Однажды в Лиллехаммере

Юле не следовало прокручивать в голове события вчерашнего дня, лёжа в тёплой постели отдельного номера, сон мог поспособствовать улучшению настроению, но спать Юля не могла. Она не может точно сказать, что послужило причиной падения, была ли это выбоина на льду, или же она мысленно отвлеклась на что-то непозволительное в тот самый момент. Она упала, и факт оставался фактом. Упала, потеряв сознание, соответственно и шанс бороться за пьедестал чемпионата мира. Врачи говорили, что все обошлось, но её ждет обследование в Канаде, где и поставят точный диагноз, где скажут, что делать дальше. А пока Юле прописали: «Лежать и ни о чем не думать». С соревнований пришлось сняться, но это ничего. Главное… здоровье? Юля касается пальцами больной ноги. Пока ей ставят только растяжение мышцы, да сотрясение мозга, вряд ли ей будут позволено выйти на лёд в ближайшее время. И ей почему-то… не очень больно от этой мысли. Разве так должно быть? Она не осмелилась спросить об этом Элвиса. Он болеет фигурным катанием. Пролежать хотя бы неделю без тренировок для него сравнимо с адом. Юля же переносит больничный не так болезненно, мысленно даже радуется возможности отдохнуть, не физически, а скорее морально. С одеяла Юля пальцами подхватывает бумажного журавлика. На нем написаны пожелания о выздоровления и весёлый смайлик. Юля улыбается, подносит его к губам и целует. Элвис всегда о ней заботится и иногда ей кажется, что она не заслуживает его. Она пытается представить жизнь без него, но не может. С пяти лет они неразлучны, и, если однажды придётся все же расстаться, то как это отразиться на них обоих? Не всегда же их будет связывать фигурное катание? Юля думает: а связывает ли их ещё что-то помимо этого? Её мысли прерывает едва слышный стук в дверь, Юля отвечает: — Не сплю. И Алексей заходит в номер, сжимая в руках букет… бумажных цветов. — Мы не успели с Элвисом найти тебе живых, но он сказал, что пока сойдёт так… сказал, что дарил тебе лилии на твоё десятилетие. Юля переводит взгляд с исписанных (возможно, Элвис делал цветы из японских газет?) цветов на Алексея, и не может сдержать улыбки. Она протягивает руки, забирая букет. Как и тогда в детстве, Элвис надушил бумагу освежителем воздуха. Это был интересный и креативный подход, Юля оценила. Алексей устраивается рядом с ней. — Я помогал, — с долей гордости говорит он, — они не завянут и их можно не полевать. Юля поджимает губы. Он помогал. Эти двое корпели над японскими газетами, чтобы хоть как-то её порадовать. Они вдвоем. Возможно, они даже не ссорились, а это, в сочетании с бумажными лилиями такой невероятный подарок. Ей хочется, чтоб они, если и не подружились, то хотя бы перестали бросаться друг в друга колкостями. Если для этого нужно было упасть на льду, то значит все было не зря. Юля откидывает одеяло, тянется к Алексею и крепко обнимает его. Он, такой тёплый, пахнущий ромашкой (аромат его мыла не спутаешь ни с чем!) и такой сейчас нужный. Она чувствует, как он прижимает своей щекой к ее, немного колючий, чувствует, когда он кладёт руки, а её плечи и целует. Юля задыхается от чувств, которые настолько сильнее нее, что приходится заставлять себя напоминать, что все это по-настоящему. Скоро эта сказка закончится, она уедет в Канаду, и снова она будет ждать писем. Только одно письмо, возможно, уже ждёт ее дома. Эта мысль греет, как греют объятия Алексея. — Как ты? — тихо спрашивает она, хватаясь руками за его воротник, словно боясь — отпусти — и он исчезнет. — Алексей Николаевич говорит, что нормально. Катаюсь, вот. — Нет, — Юля перекладывать руки на его плечи, аккуратно их сжимает и повторяет вопрос: — Как ты? И тогда становится понятно: Алексей никак. Он хочет честно ответить ей на этот вопрос, но кажется не может собраться с мыслями, сколько ему требуется сил для этого — знает только он сам. Юля понимает: он никак. Что-то заставляет его чувствовать боль, и это ни она, ни Юля. Он переживает за нее, только причина его расстройства в чем-то другом. Он смотрит на нее, а потом сдается: — Неважно, — признается он, присаживаясь на край её кровати. Юля забирается обратно под одеяло, но его руки не отпускает. — Мне кажется, эти соревнования… они не мои. Сложно быть олимпийским чемпионом. Особенно, когда ты понимаешь, что от тебя не зависит ничего… или зависит все. Я так запутался и не могу понять, чего хочется мне самому. Когда он губами касается костяшек ее пальцев, Юле кажется, что мир снова обретает краски, сменяя черно-белые тона, на яркие, тёплые и приятные. Это пока он тут все хорошо, пока он рядом, она может говорить о чем угодно и он поймет. Только он и поймет… Они оба должны думать о соревнованиях: она о том, что завалила их, снялась, автоматически проиграла, а он… у него все ещё впереди. Он должен думать о победе, которую он должен принести своей стране, подтвердить свой олимпийский статус, Юля вот с этим не справилась. Ответственность была слишком сильна и она не сумела это вынести. И сейчас они откидывают в сторону заботы, обязанности и наслаждаются друг другом: они позволяют поделиться друг с другом своими переживаниями, пожаловаться и просто побыть рядом Элвис бы назвал это «недопустимым». Иногда Юле казалось, что из них двоих, мудрее Элвис… наверное, так оно и было, как бы парадоксально это не звучало. Потому что прямо сейчас Юля отодвигается на край, позволяя Алексею улечься рядом с ней. Он укрывает их тёплым одеялом, кладёт руку ей под голову и прижимает к себе. За окном уже темнеет, он обязательно должен выспаться перед первым прокатом, но у них есть ещё немного времени, прежде чем оба снова вынырнут в такой холодный мир фигурного катания. — Всё думают, что если ты завоевал золото, — шепчет Юля, наслаждаясь тёплыми объятиями Леши, — то автоматически становишься счастливым… медали же не главное? — с надеждой спрашивает она. — Нам ведь с детства твердят про то, что олимпиада — это предел мечтаний, а иначе зачем профессиональный спорт… — Нет, — улыбка Леши отдаёт грустью, она натянута и вовсе не такая, какой помнит её Юля, когда он смотрит на нее. — Нет, ты права. Это не главное. Моя мама говорит, что дело прежде всего должно приносить удовольствие. — Я люблю кататься, — говорит Юля, глядя ему в глаза, — и соревноваться тоже люблю. — А мечта… ты мечтала стать Олимпийской чемпионкой? Юля не отвечает. Она думает: мечтала ли? Элвис –да. Было время, когда она не могла отличать свои желания от его, когда казалось, что если он чего-то сильно хочет, то по определению этого хочет и она. Но на деле все оказалось иначе. Нести олимпийское золото оказалось слишком тяжело, потому она отвечает Леше: — Наверное. Все мечтают стать олимпийским чемпионами. — Но не все сталкиваются с последствиями, — говорит он, — иногда я думаю, что в этом минусов намного больше. Чем плюсов. Юля согласно кивает. Честно и искренне. Алексей целует её в макушку. Едва заметно, но тело девушки покрывается мурашками, она хочет еще… — О чем ты мечтаешь? — спрашивает Леша. Он чуть скатывается вниз, чтобы хорошо видеть её глаза. — У тебя есть мечта, которая не связана со спортом. Есть, но Юля даже себе в этом призналась только недавно, настолько страшно ей было думать о том, что это мечта осуществима, особенно после того, как её фамилия погремела на весь мир. Нет, она е станет предпринимать каких-то действий сама — страх потерять уважение матери слишком велик. Она рассказывает Алексею все, что не расскажет маме и от этого больно. — Я хочу знать: кто мой отец. Знает ли он вообще о моем существовании? — это она произносит совсем тихо, а после… после уже поздно. — Мне сложно говорить об этом с Элвисом, не потому что он какой-то плохой или меня пугает его реакция, просто он меня не поймет. Его родители, они его всегда поддержат. Элвис никогда не знал, как это — слушаться только одного родителя — делать все, только чтобы отблагодарить мать за то, что она тебя одна вырастила, чтобы она была счастлива. Ему не приходилось стоять перед ним никогда не стояло выбора: он или его родители. Иногда я завидую его свободе, точно ведь знаю, что фигурное катание — это его выбор, поэтому… поэтому у нас такое разное отношение к этому. И знаешь, найти отца — мой шанс понять: как было бы, обернись все иначе. Лёша внимательно слушает, не выпуская пальцев из её волос. Разговаривать с ним так легко, он её понимает, не задаёт вопросов, даёт выговориться. Юля прижимает с к нему теснее и продолжает: — Если он жив, то почему не появится? Он точно видел меня по телевизору! Я думала, что он меня узнает, но иногда мне кажется, что мама просто не сказала ему о своей беременности. Тогда почему они расстались? Почему мама не хочет мне рассказывать об этом? Она должна понимать, что я взрослая уже и у меня есть право знать. Юля прячет лицо под одеялом, чтобы Лёша не мог видеть навернувшихся на глаза слез, но он, конечно, все понимает. Из-под одеяла доносится тихо: — Я люблю маму, но иногда думаю, что она просто не хочет меня ни с кем делить. Ей даже Элвис не нравился. — А вот это вполне нормальная реакция, мне он тоже не нравится, — вырывается у Леши и Юля пихает его в бок, — ты не можешь начать поиски отца сама… почему? — спрашивает он и тоже накрывается одеялом. Юля чувствует его губы на своих, своеобразный знак утешения, ей очень нравится. Под одеялом становится жарко, они не видят лиц друг друга, но зато можно говорить о чем угодно (и чувствовать тоже что угодно…) и не краснеть при этом. — Мама расстроится, — морщится Юля, — не просто так ведь она все это в секрете держит, столько лет. Лёшка выныривает из-под одеяла и долго о чем-то думает, Юля не может распознать эмоции на его лице, он не говорит, о чем думает обо всей этой истории. Пользуясь не запланировано тишиной, Юля наслаждается ароматом бумажных лилий и приятной атмосферой, старается выкинуть навязчивые мысли о том, что вскоре все это закончится. А потом Лёша нарушает эту тишину: — Если искать его будешь не ты, то мама твоя не расстроится. — Что.? Ничего больше он не объясняет, отделываясь единственным «потом». Он перекатывается на бок, бережно берет Юлину руку в свою и целует ее. Целует её так, как не целовал ранее, Юля в миг забывает о всех проблемах. — Это очень романтично, — говорит Юля, запуская пальцы под воротник Леши. — Нарушать режим? Меня убьёт твой тренер, если узнает, что я был тут «ей нужен покой» и все такое. Мой тренер меня кстати тоже убьет… Юля улыбается. — Как много претендентов на место твоего убийцы. Я вообще-то говорила о любви на расстоянии. Это очень романтично, успеваешь соскучиться… Лёша вспоминает о том, что Юле действительно требуется покой, и перекатывается обратно на кровать. Юля недовольно хмурится. — Представь, если бы мы жили в одной стране, — задумчиво говорит она, — это же видеть друг друга каждый день. Могло бы и надоесть. — И каждый день ходить гулять, — добавляет он. — И целоваться сколько угодно, а не только раз в полгода… «И не ограничивать себя в некоторых прелестях жизни только потому что у кого-то сотрясение мозга». От этого вообще грустно становится и очень жарко. Лёша думает о чем-то подобном — делает вывод Юля, исходя из того, как пылают его щеки. Она тихо смеется. К себе в номер Алексей не уходит, а Юля засыпает в его объятиях, слушая увлекательную историю о том, как Элвис едва его не убил, пока мастерски учил складывать из обычной бумаги цветы. — Терпения у него нет, — в заключении говорит он с какой-то теплотой, отчего Юле становится совсем хорошо.