Однажды в Лиллехаммере

Юля замечает грустный взгляд Элвиса на пачку чипсов и вздыхает. — Мы пришли сюда не за этим, — напоминает она, оттягивая друга от витрины. — Да знаю я, — ворчит он, цепляясь за прилавок, словно маленький мальчишка, которому не позволяют взять то, что он хочет, — но поглазеть-то можно? — Вспомни, как в Лиллехаммере ты разбрасывался ими. Больно, да? А мог бы их просто съесть. — Будешь всю жизнь мне об этом напоминать? — В следующий раз будешь думать, прежде, чем разбрасывать едой! В корзину летят огурцы, помидоры, пачки с крупами. Юля ловко перехватывает в воздухе банку с «принглс», в то время, как Элвис издает стон. Она ставит банку на место. — Так, я не поняла, — Юля поднимает голову, чтобы посмотреть ему в глаза настолько укоризненно, насколько только может, — ты хочешь стать чемпионом мира или нет? Элвис пораженно опускает руки вдоль тела, ногой толкает корзину, и бросает печальный взгляд в сторону вредной еды. Он-то и сам понимает, что нельзя… Но так хочется! Юле с этим проще, как ему казалось. Но на самом деле ее спасало только то, что она может сказать ему: «а вот я», подавая этим пример парню. Впрочем, она не слишком страдала без того, чтобы съесть что-нибудь вредное. — Будто ты не хочешь, чтобы победил твой Русский, — вырывается у Элвиса. Юля вздрагивает. Она не думала о том, что будет там, а Чемпионате мира, когда ей снова придется наблюдать за тем, как два близких ей человека, соревнуются. При любом раскладе ей будет не по себе от того, что кто-то из них превзошел другого. Она задумалась, глядя на Элвиса. Он явно не хотел говорить этого вслух, поскольку теперь старательно делает вид, что занят разглядыванием упаковки с мюсли. Юля не обижается на него за это, хотя в душе селится неприятное чувство, которое она может приравнять разве что к горечи. Лучше всего сейчас было свести все в шутку, что Юля и делает. — Если бы я хотела, чтобы «мой Русский» победил… нет, не так. Если бы я хотела, чтобы ты проиграл, то я бы просто дала бы тебе возможность купить все, что ты хочешь. Элвис удивленно на нее смотрит. — Это еще как работает? — Ты бы наелся всякой херни, а потом бы страдал от отравления, — объясняет Юля, и добавляет уже совсем тихо: — и вообще… никакой он не мой. В корзину летит еще несколько упаковок, Элвис кидает туда внушительную банку компота с возгласом: «ЭТО МНЕ МОЖНО?!», доводя Юлю до истерического хохота. В самый последний момент, когда Юля уже протягивает деньги, чтобы оплатить покупки, Элвис успевает урвать пачку жвачки, Юля замечает это уже после того, как продавец кладёт её в пакет. — Что это ещё значит: «не мой»? — спрашивает Элвис, когда они идут по едва заснеженной дороге. Юля любит зимнее время года, а Элвис его терпеть не может. «Словно льда мне в жизни не хватает» — жалуется он каждую зиму. — Эй! Хватит меня игнорить. Ты этим вполне на тренировках можешь заниматься. Юля закатывает глаза. Ей хочется увильнуть от разговора, но сделать вид, что она вопроса не услышала, не получается. Элвису ответы нужны. И самое странное, что она не прочь ему их дать. — Ну… просто было бы глупо надеяться на что-то большее, чем дружба или… или поцелуи… — Без подробностей, пожалуйста, — кривится Элвис, — что именно тебя смущает? Юля уже давно поняла, что её смущает. Например, время. Время её смущает даже больше, чем расстояние. Невозможно влюбиться в человека за столь короткий период. Она делится своими переживаниями с Элвисом, но вопреки её ожиданиям, он не сильно впечатлен. — Но ты влюбилась в него давно. — Я-то да… — тихо соглашается Юля. — И? — Но он разглядел во мне предмет… влюблённости? Только в Лиллехаммере! Думаешь такое возможно? Юля наблюдает за Элвисом. Он отчего-то краснеет. Такое с ним редко происходит, поэтому Юля немного напрягаться такой реакции. Если ему есть что сказать, то пусть говорит! — Помнишь, когда ты впервые увидела его? — Юля помнит. Сложно такое забыть. — Готов поклясться — ты влюбилась за одну секунду! Может, это и не была глубокая любовь с первого взгляда, но как минимум это было что-то такое… что-то, что мне не очень понравилось. Мама говорит, что любовь — это сильное чувство, которое не появляется спонтанно, но влюблённость, заинтересованность и доверие, ведут к тому, что однажды все это и приведёт к тому, что называют любовью. Элвис морщится, словно чрезмерная лиричность его бесит. Юля же потирает руки, вспоминая совсем другие слова о любви. — А моя мама говорит, что любовь только вредит людям, поэтому лучше подходить к этому с расчетом. Вот чтобы она сказала, узнай, что я влюбилась в мальчика…с России. Элвис пожимает плечами. — Сказала бы, что ты слетела с катушек. — Вот! — соглашается Юля. — Это точно. Потому что для неё любовь это… — Расчет. — Спокойно говорит Элвис. — Если бы ты сказала: «мам, я влюбилась в мальчика, но только он в России живет» она бы покрутил у виска, заявив, что на расстоянии любовь невозможна. Но если бы ты сказала: «я влюбилась в олимпийского чемпиона», то расстояние в миг перестало бы быть помехой. Потому что твоя мама хочет для тебя такого будущего, которого… «У нее не было» — Впрочем, ты и сама понимаешь. Юля не обижается. У Элвиса нет цели как-то оскорбить её маму, унизить или обидеть, просто он говорит то, что в действительности думает. Юля молчаливо с его мыслями соглашается. Да, лучше бы маме не знать, ни о мальчике из России, ни даже об Олимпийском чемпионе. — Лучше не слушать взрослых, — продолжает Элвис, — они знают не больше нашего. Помнишь, как тебя пичкали рыбой, мол, она полезная, а потом ты провалилась около трех недель с жуткой аллергией? Вечно они думают, что все знают, а страдаем-то мы. Юля улыбается, прижимая к себе бумажный пакет с продуктами. С некоторых пор она не переносит рыбу ни в каком виде. Интересно, может ли открыться аллергия на ллюбовь? — Думаешь, Алексей что-то ко мне чувствует? Точнее он бы успел почувствовать ко мне что-то за такой короткий срок? — К сожалению, да. Вряд ли влюблённость вообще можно контролировать. И с чего ты вообще взяла, что он не разглядел тебя в тот же раз, как ты приметила его? Странные вы влюбленные. Только и думаете о страданиях. Разве нельзя просто ну. Любить. Юля снова видит на лице Элвиса это выражение, которое она не может распознать. Но он прав, поэтому у неё нет причин с ним спорить. Только есть вещи, которые все ещё её беспокоят. — Я проверяла почту… — По какой причине ты не пишешь ему первая? — правильно растолковав её слова, спрашивает Элвис. — Потому что придерживается мнения, что «девушки не должны делать первый шаг»? Моя ли это Юля? — Нет! Конечно, нет. Просто… — почему-то было сложно признаться себе в том, о чем сейчас вслух рассуждал Элвис. И снова не с целью её расстроить. С целью помочь разобраться. Такой уж он был — открытый. Одно из качеств, за которые Юля его любила. — Просто ты стесняешься, не знаешь что написать. Уверен, ты не раз садилась за письмо, но вечно тебя отвлекали. Уставала после тренировок, не понимала для чего писать, если письмо будет идти целую вечность, и скорее всего вы уже лично встретитесь, прежде чем оно дойдет. — Элвис перечисляет все эти вещи так, что Юля дивится тому, как тонко он все это чувствует. — Да! — выпаливает она на одном дыхании, — все так… — Ну вот. Да я на все девяносто девять процентов уверен в том, что он все это переживает тоже. Вот уверен и все. — А ещё один процент? — настороженно спрашивает Юля, поглядывая на друга. — На то, что самолёт врезался в скалу и все умерли. — Элвис! — Что! Я все учел! Мама сидит, а кухне, когда Юля на пороге прощается с Элвисом, забирая него продукты. Элвис приветствует Даниэлу, заорав так, что Юле приходится отступить на шаг, чтобы не оглохнуть. Мама выходит к ним, помешивая в чашке что-то отдалённо напоминающее овощной салат. — На ужин не останешься? — спрашивает она Элвиса, но тот мотает головой. — Поверьте, дома меня ждёт такая же овощная… — Элвис с огромным трудом проглатывает слово «шняга», — салат. Вот если бы кусок жареного шашлыка… — Ты хочешь стать чемпионом или как? — хмурится Даниэла, оскорбленная тем, что Элвис не желает оценить её кулинарных способностей. Он, кстати, никогда не рисковал есть в доме Юли, если готовила не она сама. Юля была уверена, что Элвис не поверил в аллергию на рыбу. На губах Элвиса играет ухмылка, а Юля закатывает глаза. — А. Понятно откуда у тебя это, — говорит он Юле, — на самом деле меня самого родители дома ждут. Что сказать — режим. Хочу, конечно. И стану! Что ж… до свидания! Юля загораживает проход, не позволяя Элвису пройти. Он замирает на месте, глядя на её раскрытую, протянутую ладонь. Проходит секунд десять, прежде чем Элвис сдается, выуживая из кармана пачку с сухариками. Юля бросает их на стул и снова протягивает руку.  — У меня больше нет ничего! — уверяет ее он. — Элвис. — Никогда больше не пойду с тобой в магазин, — ворчит он, выкладывая ей на ладонь целую горсть мятных конфет, а затем еще и шокоадный батончик. Удовлетворенная Юля прячет конфеты себе в карман, а ему из пакета достает банку компота. Когда за Элвисом закрывается дверь, мама с удивлением смотрит на дочь. — Что это было сейчас? — Воспитательные меры. Мам, я пока тоже есть не буду. Мне нужно кое-что написать… Не дожидаясь вопросов мамы, Юля целует ее в щеку, хватает из ее таза кусок помидора, а затем закрывается в своей комнате. Сначала она не знает, как начать письмо, но после приветствия, слова льются так легко. Поток несказанных слов, которые Юля так давно в себе хранила, как родные ложатся на бумагу. Аккуратное сердечко на полях, нежное «Твоя Юля» — так она завершает письмо, целая лист. На нем не остается следов, Юля уверена, что Алексей обязательно почувствует его — этот легкий, воздушный поцелуй. Еще вчера ей казалось, что в письме будет достаточно пожаловаться на то, что сейчас происходит в ее жизни, но неожиданно (или наоборот — слишком ожидаемо?) письмо получается таким личным, но Юля ни разу не думает о том, чтобы его не отправить. Она аккуратно выводит адрес на конверте. Кому: Алексею Урманову