Однажды в Лиллехаммере

— Юль. Юля не реагирует на голос Элвиса, потому тот толкает ее в бок.  — Чего тебе? Они лежат на мягком ковре в гостиной Элвиса, совсем как раньше, будучи детьми. Для Юли это единственный способ побыть вдали от бесконечных вопросов, интервью и просьб об автографах. Для Элвиса — возможность просто побыть рядом.  — Что журналисты хотят услышать, когда спрашивают: «Элвис, вы довольны прокатом Олимпийского Чемпиона?»  — Они хотят услышать… погоди, тебе задавали такой вопрос?  — Ага. — Элвис мрачно смотрит в потолок, разглядывая пыльную люстру. У родителей не доходят руки ее помыть, а сам Элвис просто не находит на это время. Возобновленные тренировки отнимают слишком много энергии, и если Элвис испытывает приятную усталость, то смотреть на Юлю ему больно. — Но я им ничего не ответил. Послал к черту. Юля тяжело вздыхает. Элвис думает, что она его осуждает. Но тот журналист действительно был странным, все пытался выпытать у Элвиса такие слова, которые бы послужили «красивым» и бомбическим заголовком. Раньше у него не было проблем с прессой, он и сейчас с ними охотно общается. Но он не собирается давать кому-то повода усомниться в том, что они получили своего Олимпийского чемпиона честно. Если сам Элвис принял это, как факт, то другие тоже должны.  — Они напишут плохую статью.  — Я великолепен. Разве они могут?  — Серьезно? — деланно удивляется Юля, за что Элвис несильно, но ощутимо пихает ее в плечо. — Да ладно. Вообще я думаю, им просто хочется… хочется… Элвис вовремя ловит ее взгляд, чтобы увидеть в ее глазах то, что он видел и у других людей. Какую-то жалость, или честнее сказать — снисходительсность.  — Они разочаровались, да? — тихо спрашивает он, перекатываясь на бок, — тогда почему никто мне об этом прямо не говорит? Юля тоже поворачивается к Элвису.  — Да кто бы в тебе разочаровался, ты о чем? Ты принес стране серебро, люди это ценят. Просто все… «Просто все ждали золото» — этого Элвис вслух не говорит. Юля протягивает руки, чтобы схватить, пробегающего мимо щенка, но он уворачивается и прячется под кровать.  — Ты дал ему имя? — спрашивает Юля, переводя неприятную обоим тему разговора.  — Неа, — лениво отвечает Элвис, — я об этом не думал. Пусть Русский и дает ему имя.  — Но он подарил его тебе! — возмущается Юля, — ты должен дать ему имя.  — Отстань, — отмахивается Элвис, — не приставай. Он подкладывает под голову подушку падает, в нее лицом, и больше не реагирует на просьбы Юли «перестать вести себя, как ребенок». Снова наступает тишина. Элвис только слышит приглушенное рычание щенка, но и тот замолкает, понимая, что никто на него уже не обращает внимание. Проходит около получаса, прежде чем Элвис заставляет себя оторваться от подушки. Он смотрит в окно. Уже смеркается, стоит расходиться по домам. — Я тебя провожу. Но Юля его не слышит, свернувшись клубочком на полу, поджав колени. Щенок устроился за ее спиной, пригрелся и тоже спит. Если бы только Элвис как-то мог помочь Юле, то обязательно бы это сделал, но он даже не знает, в чем именно ей нужна помощь. Как-то на тренировке он постарался аккуратно намекнуть ей, что нельзя просто так биться о лед, и если прыжок не получается, то лучше оставить его на завтра. Но в тот день они только разругались. Юля прошипела что-то нечленораздельное, но фантазия Элвиса позволила ему додумать, куда именно, она его послала. Иногда Элвис ловил косые взгляды людей, что бросали на Юлю, когда она в очередной раз «валила» программу, споткнувшись на дорожке или свалившись с прыжка. В такие моменты ему хотелось разогнать народ, чтобы они даже не смели смотреть на девушку. Проблема была как раз в том, что и Юля замечала эти взгляды. И вслух Юля ничего не говорила, только бросала под ноги взгляд, который Элвис прекрасно знал. «Они разочарованы?» — словно спрашивала себя Юля, стараясь совладать с гневом и отчаянием. Элвис тоже задавался этим вопросом, применяя его на себя, но в его случае все было куда менее обидно. «Все познаётся в сравнении» — думал он, жалея свою бедную Юлю. В прихожей хлопнула дверь, вырывая Элвиса из воспоминаний о минувших днях. Наверное, пришла мама. Накрывая Юлю пледом, он и не думает ее будить. Когда на следующее утро они вдвоем приходят на тренировку, Юля первая мчится в раздевалку, а Элвис приваливается к стене, прикрыв глаза. «Интересно, — думает он, — как там Русский». Он честно пытался раздобыть о нем информацию. Газеты пестрили именами олимпийцев, но в Канадской прессе речь в основном шла о Юле, Элвисе и Курте. Последнему особенно нелегко приходилось, и если Элвис еще хоть как-то интересовал народ, Юля была номером «один» сборной, то Курт… он был тенью. Никто в открытую не говорил, что расстроен, но стоило посмотреть на окружающих, и все было понятно. Слов поддержки Курт избегал, заявляя, что хуже жалости ничего нет, и он обязательно еще свое возьмет. Элвис, впрочем, придерживался того же мнения. «Олимпийский Чемпион Алексей Урманов вернулся на родину в Россию. Он приступит к подготовке к Чемпионату мира» И это все. Юля была жутко расстроена, но что самое удивительное — Элвис был расстроен не меньше. Он бы все отдал за любой, даже самый маленький кусочек интервью с Урмановым. Ему тоже задают глупые вопросы? Спрашивают ли его о прокатах Элвиса? Достаточно ли ему уделяют внимания? Сколько раз за день отвлекают от тренировок, таская по всяким мероприятиям? Как приняли его в России? Почему-то, все это волновало Элвиса, не давало покоя, и жутко отвлекало. — Ты идешь? — спрашивает Юля. Элвис смотрит на свои джинсы. Вместо того, чтобы переодеваться, он думал о Русском. Если так дело дальше пойдет, то ничем хорошим это не кончится. Даже так далеко, за тысячи километров, Русский портит ему жизнь. — Иду, — ворчит Элвис, поднимаясь с пола. Курт, как и следовало ожидать, держится особняком от всех. Элвис внимательно на него смотрит, прежде чем принять решение не лезть к нему. Это дается с большим -трудом, поскольку Элвису и самому хочется, чтобы кто-нибудь скинул на него свои переживания и обиды. Эта мысль заставляет его взглянуть на Юлю. Она, как и Курт, сторонится людей, разминаясь у бортика. Элвис закатывает глаза. Эта олимпиада перевернула жизнь их ледового дворца с ног на голову. Буквально каждому, кто был на там, теперь требуется «личное пространство». Элвис бросает взгляд на Юлю. Она смотрит на двух девушек, помладше ее самой. Они беззаботно болтают, лениво разминаясь, иногда бросая взгляд на парней. Элвис понимает, о чем думает Юля: их не парит, ни олимпиада, ни чемпионы, ни даже то, что через несколько лет, возможно, кому-то из них придется защищать честь страны. Когда-то и Элвис с Юлей вели себя так… так… «Как дети» — сказала бы Юля, если бы умела читать мысли Элвиса. Но они уже далеко не дети. Но почему? Почему взрослые решили за них, что пора взрослеть? Элвис всегда говорил родителям, что ни одно соревнование не заслуживает того, чтобы отказаться от простых детских развлечений. «Я успею все» — твёрдо заявлял он уже в десять лет. В его семье неприятно было заставлять ребенка делать что-то, чего он не хочет, поэтому фигурное катание было жутко любимой им. С Юлиной мамой в этом плане было чуть сложнее, но даже Юле всегда удавалось не просто тупо следовать указаниям взрослых, а по-настоящему жить. И кто смеет сейчас у них это отбирать? Элвис задается вопросом: почему же он позволяет всем этим людям, так мучать Юлю? Они не отберут у нее юность, он бы им никогда не позволил. Это для них она Олимпийская чемпионка, а для него она человек, подаривший столько прекрасных моментов, столько радости и счастья. Оттолкнувшись ото льда, Элвис опускается, собирая с него снег. Набирается совсем немного, но этого достаточно, чтобы он мог бросить в Юлю. Она резко оборачивается, чтобы закричать что-то не очень цензурное, но поняв, что перед ней Элвис, только широко улыбается. — Если не догонишь меня, то весь вечер мы будем смотреть Брюса Ли! Это работает, и Юля, игнорируя тренерское «не валяйте дурака», несется за Элвисом, пытаясь ухватить его за футболку. Ей удается поймать его за руку, а когда он резко останавливается, Юля врезается в его спину. — Брюс Ли шикарен, но не сто раз подряд, — ворчит она, — и ради разнообразия, мы могли бы посмотреть что-то, что нравится мне. — То, что нравится тебе, к сожалению или счастью, находится за тысячи километров отсюда. — Дурак ты, — обижается Юля, — в любом случае, сегодня мы ничего смотреть не будем. Мама просила серьезнее подойти к тренировкам и режиму. — Спать в девять вечера, а утром зарядка? Юля, тебе сколько лет? Юля хмурится. — Вот попробуй объяснить это моей маме. И вообще, она права. Мне нельзя завалить чемпионат. Это будет… — Даже, если так. И что с того? — спрашивает Элвис, — нет, я понимаю, о чем ты хочешь сказать. Но не убиваться же из-за этого теперь. — Сам-то своему совету последовать не хочешь? — ворчит она. — Раздавать советы всегда проще, — соглашается Элвис, перекидывая Юлину косичку на другое плечо, — просто хочу, чтобы ты почаще улыбалась. И никто не посмеет обидеть тебя, каким бы твое выступление не было. А если попытаются, то будут иметь дело со мной. Юля закатывает глаза, прислонясь к бортику. — Элвис, прошло то время, когда ты мог поколотить всякого, кто обижал меня. Ты не можешь избивать людей, просто потому что они разочаровались в своем «герое». Юля изображает пальцами кавычки, а Элвис недоуменно смотрит. — Почему я не могу? — спрашивает он, — у меня хорошо удар поставлен. — Элвис. — Просто не ставь на себе крест раньше времени. Нет ничего хорошего от того, что ты вечно валяешься на льду. Тренировки не будут эффективными до тех пор, пока ты сама не захочешь сделать их таковыми. Я понимаю, все это давление со всех сторон… сложно для тебя. Но ты всегда можешь отказаться от очередного интервью. Никто не может тебя заставить. Я же вот, посылаю всех к черту. И мне даже не стыдно. Потому что плевать, что они подумают. Юля вздыхает. — Они решат, что я грубиянка. — Разве это не так? — Я тебя ненавижу! — стукнув Элвиса по плечу, она отправляется к тренерскому столу, чтобы получить наставления. Сам же Элвис наблюдает за ней, искренне надеясь, что она прислушается к его словам, и обязательно возьмет на заметку. И еще он надеялся, что и сам прислушается к себе.