем больше мальчик отстранялся, тем сильнее становилось желание Себастьяна последовать за ним. Кто бы мог подумать, что он начнет страстно желать увидеть восхищенное выражение на лице своего господина? До сих пор мальчик выглядел по-настоящему впечатленным только один раз, когда Себастьян восстановил усадьбу. Если бы он знал, насколько редким был тогда этот взгляд, он бы им дорожил. Теперь же, похоже, он застрял на сдержанных, нерешительных выражениях одобрения в лучшем случае и открытого презрения и избегания в большинстве случаев. С одной стороны, это было, конечно, предпочтительнее, чем оскорбления, брошенные ему в первый месяц, но это было также значительно хуже, чем неделю назад. Обычно, Себастьяна не волновало отношение к нему хозяев. Несмотря на возможность впитывать их горькие эмоции и оставаться в какой-то степени удовлетворенным, он предпочитал держаться на расстоянии. Но ребенок... Ребенок был другим. Возможно, из-за того, что он постоянно бросал вызов восприятию Себастьяна, обдувая его холодом, теплом, а теперь снова холодом, смешивая все его представления и умудряясь удивлять его снова и снова. Себастьяну нравилось удивляться. То, что он не мог предсказать, чего ожидать, было самым большим подарком, который могло преподнести ему любое живое существо, так что если несколько дней назад растущая цепкость мальчика отталкивала его, то теперь Себастьян хотел быть рядом с ним сам. — Сегодня на десерт я приготовил двойной шоколадный бисквит с клубничным соусом и ореховыми трюфелями, — произнес он, подавая хозяину тарелку с большим куском. У мальчика был тревожный аппетит к сладостям, который Себастьян должен был регулировать, но в данный момент он был готов позволить ему особенно щедрую порцию. Он терпеливо ждал, пока хозяин оторвется от толстой книги, которую читал, и взглянет на предложенный ему десерт. Однако никаких эмоций на его лице не отразилось — он просто снова сосредоточился на книге, бросив короткую реплику: ”Свободен" Два чувства, которые быстро становились знакомыми — разочарование и досада —вызвали у Себастьяна прилив темной сладости, и он поклонился, прежде чем отступить, удивляясь странной смеси уныния, жажды и любопытства, которые, казалось, поселилась где-то в его груди. Интересно. За все время, проведенное с этим мальчиком, он накопил целую коллекцию чувств и эмоций, которые никогда прежде не удостаивали его своим присутствием. Его склонность к одержимости самыми странными вещами оттолкнула его от многих демонов, но Себастьян никогда не жалел об импульсах, которые вели его. Прямо сейчас, он действительно хотел быть идеальным дворецким для мальчика. Он прекрасно изучил гастрономические вкусы своего господина и теперь мог экспериментировать с рецептами, придумывая все более сложные блюда. Однако, когда дело дошло до эмоций... Себастьян уже встречал три версии мальчика. Один был подозрительным, дотошным и холодным, другой — полуоткрытым и почти дружелюбным, а последний — злобным, мстительным и отстраненным. Сформировать одну четкую картину в этот момент было невозможно, и это в равной степени расстраивало и пленило его. Возможно, урок верховой езды доставит ему удовольствие, размышлял Себастьян. Несмотря на ледяную холодность, исходившую от мальчика в последнее время, одно оставалось неизменным — его радость от того, что его хвалят. Он демонстрировал замечательные успехи на уроках верховой езды, так что это был лучший выбор Себастьяна. Он задавался вопросом, не появится ли при небольшом давлении четвертая версия его господина с новым набором противоречивых характеристик. Ему не терпелось это выяснить.***
— Я мог бы раскрыть это дело для вас, — снисходительно предложил Себастьян, изучая бледное лицо мальчика. — Все, что вам нужно сделать, это отдать мне приказ. Вам не придется никого расспрашивать в подземном мире, и вы сможете сегодня же доложить Королеве. Мальчик ахнул, вероятно от облегчения, и губы Себастьяна растянулись в легкой снисходительной ухмылке. Он не упустил из виду настороженность и тревогу своего господина, когда получил письмо Королевы. Себастьян узнал о Фантомхайвах все, что мог, но, несмотря на репутацию семьи мальчика, сам он был ребенком. Нетипичный и сложный ребенок, но все же ребенок. Он не был способен бегать по Лондону, раскрывая преступления, и, несмотря на все его попытки притвориться, что он хоть что-то понимает в делах преступного мира, Себастьян знал, что это ложь. Мальчик нуждался в его помощи, но Себастьян не хотел помогать ему, пока он сам не признает свою беспомощность. Это было забавнее. — За кого ты меня принимаешь? — господин внезапно зарычал на него, и Себастьян озадаченно нахмурился. Значит, вздох был вызван не облегчением. Похоже, он опять просчитался. — Мой господин… — Я приказал тебя разобрать письма, чтобы узнать, кто сотрудничал с моим предшественником и кто, вероятно, будет сотрудничать со мной. Мне не нужно, чтобы ты что-то решал за меня! Я и сам могу это сделать. Я буду нуждаться в твоей помощи только в технических вопросах, где мышление не требуется. Ты всего лишь пешка, не более того! Не обманывай себя! Это он обманывает себя? Раздосадованный Себастьян передал мальчику отобранные письма, сердечно улыбаясь, чтобы скрыть презрение. Он с удовольствием посмотрит, как мальчик потерпит неудачу.***
Себастьян служил большему количеству хозяев, чем мог припомнить. Тысячи лиц уже стерлись из его памяти, сотни остались расплывчатыми, и только некоторые из них все еще жили в его памяти. Сиэль Фантомхайв, подумал Себастьян, относится к последней категории. Технически, все демоны могли потреблять души, не обязательно заключая контракт. Однако, если они не были молоды, такие действия не одобрялись. Это привлекало внимание синигами и могло повредить статусу демона. Себастьян никогда не любил официальных правил и законов, но его положение в иерархии было слишком высоким, чтобы он мог полностью пренебречь ими. Поэтому он заключал контракты, обычно краткосрочные, выбирая самые мягкие души с самыми простыми желаниями. Утоление голода было его единственной целью на протяжении веков, и когда он наконец решил изменить свои привычки, оказалось, что найти уникальные души, которые были готовы заключить сделку с демоном, было непростой задачей. Те, кого он нашел, сумели удержать его интерес максимум на несколько месяцев, и даже они решили передать ему все свои обязанности. Сиэль Фантомхайв был первым, кто был готов сражаться, рисковать и проливать кровь ради своей репутации — репутации, которую он намеревался построить сам, полагаясь на Себастьяна только тогда, когда это было абсолютно необходимо. Себастьян недоверчиво наблюдал, как его господин крадучись вышел из дома, явно стараясь остаться незамеченным. Не в силах вообразить, о чем он думает, Себастьян тихо последовал за ним, когда его удивление и восхищение засияли ярче, наполняя его кровь приятным приливом чего-то, что он еще не мог определить. Ему хотелось схватить мальчика, прижать к себе, обвиться вокруг него и раздавить его, пока все мысли не покинут его разум, обнажаясь перед Себастьяном. Он должен был знать их. Он жаждал их. Когда мальчик остановился у кафе, где работал их убийца, Себастьян понял, что происходит. Когда он увидел, как упомянутый убийца скользнул к забывчивому мальчику, к его растущей коллекции присоединилось еще одно новое чувство. Неопределенность. Согласно контракту, он должен был защищать мальчика – однако, если мальчику не угрожала непосредственная смерть, он не обязательно должен был вмешиваться. Не говоря уже о том, что это была идея мальчика сбежать, не предупредив его, оставаясь тихим, чтобы Себастьян не смог остановить его. Что же ему теперь делать? Предупредить мальчика? Устранить нападавшего? Подождать. Слишком много возможностей. Некоторые более интригующие, чем другие. Его печать начала пульсировать, но Себастьян никак не отреагировал. Он бесстрастно наблюдал, как его господин был сбит с ног женщиной, связан и с кляпом во рту. Несколько человек вошли в кухню, и один из них схватил мальчика, прежде чем отнести его в подвал. Значит, ждали именно этого.***
— Но она начала рассматривать потенциальный бизнес как игровое поле и запуталась в своих глупых амбициях. Жалкая. — Презрение в голосе господина было таким едким, что Себастьян чуть не замурлыкал от удовольствия. Его холодность всегда привлекала, но когда она была направлена на кого-то другого, а не на него? Это было совершенно неотразимо. Со своего места на крыше Себастьян ничего не видел, но слышал каждое слово, и каждое из них вызывало у него легкий укол восхищения. Его господин не позвал его, даже когда он пришел в себя и вытащил кляп. Он быстро оценил ситуацию и начал допрашивать других заключенных, хладнокровно и спокойно, как будто ему ничего не угрожало — или не причиняло боли, если уж на то пошло. Даже отсюда Себастьян чувствовал кровь из пореза на голове мальчика, с ее сильным, пьянящим вкусом. Он бы с радостью воспользовался возможностью попробовать ее, когда мальчик был без сознания, если бы не компания. А так Себастьян мог только вдыхать аромат, представляя себе его вкус. Он очнулся от своих фантазий только тогда, когда к мальчику и остальным присоединилась сама убийца. Когда мальчик наконец попытался позвать его, Себастьян сделал вид, что не расслышал. Прямого приказа не последовало, и, несмотря на восхищение, которое все еще горело в его жилах, он был в равной степени раздражен упрямством мальчика и его отказом сопровождать его в первую очередь. Сиэль Фантомхайв был умнее, чем Себастьян полагал вначале, он был готов признать это, но физически он был более беспомощен, чем котенок, которого Себастьян кормил каждое утро. Возможно, в будущем он будет менее безрассудным. Однако когда мальчика, прикованного к узникам столь низкого социального положения, что они не должны были даже разговаривать с ним, не говоря уже о том, чтобы получить право умереть рядом с ним, бросили в Темзу, первые вспышки гнева сломили садистскую решимость Себастьяна. Эта душа принадлежала ему. Никому, кроме него, не позволялось относиться к ней небрежно. Себастьян покинул крышу и бросился в реку, чувствуя, как его человеческий облик начинает превращаться в демонический. Его господин был на грани того, чтобы снова потерять сознание, когда Себастьян сорвал его с цепи и вынес на поверхность, морщась от боли в легких. Он был прав. Тело мальчика было до смешного слабым, слабело при малейшем напряжении. — Себастьян, — задохнулся его господин, дрожа так сильно, как будто он был погружен в лед, а не в воду поздней весны. Себастьян вполне ожидал, что ему прикажут спасти воров — он чувствовал конфликт мальчика, его сожаление и сострадание к этим жалким червям. Когда его хозяин потребовал, чтобы он взял улики, Себастьян не смог сдержать улыбки. Какой многообещающей была его маленькая душа. Хотя понятие сострадания было смехотворным, оно казалось приятной частью мальчика, создавая восхитительный контраст между его неопределенной темнотой и выдающейся добротой. Даже Себастьяну было трудно предсказать, какая из этих частей в конечном счете одержит верх, но было бы интересно поиграть с ними обеими, воздействуя на них, пока мальчик не станет самой совершенной версией того, кем он мог бы быть. Но сначала он должен был выполнить свои обязанности. Себастьян шагнул к убийцам, которые, казалось, застыли при виде него, и позволил своим губам растянуться в еще более широкой улыбке. Человечество полностью истекло из него кровью, сменившись непроницаемой тьмой и жаждой разрушения, и он с готовностью поддался им, кипя злобной энергией и жизнью. Сначала он вырубил женщину, главаря этой сомнительной шайки, ударив ее точно в то же место, где была рана его хозяина. Когда она упала, он сосредоточился на мужчинах, своей главной добыче — добыче, которую ему позволили убить, шипя от восторга, когда двое из них попытались убежать. Эти крики были музыкой для его ушей. Кровь, которую он поглощал, была эссенцией, которая на некоторое время утолила его голод, но когда последний из людей упал и Себастьян повернулся к своему господину, этот голод вспыхнул снова. От мальчика исходил пьянящий запах. Полумертвый и измученный, он выглядел хрупким и беззащитным, и Себастьян потянулся к нему, прежде чем он смог остановить себя, его когти удлинились еще больше. Маленькая рана на голове мальчика все еще кровоточила, и запах от нее был сильнее, чем от тел убитых вместе взятых. Голод одолел его. Себастьян зарычал, жадно вдыхая сводящий с ума запах, и сжал пальто мальчика, готовый рвануть его ближе и высосать душу прямо из него, контракт и правила будут прокляты. Однако, когда он наклонился ближе, что-то привлекло его внимание, рассеивая голодный туман в его голове. Его перо было зажато в руке мальчика так крепко, как будто это была его самая драгоценная вещь. Себастьян замер, глядя на него, и постепенно осколки тьмы начали покидать его тело, сменяясь более глубокими, незнакомыми ощущениями. Он не знал, что и думать об этом. Может быть, его господин схватил его случайно, когда его сознание угасало? Но то, как он держал его... Нет, он, должно быть, взял его намеренно. Почему? Какую бы привязанность он ни начал испытывать к Себастьяну, она была разрушена до основания после инцидента во дворце. Две недели назад, когда Себастьян все еще верил в свои неверные предположения о мальчике, это зрелище вызвало бы у него только отвращение. Теперь... Теперь он не был уверен, что чувствует. Поколебавшись, Себастьян потряс головой, чтобы избавиться от остатков голода. Еще один первый случай для него — он никогда не терял контроль над собой так, как сейчас. Он никогда не был по-настоящему охвачен жаждой своих хозяев прежде, не до этого момента. Осторожно, крайне осторожно Себастьян поднял мальчика на руки, с восторгом глядя ему в лицо. Он выполнит порученное ему задание позже. Прямо сейчас он должен был доставить своего господина в безопасное место.***
У мальчика поднялась температура. К счастью, Танака, странный и обычно молчаливый старик, недавно вернулся из больницы, поэтому он снабдил Себастьяна всем необходимым, чтобы помочь своему господину справиться с болезнью. После тщательного обдумывания Себастьян решил не вынимать перо из руки мальчика. Ему было любопытно, что тот будет делать, когда проснется. Однако, когда мальчик все-таки проснулся и упрямо держал перо рядом, даже смотрел на Себастьяна так, словно тот собирался его отнять, его первоначальное изумление и непонимание вернулись с удвоенной силой. Зачем мальчику понадобилось его перо? В нем не было никакой силы. Действительно ли это был знак привязанности? Но это не имело смысла, особенно после всего, что произошло, когда Себастьян сам охранял его кровать, готовый выполнить любой приказ, который ему отдавали. — Уходи, — потребовал мальчик, все еще бредя от лихорадки, еще крепче сжимая перо. Он должен был уйти? Неужели его заменило собственное перо? Глубоко сбитый с толку, Себастьян склонил голову и вышел из комнаты, но через пять секунд вернулся. Мальчик уже спал, прижимая перо к груди. Смутное чувство неудовольствия зашипело где-то в глубине его сознания. Себастьян нахмурился, пытаясь стряхнуть его, но шипение стало громче, перерастая в рычание раздражения, источник которого он не мог понять. Что ж, если мальчик предпочитает перышко его компании, Себастьян не возражал. У него были и другие дела, требующие его внимания. Его раздражение длилось дольше, чем он сам ожидал. Когда пришло время проверить мальчика, Себастьян попросил Танаку сделать это, и через минуту пронзительные крики его хозяина разорвали тишину. — Себастьян! Себастьян! Удивление быстро сменилось ликованием. Себастьян вошел в комнату и на мгновение задержался, чтобы насладиться видом мальчика, бьющегося в постели с искаженным от сладостной боли лицом, прежде чем протянуть руку и нежно коснуться его лба. Мгновенно напряжение покинуло его хозяина, и он расслабился, прильнув к его прикосновению. Тень печали промелькнула на лице Танаки, но он только поклонился Себастьяну, признавая его превосходство в правах, которые они имели на мальчика. Себастьян кивнул ему в ответ, едва скрывая довольную ухмылку, а затем сосредоточился на своем господине. Как только дверь закрылась, он оставил попытки сохранить человеческий облик. Вдыхая смешанные, лихорадочные эмоции, исходящие от мальчика, Себастьян склонился над ним, зная, что он проснулся, но сейчас слишком ошеломленный, чтобы вспомнить об этом позже. Он не был уверен в своих намерениях. Возможно, чтобы еще больше напугать ребенка, показать ему, чье присутствие он только что предпочел истинно заботливому слуге, чье перо он держал в руках, как будто это был какой-то защитный амулет. Мальчик видел все — силуэт его истинного облика, взгляд красных глаз, рычание, но, как ни странно, он только улыбнулся с облегчением, словно находил это зрелище успокаивающим, а не тревожащим. Себастьян почувствовал, как его глаза расширились от недоверия, и еще больше расширились, когда мальчик заснул, все еще мирно улыбаясь. Единственным чувством, которое он мог сейчас ощутить, было спокойствие, которого в этих обстоятельствах вообще не должно было быть. Зачарованный, Себастьян опустился на колени перед кроватью и снял перчатки, проведя черным когтем по скользкой от пота тонкой шее. Он чувствовал слабую дрожь пульса, свидетельство жизни, скрытой в этом маленьком теле, и было трудно не думать о том, как легко было бы покончить с этим. Небольшое давление, и его ноготь пробьет тонкий слой кожи, заставляя тело мальчика истекать кровью и заставляя его задыхаться до смерти. Или же он мог двинуть ногтем вверх, останавливаясь у глаза, где была поставлена печать, и вонзить его в полупрозрачное веко, вгрызаясь в мозг мальчика, где хранились все эти непостижимые мысли. Себастьян с трудом заставил себя убрать руку, хотя глаза его были прикованы к лицу господина. Он хотел заползти в этого мальчика и пожирать его изнутри, пока все, что делало его тем, кем он был, не станет принадлежать Себастьяну. Он хотел изучить каждую его мысль, понять все, что двигало им. Хотел ли он отомстить за своих родителей или за себя? Понимает ли он вообще, что значит отдать свою душу? Вздохнув, Себастьян вновь обрел человеческий облик и неохотно отошел от кровати. Его господин вероятно, захочет десерт, когда проснется. Пришло время испытать новый рецепт.***
В последующие месяцы его хозяин стал весьма искусен в раскрытии преступлений с минимальной помощью. Однако его склонность попадать в неприятности нисколько не уменьшалась, и хотя это, несомненно, делало жизнь Себастьяна интересной, это также было чрезвычайно неприятно. Мальчик умудрялся подвергать себя опасности даже тогда, когда просто стоял на улице, что говорило о его ужасающей невнимательности, а это означало, что Себастьяну часто приходилось стараться быть в нескольких местах одновременно. Они только что ликвидировали убийцу, который был одержим блондинками, и Себастьян уничтожал все свидетельства существования тела, когда его печать начала дергаться. Напрягшись, он раздавил оставшуюся ногу в пыль и выскочил наружу, где находился его господин. Проблема стала очевидной сразу же. Мальчик стоял у фонаря, рассеянно глядя куда-то вдаль, а огромный, плохо одетый мужчина полз в его сторону с высокомерной, хищной ухмылкой на лице. Себастьян наблюдал за этой картиной, обдумывая варианты. Судя по запаху, исходящему от этого вонючего существа, его интересовали вещи, которые неизбежно отправят его господина в глубокую яму кошмаров. В то же время мальчик был раздражающе безрассуден в отношении собственной безопасности и заслуживал того, чтобы его проучили. Даже если он позовет вовремя, Себастьян все равно сможет подождать секунд двадцать. Этого было бы достаточно, чтобы напугать его господина, разорвать и без того незаживающую рану, оставленную его прошлым, и заставить ее обильно кровоточить. Может быть, в следующий раз он будет внимательнее следить за своим окружением. Был также тот факт, что, будучи пойманным этим человеком, его господин будет кричать для него, и какой это будет прекрасный звук. Это был единственный раз, когда Себастьяну нравилось слышать свое ненавистное имя. Мальчик вздохнул и обхватил себя руками, явно пытаясь согреться, а мужчина замедлил шаг, готовясь к нападению. Одна из его рук потянулась к пуговице на брюках, расстегивая ее, и тут же веселье Себастьяна исчезло. Он добрался до мужчины прежде, чем тот успел сделать последний шаг к мальчику, свернул ему шею и утащил прочь. Бросив тело на землю, Себастьян некоторое время смотрел на него, пытаясь понять, зачем он это сделал. В конце концов, ему пришлось признать, что он не был уверен. В одно мгновение он радостно предвкушал всплеск страдания и ужаса в своем господине, а в следующее — мысль о том, что это грязное существо наложит на него руки, стала невыносимой. Себастьян не мог припомнить, когда в последний раз ему приходилось так часто задавать себе вопросы. Мальчик неуклонно продолжал пробуждать в нем самые странные импульсы. Воздух вокруг него внезапно потемнел, шепча предупреждение, и Себастьян резко вскинул голову. Не было слышно никаких звуков, только тишина ночи. Но что-то здесь задержалось, что-то, что могла почувствовать только демоническая интуиция. За ним наблюдали. Себастьян ждал, гадая, не покажется ли кто-нибудь из наблюдавших за ним, но поскольку ничего не произошло, он пожал плечами. Он нисколько не волновался. Все тайны имеют тенденцию рано или поздно раскрываться. На этот раз, вернувшись к мальчику, он дал себя заметить. — Я закончил, господин, — объявил он, и на его лице появилось красивое выражение. — Слишком долго, — пробормотал мальчик и поднял руки. Себастьян улыбнулся ему, послушно поднял его и прикрыл от ветра. — Куда теперь? — он задумался. — Почему ты всегда задаешь такие глупые вопросы? — голос его господина был резок, но в то же время он обвил руками шею Себастьяна, прислонив голову к его плечу и прижимаясь ближе. — Домой, — сонно добавил он. "Может быть, в этом и есть секрет", — подумал Себастьян. Его господин был невнимателен из-за своей постоянной сонливости, которая, в свою очередь, была вызвана его кошмарами. Себастьян должен был попытаться найти способ справиться с ними. В конце концов, он был дьявольски хорошим дворецким.***
К своему огорчению, он не смог найти решение. Кошмары мальчика не отпускали, и Себастьян мог думать только о том, чтобы разбудить его и объявить, что он в безопасности. Когда пришло письмо от Мадам Ред, призывающее его организовать празднование Дня рождения мальчика, Себастьян решил, что это может быть полезной идеей. Мальчик запретил ему даже говорить об этом дне, но ведь это поможет отвлечь его? Постоянное переживание своего прошлого и кровавых дел, на которые его посылала Королева, едва ли благотворно сказывалось на его и без того травмированном уме, и хотя Себастьян понимал, как боль усиливает аромат души его господина, как дворецкий, он знал, что должен попытаться создать своего рода равновесие. Он должен быть идеальным для своего господина. Это было самое меньшее, что он мог сделать в обмен на такую уникальную, сложную душу. Он начал готовиться заранее, составив меню, которое будет состоять только из любимых блюд господина. Затем он разослал приглашения и посадил в теплице новый букет белых роз, добавив туда самодельное удобрение, которое должно было значительно ускорить процесс роста. Себастьян был вполне уверен в своем плане до самого дня торжества. Увидев мрачное, несчастное лицо господина, он понял, что совершил ошибку. И очень серьезную. — Себастьян, — голос мальчика звучал тревожно и безжизненно. — Что ты сделал? — Мадам Рэд написала мне письмо, настаивая, чтобы я организовал сегодня праздничное мероприятие, — осторожно ответил он. — После тщательного обдумывания я решил, что моя обязанность как дворецкого — обеспечить вам удовольствие от вашего дня рождения… Мальчик спокойно слушал, смерив его холодным пристальным взглядом. Чувствуя себя все более неуютно, Себастьян попытался описать меню, которое он приготовил, надеясь, что это смягчит настроение мальчика, но прежде чем он смог закончить, хриплое “заткнись” прервало его. Он замолчал, глядя на своего господина и чувствуя странный, неприятный узел в груди. Этот узел приобрел шипы, когда мальчик пронзил его словесно, со всей злобой, которую Себастьян знал в нем, швыряя в него идиот, слабоумный и некомпетентный, почти трясясь от ярости. — Могу я напомнить вам, что именно ваша тетя предложила устроить праздник? Себастьян старался говорить спокойно, несмотря на давление в груди, но когда мальчик ответил: "Она меня не знает. Так и должно быть.",— адский узел внезапно увеличился в размерах, безжалостно раздавливая его органы. 'Я знаю тебя', — мрачно подумал он. ‘ Ты мой.’ Но мальчик был прав, не так ли? Он переступил границы дворецкого. Более того, он предал доверие своего господина. Кто, кроме Себастьяна, знал, как сильно мальчик ненавидит светские сборища? И теперь, когда он подробно изложил свою позицию, Себастьян был зол на себя за то, что не учел это. Как глупо было полагать, что мальчику понравится, если ему напомнят именно об этой годовщине? — Приготовь все к их приезду, — с горечью приказал мальчик. — Я не хочу тебя видеть до тех пор. Еще один раздражающий приступ эмоций, которых он не понимал. Интересно, это чувство вины? Он определенно никогда не испытывал ничего подобного раньше. А если так, то почему он это чувствует? Может быть, он и ошибся, но за одиннадцать месяцев службы, особенно поначалу, он совершил немало ошибок. Почему такая реакция появилась именно сейчас? Безмолвно кивнув, Себастьян вышел из комнаты и направился на кухню, но, услышав громкий хлопок и болезненный вздох мальчика, бросился назад и остановился у двери. Больше никаких звуков не было слышно, но его печать не горела, что означало, что его хозяин был в порядке. И все же Себастьян обнаружил, что не в силах сдвинуться с места, прислушиваясь к тишине и гадая, что же ему делать, чтобы прогнать неприятное чувство, которое только росло в нем.***
С каждой минутой праздничного ужина Себастьян все больше проникался чувством унижения. Чем громче смеялась мадам Ред, чем больше нелепых историй рассказывала Алексис Мидфорд о Фантомхайвах, чем больше вопросов задавала леди Элизабет и чем больше критики сыпала Фрэнсис Мидфорд, тем мрачнее становилось лицо его господина, пока не стало казаться, что его вот-вот стошнит. Даже Себастьян считал это сборище ужасным, так что для его господина оно было вдвойне ужасным. Это был блестящий способ помучить мальчика, притворяясь, что он заботится о его интересах, и обычно Себастьян наслаждался бы, зная, что его план сработал так хорошо. Но больше всего бесило то, что он этого не планировал. Он искренне хотел, чтобы господин отпраздновал свой день рождения, и если Себастьян что-то и ненавидел, так это просчет. То, что мальчик хромал, было удивительно отталкивающим, еще одна вещь, которая была совершенно нетипичной для него. Обычно Себастьяну доставляло удовольствие любое проявление боли, которое он мог извлечь из своего хозяина, но на этот раз ему это было неприятно. Неприятно до такой степени, что он был поглощен необходимостью заставить его сесть и осмотреть ногу, но празднование все еще продолжалось, и он все еще должен был играть свою роль. Когда все наконец разошлись, Себастьян попытался уговорить мальчика позволить ему взглянуть, но его быстро выгнали. Изгнанный за дверь, он уставился на ее поверхность, с любопытством прислушиваясь к эмоциям, которые бурлили в нем, и пытаясь идентифицировать их. Ах. Отторжение. Он и не думал, что у него такой острый вкус. Он уже сталкивался с отказом от мальчика после их визита во дворец, еще в первые месяцы их контракта, и хотя это было смутно тревожно, это было ничто по сравнению с захватывающей смесью чувств и ощущений, которые переполняли его сейчас. После тщательного обдумывания Себастьян решил, что ему не нравится это ощущение. Его страстное желание быть рядом с мальчиком, когда он сердится на него, было яростным и непреклонным, разжигая голод, настолько сводящий с ума, что он требовал, чтобы он ворвался в эту комнату и схватил мальчика, силой вытягивая из него прощение. Потирая грудь в попытке унять это желание, Себастьян вышел, обдумывая варианты, которые у него были. Насильственные действия шли вразрез с их контрактом, не говоря уже о том, что это был такой грубый способ достижения своих целей, что Себастьян всегда презирал его, еще одна причина, по которой многие из его собратьев-демонов, даже равных ему по рангу, насмехались над ним. Более того, даже если бы он предал свои собственные правила, силовой подход никогда не сработал бы на его господине. Он должен был придумать что-то более сложное, более хитрое. Удвоение его попыток быть безупречным казалось многообещающим выбором. Его господин действительно ценил совершенство. Утром Себастьян приложил к выполнению своих обязанностей даже больше усилий, чем обычно. Он принес чай и газету, как только мальчик зашевелился в постели, почтительно кланяясь и сохраняя почтительный тон даже тогда, когда не получал ответа. Когда мальчик допил чай, Себастьян с готовностью опустился на одно колено, начиная ритуал одевания. Он следил за тем, чтобы его прикосновения были нежными, особенно когда он касался больной ноги своего господина, слегка касаясь нежной икры. Затем он начал медленно и так же осторожно вставлять темно-синие пуговицы своего пиджака в петлицы, восхищаясь тем, как красиво смотрится на мальчике одежда, которую он выбрал для сегодняшнего дня. Но когда он закончил, на лице графа проявилось то же самое холодное выражение, которое он видел вчера. Черты лица мальчика ничуть не смягчились, и хотя какая-то часть Себастьяна чувствовала себя подавленной, другая радовалась внезапной вспышке восторга. Его господин был самым странным существом, которое он когда-либо встречал. — Уходи, — рявкнул мальчик, придавив его раздраженным взглядом. — Я не хочу тебя видеть, пока не позову. — Как пожелаете, — согласился Себастьян. — Однако мне нужно знать, что вы выберете на сегодняшний завтрак. Я приготовил три вида пирогов, которые... — Я ничего не хочу, — перебил его господин, и против его воли брови Себастьяна поползли вверх. — Вы не хотите десерт? — недоверчиво спросил он и тут же заработал взгляд голубых глаз. — Ты хочешь заставить меня повториться? Разве ты не достаточно меня разозлил? Себастьян ничего не мог поделать, кроме как поклониться и уйти, странно расстроенный тем, что его стряпню тоже отвергли. Может быть, пироги были плохим выбором. Слишком просто для человека с такими утонченными вкусами, как у его хозяина. Он должен был приготовить что-нибудь эффектное к полудню.***
К ужасу Себастьяна, послеобеденный десерт был отброшен так же, как и утренний. Тот, что он приготовил на вечер, был также проигнорирован, и, кроме того, мальчик даже не закончил ужин. Еще один отказ заставил кровь Себастьяна закипеть, но в то же время он не мог сосредоточиться ни на чем другом, кроме как на том, чтобы заслужить прощение своего господина. К утру он приготовил свой собственный чай из белых роз, которые так любил мальчик. Когда он произнес эти слова, мальчик уставился на него, как на сумасшедшего, и Себастьян нахмурился. Опять что-то не так? К его удовольствию, хозяин выпил весь чай. Затем он сдержанно кивнул ему в знак одобрения, и что-то шевельнулось в груди Себастьяна, посылая тепло по его венам. Странно. Странно. Он никогда бы не поверил, что доставлять удовольствие кому-то — человеку, не хуже — может быть так приятно. Однако его триумф был недолгим. Его господин отказался даже прикоснуться к миндальному десерту, который он приготовил на обед, сморщив нос, как будто это была самая отвратительная вещь, которую он имел несчастье видеть. Теперь, еще более решительно настроенный прорваться сквозь эту стену неприятия, Себастьян потратил половину следующей ночи на разработку еще нескольких уникальных рецептов, критически оценивая текстуру, вкус и цвет того, что он сделал. К утру он был готов, поэтому, когда его господин проснулся, он подал ему торт в виде белой розы, глазированный белым шоколадом, который он специально разработал. Шок и недоверие на лице мальчика были подобны победе. Зачарованный Себастьян наблюдал, как его предложение принимается, восхищается и поглощается, и не мог не улыбнуться самодовольно при виде этого зрелища. Мальчик это заметил. Его следующие десерты неизменно игнорировались.***
— Вопрос первый, — сказал мальчик. — Ты можешь причинить мне физическую боль, несмотря на то, что у нас контракт? Намеренно? Его голос был спокоен и безразличен — только скрытые нотки напряжения противоречили его спокойствию. То, что он спрашивал о чем-то подобном после того, как его только что сбросили с лошади, когда Себастьян все еще держал его в объятиях, говорило о смелости и решительности, которым позавидовали бы многие демоны. — Да, — признался Себастьян, и когда внезапный цветущий запах страха ударил ему в ноздри, он едва поборол желание крепче обхватить мальчика, крепче, пока не услышит, как хрустнут хрупкие кости. Страх мальчика был опьяняющим. Только представив, какой густой будет его кровь, Себастьян содрогнулся и краем глаза увидел, как из темноты материализуются его крылья, подергиваясь от желания обхватить мальчика, чтобы удержать его, пока Себастьян будет рвать его тело на куски своими когтями. Потом в его голове вспыхнуло воспоминание о смехе мальчика, о смехе, который он так старательно зарабатывал, и порыв прошел. Он не свалял дурака, бегая рядом с лошадью своего господина просто так. — Контракт или нет, но я могу причинить вам боль, — сказал Себастьян, внимательно наблюдая за лицом мальчика. — Я могу даже убить вас. Однако я этого не сделаю, потому что это будет означать, что я не смогу прикоснуться к вашей душе. Это была не полная правда, но он собирался придерживаться ее. Он не причинит вреда этому мальчику. Пока все не кончится.