Однажды в Лиллехаммере

Лёша закрывает за собой дверь ещё до того, как Алексей Николаевич произносит: «все нормально, будем работать». Он прислоняется к двери, думая, что неплохо было бы плюнуть на все, развернуться и пойти закрыться под одеяло, где можно пожалеть тебя, поругать себя. Ошибки будут разобраны завтра, а сейчас вот награждение победителя и призеров. В душе совсем нехорошо, но Лёша старательно делает вид, что все нормально, что все это — всего лишь один из этапов его карьеры. Правда все эти разговоры про чёрные и белые полосы больше не работают, он не ребенок. Лёша знает, что дома его ждёт мама, которая в любом случае поддержит, и это немного поможет, а потом он будет готовиться играм доброй воли и начнётся все сначала, провал будет забыт, но. Не все получилось. Обидно пролетев, он уступил не только первое место, но и совсем потерял шанс взобраться на пьедестал. Одно радовало: он мог пойти к Юле, где смог бы расслабиться. Она бы запустила руку ему в волосы, взъерошила их, поцеловала в лоб и они бы до полуночи разговаривали о всяком, потом бы уснули в объятиях друг друга, и это в свою очередь бы спасло их обоих от мрачных мыслей. Он обязательно так и поступит, но сейчас им предстоит спуститься на награждение к Элвису. Он — чемпион мира. Странное чувство, которое не объяснить самому себе, вызывало у Алексея волну непонятной, а самое главное — нелогичной гордости. Гордости за соперника. Интересно, чтобы Алексей Николаевич сказал на это? Возможно, он бы его поругал? Уважать соперников — это хорошо, но искать дружбы с ними — совсем другое. — Ты улыбаешься, — доносится до него шёпот Юли. Она сидит рядом с ним и тщетно пытается не смотреть в сторону калитки, у которой уже столпились девушки на награждение. Ей тяжело находиться здесь, не меньше, чем Леше, но они оба приняли решение, что быть здесь они обязаны. В чем-то ведь должен быть смысл собирать эти медали? Ему казалось, что если однажды к тебе на награждение никто не придёт, то ты поймешь, что медали — это простая железяка, за которой стоит только твоя, никому ненужная боль. А это могло нехило подкосить. Вот он и подумал, что Элвис должен видеть — не смотря ни на что, у него есть рядом люди, с которыми он может разделить свою радость. Лёша знал о чем говорит, казалось, что Элвис думает о чем-то схожем, стоя на ступени пьедестала. Он держит в руках букет, но совсем не выглядит довольным. Юля крепче сжимает локоть Леши — она тоже это чувствует, непонятную отстраненность Элвиса, который столько времени шёл к этой медали. Чемпионы не должны грустить, это противоречит… На этот раз звучит гимн Канады и Лёше приходит дурная мысль в голову, что в Лиллехаммере этот гимн должен был звучать дважды. Возможно… оно было бы к лучшему, и сейчас бы Лёша не упивался волной разочарования и вины, так крепко засевших где-то внутри. Ни он, ни Элвис не должны были грустить во время своего триумфа. Лёша словно вернулся в Лиллехаммер, где не чувствовал себя абсолютно счастливым, совсем, как сейчас Элвис. Ему приходит совершенно дурацкая мысль, Элвис и без того относится к нему с подозрением, но сейчас лучше действительно поддержать его, чем страдать у него на глазах. — Ты что придумал? — Юля загораживает Алексею путь, но он притягивает её к себе, целует в лоб… — не нужно меня заце… заговаривать! — Почему бы не устроить Элвису праздник? — Банкет будет после показательных, но он туда идти отказался и вообще, уговаривать его что ли? — Нет, почему бы не устроить его для нас всех? Для нас троих. С минуту Юля молчит, словно переваривает сказанное Лешей, он и сам не сразу понял смысл своих слов. Им-то праздновать нечего, тут впору устраивать похороны своим карьерам, но этим они могут заняться позже, опять же, дома будет много времени подумать и Юле, и ему. — Это плохая идея, — Юля резко отвечает, не желая ничего больше слышать. — Это плохая идея, Элвис ещё не готов поверить, что ты не хочешь загубить его карьеру. Лучше не усугублять… — Отличного мнения он обо мне, — ворчит Леша, пиная скамейку, — если он не пойдёт на банкет, то банкет придёт к нему. Можно устроить его в моем номере. Юля не очень верит в успех этой аферы, но ей нравится словосочетание «мой номер», Лёша по глазам видит, что в ней борятся моральные принципы и некоторые желания, не имеющие ничего общего с моралью. Он решает помочь принять ей решение. — Потом мы выпроводим Элвиса и останемся вдвоем. Знаешь, осталось совсем немного времени, прежде чем мы разъедемся… Юля смущается, Юля краснеет и прячет лицо в ладонях. Лёша притягивает её к себе и так крепко обнимает, насколько только позволяет Юлино хрупкое тело. Не переломить бы её однажды. — Манипулятор. Ладно, но если Элвис пошлёт нас куда подальше… — Он не идиот, Юля… — Как же ты плохо ещё знаешь Элвиса… — тяжело вздыхает Юля и ковыляет до выхода. У цветочных детей удаётся выманить краски, естественно за добрую долю шоколада, который Юля бережно хранила в рюкзаке «по кусочку за хорошую работу», но так как работа была выполнена из рук вон плохо, шоколад остался целым. Лёша нашёл ватман и они приступили к работе. — Знаешь, творческой личностью в нашем тандеме всегда считался Элвис! — ворчит Юля, вымазывая щеку зелёной краской. — У него и рисовать получается, и оригами эти. — Рисуй давай. А я тебя… Лёша подползает ближе, но Юля даже не пытается от него отдалиться, напротив, тянет руки к нему навстречу, но Лёша только дразнится. Кисточкой он касается её носа, Юля морщится и прикрывает глаза. — Что.? — спрашивает она. Ответ приходит в виде поцелуя. Лёша так часто делал в последнее время. Бывало, ля сидит и мечтает о чем-то, а он поцелует, обнимет, приласкает. О не хотел, и старался не думать о том, что скоро все закончится. Ненадолго. Они обязаны отобраться на международные соревнования, и тогда… — Поцелую тебя, — произносит он, разрывая поцелуй, — одна буква — один поцелуй. — Манипулятор, — снова повторяет Юля, выхватывая у него кисточку, — а если я с тобой целоваться не хочу? Лёша перехватывает руку Юли и, бережно, чтобы не по тревожить её больную ногу, усаживает её себе на колени. Этого не стоило делать по всем законами здравого смысла, но уже поздно думать. — Тогда Элвис останется без поздравительного плаката. Юля и Лёша смотрят на, когда-то, белый ватман. Теперь на нем красуется буква, одна единственная буква «С», и множество капель от краски, которых вообще не должно быть здесь. Юля смеется. — Да уж, потеря потерь. Думаю, что он нам этого не простит никогда… Работу они продолжают молча, иногда прерываясь на поцелуи, а иногда, вот на очень пессимистичные разговоры. Все же их общее поражение даёт о себе знать. — Я же вижу, как тебе самому нехорошо, — спустя какое время говорит Юля. Они уже закончили рисовать плакат и приступили к размышлению о том, как прилепить его к стене. — А ты тратишь время на то, чтобы развеселить Элвиса, которому кстати, возможно, все это даже и не нужно. Леша забирается на кровать, протягивает руку, чтобы забрать у Юли скотч, а затем отрезает от него кусок. — Это не самопожертвование, Юля. Поверь, так будет лучше для всех нас. И потом… ты ведь тоже по такой логике должна зарыться в подушки и рыдать, но ты этого не делаешь? Юля закатывает глаза, недовольная этим высказыванием. Возможно, получилось грубо, но Леша сказал правду — он хочет отвлечься и почему бы не сделать это, устроив праздник его… ее другу. — Еще раз ляпнешь что-то подобное и ночью мы будем лежать, зарывшись в подушки и рыдать, — с угрозой, говорит она, перебравшись на кресло. — Звучит неплохо. Блин… Плакат падает снова и снова. Леша уже начинает нервничать и идея действительно кажется ему дурацкой, но коряво нарисованный дракон заставляет его снова попытать удачу и присобачить плакат на стену. — Выиграть олимпиаду оказалось проще, — в конце концов, делает вывод он, оставляя плакат лежать на столе. — Если кто-нибудь узнает, что мы тут пытались на стены скотч лепить, нас убьют. И не посмотрят, что мы олимпийские чемпионы. Леша поправляет постель и резко бросает на Юлю взгляд. — Я придумал… Юля не успевает опомниться, а Леша уже снимает с ее волос две заколки, распуская волосы, он не теряет возможности провести ладонью по зеке Юли, стирая с неё следы краски. — Эй! — протестует Юля, — они мои! — Ты и без… без них красивая. Приходится прикупить языку, чтобы не ляпнуть что-то, что опошлит этот романтический момент. Впрочем, Юля все правильно понимает, судя по тому, как в очередной раз смущённо отводит глаза. Когда плакат успешно подвешан на тюль, когда есть что выпить и чем закусить, когда Юля ещё раз пробует донести до Леши, что «это блин плохая идея!», а Леша решает, что пора звать Элвиса. — Нет, я сам схожу за ним. Ты итак находилась за весь день. Сиди здесь. И тут он понимает, что возможно, Юля правда, приходится собрать всю свою волю в кулак, чтобы постучаться в номер Элвиса. Ему кажется, что он его сейчас прогонит. Наверное, даже прав будет, кто ему Леша? Никто, только соперник. Не друг даже. Но он стучит в дверь и слышит глухое «не заперто, но лучше проваливайте». — Я думал, что это Юля, — говорит он таким тоном, словно потерял всякую надежду увидеть ее сегодня, — а это всего лишь ты. — Мне казалось, что я неплохая компания, — Леша чувствует обиду, но вовремя берет себя в руки, — и мы с Юлей предлагаем тебе присоединиться к нам… Элвис натягивает на голову одеяло. — Извини, я не практикую тройнички. И даже, если бы практиковал, вы не в моем вкусе. Леше ничего не остается, как закатить глаза, желание пнуть Элвиса настолько велико, что он с трудом отказывает себе в этом удовольствии. — Идиот… мы тебе сюрприз приготовили. Элвис выглядывает из-под одеяла. — Для меня? Разве вам не положено сейчас обниматься и успокаивать друг друга? — С каждой минутой, проведенной здесь, я склоняюсь к тому, чтобы пойти и заняться этим, — Леша теряет терпение, хватает край одеяла и стягивает с Элвиса, — и, если ты сейчас не пойдешь со мной, я обещаю, что… — Что? — Элвис тщетно пытается забраться обратно под одеяло, — я имею право страдать здесь один! — Чемпионы не страдают! — вырывается у Леши лживые слова и вообще не имеющие ничего общего с реальностью. — Ты сам в это поверь, а потом мы поговорим. Леша присаживается на край кровати, понимая, что без разговора они не выйдут из этой комнаты, и тогда придется признать, что Юля была права и все это — плохая идея, но Элвис неожиданно перестает валять дурака, садится рядом. — Я тебя поздравляю, — Леша шепчет, потому что сказать эти слова громко ему страшно, Элвис может их не принять или уловить фальш, которой нет. — Я правда рад, что тебе удалось. Это было круто, я видел. Не смог подойти сразу, и потом тоже… не то, чтобы наши отношения предполагают дружеское похлопывание по плечу, поддержку и все такое. Но как-то я привык к тебе. Не знаю. Элвис молчит, не перебивает Лешку, а в руках перебирает несколько конфет, видимо, подаренных кем-то из болельщиков. Одну он протягивает Леше. — Я надеялся, что тебе удастся… хотя бы на третье. Я не хотел, чтобы вышло все так, как вышло, — признается Элвис, — и с Юлей тоже. Мне казалось, что я не имею право на это дурацкое чемпионство, когда мои друзья не получили совсем ничего. Так недолжно быть… и в то же время я понимаю, что никогда не будет иначе. Место чемпиона одно. Если ты, конечно, не перейдешь в танцы. Они смотрят друг на друга и Леше кажется, что нет ничего более умиротворяющего, чем дурацкие высказывания Элвиса. Он протягивает ему руку. — Только после тебя. — Я что, похож на идиота? — спрашивает Элвис, сжимая руку Алексея. — Юля говорит, что похож. А я привык ей верить. Рукопожатие оказывается крепким. Лёша первым разрывает его, а Элвис прячет руку за спину, глаз на него не поднимает. — Пойдём к Юле и ты расскажешь нам, что это значит «мои друзья». Элвис мнется, забрасывает в рот конфету и говорит, что-то похожее на: «я об этом пожалею». Почему-то Леша охотно ему верит.