Однажды в Лиллехаммере

— И долго ты ещё будешь на меня дуться? — спрашивает отец. Элвис уже два дня склоняется по дому, словно приведение, не желающее вступать в контакт с людьми. У него есть причины обижаться на отца, и он с успехом пользуется этой привилегией, позволяющей ему почаще находиться наедине. — Хочу и буду, — отвечает Элвис, — а где мама? — У неё курсы, думаю, что до вечера её не будет. Элвиса ответ устраивает. Он кутается в плед и даёт понять отцу, что настроения на разговоры у него нет. Его волнуют многие вещи, но он предпочитает думать о них в одиночестве. Это слишком… личные вещи. Ими не поделишься даже с самыми близкими. — Можно я присяду? — отец не отстаёт, но Элвис никогда бы не стал его прогонять, поэтому просто отмалчивается, а папа садится рядом. — Мне жаль, что я обидел тебя, — говорит он, и слова звучат искренне, — я не подумал о том, что для тебя важно. И ты был прав в том, что… что друзья — это друзья. Несмотря на то, что вы соперники. — Ты так говоришь, чтобы я не обижался. Я не маленький мальчик, чтобы не понимать этого. Слова громкие, но Элвис им не соответствует совсем. Он не чувствует себя взрослым и это ему нравится. Быть ребёнком намного проще, чем решать кучу взрослых проблем. Отношения между людьми требуют полной отдачи, Элвис это понял уже давно, как и то, что он не готов отдавать себя полностью никому. Детям в этом плане намного проще: тебе не страшно показаться неправильным. — Неправда. Людям свойственно учиться. Родители тоже совершают ошибки, Элвис. Иногда наши дети мудрее нас. — Не всегда, — бормочет Элвис, вспоминая маму Юли, — у некоторых родителей пунктик на то, чтобы испортить ребёнку жизнь. Отец судя по всему понимает о чем говорит Элвис. — Это не так. Ни один родитель не желает своему ребенку зла. Просто не все умеют правильно расставить приоритеты. А заглянуть в душу каждому мы не можем. Поэтому я сказал о том, что родители тоже имеют право совершать ошибки. — Я не обижаюсь, — наконец, говорит Элвис, обдумывая эти слова отца и возвращаясь к прошлой теме, — я тоже был не прав, когда пел про дружбу. Соперники — это одно, а вот то, что мы живём за кучу километров друг от друга. Я не верю в дружбу на расстоянии. «А в любовь и подавно» — Как так получается… что ты привязываешься к человеку, которого будешь видеть, в лучшем случае пару раз за год? Я всегда думал, что для дружбы нужен зрительный контакт. Но все как-то… сложнее. И если дружба на расстоянии существует, то обесценивает ли это наши отношения с Юлей, которые прошли огонь и воду? Как это работает? Чем больше Элвис размышляет дружбе, её сложностях и правилах, тем сильнее он путается в словах и мыслях. Отец слушает его внимательно, анализирует и не спешит делать выводы. Впрочем, Элвису уже все равно. Он наблюдает за птицей, усевшийся на дерево, и думает о том, как это все-таки классно — быть свободным. Элвис свободен, но он не может, подобно птице, бросить все и улететь в чужую страну о которой не знает ровным счётом ничего. Когда щенок запрыгивает на колени к Элвису, он позволяет ему забраться под плед и удобно устроиться рядом. Они все ещё не придумали ему имя. Какого это быть безымянный? Он хотел дать возможность Русскому выбирать, но то, что произошло на чемпионате, несколько выбило всех из колеи и всем было не до этого. Элвис гладит пса и надеется, что они еще обязательно вернутся к этому разговору с Русским. — Дружба — это не только зрительный контакт, Элвис. Прежде всего — это вера в то, что тебя ждут и любят. Знаешь, мы каждый раз встречаемся с десятками людьми: на тренировках, на работе, на улице. У нас пару десятков приятелей, но среди них так мало друзей. Ты понимаешь о чем я? Элвис отрывает взгляд от птицы и переводит на отца. — Понимаю. Это может работать наоборот? — спрашивает он, понимая куда клонит отец. — Именно. К тому же границы всегда открыты. Тебе никто не запрещает съездить в гости. К счастью, ты можешь себе это позволить. Элвис приободряется, скидывает с себя одеяло и бросается к окну, а щенок протестующе скулит. Элвис ведь и правда может. Он не заложник своих страхов. И он может это сделать в ближайшее время. — Например… в это межсезонье? Мы отправимся на игры доброй воли. Элвис поворачивается и видит, как отец закатывает глаза. — Оперативно. «Мы» — это ты и Юля? — Будет подлостью, если я полечу, а она останется здесь. Он не объясняет, почему. Юля все ещё хранит в секрете свои отношения с Русским, но и отец не задаёт лишних вопросов. Удовлетворённый перемирием с сыном, он оставляет Элвиса одного. Элвис мчится в сторону Юлиного дома, для приличия стучится, а после — распахивает дверь. Даниэлла выглядывает из-за угла, перепачканная в чем-то зеленом, белом, неприятным на вид, но на удивление в доме пахнет чем-то сдобным. Даже вкусно. — Элвис, здравствуй, — приветствует она, Элвис в ответ кивает, заглядывая ей за спину, — а Юли нет. — Как это нет? Как это? — У нее раскатка сегодня. Но ты можешь подождать её здесь. Проходи? Элвис подозрительно смотрит на Даниэлла и топчется на месте, даже не пытаясь скрыть свое недоверие. Даниэлла закатывает глаза, качает головой и вытирает полотенцем руки, испачканные, судя по всему, в повидле. — Да что ты бога ради. Не съем же я тебя, — ворчит женщина, закрывая за ним дверь. — Всё вы так говорите, — бубнит Элвис. — «Все» — это кто? — подозрительно спрашивает Даниэлла. «Ведьмы!» — Хотя, если честно, я не хочу знать… — уловив настрой Элвиса, добавляет Даниэлла. — В любом случае, ты можешь первым оценить мой новый рецепт. Я испекла торт! — Звучит угрожающе… — но несмотря на это, Элвис все равно снимает обувь, проходит на кухню и осматривается. Кухня выглядит так, словно потерпела бедствие. На столе красители, разные кондитерские штучки, мастика и просто куча шоколада. — Сезон окончен… — смущённо говорит Даниэлла, — я решила сделать Юле сюрприз. — Вы уверены, что все эти штуки съедобны.? — осторожно спрашивает Элвис, подцепляя пальцем бусинку. — Я вот — нет. — Ты серьёзно? — хмурится Даниэлла. Элвис улыбается и пожимает плечами. — Хочешь помочь мне его украсить? Можешь написать что-нибудь. Только цензурное. — В чем кайф быть чемпионом мира, если ты не можешь писать на тортика нецензурщину? — ворчит Элвис и получает подзатыльник, но все же берет в руки кондитерский мешок. — Я лучше нас нарисую. Несколько долгих и мучительных минут уходит на то, чтобы нарисовать двух кривых человечков, подрисовать им коньки и вылепить из жёлтой мастики медали. Рисунок по мнению Элвиса, выглядит замечательно. Даниэлла упорно лепит цветы, клеит бусинки на бока торта и всем своим видом показывает, что расположена к разговору, который вдруг хочет начать Элвис. Ну… по крайней мере он так думает. — Вы помирились с Юлей? — для начала интересуется он. — Нет. Она не выходит из своей комнаты и отказывается есть. — Вы кормили её этим. Я бы тоже отказался, — морщится Элвис. Даниэлла устало бросает на него взгляд, а затем и ложку на стол. Садится. Элвиса перемена её настроения немного пугает, он решает отложить свои шутки на более уместно время, а пока становится серьёзным и собирается с духом начать разговор, который он надеялся, состоится позже. — Я знаю, как вы могли бы наладить отношение с дочерью. Вижу ведь — хотите. Даниэлла поднимает на него глаза и едва заметно кивает. Такая Даниэлла не знакома Элвису, такая уязвимая и… он чувствует, что подписывается этим и уверенность в нем растёт за счёт её неуверенности. Как это работает, он пока ещё не понял, но воспользоваться ситуацией он собирается по максимуму, возможно даже, надавать на чувство вины женщины. Это плохо, да. — Не уверена, что ты сможешь помочь, Элвис. — Отпустите её со мной. В Россию. Наверное, он поторопился вывалить все вот так и сразу, поскольку по лицу Даниэллы сначала пробежала тень недоверия, а затем появилась ухмылка, которая будто бы говорила, что мальчик обратился не по адресу. Элвису стало не по себе. — Не навсегда! — выпаливает он, прежде чем женщина надумает себе всякого. — Только на… на неделю. Это будут игры доброй воли. Мы не можем отобраться на них, как спортсмены, но как гости. Мы встретимся там с… — «с моим другом? С её парнем? С нашим Русским?» — С ребятами. Понимаете? Это такой шанс сделать свежий глоток воздуха и Юле оно только на пользу пойдет. Даниэлла ничего не говорит, но Элвис всем существом ощущает категоричное «нет», повисшее на кухне. Торт больше не кажется милым, он теперь скорее зловещее напоминание того, что скоро вернётся Юля, посмотрит на беспорядок, безразлично кивнет Элвису в знак приветствия, и просто уйдёт в свою комнату. Но Элвис так не хочет. Юля должна улыбаться. — Отпустить Юлю в Россию? — переспрашивает Даниэлла, словно Элвис говорил какими-то загадками, а не выдал все как на духу. — Я не могу её отпустить. Когда не получается по-хорошему, Элвис действует по-плохому. Но сейчас, глядя на Даниэллу, ему не хотелось давить или угрожать тем, что Юля может просто отказаться от матери. Он видел, как ей больно произносить слова «Юля» и «Россия» в одном предложении. Но делать было нечего. — Вы понимаете… вы не можете ей запретить. Юля совершеннолетняя. Как только ей поступит это предложение, а оно поступит, Юля броситься собирать вещи. И в ваших интересах не стоять у неё на пути, а помочь. Знаете… лучше благодарность, чем тихая ненависть. Возможно, Даниэлле не сразу удается принять тот факт, что Юля совершеннолетняя, поскольку несколько минут она молчит, сжимая в руке кондитерский мешок. Потаивший крем зелёной лужицей растекся по столу, напоминая болото. — Никто не заберёт у вас Юлю, — наконец, говорит Элвис, накрывая лужицу полотенцем, — но если вы не пойдёте ей на встречу, вы её потеряете. И дело не в поездке в Россию. Он оставляет Даниэллу одну, и, не дожидаясь Юли, возвращается домой. Около семи вечера Элвиса будет стук в дверь. Он неохотно открывает глаза, сонно хватается за ускользающий от него хороший сон, где… почему-то после пробуждения сон кажется не таким уж и хорошим. Элвис ослабляет объятия и из рук падает всего лишь подушка. Разочарование смешанное с головной болью и раздражением, улетучивается в миг, когда он открывает дверь комнаты и на пороге видит сияющую Юлю. — Ты не поверишь, что предложила мама! Торт действительно оказывается вкусным. Юля уминает второй кусок, запивая чаем, давясь и пересказывая невероятную историю, как мама предложила им с Элвисом посетить Россию. — Так и сказала? — делано удивляется Элвис, но Юля не замечает неискренности. — Да! Говорит, созвонилась с твоими родителями и они не против. Разговор с Даниэллой настолько вымотал Элвиса, что он пришел домой и сразу вырубился, поэтому не удивлен, что мать Юли уже успела поговорить и с его родителями. — Русский будет рад видеть тебя, — Элвис тянется за тортом и чашкой чая, — ну или он будет в шоке. — Он будет рад видеть нас обоих. Только я пока не знаю, насколько это целесообразно показываться ему перед прокатами. Не собьем ли? Элвис предлагает подумать об этом позже. А сейчас он разваливается на кровати, доедает торт Даниэллы, и думает о том, сколько раз за ночь сбегает до сортира. Юля не перестает щебетать о том, как, наверное, круто в России. — Я же была совсем маленькой. Да и дальше Екатеринбурга мы не ездили. — Тогда нам точно нужен будет проводник, — резонно замечает Элвис, — но Русскому будет не до нас. Хотя всегда есть его родственники. Привязаться к твоей будущей свекрови хвостиком и делов-то. Юля краснеет, но ничего на это не отвечает. Помимо встречи с парнем, у нее есть еще причина посетить Россию, только Элвис не решается затронуть эту тему. Он же планирует насладиться поездкой по полной.